ББ не Брижит Бардо
Не 1968-м единым. On revient toujours, à ses premiers amours /всегда возвращаются к своей первой любви/ - а мы начали с ВФР - посему нынче две аглицкие статьи, потыренные в буржуйских закромах, много ссылок (у МР есть сводная страничка, у Марата, и у Эбера есть, чем ББ хуже?) и давнишний мой текст, который на великом и могучем точно нигде не фигурировал.
Итак, американский гражданин Leo Gershoy, современниками подозреваемый в симпатиях к красным и даже в работе на сталинскую разведку (хмы), на ББ потратил значительную часть своей научной жизни и произвел на свет книгу "Bertrand Barere; a reluctant terrorist" /"террорист поневоле"/. Ссылка ведет на полнометражный текст, но скачивать его не дают, читайте с листа, ибо я не знаю, когда свой экземпляр отсканирую для повсеместного безвозмездного распространения. Статьи - фрагменты книги и одновременно дополнения к ней:
Three Letters of Bertrand Barère // The Journal of Modern History. Vol. 1, No. 1 (Mar., 1929), pp. 67-76 (10 pages)
Barere in the Constituent Assembly // The American Historical Review. Vol. 36, No. 2 (Jan., 1931), pp. 295-313 (19 pages)
Фотка историка появилась совсем недавно, слава ноосфере. Русский он, русский еврей, увезенный в детстве, причем до 1917 года, в САСШ (как и Морис Славин), получил гражданство в 1913 году.
К персонажу, то есть к ББ, на Vive Liberta изначально относились сурово и жестоко (не дебют, но одна из ранних игр " Йолка"). Он же, там за облаками, видимо, мирится с негативом, лишь бы на земле не забыли вообще, и довольно быстро занял место ведущего пациента нашего Шарантончика
(а это уже " Карфаген", а это " Дело Пшибышевской" - эволюция налицо).
Исследовательским материалом нас снабдила только Екатерина Таланян (" Переворот 9 Термидора глазами члена Комитета Общественного Спасения"). Прочее представляет собой любительские (мы же дилетанты, не забывайте!) "следствие ведут" и мелкие переводы, а то и просто копирование французских текстов:
Загадка красных жилетов
" Список Робеспьера"
скульптурный портрет ( начало и окончание, продолжение)
из воспоминаний Луи Верона
биометрия в XIX веке.
В 2005 году мы свели виртуальное знакомство с Жан-Пьером Буде из Ланмезана, это маленький городок в Верхних Пиренеях. Буде - учитель-универсал (у них там малокомплектная школа) и энтузиаст; вел сайт, посвященный ББ (в основном) и ВФР. Благодаря ему у нас полный набор биографических книг об Эро Сешеле, биография ББ (не Гершоя, французского историка Жан-Пьера Тома) и выпуск бареровой газеты 1791 года. Но особенно меня впечатлило высказывание Буде в контексте обсуждения европейской истории: "надо нам [во Франции] было сделать как у вас [в СССР] - диктатуру пролетариата". Переписка велась через Марту, знающую французский очень хорошо, так что это не моя ошибочная интерпретация ))
Так вот, гражданин Буде попросил меня что-нибудь написать для его сайта. Сейчас этот текст можно видеть только в вики-архиве, сайт пропал, увы. Заголовок - Barère en Russie, ou comment Barère est perçu par des intellectuels russes (это мы типа "русские интеллектуалы").
Предложение Буде я приняла, но что сказать и как? у нас ощутимо разное отношение к персонажу, а я еще, к тому же, не специалист, не профессионал, не работала самостоятельно с документами, не корпела в архивах...
* * *
Люди интересуют меня больше,
чем их принципы.
Оскар Уайльд
Надо признать, репутация Барера была и остается неустойчивой, чтоб не сказать сомнительной. Это и понятно: англичане не простят ему «Свободу морей», американцы тщатся показывать себя защитниками общечеловеческих ценностей и чураются «террориста», россияне из бывшего СССР вскормлены литературой, сосредоточенной на Робеспьере, Марате и Дантоне. Памфлет Маколея сравним только с черным PR. Чуть благосклонней к бывшему члену Комитета общественного спасения Роберт Палмер и Марк Булуазо, но их работы известны не такому большому кругу читателей И я не очень ошибусь, сказав, что репутацию Бареру во многом создали художественные произведения: «Смерть Дантона» Бюхнера, «Робеспьер» Ромена Роллана, «Робеспьер и Горгона» Павла Антокольского. И чтобы составить независимое мнение, мне пришлось преодолеть и информационный вакуум, и собственную предвзятость.
