Миф о тоталитаризме. Завершение
Пора подводить итоги всех постов серии ( 1, 2, 3, 4). Впрочем, в прошлом посте это частично уже было сделано. В том смысле, что показано, что пресловутый «тоталитарный миф» - т.е, концепция о том, что Советский Союз представлял собой общество, в котором государство полностью подчиняло себе личность - являл собой последствия резкого снижения классового расслоения. В ходе которого «свобода» - впрочем, нет, свобода безо всяких кавычек - бывших представителей правящего класса действительно сильно упала. Свобода же всех остальных, напротив, выросла, и никакое «государственное подавление» этому процессу не мешало.
Собственно, в прошлом посте уже были указаны моменты, благодаря которым «тоталитарный миф» появился на свет - те самые «три кита тоталитаризма». А именно: ухудшение положения «бывших», двойственное существование «нового начальства», и, наконец, сложность с адаптацией освобожденных масс к своему новому положению. Все это, взятое вместе, и создавало для непонимающих социальную динамику наблюдателей картину «того самого» тоталитаризма. Например, в том плане, что Советскому государству пришлось действительно создавать мощную пенитенциарную систему - пресловутый Гулаг - которого не было ранее. Причем, порой в этот самый Гулаг попадали не только уголовники - хотя последних там было большинство - но и лица, которых сейчас принято именовать «политическими». Хотя на самом деле «политическими» они были исключительно из-за того, что до этого были связаны с «политикой» - сиречь, с системой управления страны. (Даже если эта связь была достаточно косвенная, как у того же С.П. Королева, пострадавшего из-за того, что его работы «курировались» Тухачевским.)
Кстати, для данного момента сразу же следует сделать две оговорки. Первую о том, что часто пресловутая «58 статья» применялась к чисто уголовным делам - скажем, бандитизму - или же к военным преступлениям. (Разнообразные коллаборационисты, полицаи и откровенные фашисты во время Великой Отечественной войны поступали в «лагеря» именно по ней.) Наверное, тут не надо говорить о том, что считать «тоталитаризмом» арест бандитов или предателей невозможно, даже находясь в рамках либеральных представлений. (Впрочем, если брать представления «либеральные», то для них, понятное дело, любой, кто убивал «совков» - не преступник, а герой.) Ну, а вторая оговорка будет о том, что современные трактовки «истории советского террора», как правило, основываются на «презумпции виновности» Советской власти. Вследствие чего количество ее «жертв» оказывается существенно завышенной. (В частности, это относится к т.н. «Большому террору» 1937 года.)
* * *
Однако подобные вещи - а так же их природу - надо разбирать уже отдельно. Тут же можно только сказать, что сам факт наличия «Гулага» и попадание туда невиновных и «слабовиновных» лиц отрицать невозможно. Поэтому понятно, что определенную долю Инферно этот самый «Гулаг» вносил. И что людям, пострадавшим от того, что имели какие-то «сношения» с представителями советского начальства, ко второй половине 1930 годов все больше превращающегося в «пауков в бочке», от этого было не легче. Равно, как нелегко было «простым людям», совершившим невинный с их точки зрения проступок, вроде «присваивания» каких-то «незначительных» на первый взгляд вещей с фабрик или колхозов вещей - вроде мешка зерна или мотка ниток - и попавших за это в «жернова правосудия». Так что спорить с тем, что жить «в мире без Гулага» было бы лучше, чем в «мире с Гулагом», невозможно.
Но при этом стоит понимать, что подобное положение - т.е., «мир с Гулагом» - было исключительно временным. Поскольку, по мере развития советского общества и перехода его к полностью современному индустриальному устройству, подобные вещи оказывались в прошлом. Да, именно так: «период Гулага» имеет совершенно ограниченную временную протяженность, причем, связанную исключительно с социодинамическими факторами. Иначе говоря, он - вне «волевых» желаний тех или иных лиц - обязательно должен был демонтирован условно говоря в 1940-1950 годах. В реальности этому процессу несколько помешала Война. В том смысле, что она нарушила процесс создания современной социо-экономической системы в стране, и, тем самым, на некоторое время продлила указанный переходный период за пределы 1940 годов. Не говоря уж о том, что она сама послужила огромным источником страданий, причем, не только в плане «прямых» убийств и разрушений, но и из-за разрушения сложившегося порядка вещей, связанного с переходом на «военные рельсы». Поэтому реальные основания для «дегулагизации страны» наступили только в следующем десятилетии.
