Протокол заседания комиссии Крайкома ВКП(б) по обсуждению письма т.Величко от 26 сентября 1933 г.
Как мной уже неоднократно упоминалось в предыдущих постах, Назинскую катастрофу расследовали сразу несколько комиссий на разных уровнях административной иерархии. Проверки инициировались начиная с июня месяца 1933 г. (сама трагедия, напомню, началась в 15-х числах мая 1933 г.)
Во-первых, инцидент изучал сам СИБЛАГ в рамках собственного служебного расследования ( в начале июня 1933 г. при помощи уполномоченного т.Белокобыльского и штатных инспекторов- Перепелицына и Капранова, а после 19 июня, после панических телеграмм окружкома, ревизию ОГПУ возглавил прибывший лично на остров зам.начальника СИБЛАГа по вопросам трудпоселенцев И.И.Долгих). Во-вторых, cвое собственное расследование начали районные/окружные власти, создав комиссию из представителей КК ВКП(б) и прокуратуры. Итоговые материалы этих ревизий уже приводились мной в блоге.
Если бы на определенном этапе в этой истории не проявился "фактор Величко", скорее всего весь инцидент был бы исчерпан этими локальными проверками и наложением административных/уголовных взысканий на рядовых работников Александро-Ваховской комендатуры. Как пишет первооткрыватель темы д.и.н. С.А. Красильников : " Величко предал материалы своего расследования широкой (по тому времени) огласке - направил письма по трем адресам: Сталину, Эйхе и секретарю Нарымского окружкома Левицу. Таким образом, события вышли за рамки карательного ведомства, им была придана партийно-политическая окраска. О том, что письмо дошло до Сталина, свидетельствует факт обсуждения изложенных в нем событий на заседании Политбюро, правда, почти с полугодовым интервалом, 10 марта 1934 г.
В «особой папке» Западно-Сибирского крайкома сохранился машинописный экземпляр письма с автографом автора
Местные власти вынуждены были остро реагировать на сигнал :
15 сентября 1933 г. специальным постановлением бюро крайкома была создана комиссия во главе с председателем краевой контрольной комиссии ВКП(б) М.М. Ковалевым «по заявлению т. Величко». Она работала почти полтора месяца и подтвердила достоверность изложенных фактов."
Значимость краевой комиссии Ковалева подтверждал и ее межведомственный состав, состоявший, помимо гражданских служащих, из высоких чинов ГУЛАГа и ОГПУ-Центра. Так, из Москвы в Нарымской округ Запсибкрая специально командировался И.И. Арнаутовский, оперуполномоченный 3-го (оперативно-чекистского) отдела центрального аппарата ГУЛАГа ОГПУ СССР.
Вместе с Арнаутовским в Нарым для ведения следствия и допроса руководства СИБЛАГа и работников Александро-Ваховской комендатуры прибыл оособоуполномоченный при коллегии ОГПУ СССР В.Фельдман. На краевом уровне в группу проверяющих вошли представители прокуратуры края (Курдов), краевого ПП ОГПУ(заместитель начальника Секретно-Политического отдела полномочного представительства ОГПУ по Запсибкраю Сорокин) и председатель Западно-Сибирской краевой контрольной комиссии ВКП(б) ( М.И.Ковалев). Итоговый результат работы комиссии Ковалева можно почитать здесь . Однако, представленная ниже стенограмма заседания комиссии с работниками Нарымского округа по вопросу фактов, изложенных в письме Величко как раз позволяет более тщательно изучить ход ее работы на начальном этапе проверки- в конце сентября 1933 г. По содержанию документ представляет из себя срез типичной административной культуры "проверок и взысканий", характерной для карательного ведомства эпохи первых пятилеток.
