Академгородок, 1965. Пост 21. ЧП в пионерлагере "Солнечный" (2).
Продолжение.
Начало см. Академгородок, 1965. Посты: 1 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20.
См. также предыдущие главы: Академгородок 1959, 1960, 1961 1962 1963 1964 г.
ак меня исключали из партии 1-й раз (продолжение)
снимают с работы
К ночи я приехал домой. Дочка уже спала, а Любочка ждала меня.
- Как девочка, спросила она.
- В критическом состоянии. К утру будет ясно.
Спать мы не могли, - беспокойство за жизнь девочки и здоровье заболевших детей. Случившееся не давало мне покоя. Я еще и еще раз прокручивал в голове события последних трех дней. Мысли все время возвращались к купальне и пароходу, к выныривающим из воды детям, наглотавшимся воды. Так мы и просидели с Любочкой всю ночь.
Утром мне сообщили, что девочка чувствует себя лучше, - кризис миновал. Но состояние ее оставалось тяжелым. Все же мы вздохнули с некоторым облегчением.
Это был жуткий день. Сначала я примчался в пионерлагерь. Детей накормили завтраком и рассадили по автобусам. Лагерь опустел.
Я приехал в профсоюзный комитет и мне сообщили, что звонили из районной прокуратуры и просили срочно позвонить. Потом меня ждали в Президиуме Облсовпрофа. А после обеда вызывали на бюро райкома партии.
Я оставил все срочные дела на Гарика Платонова, а сам позвонил следователю прокуратуры.
- Можете срочно, прямо сейчас зайти ко мне? - спросил он.
Я пришел в прокуратуру. Все вопросы, естественно, касались причин заболевания. Следователь вначале полагал, что профсоюзный комитет отвечает за все, - и за качество воды, и за отключения электроэнергии, и за очистные сооружения. Наша двухчасовая беседа свелась к тому, что я ему объяснял, кто за что несет ответственность. Работа столовой, ее санитарное состояние и персонал - это наши вопросы, и мы несем за это ответственность. Прежде всего, персонально я. Я сознательно взваливал всю ответственность на себя. Я также объяснил, каков порядок открытия лагеря и что нужно, чтобы получить разрешение райСЭС на открытие. Объяснил, что и coli-титр питьевой воды был нормальным и санитарные книжки всего персонала были в порядке. Среди персонала не могло быть скрытых больных.
Следователь попросил доставить ему сегодня же копии всех документов, а письменное объяснение написать сразу тут же. Я не возражал, - время пока у меня было. Это даже было полезно, - разложить все по полочкам.
Оставив следователю объяснение, я поехал в Новосибирск в облсовпроф. Он находился на Красном пр. на углу с ул. Гоголя. Я не стал заходить в обком своего профсоюза, который размещался на пятом этаже, а сразу прошел в приемную председателя облсовпрофа на втором. Попросил секретаря в приемной позвонить в обком и сказать председателю, что я приехал и сижу в приемной. Председатель Валентин Петрович Парамзин сразу спустился вниз с папкой в руках. Посмотрел на меня и сказал:
- Мы приняли решение рекомендовать президиуму облсовпрофа снять тебя с работы.
Я промолчал. Я предполагал, что такое может быть, ведь Горячев распорядился «снять с работы и отдать под суд». Прокуратура, где я только что был, готовит дело к суду, а здесь еще проще.
Минут через десять нас позвали в кабинет председателя облсовпрофа В.Н. Поливанова. За столом заседаний сидело человек семь членов президиума. На стульях у окон сидели еще несколько руководителей крупных профсоюзных организаций города. Я их знал. Встречались на пленумах Облсовпрофа и в его коридорах.
Меня посадили в торец стола. Председатель зачитал какую-то справку, где было изложено случившееся ЧП, правда, не совсем точно. Ответственность за все, естественно, возлагалась на меня. Там упоминалось и отсутствие санитарной книжки у одного из работников столовой, что было неправдой.
Потом мне дали слово. Я коротко доложил более правдивую версию, сообщил о закрытии лагеря и отметил, что в соответствии с Положением о Профсоюзах СССР, которые присутствующие, разумеется, хорошо знают, за ряд вопросов, которые были в справке, зачитанной председателем, отвечаю действительно я, а за другую часть, - хозяйственные и технические службы СО АН, готовившие пионерлагерь к открытию. Я отметил также, что пока что причины возникновения дизентерии не выявлены, и говорить о конкретных виновниках рано.