Ну, и разумеется, стоит еще (не знаю уже в какой) раз указать на то, что «Гулаг» был именно пенитенциарной системой. Сиречь - служил исключительно для отбывания наказаний лицами, совершивших то или иное правонарушение. Эти самые правонарушения могли быть истинными, могли быть ложными - т.е., речь шла о невинно-пострадавших - но они, в любом случае, были. Ни о какой иной - скажем, экономической - целесообразности речи тут не шло. Поскольку при наличии в стране огромного числа низкоквалифицированных кадров, готовых работать за относительно низкую зарплату, искусственно увеличивать их число было откровенной глупостью. То есть: непонятно, зачем бывших профессоров или партийных работников заставлять пилить лес и возить тачки, если можно с легкостью набрать вчерашних крестьян, кои будут делать эти же вещи с гораздо более высокой эффективностью? Да еще и без очевидных затрат в виде охраны-администрирования-кормежки и т.д?
Кроме того, стоит понимать, что производительность труда в данной системе была очень низкой: думаю, не надо говорить, что гулаговский «контингент» не был особо мотивирован в своей работе, в результате чего производительность тут составляла не более 40-50% от производительности вольнонаемных. В результате чего все время своего существования Гулаг больше потреблял, нежели производил. Скажем, на строительстве Волго-Донского канала (конец 1940 годов) на содержание одного заключенного уходило 470-490 рублей в месяц. При том, что средняя зарплата вольнонаемного на аналогичных работах была не превышала 400 рублей. В целом же в начале тех же 1950 годов государство ежегодно теряло на своей «исправительной системе» до 600-800 млн. рублей!
* * *
Надо ли говорить о том, что уже в это время - т.е., в конце 1940-начале 1950 годов - начали высказываться идет о его ликвидации. Поэтому связывать данный процесс исключительно со смертью Сталина было бы странным: в любом случае, подобное убыточное предприятие государству было ни к чему. Особенно на фоне случившегося индустриального переворота, который повысил уровень производительности труда в разы и превратил труд заключенных в дорогостоящую архаику. Впрочем, подробно говорить о данном моменте надо уже отдельно.
Тут же можно только указать на то, что, в любом случае, с начала-середины 1950 годов в СССР почти полностью исчезли все три основания «тоталитарного мифа». В том смысле, что пресловутые «бывшие» ушли, наконец-то, в историю - в том смысле, что затерялись среди огромной массы ставшего грамотным советского народа. Который, сам по себе, окончательно обрел «индустриальный облик», и перестал «производить» описанную в прошлом посте массу мелкой (да и не мелкой) преступности. (Именно со второй половины 1950 годов начала становиться историей пресловутая «шпана» - т.е., некая околокриминальная и мелкокриминальная общность, охватывающая определенную часть молодежи и выступающая последствием начального этапа массовой модернизации общества.) Наконец, «устаканилось» и положение «начальства». В том смысле, что, во-первых, началось резкое сокращение «градиента уровня жизни» между руководящими и обычными работниками. (Если в 1930-1940 та же отдельная квартира была огромной ценностью, то уже в конце 1950 годов эти самые квартиры начали вводиться в массовом порядке и распределяться всем.) Ну, а во-вторых, произошло значительное перераспределение самого процесса управления от «начальников классического типа» (номенклатурщиков) к разного рода инженерно-техническим специалистам. (Тот же созданный в 1940 годах институт «генерального конструктора» очень сильно изменил соотношение сил в промышленности.) В результате чего «внутреннее давление» в номенклатурной среде сильно ослабло, что позволило свести деструктивные явления там к нулю.
В общем, даже мифический «тоталитаризм» оказался преходящим, и связанным исключительно с одним-единственным историческим моментом в жизни одной-единственной страны. (Нечто подобное было в Китае, который так же переходил из традиционного к индустриальному обществу. Но именно «нечто подобное», поскольку «китайский опыт» с советским сопрягается довольно слабо.) Поэтому можно с полной ответственностью сказать, что больше нигде в нашей истории данный момент повториться не может. То есть, никакого «Гулага» - даже в самом «мягком» варианте - при приходе к власти социалистически или коммунистических сил больше никогда не возникнет. Точнее, он может появиться вновь на короткое время в случае, если деградация современного общества действительно возродит в полном объеме все элементы традиционного общества. Т.е., если снова появится огромная масса темного, неграмотного и забитого крестьянства, а так же - жирующие баре, считающие народ забитым скотом. Но это, к великому счастью, крайне маловероятно.
