После выделки одного текста трудно быстро переориентироваться на другой, нужно менять свою внутреннюю форму (чему психосоматический организм в силу своей инерционности, разумеется, сопротивляется. Это примерно так же, как при переходе от чтения одной книжки - к чтению другой, только сильнее), - но это, в конце концов, развивает внутреннюю ( Read more... )

Есть много средств против собственной человеческой узости (чтобы не быть ею поглощённой, приходится всё время создавать ей противовесы, противотенденции), и хождение по пространствам (лучше - по неизведанным, неосвоенным) - одно из наиболее действенных (по крайней мере, кажется таковым). Вообще, для словесных людей нет вернее противотенденции к ( Read more... )

Ну конечно же, человеку совершенно необходим опыт бессмыслицы (качественно пережитый опыт качественной бессмыслицы), чтобы тем сильнее и решительнее он полюбил смысл и тем вернее держался его.

(Смысл - по чисто формальным его признакам, прежде всех его содержаний - это то, что делает и удерживает жизнь густой.)

И да, качественной жизни необходим ( Read more... )

Ну и наконец: иные книги читаешь не (столько) ради содержания их - оно может быть чуть ли не каким угодно, лишь бы было понятно твоей (безнадёжно недообразованной - тщательно зачёркнуто) голове, - но ради той формы, которую в результате этого чтения упомянутая голова внутри себя - пусть хотя бы на время - принимает. Они воспитывают (ну не всегда ( Read more... )

Уезжая, подпитываешь жизнь утратой («чтоб вдруг не обошла»). Чтобы жизнь не забывала своей хрупкости и ценности, чтобы она непрестанно их чувствовала («чтобы человек постоянно был грустен и растерян», да).

Утрата (прекрасно-привычного, хорошо подогнанного под собственные нужды, самого по себе поддерживающего образа жизни, например) сдирает с жизни ( Read more... )

…и подумаешь: ведь всё, абсолютно всё только и делает, тем только (мнится) на каждом шагу и занято, что предоставляет тебе возможность, изобилие возможностей быть - по крайней мере, делаться - лучше (самой себя в её эмпирически данном варианте).

А ты почему-то - по внутренней слепоте, конечно, по лени да малодушию - этой возможностью не пользуешься ( Read more... )

Ответивши в одном ЖЖ на каждому встречному заданный вопрос, ходим ли мы пить кофе в кофейнях и для чего, сохраню-ка я (чуть доработав) подуманное в ответ, поскольку оно имеет отношение не только к кофию, но и к предметам более принципиальным (хотя что принципиальнее кофия, уж и не знаю!):

В кофейнях хорошо думается (и, соответственно, пишется). Это ( Read more... )

Потребность в странствиях всего прежде телесна. Это физиология, биохимия, веселящий газ в крови, который вырабатывается уже на уровне воображения о смене пространств и давай требовать, чтобы - в результате реальной их смены - его было больше, больше, больше.

(И это не имеет отношения к смыслам, к рационально построяемым, обосновываемым и постижимым ( Read more... )

Ходить, ходить, ходить, жадно изматывать себя весенними улицами, вдыхать весеннюю Москву до своей неотличимости от неё, до её неотличимости от себя. Человек без этого неполон и узок; кто этого не делает - какие бы причины ему того ни диктовали - грубо упрощает себя, а следственно - и всё, что бы он, грубо упрощённый, ни делал.

Вот же, вот же он, ( Read more... )

Москва (любой давно, прочно и внимательно обитаемый город; тут каждый подставит свой топоним) - большое средство тонкой-тонкой, тончайшей самонастройки человека - целиком, конечно, привязанное к его собственному опыту; есть, например, такие - не мысли даже, но интонации существования, но углы наклона души к миру, которые в моём случае обретаются, ( Read more... )