Источник, на мой субъективный взгляд, представляет ценность не только благодаря насыщенности фактическим материалом о трагедии, но и выразительности формулировок многих участников ("Нужно отметить, что к нам публика поступает очень истощенная, а ведь у нас не откормочная база и все это является главной причиной большого процента смертности" (с) реплика начальника окружного отдела ОГПУ Шестакова или "Вся беда заключаается в том, что прибытие первой партии с рецидивом нас застало врасплох, не было нужной подготовки, а была только общая подготовленность" (с) реплика председателя ОИКа т.Нелюбина. Показательно, что критерий "общей подготовленности" местных властей, по мнению Нелюбина, вполне спокойно включал в себя гибель сотен людей за несколько месяцев).
Любопытно как каждый из выступающих, в зависимости от положения в ведомственной иерархии, пытался представить ситуацию в более благоприятном свете. Так, уполномоченный Сиблага по Нарымскому Округу Белокобыльский отмечал, что больные не питались мукой, а ели только хлеб : “ <…>В действительно обстояло дело так, что прибывшие люди с первой партией на указанном выше острове находились без печеного хлеба три-четыре дня. Потом была организована выпечка, хотя в первые дни и не в достаточном количестве, но все же обеспечивающая почти полностью не только больных, но и слабосильных. Больные же совершенно не потребляли муки не в печеном виде и все время снабжались печеным хлебом. Правда на первых порах совершенно не было других продуктов, жилищ, котлов для варки пищи и кипячения воды, а в большинство людей были голые. Все это при наличии больших холодов и привело к большой смертности. "
Характерно, что тезис о преуменьшении смертности могильщиками/ отсутствии связи между голодом на Назино и случаями людоедства озвучил и участник одной из первых проверок Назинского острова- окружной прокурор Стариков. Представитель надзорного ведомства также выдвинул довольно абсурдную, но типичную для менталитета сотрудников органов того времени версию о "контрреволюционном характере" слухов о каннибализме. Можно попытаться проследить за извивами логики окружного прокурора : "Дезинтерия (так в тексте- прим.мое), от которой умирали люди, явилась результатом того, что люди были сильно истощены, пили сырую воду и совершенно почти отсутствовали медикаменты, а особенно в первое время. Люди из Томска были привезены без всего- голые и без продуктов. Случаи людоедства, несомненного, были, но комиссии не удалось выявить их размеры. Мы опрашивали многих, говорили со многими, но все на счет людоедства говорили вообще, конкретно никто ничего не указывал. Например, при нас одного поймали с человеческими легкими, но он оказался при медицинском освидетельствовании не истощенным, а наоборот упитанным. Исходя из этого нельзя сказать, чт он убил человека ради того, чтобы спасти себя от голода; по всей вероятности, и здесь были другие причины, которые никак нельзя было установить. По моему, не отрицая того, что случаи людоедства были, нужно отметить, что на счет этого дела специально раздувались случаи с контрреволюционной целью более отъявленными элементами.”
По сути, именно прокурорские интерпретации повторял заместитель начальника Сиблага И.И. Долгих в уже разбиравшемся мной известном докладе. Ровно такую же сентенцию (скорее всего с подачи Старикова) озвучил и заместитель председателя крайисполкома Запсибкрая И.И. Рещиков в своем сообщении в ПП ОГПУ по Западной Сибири о событиях на Назинском острове.
Протокол дает хорошо прочувствовать атмосферу заседания руководящих работников образца 1933 г. в условиях хаоса и неразберихи массовой операции по выселению "деклассированного элемента" - в репликах многих представителей власти чувствуется некоторая растерянность от радикально меняющихся указаний директивных органов (Москвы) о масштабе операции.