Но, в конце концов, чтобы по-настоящему понять эпоху, нужно обращаться не только к знаковым событиям, но и к повседневной жизни, заниматься не только «богами и героями». Может быть, гораздо важней изучать типичное, всматриваться глубже - туда, где на втором плане, в тени фигур Давида, Шенье, Демулена остаются Франсуа-Андре Венсен и Жан-Батист Реньо, Сильвен Марешаль, Жан Варле - и Барер.
Я пыталась объяснить себе причину отрицательного отношения и безразличия авторов к Бареру. Это при том, что многие люди, знавшие его лично (Ларрей, Давид д’Анже, Верон, Ла Ромигьер, Камбасерес), им увлекались и очаровывались. Эктор, Демервиль, Маргарита Ле Фоконье, Ипполит Карно были ему преданы до самозабвения. Какой контраст! Я думаю, у нас все же нет оснований доверять историкам больше, чем современникам.
Но историки имеют дело с политиком. С его официальными выступлениями, с декретами (в которых определить долю личного участия каждого из децемвиров невозможно), с публичными действиями, такими как призыв выйти на площадь 2 июня 1793 года. И политическую его физиономию отождествляют со всей его личностью.
Политическое непостоянство я не могу вменять в какую-то особую вину Бареру. От знамени к знамени переходили толпами. Можно восхищаться идейной стойкостью Жака Ру и непоколебимой верностью своим друзьям Ролана, но требовать от всех и каждого такой нравственной последовательности было бы неоправданным максимализмом. Во все эпохи процент людей, у которых инстинкт самосохранения преобладает над «пассионарностью» (термин Льва Гумилева), гораздо выше. Барер в этом отношении не лучше и не хуже большинства. Но - он оказался на виду.
«La force de les choses». «Сила вещей» Это выражение вошло прочно в наш язык благодаря фильму Пьера Кардиналя. Человек создает обстоятельства и сам же им подчиняется: обстоятельства «делают» человека. Сам Барер, по его признанию, меньше всего себя чувствовал способным создавать обстоятельства: «Я вовсе не создавал моей эпохи, эпохи революций и политических бурь, чреватых страстями, интересами, нуждами, восторженными чувствами, систематическим взяточничеством, публичными насилиями и предательствами; я вовсе не создавал моей эпохи, а лишь обязан был ей подчиняться». И мне он представляется «плывущим по течению, но демонстрирующим собственный стиль».
Чем был бы Бертран Барер без Революции или вне ее? Таким же любознательным человеком с широким кругом интересов, разносторонне, но поверхностно информированным, очень приятным в общении, владеющим словом, письменным и устным, либеральным адвокатом парламента Тулузы, фри-лансером, «домашним философом»? Его окружали бы многочисленные родственники и друзья, была бы у него нормальная буржуазная семья, дети, внуки, мирная кончина и - и что? Покой. Забвение.
Может быть, он и сам этого желал под конец земной жизни, устав бороться и ждать чего-то большего?
Смирение - замаскированная форма отчаяния.
Короткое - два с половиной года - пребывание «наверху», максимальное напряжение всех сил и способностей, небывалая ни прежде, ни потом интенсивность жизни открыла ему самому его резервы. «Я могу больше. Я могу почти все.» После эпохи Конвента ему, как планете, однажды смещенной со старой орбиты, было очень трудно вернуться на круги своя. Мне кажется, не только честолюбие, тщеславие и материальные интересы заставляли Барера искать места в аппарате консула Бонапарта, но и потребность в самореализации. «Я могу так много неужели все мои способности так и останутся ненужными?» Наверное, в этом - драма многих людей. Но действительно ли способности Барера соответствовали тем задачам, которые он хотел бы решать, тому уровню в социальной пирамиде, на который он претендовал?.. Вопрос без ответа.