Среди членов президиума двое тоже были председателями профсоюзных комитетов крупных заводов. Они решительно встали на мою сторону. Произошла довольно ожесточенная перепалка. С места высказались и другие председатели профсоюзных комитетов. Все они были против моего снятия.
- Тогда любого из нас сразу можно снимать, - заявил один из председателей звкомов.
- Но у вас, не было массовой дизентерии.
- Тогда почему здесь только председатель профкома, и рядом с ним не стоит руководитель академии.
- Вы с ума сошли, - вызвать академика Лаврентьева, - ужаснулся председатель облсовпрофа.
- Хорошо, - не унимался председатель завкома, - тогда руководителя хозяйственных и технических служб.
- Надо будет, - вызовем, - храбро сказал председатель облсовпрофа. - А пока мы не можем оставаться в стороне, когда заболело более сотни детей. Мы должны немедленно отреагировать. Давайте голосовать.
- Так ведь ничья вина пока не установлена?
- Раз ЧП произошло, мы должны реагировать. - твердо сказал председатель облсовпрофа Поливанов. - Кто за то, чтобы освободить Качана Михаила Самуиловича от обязанностей председателя объединенного комитета профсоюза СО АН СССР, - прошу поднять руки?
Пять человек вместе с председателем подняли руки.
- Кто против?
Поднялись две руки.
- Кто воздержался?
Это уже было так, для проформы, - воздержавшихся не было.
- Президиум Облсовпрофа освободил Вас, Михаил Самуилович, от работы.
Я встал и ушел.
С системой не поборешься. Таковы были правила игры, и я, к сожалению ли или к счастью, к этому времени уже знал их достаточно хорошо.
Все это происходило со мной, и я удивлялся этому, просто не понимал, как это я попал в такую историю. И в то же время я видел все это, как бы, со стороны, удивляясь позиции крупного профсоюзного босса, поражаясь его доводам, понимая, что от него потребовали занять такую позицию, и у него нет выхода, как бы он ни понимал, что он неправ.
ф.С.Горячев
Первый секретарь Новосибирского обкома КПСС дважды распоряжался моей судьбой, дважды произносил сакраментальное «снять с работы и отдать под суд!». Первый раз летом 1965 года, когда произошел этот печальный случай, второй раз - в 1974 году, когда я уже работал в институте прикладной физики. Оба раза послушные его воле партийные функционеры пытались исключить меня из партии, снять с работы, предъявить уголовное обвинение и посадить в тюрьму. Слава богу, оба раза не удалось ничего сделать. Дело их было неправое, они могли посадить меня без суда и следствия, по крайней мере, в предварительное заключение. Власть у секретарей партии была огромной. Мне удавалось доказать свою невиновность просто чудом. Но оба раза мне, прежде всего, в личных беседах секретари райкомов, а потом и на бюро говорили: «Покайся, партия великодушна, она простит тебя, если ты покаешься». Я не каялся. Мне не в чем было каяться. Я не был виноват в том, в чем они пытались меня обвинить. Я радовался только одному, - времена уже были не те - в 37-м меня бы просто расстреляли. Теперь же вынуждены были разбираться и соблюдать хоть какие-то правила приличия.
Удивительно, но по поводу снятия с работы я совершенно не переживал. Я переживал за заболевших детей, за боль их родителей, за загубленный сезон в пионерлагере, за его коллектив, за крупную неудачу в работе нашего профкома.
Но все же я подумал и о себе:
- Меня освободили от обязанностей председателя, а ведь я был на полставке. Формально моя основная работа - младший научный сотрудник Института теплофизики. С этой работы профсоюз меня снять не может.
пытаются исключить из партии
Я не успел перекусить и прямо с заседания президиума облсовпрофа поехал обратно в академгородок на бюро райкома. Я увидел среди приглашенных заведующую райСЭС Марию Тимофеевну Батычко, начальника УКСа Виктора Яковлевича Каргальцева, Начальника Медсанотдела Нину Владимировну Чепурную, двух заместителей председателя СО АН Бориса Владимировича Белянина и Льва Георгиевича Лаврова, еще ряд руководителей технических служб, подчиненных этим заместителям.