А вот превращение современного "свободного капиталистического мира" в некий аналог мифического (именно мифического) "Гулага", напротив, очень и очень ожидаемо. Но об этом, понятное дело, надо говорить уже отдельно.
Собственно, в прошлом посте уже были указаны моменты, благодаря которым «тоталитарный миф» появился на свет - те самые «три кита тоталитаризма». А именно: ухудшение положения «бывших», двойственное существование «нового начальства», и, наконец, сложность с адаптацией освобожденных масс к своему новому положению. Все это, взятое вместе, и создавало для непонимающих социальную динамику наблюдателей картину «того самого» тоталитаризма. Например, в том плане, что Советскому государству пришлось действительно создавать мощную пенитенциарную систему - пресловутый Гулаг - которого не было ранее. Причем, порой в этот самый Гулаг попадали не только уголовники - хотя последних там было большинство - но и лица, которых сейчас принято именовать «политическими». Хотя на самом деле «политическими» они были исключительно из-за того, что до этого были связаны с «политикой» - сиречь, с системой управления страны. (Даже если эта связь была достаточно косвенная, как у того же С.П. Королева, пострадавшего из-за того, что его работы «курировались» Тухачевским.)
Кстати, для данного момента сразу же следует сделать две оговорки. Первую о том, что часто пресловутая «58 статья» применялась к чисто уголовным делам - скажем, бандитизму - или же к военным преступлениям. (Разнообразные коллаборационисты, полицаи и откровенные фашисты во время Великой Отечественной войны поступали в «лагеря» именно по ней.) Наверное, тут не надо говорить о том, что считать «тоталитаризмом» арест бандитов или предателей невозможно, даже находясь в рамках либеральных представлений. (Впрочем, если брать представления «либеральные», то для них, понятное дело, любой, кто убивал «совков» - не преступник, а герой.) Ну, а вторая оговорка будет о том, что современные трактовки «истории советского террора», как правило, основываются на «презумпции виновности» Советской власти. Вследствие чего количество ее «жертв» оказывается существенно завышенной. (В частности, это относится к т.н. «Большому террору» 1937 года.)
* * *
Однако подобные вещи - а так же их природу - надо разбирать уже отдельно. Тут же можно только сказать, что сам факт наличия «Гулага» и попадание туда невиновных и «слабовиновных» лиц отрицать невозможно. Поэтому понятно, что определенную долю Инферно этот самый «Гулаг» вносил. И что людям, пострадавшим от того, что имели какие-то «сношения» с представителями советского начальства, ко второй половине 1930 годов все больше превращающегося в «пауков в бочке», от этого было не легче. Равно, как нелегко было «простым людям», совершившим невинный с их точки зрения проступок, вроде «присваивания» каких-то «незначительных» на первый взгляд вещей с фабрик или колхозов вещей - вроде мешка зерна или мотка ниток - и попавших за это в «жернова правосудия». Так что спорить с тем, что жить «в мире без Гулага» было бы лучше, чем в «мире с Гулагом», невозможно.
Но при этом стоит понимать, что подобное положение - т.е., «мир с Гулагом» - было исключительно временным. Поскольку, по мере развития советского общества и перехода его к полностью современному индустриальному устройству, подобные вещи оказывались в прошлом. Да, именно так: «период Гулага» имеет совершенно ограниченную временную протяженность, причем, связанную исключительно с социодинамическими факторами. Иначе говоря, он - вне «волевых» желаний тех или иных лиц - обязательно должен был демонтирован условно говоря в 1940-1950 годах. В реальности этому процессу несколько помешала Война. В том смысле, что она нарушила процесс создания современной социо-экономической системы в стране, и, тем самым, на некоторое время продлила указанный переходный период за пределы 1940 годов. Не говоря уж о том, что она сама послужила огромным источником страданий, причем, не только в плане «прямых» убийств и разрушений, но и из-за разрушения сложившегося порядка вещей, связанного с переходом на «военные рельсы». Поэтому реальные основания для «дегулагизации страны» наступили только в следующем десятилетии.