Для своих земляков Барер, несмотря ни на что, есть и останется символом - ведь департамент Верхние Пиренеи ему обязан своим возникновением.
Но, помимо политической и социальной роли, у каждого человека есть роль психологическая, «бытийная». Одни создают и уничтожают идеологические доктрины, другие - другие создают те невидимые коммуникативные связи между людьми, то самое эмоциональное и ментальное поле, без которого распространение идей и коллективные действия невозможны. Эта роль может не осознаваться человеком и окружающими, она выполняется стихийно. Таким «коммуникатором», «гармонизатором» человеческих отношений является и Барер. И, наверное, недаром даже его противники поддавались его влиянию.
Впрочем, было бы ошибкой не сказать, что Барер обладал, без сомнения, недюжинной способностью «оформлять» и представлять идеи, генерируемые другими людьми или «витающие в воздухе». Сама по себе мысль не может найти сторонников - ей предстоит сначала обрести словесную форму. И далеко не все «идеологи» в прошлом и настоящем обладают умением выразить свою собственную мысль. Тогда-то им нужны бывают port-paroles… Насколько я понимаю, как раз такого человека тщетно искал Наполеон Бонапарт.
В противоположность политике, в частной жизни Барер отличался, по-видимому, редким постоянством привязанностей. Посчитаем. Дружба с Камбасересом, Ла Ромигьером, Домеником Ларреем продолжается не меньше четырех десятков лет. С Ипполитом Карно и Давидом д’Анже - с 1830 до 1841. С Жаком Луи Давидом и Вадье он поддерживает дружеские отношения как минимум с 1793 года - это тоже десятки лет. Союз с Луизией Гибер существовал c 1799 до 1815, и то причиной их расставания было изгнание Барера из Франции. Неофициальный брак с Маргаритой Ле Фоконье - двадцать шесть лет. А его неоднократные попытки создать, наконец, семью с Катрин-Элизабет? А тот факт, что Барер хранил и переписывал записные книжки Сен-Жюста?..
Тем непонятней и неприятней поступки Барера в отношении двух людей - Жоашена Вилата и Доменика Демервиля (историю с Демервилем мы уже частично изложили, к Вилату, надеюсь, обратимся в наших публикациях). Поведение Барера 9 и 10 термидора можно объяснить, можно мотивировать. Собственно говоря, это и не предательство, поскольку разрыв политического альянса инициировали скорей «робеспьеристы». Но в отношении Демервиля - акт не политический, а чисто человеческий, который должен был бы лежать на совести Барера до конца его дней Или же он и тут находил себе оправдание в «силе вещей»?..
Еще одна, не столь значительная, но забавная черта в натуре и в жизни Барера. Он производит впечатление человека, непрактичного в быту; ценит комфорт, но старается, чтобы тот комфорт создавал для него кто-нибудь другой. Однако ему всегда удается найти того, кто бы о нем позаботился. Если даже в тюрьме в Сенте он сумел устроиться не без уюта… Скорей всего, то тоже доказательство его умения располагать людей к себе, без видимых усилий завоевывать симпатии.
А ведь это своего рода дар. Выстроить и долго сохранять отношения на самом деле не так просто и не всем людям дано.
***
Так что же?.. У меня нет намерения выносить окончательный «приговор». Имиджи исторических личностей меняются и будут меняться всегда, вместе с изменением историко-политической конъюнктуры и научной парадигмы, и за ними следом - художественного мышления и обыденных представлений. Но в любом случае важно не забывать искать в тех, от кого мы отделены десятилетиями и даже столетиями, живых людей, с их противоречиями, слабостями, сомнениями, с их индивидуальностью.
Благодарю моих друзей и коллег:
Жан-Пьера Буде за общение, большую помощь в приобретении книг и публикацию этой заметки,
Екатерину Урзову (Марту) и Марину Игнатьеву за перевод текста на французский язык,
Анну А., Игоря С. и Эмиля П. за беседы и дискуссии, позволившие мне яснее
сформулировать некоторые мысли.