Ю.Н.Абраменко
Вел заседание Юрий Николаевич Абраменко, - первый секретарь райкома. Рядом с ним сидели еще два секретаря - Рудольф Григорьевич Яновский и Владимир Ильич Караваев, а также председатель райсполкома Иван Прохорович Мучной. Из членов бюро я запомнил Анатолия Илларионовича Ширшова и Гурия Ивановича Марчука. Как всегда на заседании бюро по должности сидели начальник отдела милиции и прокурор района.
И здесь зачитывали справку о том, что случилось. Не знаю, кто ее составлял, но в ней была изложена версия, в соответствии с которой вся ответственность возлагалась на меня. Мне, как и всем присутствующим на руки была выданы три листка, на которых была отпечатана практически слово в слово эта справка, как констатирующая часть проекта решения, а в самом решении было написано: «Качана Михаила Самуиловича из партии исключить. Принять к сведению, что Облсовпроф освободил его от обязанностей Председателя Объединенного комитета профсоюза СО АН СССР». Всё и повсюду б
Р.Г.Яновский
- Во как, - подумал я. - Насчет партии, вроде, Горячев не говорил. Или Володя Караваев просто забыл об этом упомянуть.
Я обвел глазами присутствующих. Партийные функционеры, три секретаря райкома будут голосовать, «как партия прикажет». Иван Прохорович Мучной может и не проголосовать, хотя он тоже «солдат партии». Но все же мы ведь вместе работали в институте гидродинамики. Анатолий Илларионович Ширшов не должен быть против меня. Про Марчука я ничего не знаю. Ага, вроде бы Лев Георгиевич Лавров тоже член бюро. Может и отоспаться за все неприятности, которые я ему доставил своими требованиями. Но вообще-то он человек порядочный. Я уж не говорю про Каргальцева и Белянина. По-моему я со своими требованиями по устранению недоделок сижу у них в печенках. Удобный момент избавиться от меня навсегда. Правда, они не члены бюро райкома и не голосуют.
В.И. Каравае
в
Кроме этих людей, здесь сидели инструкторы райкома партии и какие-то неизвестные мне люди. Скорее всего, из горкома и обкома партии, инструкторы, наверное. Пришли посмотреть и доложить наверх.
Первой дали слово главврачу райСЭС Марии Тимофеевне Батычко. И опять она начала нести какую-то чепуху. Виктор Яковлевич Каргальцев, любивший полную ясность, спросил ее, слегка горячась:
- Так я Вас так и не понял - Вы подписали акт об открытии лагеря или нет?
- Да я, пошла на поводу...
-- Нет, Вы скажите, пожалуйста, четко - подписали или не подписали?
- Подписала.
- К моменту подписания все документы были в порядке или нет?
- В порядке.
- Анализ воды был удовлетворительный?
- Да.
-- К персоналу претензии были? Кто-то был болен?, Кто-то не представил санитарную книжку?
- Нет, все было в порядке.
- Так у Вас на момент открытия к профсоюзу какие-либо претензии были?
-- Не было.
- Боже мой, она начала говорить правду! - подумал я. - С чего бы это?
- А потом появились? А сейчас есть?
- Было два отключения электроэнергии. Одно в течение трех часов, другое на час. Не работал перекачивающий канализационный насос.
- Простите, а причем тут профсоюз? Это служба главного энергетика. Качан не может включить электроэнергию и запустить насос. Я понял, что у райСЭС претензий к профсоюзу нет.
Главврач райСЭС села и более не проронила ни слова.
Каргальцев В.Я.
Я полюбил Виктора Яковлевича Каргальцева с этой минуты на всю оставшуюся жизнь. Это был необыкновенный человек, - смелый, даже бесстрашный, прямой и справедливый.
Встала Нина Владимировна Чепурная. Сначала она рассказала о заболевших детях. Сказала, что прогноз благоприятный - все дети будут жить, хотя несколько детей еще находятся в тяжелом состоянии. Она сказала, что Медсанотдел проверил санитарное состояние пионерлагеря и особенно кухни, туалетов и палат. Повсюду образцовая чистота. Вся документация, включая санитарные книжки персонала, в полном порядке. И они были у всего персонала с самого начала. Медсанотдел не сумел установить источник попадания инфекции.
Теперь встал Борис Владимирович Белянин. Именно ему подчинялись все инженерно-технические службы - водопровод, канализация, электрические и тепловые сети. Сейчас речь шла о службе главного энергетика Владимира Андреевича Бажанова, хорошего специалиста и толкового руководителя, которого почему-то все постоянно ругали. Хозяйство у него было огромное, происшествий было достаточно много, но сомневаюсь, что в период строительства он был виноват даже в 10% случаев. Белянин всегда защищал его, как и других руководителей служб и предпочитал сам отвечать на сложные вопросы, связанные с работой главного энергетика.