Ну, и разумеется, стоит еще (не знаю уже в какой) раз указать на то, что «Гулаг» был именно пенитенциарной системой. Сиречь - служил исключительно для отбывания наказаний лицами, совершивших то или иное правонарушение. Эти самые правонарушения могли быть истинными, могли быть ложными - т.е., речь шла о невинно-пострадавших - но они, в любом случае, были. Ни о какой иной - скажем, экономической - целесообразности речи тут не шло. Поскольку при наличии в стране огромного числа низкоквалифицированных кадров, готовых работать за относительно низкую зарплату, искусственно увеличивать их число было откровенной глупостью. То есть: непонятно, зачем бывших профессоров или партийных работников заставлять пилить лес и возить тачки, если можно с легкостью набрать вчерашних крестьян, кои будут делать эти же вещи с гораздо более высокой эффективностью? Да еще и без очевидных затрат в виде охраны-администрирования-кормежки и т.д?
Кроме того, стоит понимать, что производительность труда в данной системе была очень низкой: думаю, не надо говорить, что гулаговский «контингент» не был особо мотивирован в своей работе, в результате чего производительность тут составляла не более 40-50% от производительности вольнонаемных. В результате чего все время своего существования Гулаг больше потреблял, нежели производил. Скажем, на строительстве Волго-Донского канала (конец 1940 годов) на содержание одного заключенного уходило 470-490 рублей в месяц. При том, что средняя зарплата вольнонаемного на аналогичных работах была не превышала 400 рублей. В целом же в начале тех же 1950 годов государство ежегодно теряло на своей «исправительной системе» до 600-800 млн. рублей!
* * *
Надо ли говорить о том, что уже в это время - т.е., в конце 1940-начале 1950 годов - начали высказываться идет о его ликвидации. Поэтому связывать данный процесс исключительно со смертью Сталина было бы странным: в любом случае, подобное убыточное предприятие государству было ни к чему. Особенно на фоне случившегося индустриального переворота, который повысил уровень производительности труда в разы и превратил труд заключенных в дорогостоящую архаику. Впрочем, подробно говорить о данном моменте надо уже отдельно.
Тут же можно только указать на то, что, в любом случае, с начала-середины 1950 годов в СССР почти полностью исчезли все три основания «тоталитарного мифа». В том смысле, что пресловутые «бывшие» ушли, наконец-то, в историю - в том смысле, что затерялись среди огромной массы ставшего грамотным советского народа. Который, сам по себе, окончательно обрел «индустриальный облик», и перестал «производить» описанную в прошлом посте массу мелкой (да и не мелкой) преступности. (Именно со второй половины 1950 годов начала становиться историей пресловутая «шпана» - т.е., некая околокриминальная и мелкокриминальная общность, охватывающая определенную часть молодежи и выступающая последствием начального этапа массовой модернизации общества.) Наконец, «устаканилось» и положение «начальства». В том смысле, что, во-первых, началось резкое сокращение «градиента уровня жизни» между руководящими и обычными работниками. (Если в 1930-1940 та же отдельная квартира была огромной ценностью, то уже в конце 1950 годов эти самые квартиры начали вводиться в массовом порядке и распределяться всем.) Ну, а во-вторых, произошло значительное перераспределение самого процесса управления от «начальников классического типа» (номенклатурщиков) к разного рода инженерно-техническим специалистам. (Тот же созданный в 1940 годах институт «генерального конструктора» очень сильно изменил соотношение сил в промышленности.) В результате чего «внутреннее давление» в номенклатурной среде сильно ослабло, что позволило свести деструктивные явления там к нулю.
В общем, даже мифический «тоталитаризм» оказался преходящим, и связанным исключительно с одним-единственным историческим моментом в жизни одной-единственной страны. (Нечто подобное было в Китае, который так же переходил из традиционного к индустриальному обществу. Но именно «нечто подобное», поскольку «китайский опыт» с советским сопрягается довольно слабо.) Поэтому можно с полной ответственностью сказать, что больше нигде в нашей истории данный момент повториться не может. То есть, никакого «Гулага» - даже в самом «мягком» варианте - при приходе к власти социалистически или коммунистических сил больше никогда не возникнет. Точнее, он может появиться вновь на короткое время в случае, если деградация современного общества действительно возродит в полном объеме все элементы традиционного общества. Т.е., если снова появится огромная масса темного, неграмотного и забитого крестьянства, а так же - жирующие баре, считающие народ забитым скотом. Но это, к великому счастью, крайне маловероятно.
А вот превращение современного "свободного капиталистического мира" в некий аналог мифического (именно мифического) "Гулага", напротив, очень и очень ожидаемо. Но об этом, понятное дело, надо говорить уже отдельно.