По стойкой привычке, ничего не исправляла. Что сказано, то сказано.
p.s. Между прочим, полеты на шабаш стартуют через полчаса. Отбросим ностальгию и серьезность. Вот вам кандидат на кинопробы (а если кто вспомнит, в каком фильме актер действительно сыграл героя эпохи ВФР, тому шоколадку из редакторского фонда!).
.
.
Итак, американский гражданин Leo Gershoy, современниками подозреваемый в симпатиях к красным и даже в работе на сталинскую разведку (хмы), на ББ потратил значительную часть своей научной жизни и произвел на свет книгу "Bertrand Barere; a reluctant terrorist" /"террорист поневоле"/. Ссылка ведет на полнометражный текст, но скачивать его не дают, читайте с листа, ибо я не знаю, когда свой экземпляр отсканирую для повсеместного безвозмездного распространения. Статьи - фрагменты книги и одновременно дополнения к ней:
Three Letters of Bertrand Barère // The Journal of Modern History. Vol. 1, No. 1 (Mar., 1929), pp. 67-76 (10 pages)
Barere in the Constituent Assembly // The American Historical Review. Vol. 36, No. 2 (Jan., 1931), pp. 295-313 (19 pages)
Фотка историка появилась совсем недавно, слава ноосфере. Русский он, русский еврей, увезенный в детстве, причем до 1917 года, в САСШ (как и Морис Славин), получил гражданство в 1913 году.
К персонажу, то есть к ББ, на Vive Liberta изначально относились сурово и жестоко (не дебют, но одна из ранних игр " Йолка"). Он же, там за облаками, видимо, мирится с негативом, лишь бы на земле не забыли вообще, и довольно быстро занял место ведущего пациента нашего Шарантончика
(а это уже " Карфаген", а это " Дело Пшибышевской" - эволюция налицо).
Исследовательским материалом нас снабдила только Екатерина Таланян (" Переворот 9 Термидора глазами члена Комитета Общественного Спасения"). Прочее представляет собой любительские (мы же дилетанты, не забывайте!) "следствие ведут" и мелкие переводы, а то и просто копирование французских текстов:
Загадка красных жилетов
" Список Робеспьера"
скульптурный портрет ( начало и окончание, продолжение)
из воспоминаний Луи Верона
биометрия в XIX веке.
В 2005 году мы свели виртуальное знакомство с Жан-Пьером Буде из Ланмезана, это маленький городок в Верхних Пиренеях. Буде - учитель-универсал (у них там малокомплектная школа) и энтузиаст; вел сайт, посвященный ББ (в основном) и ВФР. Благодаря ему у нас полный набор биографических книг об Эро Сешеле, биография ББ (не Гершоя, французского историка Жан-Пьера Тома) и выпуск бареровой газеты 1791 года. Но особенно меня впечатлило высказывание Буде в контексте обсуждения европейской истории: "надо нам [во Франции] было сделать как у вас [в СССР] - диктатуру пролетариата". Переписка велась через Марту, знающую французский очень хорошо, так что это не моя ошибочная интерпретация ))
Так вот, гражданин Буде попросил меня что-нибудь написать для его сайта. Сейчас этот текст можно видеть только в вики-архиве, сайт пропал, увы. Заголовок - Barère en Russie, ou comment Barère est perçu par des intellectuels russes (это мы типа "русские интеллектуалы").
Предложение Буде я приняла, но что сказать и как? у нас ощутимо разное отношение к персонажу, а я еще, к тому же, не специалист, не профессионал, не работала самостоятельно с документами, не корпела в архивах...
* * *
Люди интересуют меня больше,
чем их принципы.
Оскар Уайльд
Надо признать, репутация Барера была и остается неустойчивой, чтоб не сказать сомнительной. Это и понятно: англичане не простят ему «Свободу морей», американцы тщатся показывать себя защитниками общечеловеческих ценностей и чураются «террориста», россияне из бывшего СССР вскормлены литературой, сосредоточенной на Робеспьере, Марате и Дантоне. Памфлет Маколея сравним только с черным PR. Чуть благосклонней к бывшему члену Комитета общественного спасения Роберт Палмер и Марк Булуазо, но их работы известны не такому большому кругу читателей И я не очень ошибусь, сказав, что репутацию Бареру во многом создали художественные произведения: «Смерть Дантона» Бюхнера, «Робеспьер» Ромена Роллана, «Робеспьер и Горгона» Павла Антокольского. И чтобы составить независимое мнение, мне пришлось преодолеть и информационный вакуум, и собственную предвзятость.