Борис Владимирович сказал об огромной работе, которая была проделана перед открытием пионерлагеря службами главного энергетика, объяснил причны отключения электроэнергии - порыв кабеля строителями в Новом поселке за 7 километров от пионерлагеря и об авральных работах по ремонту кабеля. Он высказал уверенность, что эта авария не сказалась на санитарном состоянии лагеря, поскольку отключения были в ночное время. Конечно, определенные неудобства были, но он не думает, что они могли привести к дизентерии.
- Не так ли? - он обратился к главврачу райСЭС.
Та затравленно посмотрела на Белянина. Она жутко боялась, и это было видно невооруженным глазом. Теперь встал Лев Георгиевич Лавров. Он был членом бюро, и его выступление уже было мнением члена бюро. Сначала он сказал, о работе своих служб по подготовке лагеря к открытию и тесном взаимодействии с профсоюзом. Его службы отвечали за все сети в помещенях, а также за оборудование столовой. Он даже назвал работу по подготовке лагеря плодотворной. А потом поддержал Каргальцева и Белянина и сказал, что с его точки зрения важно разобраться в том, откуда взялась инфекция, а не вешать всех собак на профсоюз.
Дали слово мне. Причем давая это слово, Ю.Н. Абраменко спросил меня, могу ли я внести ясность в этот вопрос. Знаю ли я свои ошибки и есть ли мне в чем признаться и покаяться здесь перед товарищами. Мне очень не понравилось его предложение. Уж от кого, от кого, а от Абраменко, который знает меня уже лет пять, интеллигентного человека, я такого не ожидал. Все-таки, я надеялся, что он будет более объективен.
сказал, что я сильно переживаю что заболели дети и за все случившееся в пионерлагере готов нести ответственность, особенно если я где-то недоработал. Что касается источника инфекции, мне кажется, что столовая здесь ни при чем и отключения электроэнергии тоже. Я привел свой довод относительно того, что если бы причиной инфекции была столовая, то заболели бы и взрослые. Пока же никто из них не заболел. Следовательно источник инфекции следует искать в другом месте. Где взрослых не было, а дети были. И тут я высказал свои подозрения относительно парохода, стоящего неподалеку от купальни пионерлагеря.
- Недалеко от нашей купальни в Бердском заливе стоит пароход с отдыхающими. Мне кажется, что все фекалии накапливаются у него в танках. Я боюсь утверждать определенно, но вполне может быть, что он опорожнил свои танки прямо в Бердский залив. Загрязненная вода в этом случае могла попасть в нашу купальню.
Не успел я закончить, как одновременно начали говорить Лавров, Белянин и Каргальцев. Виктор Яковлевич всех перекричал и сказал, что он допускает, что я могу оказаться прав.
ndash; Это надо немедленно проверить. Это безобразие, что там стоит такой пароход, - сказал Белянин.
А Лавров сказал главврачу райСЭС:
ndash; И как Вы такое допустили? И почему до сих пор не проверили?
- Это не мой район, - огрызнулась она. Не Советский, а Бердский.
Дело шло к концу, и когда начали обсуждать Абраменко предложил посмотреть подготовленный проект решения. Опять встал Каргальцев:
- Из того обсуждения, которое здесь прошло, вряд ли следует вывод о необходимости исключения Качана из партии. Здесь еще многое неясно, и поскольку он принимает ответственность на себя, предлагаю записать в решение выговор без занесения в учетную карточку. Ну а если возникнут новые обстоятельства, вернуться к рассмотрению этого вопроса.
Предложение Каргальцева не прошло. Меня правда не исключили, но объявили выговор с занесением в учетную карточку. Только три секретаря райкома и председатель райисполкома голосовали за мое исключение из партии. Наверное, не имели права голосовать по-другому. О второй части формулировки вообще не говорили. Я не понял принята она или нет, но спрашивать не стал.
Я вернулся в профком, где сидели и ждали меня все сотрудники и нештатные заведующие отделами. Полный кабинет. Я посмотрел на них.
- От обязанностей председателя меня облсовпроф освободил, но из партии райком не исключил.
Все, как мне показалось, облегченно вздохнули.
- Восстановят, - кто-то сказал.- Вот вспомните мое слово. Все-равно восстановят. Раз из партии не исключили, - восстановят.