К тому же, более тщательное прочтение материала открывает поистине змеиный клубок межведомственных противоречий, подковерных интриг и откровенной враждебности между акторами- окружными гражданскими властями Нарыма, структурами Сибирского исправительного-трудового лагеря и работниками ОГПУ. Так, выступающий председатель окружной контрольной комисии ВКП(б) т.Павлов отмечал, что у “не все обстоит благополучно в отношении взаимоотношений органов КК РКИ с представителями Сиблага. Есть много фактов, которые говорят о наличии полного игнорирования предложений районных контрольных комиссий со стороны комендантов и коменданты заявляют, что в функции контрольных комиссий не входит проверка деятельности работников Сиблага. Все это зависит от Краевого руководства Сиблага и на это комиссии нужно обратить серьезное внимание<…>”
Павлову вторил секретарь окружного комитета ВКП(б) т.Левиц :“Когда я приехал работать в Нарымский округ в апреле месяце, то было такое явление (которое, нужно сказать, частично продолжается и до сих пор), что Сиблаг все указания давал районным комендантам помимо окружного Уполномоченного Сиблага т.Белокобыльского и даже не ставил его в известность о данных распоряжениях Учкомендантам, не говоря даже о неизвещении окружных руководящих организаций. Было очень много случаев, что секретари Райкомов партии запрашивали Окружком как поступить в том или ином случае, ссылаясь на директивы Сиблага или указывали на безобразия, а Окружком партии и Окр.Уполномоченный Сиблага т.Белокобыльский эти директивы Сиблага совершенно не знал.<…>Система игнорирования окружных организаций и окружного уполномоченного со стороны Сиблага привела к тому, что Райкоменданты не обращают никакого внимания не только на указания районных организаций, но и слабо обращают внимание на указания руководящих организаций округа и окружного уполномоченного Сиблага. Оно привело к тому, что коменданты(Бочарников-Чая) пишут докладные записки, в которых сообщают, что вся районная парторганизация и органы власти идут против Сиблага и что надо дать указания, что только они, работники Сиблага, отвечают за состояние трудпереселенческого сектора, т.е. ни какого руководства или указаний со стороны районных и окружных партийных и советских организаций не должно быть. Что это действительно так, может подтвердить любой работник системы Сиблага, если он отбросит ведомственность и чванство, которые у ряда работников резко проявляется. (выделено мной- М.Н.)<…>Мы считаем, что приезд Долгих (имеется ввиду приезд зам.начальника СИБЛАГа 20 июня 1933 г. на остров Назино- только лишь месяц спустя после начала трагедии- прим.мое) был вызван нажимом Крайкома на Сиблаг в результате наших телеграмм и докладных записок Крайкому».
Как правило, это аппаратное противоборство игнорируется историками, хотя на самом деле подобные взаимоисключающие векторы скрывают в себе потенциал к важному анализу оперативной, повседневной деятельности низших эшелонов власти раннесталинского периода именно через эти противоречия. Из текста также видно, что перед грозным ликом московских ревизоров местные работники пытались представить деятельность друг друга в наиболее невыгодном свете, свалив основную часть вины на ведомственного оппонента.
Эта борьба порождала типичную для тогдашней модели управления неэффективность и несогласованность во время имплементации массовой операции на практике и значительно усугубило и без того тяжелое положение депортированных.
В заключении стоит отметить еще один интересный нюанс. И.И. Долгих в своих оправданиях перед начальником СИБЛАГа А.Горшковым обвинял участкового коменданта Цепкова в том, что тот принял "странное решение" высадить людей на острове Назино, хотя караван с "деклассированными" шел к деревне Панино. Однако, как свидетельствуют выступающие на данном заседании чиновники, никакой принципиальной разницы между инфраструктурой Панино и Назино не было. Обе локации были в одинаковой степени неподготовлены для приема и размещения такого количества людей.
Наконец, с моей точки зрения, стенограмма позволяет получить некоторое представление об интеллектуальном уровне, кругозоре, устойчивой лексике, способности внятно и связно излагать свои мысли у госслужащих разного ранга и ведомственной принадлежности.
Документ полностью еще никогда не публиковался и вводится в научный оборот впервые.Протокол заседания комисии Крайкома ВКП(б), состоявшегося 26 - го сентября 1933 г. по заявлению т.Величко о событиях на Назинском острове.