Но, в конце концов, чтобы по-настоящему понять эпоху, нужно обращаться не только к знаковым событиям, но и к повседневной жизни, заниматься не только «богами и героями». Может быть, гораздо важней изучать типичное, всматриваться глубже - туда, где на втором плане, в тени фигур Давида, Шенье, Демулена остаются Франсуа-Андре Венсен и Жан-Батист Реньо, Сильвен Марешаль, Жан Варле - и Барер.
Я пыталась объяснить себе причину отрицательного отношения и безразличия авторов к Бареру. Это при том, что многие люди, знавшие его лично (Ларрей, Давид д’Анже, Верон, Ла Ромигьер, Камбасерес), им увлекались и очаровывались. Эктор, Демервиль, Маргарита Ле Фоконье, Ипполит Карно были ему преданы до самозабвения. Какой контраст! Я думаю, у нас все же нет оснований доверять историкам больше, чем современникам.
Но историки имеют дело с политиком. С его официальными выступлениями, с декретами (в которых определить долю личного участия каждого из децемвиров невозможно), с публичными действиями, такими как призыв выйти на площадь 2 июня 1793 года. И политическую его физиономию отождествляют со всей его личностью.
Политическое непостоянство я не могу вменять в какую-то особую вину Бареру. От знамени к знамени переходили толпами. Можно восхищаться идейной стойкостью Жака Ру и непоколебимой верностью своим друзьям Ролана, но требовать от всех и каждого такой нравственной последовательности было бы неоправданным максимализмом. Во все эпохи процент людей, у которых инстинкт самосохранения преобладает над «пассионарностью» (термин Льва Гумилева), гораздо выше. Барер в этом отношении не лучше и не хуже большинства. Но - он оказался на виду.
«La force de les choses». «Сила вещей» Это выражение вошло прочно в наш язык благодаря фильму Пьера Кардиналя. Человек создает обстоятельства и сам же им подчиняется: обстоятельства «делают» человека. Сам Барер, по его признанию, меньше всего себя чувствовал способным создавать обстоятельства: «Я вовсе не создавал моей эпохи, эпохи революций и политических бурь, чреватых страстями, интересами, нуждами, восторженными чувствами, систематическим взяточничеством, публичными насилиями и предательствами; я вовсе не создавал моей эпохи, а лишь обязан был ей подчиняться». И мне он представляется «плывущим по течению, но демонстрирующим собственный стиль».
Чем был бы Бертран Барер без Революции или вне ее? Таким же любознательным человеком с широким кругом интересов, разносторонне, но поверхностно информированным, очень приятным в общении, владеющим словом, письменным и устным, либеральным адвокатом парламента Тулузы, фри-лансером, «домашним философом»? Его окружали бы многочисленные родственники и друзья, была бы у него нормальная буржуазная семья, дети, внуки, мирная кончина и - и что? Покой. Забвение.
Может быть, он и сам этого желал под конец земной жизни, устав бороться и ждать чего-то большего?
Смирение - замаскированная форма отчаяния.
Короткое - два с половиной года - пребывание «наверху», максимальное напряжение всех сил и способностей, небывалая ни прежде, ни потом интенсивность жизни открыла ему самому его резервы. «Я могу больше. Я могу почти все.» После эпохи Конвента ему, как планете, однажды смещенной со старой орбиты, было очень трудно вернуться на круги своя. Мне кажется, не только честолюбие, тщеславие и материальные интересы заставляли Барера искать места в аппарате консула Бонапарта, но и потребность в самореализации. «Я могу так много неужели все мои способности так и останутся ненужными?» Наверное, в этом - драма многих людей. Но действительно ли способности Барера соответствовали тем задачам, которые он хотел бы решать, тому уровню в социальной пирамиде, на который он претендовал?.. Вопрос без ответа.
Для своих земляков Барер, несмотря ни на что, есть и останется символом - ведь департамент Верхние Пиренеи ему обязан своим возникновением.