Продолжение следует
Начало см. Академгородок, 1965. Посты: 1 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20.
См. также предыдущие главы: Академгородок 1959, 1960, 1961 1962 1963 1964 г.
ак меня исключали из партии 1-й раз (продолжение)
снимают с работы
К ночи я приехал домой. Дочка уже спала, а Любочка ждала меня.
- Как девочка, спросила она.
- В критическом состоянии. К утру будет ясно.
Спать мы не могли, - беспокойство за жизнь девочки и здоровье заболевших детей. Случившееся не давало мне покоя. Я еще и еще раз прокручивал в голове события последних трех дней. Мысли все время возвращались к купальне и пароходу, к выныривающим из воды детям, наглотавшимся воды. Так мы и просидели с Любочкой всю ночь.
Утром мне сообщили, что девочка чувствует себя лучше, - кризис миновал. Но состояние ее оставалось тяжелым. Все же мы вздохнули с некоторым облегчением.
Это был жуткий день. Сначала я примчался в пионерлагерь. Детей накормили завтраком и рассадили по автобусам. Лагерь опустел.
Я приехал в профсоюзный комитет и мне сообщили, что звонили из районной прокуратуры и просили срочно позвонить. Потом меня ждали в Президиуме Облсовпрофа. А после обеда вызывали на бюро райкома партии.
Я оставил все срочные дела на Гарика Платонова, а сам позвонил следователю прокуратуры.
- Можете срочно, прямо сейчас зайти ко мне? - спросил он.
Я пришел в прокуратуру. Все вопросы, естественно, касались причин заболевания. Следователь вначале полагал, что профсоюзный комитет отвечает за все, - и за качество воды, и за отключения электроэнергии, и за очистные сооружения. Наша двухчасовая беседа свелась к тому, что я ему объяснял, кто за что несет ответственность. Работа столовой, ее санитарное состояние и персонал - это наши вопросы, и мы несем за это ответственность. Прежде всего, персонально я. Я сознательно взваливал всю ответственность на себя. Я также объяснил, каков порядок открытия лагеря и что нужно, чтобы получить разрешение райСЭС на открытие. Объяснил, что и coli-титр питьевой воды был нормальным и санитарные книжки всего персонала были в порядке. Среди персонала не могло быть скрытых больных.
Следователь попросил доставить ему сегодня же копии всех документов, а письменное объяснение написать сразу тут же. Я не возражал, - время пока у меня было. Это даже было полезно, - разложить все по полочкам.
Оставив следователю объяснение, я поехал в Новосибирск в облсовпроф. Он находился на Красном пр. на углу с ул. Гоголя. Я не стал заходить в обком своего профсоюза, который размещался на пятом этаже, а сразу прошел в приемную председателя облсовпрофа на втором. Попросил секретаря в приемной позвонить в обком и сказать председателю, что я приехал и сижу в приемной. Председатель Валентин Петрович Парамзин сразу спустился вниз с папкой в руках. Посмотрел на меня и сказал:
- Мы приняли решение рекомендовать президиуму облсовпрофа снять тебя с работы.
Я промолчал. Я предполагал, что такое может быть, ведь Горячев распорядился «снять с работы и отдать под суд». Прокуратура, где я только что был, готовит дело к суду, а здесь еще проще.
Минут через десять нас позвали в кабинет председателя облсовпрофа В.Н. Поливанова. За столом заседаний сидело человек семь членов президиума. На стульях у окон сидели еще несколько руководителей крупных профсоюзных организаций города. Я их знал. Встречались на пленумах Облсовпрофа и в его коридорах.
Меня посадили в торец стола. Председатель зачитал какую-то справку, где было изложено случившееся ЧП, правда, не совсем точно. Ответственность за все, естественно, возлагалась на меня. Там упоминалось и отсутствие санитарной книжки у одного из работников столовой, что было неправдой.
Потом мне дали слово. Я коротко доложил более правдивую версию, сообщил о закрытии лагеря и отметил, что в соответствии с Положением о Профсоюзах СССР, которые присутствующие, разумеется, хорошо знают, за ряд вопросов, которые были в справке, зачитанной председателем, отвечаю действительно я, а за другую часть, - хозяйственные и технические службы СО АН, готовившие пионерлагерь к открытию. Я отметил также, что пока что причины возникновения дизентерии не выявлены, и говорить о конкретных виновниках рано.
