Гуманизм и общественные процессы
Наша современная этика, основанная на «человек есть цель, а не средство», порождает множество занимательных «этических задач»: так как людей много, и все мы цели, то как поступать в ситуациях, когда наши желания друг другу противоречат - например, если вагонетка должна проехать по одному из двух путей, и на каждом кто-то привязан (то есть умрет, будут подавлены все его желания)?
Предлагаемые варианты решения всем известны:
1. Арифметические. Чем меньше желаний подавлено, тем лучше. Поэтому, следовательно, вагонетка должна пойти туда, где привязан один человек, а не трое. Или, как усложненный вариант, туда, где привязано трое дряхлых стариков, а не один ребенок - в первом случае все люди понимаются как одинаковые, а во втором считается количество желаний, которое каждому отведено («старики все равно скоро умрут, а у ребенка вся жизнь впереди»).
2. Зависящие от силы желания. Если на одной ветке сын стрелочника, а на другой трое незнакомых ему людей, то говорят, что «следует прислушаться к тому, что скажет сердце» (и, например, выбрать спасение единственного сына). Или определить зависимость по силе желания жертв: если одни «очень хотят» жить, а другие не так сильно, то вторыми можно, мол, пожертвовать.
3. Отказаться от самостоятельного решения, положиться на случайность (некоторыми называемую «волей Бога») - куда покатится, значит, туда и суждено, так и предопределено, виноваты в этом обстоятельства, природа или те, кто запустил этот поезд и привязал жертв, а стрелочнику не следует делать ничего, поскольку любое решение сделает его соучастником.
4. Выйти за рамки предложенной дихотомии: вложить силы не в тот или иной перевод стрелки, а в то, чтобы спасать привязанных, останавливать поезд, разбирать пути и так далее. Если по условиям задачи такое невозможно, то «почему это невозможно? В силу каких обстоятельств? Человек может сейчас многое из того, что раньше было невозможно; может быть, и это одно из таких, над чем всего лишь следует поработать и сделать возможным?
Но в конечном счете выбор в таких задачах в любом случае делается по желанию - на усмотрение того человека, который принимает решение.
При обсуждении общественных вопросов сталкиваются с проблемами примерно этого же рода. Например, до тех пор человек находился в капиталистической парадигме (думай только о себе и своей части), вряд ли у него могла быть проблема с пониманием классовой борьбы: рабочему следовало думать о себе и своих желаниях, а не о капиталисте; и даже если для этого требовалось его убить, так тому и быть - ведь сами капиталисты не гнушались расстреливать и морить голодом своих «классовых противников» (а если проявляли милосердие, то с обеих сторон это было личной инициативой). В советское же время, когда лозунг «все для человека, все во имя человека» широко тиражировался с младенческого возраста каждого, появились трудности: капиталисты и дворяне тоже были людьми, притом зачастую неплохими и вот такими красивыми (показанными в кино), как же можно было с ними воевать и обращаться дурным образом - пренебрегать их желаниями?
Ответы на это давались и сейчас я вижу примерно того же рода, что я описал в первой части текста:
1. Арифметическое - они угнетали большее число людей (подавляли большее число желаний), поэтому их ответное подавление было арифметически положительным - подавить небольшую часть ради реализации абсолютно большей.
2. Зависящие от силы желания. Угнетенные голодали, жили в холоде, побоях и тревоге. И для реализации этих их сильнейших и фундаментальнейших человеческих желаний достаточно было ущемить менее важные желания других - например, «уплотнить» нэпмана или дворянина. Его желание простора и комфорта этим ущемлялось, но это желание менее сильное и важное, чем желание спасти свою жизнь, избегнув замерзания на улице.
3. Положиться на случайность в советское время вряд ли могли посоветовать, но сейчас я это вижу в таком виде: «это было неизбежно. Эта борьба запрограммирована устройством общества. При капитализме всегда так - или мы их, или они нас».
4. Собственно коммунистический Маркса-Энгельса, как я его понимаю: мы стремимся перейти к стадии, где уважаются желания каждого человека, и, конечно, мы предпочтем сделать это мирным путем (тут уместно вспомнить слова Энгельса про то, что если выборы будут честными, то всеобщего избирательного права и необходимых свобод будет достаточно для победы; а заводы у капиталистов можно просто выкупить, это лучше, чем воевать); но некоторые люди сознательно или будучи обманутыми и незнающими, этому принципиально препятствуют и не оставляют выбора, как их обойти и тем более, как с ними сотрудничать. Из этого получается вооруженное восстание и последующая война.
И здесь интересно обратиться к практике борьбы с насилием в нашем современном - руководствующемся гуманистической этикой - обществе: если некто относится к другим людям как «эксплуататор», то есть пренебрегает их желаниями, а пытается использовать, словно они объекты «неживой природы», то наша реакция во многом зависит от наших и «эксплуататора» возможностей.
Если двухлетний ребенок разгневался и случайно схватил нож, угрожая им взрослому, то «жертва» будет действовать предельно аккуратно и заботиться больше о том, чтобы не повредить самому «агрессору», нежели о своем благополучии: превосходство в силах настолько велико, что беспокоиться не о чем.
Если речь идет о драке взрослых, то тренированный полицейский возьмет в захват и обездвижит, а обыватель, чуждый и таких инструкций, и таких навыков, может защищаться, нанося побои нападавшему - и если будет успешным, то агрессор пострадает значительнее.
Если же некто угрожает огнестрельным оружием группе людей, взяв их в заложники, то его могут вовсе застрелить. А когда двести человек с тяжелым вооружением и бронетехникой проявляют агрессию (нарушают права других людей, подавляя их желания), то для прекращения их действий могут использовать авиацию и артиллерию с сопутствующими разрушениями случайных зданий и жертвами среди мирных жителей.
И такая же закономерность прослеживается по отношению к преступникам, которые были задержаны: если общество и гуманно, и богато, то агрессора не столько карают, сколько реабилитируют - восстанавливают его человеческие качества, дают навыки, необходимые для того, чтобы он мог потом вернуться в общество и реализовывать свои желания там, помогая реализации чужих, а не препятствуя им. Скажем, говорят, что так поступают в Норвегии, и процент рецидивов у них один из самых низких в мире.
В более бедном обществе, даже имеющем самые лучшие намерения, для реабилитации может оказываться недостаточным число ресурсов - например, специалистов-психологов. Если же оно и бедное, и пренебрежительное к «преступникам», то вовсе могут предпочитать смертную казнь, а не сохранять жизнь, продолжая его содержать.