Но, помимо политической и социальной роли, у каждого человека есть роль психологическая, «бытийная». Одни создают и уничтожают идеологические доктрины, другие - другие создают те невидимые коммуникативные связи между людьми, то самое эмоциональное и ментальное поле, без которого распространение идей и коллективные действия невозможны. Эта роль может не осознаваться человеком и окружающими, она выполняется стихийно. Таким «коммуникатором», «гармонизатором» человеческих отношений является и Барер. И, наверное, недаром даже его противники поддавались его влиянию.
Впрочем, было бы ошибкой не сказать, что Барер обладал, без сомнения, недюжинной способностью «оформлять» и представлять идеи, генерируемые другими людьми или «витающие в воздухе». Сама по себе мысль не может найти сторонников - ей предстоит сначала обрести словесную форму. И далеко не все «идеологи» в прошлом и настоящем обладают умением выразить свою собственную мысль. Тогда-то им нужны бывают port-paroles… Насколько я понимаю, как раз такого человека тщетно искал Наполеон Бонапарт.
В противоположность политике, в частной жизни Барер отличался, по-видимому, редким постоянством привязанностей. Посчитаем. Дружба с Камбасересом, Ла Ромигьером, Домеником Ларреем продолжается не меньше четырех десятков лет. С Ипполитом Карно и Давидом д’Анже - с 1830 до 1841. С Жаком Луи Давидом и Вадье он поддерживает дружеские отношения как минимум с 1793 года - это тоже десятки лет. Союз с Луизией Гибер существовал c 1799 до 1815, и то причиной их расставания было изгнание Барера из Франции. Неофициальный брак с Маргаритой Ле Фоконье - двадцать шесть лет. А его неоднократные попытки создать, наконец, семью с Катрин-Элизабет? А тот факт, что Барер хранил и переписывал записные книжки Сен-Жюста?..
Тем непонятней и неприятней поступки Барера в отношении двух людей - Жоашена Вилата и Доменика Демервиля (историю с Демервилем мы уже частично изложили, к Вилату, надеюсь, обратимся в наших публикациях). Поведение Барера 9 и 10 термидора можно объяснить, можно мотивировать. Собственно говоря, это и не предательство, поскольку разрыв политического альянса инициировали скорей «робеспьеристы». Но в отношении Демервиля - акт не политический, а чисто человеческий, который должен был бы лежать на совести Барера до конца его дней Или же он и тут находил себе оправдание в «силе вещей»?..
Еще одна, не столь значительная, но забавная черта в натуре и в жизни Барера. Он производит впечатление человека, непрактичного в быту; ценит комфорт, но старается, чтобы тот комфорт создавал для него кто-нибудь другой. Однако ему всегда удается найти того, кто бы о нем позаботился. Если даже в тюрьме в Сенте он сумел устроиться не без уюта… Скорей всего, то тоже доказательство его умения располагать людей к себе, без видимых усилий завоевывать симпатии.
А ведь это своего рода дар. Выстроить и долго сохранять отношения на самом деле не так просто и не всем людям дано.
***
Так что же?.. У меня нет намерения выносить окончательный «приговор». Имиджи исторических личностей меняются и будут меняться всегда, вместе с изменением историко-политической конъюнктуры и научной парадигмы, и за ними следом - художественного мышления и обыденных представлений. Но в любом случае важно не забывать искать в тех, от кого мы отделены десятилетиями и даже столетиями, живых людей, с их противоречиями, слабостями, сомнениями, с их индивидуальностью.
Благодарю моих друзей и коллег:
Жан-Пьера Буде за общение, большую помощь в приобретении книг и публикацию этой заметки,
Екатерину Урзову (Марту) и Марину Игнатьеву за перевод текста на французский язык,
Анну А., Игоря С. и Эмиля П. за беседы и дискуссии, позволившие мне яснее
сформулировать некоторые мысли.
По стойкой привычке, ничего не исправляла. Что сказано, то сказано.
p.s. Между прочим, полеты на шабаш стартуют через полчаса. Отбросим ностальгию и серьезность. Вот вам кандидат на кинопробы (а если кто вспомнит, в каком фильме актер действительно сыграл героя эпохи ВФР, тому шоколадку из редакторского фонда!).
.
.