Среди членов президиума двое тоже были председателями профсоюзных комитетов крупных заводов. Они решительно встали на мою сторону. Произошла довольно ожесточенная перепалка. С места высказались и другие председатели профсоюзных комитетов. Все они были против моего снятия.
- Тогда любого из нас сразу можно снимать, - заявил один из председателей звкомов.
- Но у вас, не было массовой дизентерии.
- Тогда почему здесь только председатель профкома, и рядом с ним не стоит руководитель академии.
- Вы с ума сошли, - вызвать академика Лаврентьева, - ужаснулся председатель облсовпрофа.
- Хорошо, - не унимался председатель завкома, - тогда руководителя хозяйственных и технических служб.
- Надо будет, - вызовем, - храбро сказал председатель облсовпрофа. - А пока мы не можем оставаться в стороне, когда заболело более сотни детей. Мы должны немедленно отреагировать. Давайте голосовать.
- Так ведь ничья вина пока не установлена?
- Раз ЧП произошло, мы должны реагировать. - твердо сказал председатель облсовпрофа Поливанов. - Кто за то, чтобы освободить Качана Михаила Самуиловича от обязанностей председателя объединенного комитета профсоюза СО АН СССР, - прошу поднять руки?
Пять человек вместе с председателем подняли руки.
- Кто против?
Поднялись две руки.
- Кто воздержался?
Это уже было так, для проформы, - воздержавшихся не было.
- Президиум Облсовпрофа освободил Вас, Михаил Самуилович, от работы.
Я встал и ушел.
С системой не поборешься. Таковы были правила игры, и я, к сожалению ли или к счастью, к этому времени уже знал их достаточно хорошо.
Все это происходило со мной, и я удивлялся этому, просто не понимал, как это я попал в такую историю. И в то же время я видел все это, как бы, со стороны, удивляясь позиции крупного профсоюзного босса, поражаясь его доводам, понимая, что от него потребовали занять такую позицию, и у него нет выхода, как бы он ни понимал, что он неправ.
ф.С.Горячев
Первый секретарь Новосибирского обкома КПСС дважды распоряжался моей судьбой, дважды произносил сакраментальное «снять с работы и отдать под суд!». Первый раз летом 1965 года, когда произошел этот печальный случай, второй раз - в 1974 году, когда я уже работал в институте прикладной физики. Оба раза послушные его воле партийные функционеры пытались исключить меня из партии, снять с работы, предъявить уголовное обвинение и посадить в тюрьму. Слава богу, оба раза не удалось ничего сделать. Дело их было неправое, они могли посадить меня без суда и следствия, по крайней мере, в предварительное заключение. Власть у секретарей партии была огромной. Мне удавалось доказать свою невиновность просто чудом. Но оба раза мне, прежде всего, в личных беседах секретари райкомов, а потом и на бюро говорили: «Покайся, партия великодушна, она простит тебя, если ты покаешься». Я не каялся. Мне не в чем было каяться. Я не был виноват в том, в чем они пытались меня обвинить. Я радовался только одному, - времена уже были не те - в 37-м меня бы просто расстреляли. Теперь же вынуждены были разбираться и соблюдать хоть какие-то правила приличия.
Удивительно, но по поводу снятия с работы я совершенно не переживал. Я переживал за заболевших детей, за боль их родителей, за загубленный сезон в пионерлагере, за его коллектив, за крупную неудачу в работе нашего профкома.
Но все же я подумал и о себе:
- Меня освободили от обязанностей председателя, а ведь я был на полставке. Формально моя основная работа - младший научный сотрудник Института теплофизики. С этой работы профсоюз меня снять не может.
пытаются исключить из партии
Я не успел перекусить и прямо с заседания президиума облсовпрофа поехал обратно в академгородок на бюро райкома. Я увидел среди приглашенных заведующую райСЭС Марию Тимофеевну Батычко, начальника УКСа Виктора Яковлевича Каргальцева, Начальника Медсанотдела Нину Владимировну Чепурную, двух заместителей председателя СО АН Бориса Владимировича Белянина и Льва Георгиевича Лаврова, еще ряд руководителей технических служб, подчиненных этим заместителям.
Ю.Н.Абраменко
Вел заседание Юрий Николаевич Абраменко, - первый секретарь райкома. Рядом с ним сидели еще два секретаря - Рудольф Григорьевич Яновский и Владимир Ильич Караваев, а также председатель райсполкома Иван Прохорович Мучной. Из членов бюро я запомнил Анатолия Илларионовича Ширшова и Гурия Ивановича Марчука. Как всегда на заседании бюро по должности сидели начальник отдела милиции и прокурор района.