Источник: Государственный архив Новосибирской области.Ф.П-7.Оп.1.Д.628.Л.148-168.
Во-первых, инцидент изучал сам СИБЛАГ в рамках собственного служебного расследования ( в начале июня 1933 г. при помощи уполномоченного т.Белокобыльского и штатных инспекторов- Перепелицына и Капранова, а после 19 июня, после панических телеграмм окружкома, ревизию ОГПУ возглавил прибывший лично на остров зам.начальника СИБЛАГа по вопросам трудпоселенцев И.И.Долгих). Во-вторых, cвое собственное расследование начали районные/окружные власти, создав комиссию из представителей КК ВКП(б) и прокуратуры. Итоговые материалы этих ревизий уже приводились мной в блоге.
Если бы на определенном этапе в этой истории не проявился "фактор Величко", скорее всего весь инцидент был бы исчерпан этими локальными проверками и наложением административных/уголовных взысканий на рядовых работников Александро-Ваховской комендатуры. Как пишет первооткрыватель темы д.и.н. С.А. Красильников : " Величко предал материалы своего расследования широкой (по тому времени) огласке - направил письма по трем адресам: Сталину, Эйхе и секретарю Нарымского окружкома Левицу. Таким образом, события вышли за рамки карательного ведомства, им была придана партийно-политическая окраска. О том, что письмо дошло до Сталина, свидетельствует факт обсуждения изложенных в нем событий на заседании Политбюро, правда, почти с полугодовым интервалом, 10 марта 1934 г.
В «особой папке» Западно-Сибирского крайкома сохранился машинописный экземпляр письма с автографом автора
Местные власти вынуждены были остро реагировать на сигнал :
15 сентября 1933 г. специальным постановлением бюро крайкома была создана комиссия во главе с председателем краевой контрольной комиссии ВКП(б) М.М. Ковалевым «по заявлению т. Величко». Она работала почти полтора месяца и подтвердила достоверность изложенных фактов."
Значимость краевой комиссии Ковалева подтверждал и ее межведомственный состав, состоявший, помимо гражданских служащих, из высоких чинов ГУЛАГа и ОГПУ-Центра. Так, из Москвы в Нарымской округ Запсибкрая специально командировался И.И. Арнаутовский, оперуполномоченный 3-го (оперативно-чекистского) отдела центрального аппарата ГУЛАГа ОГПУ СССР.
Вместе с Арнаутовским в Нарым для ведения следствия и допроса руководства СИБЛАГа и работников Александро-Ваховской комендатуры прибыл оособоуполномоченный при коллегии ОГПУ СССР В.Фельдман. На краевом уровне в группу проверяющих вошли представители прокуратуры края (Курдов), краевого ПП ОГПУ(заместитель начальника Секретно-Политического отдела полномочного представительства ОГПУ по Запсибкраю Сорокин) и председатель Западно-Сибирской краевой контрольной комиссии ВКП(б) ( М.И.Ковалев). Итоговый результат работы комиссии Ковалева можно почитать здесь . Однако, представленная ниже стенограмма заседания комиссии с работниками Нарымского округа по вопросу фактов, изложенных в письме Величко как раз позволяет более тщательно изучить ход ее работы на начальном этапе проверки- в конце сентября 1933 г. По содержанию документ представляет из себя срез типичной административной культуры "проверок и взысканий", характерной для карательного ведомства эпохи первых пятилеток.
Источник, на мой субъективный взгляд, представляет ценность не только благодаря насыщенности фактическим материалом о трагедии, но и выразительности формулировок многих участников ("Нужно отметить, что к нам публика поступает очень истощенная, а ведь у нас не откормочная база и все это является главной причиной большого процента смертности" (с) реплика начальника окружного отдела ОГПУ Шестакова или "Вся беда заключаается в том, что прибытие первой партии с рецидивом нас застало врасплох, не было нужной подготовки, а была только общая подготовленность" (с) реплика председателя ОИКа т.Нелюбина. Показательно, что критерий "общей подготовленности" местных властей, по мнению Нелюбина, вполне спокойно включал в себя гибель сотен людей за несколько месяцев).
