Потребность в странствиях всего прежде телесна. Это физиология, биохимия, веселящий газ в крови, который вырабатывается уже на уровне воображения о смене пространств и давай требовать, чтобы - в результате реальной их смены - его было больше, больше, больше.
(И это не имеет отношения к смыслам, к рационально построяемым, обосновываемым и постижимым конструктам - или имеет его очень немного как предусловие всего такого. Зато предусловие очень важное, почти совершенно необходимое.)
Понятно, что, мотаясь из пункта А в пункт В и иные пункты, повсюду таскаешь непреодолимую самое себя, - но основное дело в том, что эту самую себя ставишь при этом в чисто уже пластически, эстетически, опять же физиологически иные обстоятельства - и только успевай отслеживать, а того более - обдумывать перемены, которые с тобой при этом происходят.
(Можно вырасти, можно не вырасти - а, напротив того, умалиться; можно просто - без изменения размеров - принять другую форму, перекомбинировать собственные элементы. Не угадаешь никогда.
В этой непредсказуемости, открытости, риске - одна из основных прелестей странствий.
(Впрочем, то, что я твержу себе всё настойчивее, что дело тут совсем не в приобретаемых знаниях или не в них в первую очередь, - скорее всего, прямое следствие моей нарастающей невосприимчивости к просвещению. Познавательный канал - или множество таковых: познавательные каналы - с прибыванием возраста всё-таки сужаются.
Ну, возможно, притом расширяются какие-то иные каналы.
Например, ответственные за соматическое и вообще бессловесное, - которое становится и заметнее, и понятнее.)
Мир разминает нас в пальцах как (чуткую, податливую) глину, чтобы вылепить нечто непредвиденное. Вообще-то он только тем и занят. Ну, когда не норовит раздавить.
Игорь Бердышев. Вечер в Троицком