И здесь зачитывали справку о том, что случилось. Не знаю, кто ее составлял, но в ней была изложена версия, в соответствии с которой вся ответственность возлагалась на меня. Мне, как и всем присутствующим на руки была выданы три листка, на которых была отпечатана практически слово в слово эта справка, как констатирующая часть проекта решения, а в самом решении было написано: «Качана Михаила Самуиловича из партии исключить. Принять к сведению, что Облсовпроф освободил его от обязанностей Председателя Объединенного комитета профсоюза СО АН СССР». Всё и повсюду б
Р.Г.Яновский
- Во как, - подумал я. - Насчет партии, вроде, Горячев не говорил. Или Володя Караваев просто забыл об этом упомянуть.
Я обвел глазами присутствующих. Партийные функционеры, три секретаря райкома будут голосовать, «как партия прикажет». Иван Прохорович Мучной может и не проголосовать, хотя он тоже «солдат партии». Но все же мы ведь вместе работали в институте гидродинамики. Анатолий Илларионович Ширшов не должен быть против меня. Про Марчука я ничего не знаю. Ага, вроде бы Лев Георгиевич Лавров тоже член бюро. Может и отоспаться за все неприятности, которые я ему доставил своими требованиями. Но вообще-то он человек порядочный. Я уж не говорю про Каргальцева и Белянина. По-моему я со своими требованиями по устранению недоделок сижу у них в печенках. Удобный момент избавиться от меня навсегда. Правда, они не члены бюро райкома и не голосуют.
В.И. Каравае
в
Кроме этих людей, здесь сидели инструкторы райкома партии и какие-то неизвестные мне люди. Скорее всего, из горкома и обкома партии, инструкторы, наверное. Пришли посмотреть и доложить наверх.
Первой дали слово главврачу райСЭС Марии Тимофеевне Батычко. И опять она начала нести какую-то чепуху. Виктор Яковлевич Каргальцев, любивший полную ясность, спросил ее, слегка горячась:
- Так я Вас так и не понял - Вы подписали акт об открытии лагеря или нет?
- Да я, пошла на поводу...
-- Нет, Вы скажите, пожалуйста, четко - подписали или не подписали?
- Подписала.
- К моменту подписания все документы были в порядке или нет?
- В порядке.
- Анализ воды был удовлетворительный?
- Да.
-- К персоналу претензии были? Кто-то был болен?, Кто-то не представил санитарную книжку?
- Нет, все было в порядке.
- Так у Вас на момент открытия к профсоюзу какие-либо претензии были?
-- Не было.
- Боже мой, она начала говорить правду! - подумал я. - С чего бы это?
- А потом появились? А сейчас есть?
- Было два отключения электроэнергии. Одно в течение трех часов, другое на час. Не работал перекачивающий канализационный насос.
- Простите, а причем тут профсоюз? Это служба главного энергетика. Качан не может включить электроэнергию и запустить насос. Я понял, что у райСЭС претензий к профсоюзу нет.
Главврач райСЭС села и более не проронила ни слова.
Каргальцев В.Я.
Я полюбил Виктора Яковлевича Каргальцева с этой минуты на всю оставшуюся жизнь. Это был необыкновенный человек, - смелый, даже бесстрашный, прямой и справедливый.
Встала Нина Владимировна Чепурная. Сначала она рассказала о заболевших детях. Сказала, что прогноз благоприятный - все дети будут жить, хотя несколько детей еще находятся в тяжелом состоянии. Она сказала, что Медсанотдел проверил санитарное состояние пионерлагеря и особенно кухни, туалетов и палат. Повсюду образцовая чистота. Вся документация, включая санитарные книжки персонала, в полном порядке. И они были у всего персонала с самого начала. Медсанотдел не сумел установить источник попадания инфекции.
Теперь встал Борис Владимирович Белянин. Именно ему подчинялись все инженерно-технические службы - водопровод, канализация, электрические и тепловые сети. Сейчас речь шла о службе главного энергетика Владимира Андреевича Бажанова, хорошего специалиста и толкового руководителя, которого почему-то все постоянно ругали. Хозяйство у него было огромное, происшествий было достаточно много, но сомневаюсь, что в период строительства он был виноват даже в 10% случаев. Белянин всегда защищал его, как и других руководителей служб и предпочитал сам отвечать на сложные вопросы, связанные с работой главного энергетика.