Любопытно как каждый из выступающих, в зависимости от положения в ведомственной иерархии, пытался представить ситуацию в более благоприятном свете. Так, уполномоченный Сиблага по Нарымскому Округу Белокобыльский отмечал, что больные не питались мукой, а ели только хлеб : “ <…>В действительно обстояло дело так, что прибывшие люди с первой партией на указанном выше острове находились без печеного хлеба три-четыре дня. Потом была организована выпечка, хотя в первые дни и не в достаточном количестве, но все же обеспечивающая почти полностью не только больных, но и слабосильных. Больные же совершенно не потребляли муки не в печеном виде и все время снабжались печеным хлебом. Правда на первых порах совершенно не было других продуктов, жилищ, котлов для варки пищи и кипячения воды, а в большинство людей были голые. Все это при наличии больших холодов и привело к большой смертности. "
Характерно, что тезис о преуменьшении смертности могильщиками/ отсутствии связи между голодом на Назино и случаями людоедства озвучил и участник одной из первых проверок Назинского острова- окружной прокурор Стариков. Представитель надзорного ведомства также выдвинул довольно абсурдную, но типичную для менталитета сотрудников органов того времени версию о "контрреволюционном характере" слухов о каннибализме. Можно попытаться проследить за извивами логики окружного прокурора : "Дезинтерия (так в тексте- прим.мое), от которой умирали люди, явилась результатом того, что люди были сильно истощены, пили сырую воду и совершенно почти отсутствовали медикаменты, а особенно в первое время. Люди из Томска были привезены без всего- голые и без продуктов. Случаи людоедства, несомненного, были, но комиссии не удалось выявить их размеры. Мы опрашивали многих, говорили со многими, но все на счет людоедства говорили вообще, конкретно никто ничего не указывал. Например, при нас одного поймали с человеческими легкими, но он оказался при медицинском освидетельствовании не истощенным, а наоборот упитанным. Исходя из этого нельзя сказать, чт он убил человека ради того, чтобы спасти себя от голода; по всей вероятности, и здесь были другие причины, которые никак нельзя было установить. По моему, не отрицая того, что случаи людоедства были, нужно отметить, что на счет этого дела специально раздувались случаи с контрреволюционной целью более отъявленными элементами.”
По сути, именно прокурорские интерпретации повторял заместитель начальника Сиблага И.И. Долгих в уже разбиравшемся мной известном докладе. Ровно такую же сентенцию (скорее всего с подачи Старикова) озвучил и заместитель председателя крайисполкома Запсибкрая И.И. Рещиков в своем сообщении в ПП ОГПУ по Западной Сибири о событиях на Назинском острове.
Протокол дает хорошо прочувствовать атмосферу заседания руководящих работников образца 1933 г. в условиях хаоса и неразберихи массовой операции по выселению "деклассированного элемента" - в репликах многих представителей власти чувствуется некоторая растерянность от радикально меняющихся указаний директивных органов (Москвы) о масштабе операции.