Борис Владимирович сказал об огромной работе, которая была проделана перед открытием пионерлагеря службами главного энергетика, объяснил причны отключения электроэнергии - порыв кабеля строителями в Новом поселке за 7 километров от пионерлагеря и об авральных работах по ремонту кабеля. Он высказал уверенность, что эта авария не сказалась на санитарном состоянии лагеря, поскольку отключения были в ночное время. Конечно, определенные неудобства были, но он не думает, что они могли привести к дизентерии.
- Не так ли? - он обратился к главврачу райСЭС.
Та затравленно посмотрела на Белянина. Она жутко боялась, и это было видно невооруженным глазом. Теперь встал Лев Георгиевич Лавров. Он был членом бюро, и его выступление уже было мнением члена бюро. Сначала он сказал, о работе своих служб по подготовке лагеря к открытию и тесном взаимодействии с профсоюзом. Его службы отвечали за все сети в помещенях, а также за оборудование столовой. Он даже назвал работу по подготовке лагеря плодотворной. А потом поддержал Каргальцева и Белянина и сказал, что с его точки зрения важно разобраться в том, откуда взялась инфекция, а не вешать всех собак на профсоюз.
Дали слово мне. Причем давая это слово, Ю.Н. Абраменко спросил меня, могу ли я внести ясность в этот вопрос. Знаю ли я свои ошибки и есть ли мне в чем признаться и покаяться здесь перед товарищами. Мне очень не понравилось его предложение. Уж от кого, от кого, а от Абраменко, который знает меня уже лет пять, интеллигентного человека, я такого не ожидал. Все-таки, я надеялся, что он будет более объективен.
сказал, что я сильно переживаю что заболели дети и за все случившееся в пионерлагере готов нести ответственность, особенно если я где-то недоработал. Что касается источника инфекции, мне кажется, что столовая здесь ни при чем и отключения электроэнергии тоже. Я привел свой довод относительно того, что если бы причиной инфекции была столовая, то заболели бы и взрослые. Пока же никто из них не заболел. Следовательно источник инфекции следует искать в другом месте. Где взрослых не было, а дети были. И тут я высказал свои подозрения относительно парохода, стоящего неподалеку от купальни пионерлагеря.
- Недалеко от нашей купальни в Бердском заливе стоит пароход с отдыхающими. Мне кажется, что все фекалии накапливаются у него в танках. Я боюсь утверждать определенно, но вполне может быть, что он опорожнил свои танки прямо в Бердский залив. Загрязненная вода в этом случае могла попасть в нашу купальню.
Не успел я закончить, как одновременно начали говорить Лавров, Белянин и Каргальцев. Виктор Яковлевич всех перекричал и сказал, что он допускает, что я могу оказаться прав.
ndash; Это надо немедленно проверить. Это безобразие, что там стоит такой пароход, - сказал Белянин.
А Лавров сказал главврачу райСЭС:
ndash; И как Вы такое допустили? И почему до сих пор не проверили?
- Это не мой район, - огрызнулась она. Не Советский, а Бердский.
Дело шло к концу, и когда начали обсуждать Абраменко предложил посмотреть подготовленный проект решения. Опять встал Каргальцев:
- Из того обсуждения, которое здесь прошло, вряд ли следует вывод о необходимости исключения Качана из партии. Здесь еще многое неясно, и поскольку он принимает ответственность на себя, предлагаю записать в решение выговор без занесения в учетную карточку. Ну а если возникнут новые обстоятельства, вернуться к рассмотрению этого вопроса.
Предложение Каргальцева не прошло. Меня правда не исключили, но объявили выговор с занесением в учетную карточку. Только три секретаря райкома и председатель райисполкома голосовали за мое исключение из партии. Наверное, не имели права голосовать по-другому. О второй части формулировки вообще не говорили. Я не понял принята она или нет, но спрашивать не стал.
Я вернулся в профком, где сидели и ждали меня все сотрудники и нештатные заведующие отделами. Полный кабинет. Я посмотрел на них.
- От обязанностей председателя меня облсовпроф освободил, но из партии райком не исключил.
Все, как мне показалось, облегченно вздохнули.
- Восстановят, - кто-то сказал.- Вот вспомните мое слово. Все-равно восстановят. Раз из партии не исключили, - восстановят.
Продолжение следует