К тому же, более тщательное прочтение материала открывает поистине змеиный клубок межведомственных противоречий, подковерных интриг и откровенной враждебности между акторами- окружными гражданскими властями Нарыма, структурами Сибирского исправительного-трудового лагеря и работниками ОГПУ. Так, выступающий председатель окружной контрольной комисии ВКП(б) т.Павлов отмечал, что у “не все обстоит благополучно в отношении взаимоотношений органов КК РКИ с представителями Сиблага. Есть много фактов, которые говорят о наличии полного игнорирования предложений районных контрольных комиссий со стороны комендантов и коменданты заявляют, что в функции контрольных комиссий не входит проверка деятельности работников Сиблага. Все это зависит от Краевого руководства Сиблага и на это комиссии нужно обратить серьезное внимание<…>”
Павлову вторил секретарь окружного комитета ВКП(б) т.Левиц :“Когда я приехал работать в Нарымский округ в апреле месяце, то было такое явление (которое, нужно сказать, частично продолжается и до сих пор), что Сиблаг все указания давал районным комендантам помимо окружного Уполномоченного Сиблага т.Белокобыльского и даже не ставил его в известность о данных распоряжениях Учкомендантам, не говоря даже о неизвещении окружных руководящих организаций. Было очень много случаев, что секретари Райкомов партии запрашивали Окружком как поступить в том или ином случае, ссылаясь на директивы Сиблага или указывали на безобразия, а Окружком партии и Окр.Уполномоченный Сиблага т.Белокобыльский эти директивы Сиблага совершенно не знал.<…>Система игнорирования окружных организаций и окружного уполномоченного со стороны Сиблага привела к тому, что Райкоменданты не обращают никакого внимания не только на указания районных организаций, но и слабо обращают внимание на указания руководящих организаций округа и окружного уполномоченного Сиблага. Оно привело к тому, что коменданты(Бочарников-Чая) пишут докладные записки, в которых сообщают, что вся районная парторганизация и органы власти идут против Сиблага и что надо дать указания, что только они, работники Сиблага, отвечают за состояние трудпереселенческого сектора, т.е. ни какого руководства или указаний со стороны районных и окружных партийных и советских организаций не должно быть. Что это действительно так, может подтвердить любой работник системы Сиблага, если он отбросит ведомственность и чванство, которые у ряда работников резко проявляется. (выделено мной- М.Н.)<…>Мы считаем, что приезд Долгих (имеется ввиду приезд зам.начальника СИБЛАГа 20 июня 1933 г. на остров Назино- только лишь месяц спустя после начала трагедии- прим.мое) был вызван нажимом Крайкома на Сиблаг в результате наших телеграмм и докладных записок Крайкому».
Как правило, это аппаратное противоборство игнорируется историками, хотя на самом деле подобные взаимоисключающие векторы скрывают в себе потенциал к важному анализу оперативной, повседневной деятельности низших эшелонов власти раннесталинского периода именно через эти противоречия. Из текста также видно, что перед грозным ликом московских ревизоров местные работники пытались представить деятельность друг друга в наиболее невыгодном свете, свалив основную часть вины на ведомственного оппонента.
Эта борьба порождала типичную для тогдашней модели управления неэффективность и несогласованность во время имплементации массовой операции на практике и значительно усугубило и без того тяжелое положение депортированных.
В заключении стоит отметить еще один интересный нюанс. И.И. Долгих в своих оправданиях перед начальником СИБЛАГа А.Горшковым обвинял участкового коменданта Цепкова в том, что тот принял "странное решение" высадить людей на острове Назино, хотя караван с "деклассированными" шел к деревне Панино. Однако, как свидетельствуют выступающие на данном заседании чиновники, никакой принципиальной разницы между инфраструктурой Панино и Назино не было. Обе локации были в одинаковой степени неподготовлены для приема и размещения такого количества людей.
Наконец, с моей точки зрения, стенограмма позволяет получить некоторое представление об интеллектуальном уровне, кругозоре, устойчивой лексике, способности внятно и связно излагать свои мысли у госслужащих разного ранга и ведомственной принадлежности.
Документ полностью еще никогда не публиковался и вводится в научный оборот впервые.Протокол заседания комисии Крайкома ВКП(б), состоявшегося 26 - го сентября 1933 г. по заявлению т.Величко о событиях на Назинском острове.
Источник: Государственный архив Новосибирской области.Ф.П-7.Оп.1.Д.628.Л.148-168.