Добыча 25.07.20. и думы
Виталий Лехциер. Поэзия и её иное: Философские и литературно-критические тексты. - Екатеринбург; М.: Кабинетный учёный, 2020.
Автор этой книги, по типу своей культурной позиции и по локализации своей культурной ниши, один из тех, кем мне хотелось бы быть (мне слишком многими хотелось бы быть, и потому я полное ничто - но и это культурная позиция со своими смыслами, о которых можно свидетельствовать и которые можно анализировать - тем и спасаемся): он философ и поэт (и даже так: философ, поэт и теоретик культуры) одновременно, переключая гештальты, не смешивая этих опытов друг с другом, но позволяя им обмениваться элементами, наблюдениями, материалом; видящий жизнь и символическую сферу её - культуру - сразу с трёх позиций и потому видящий её особенно остро и объёмно. Он из таких людей, у которых мне до сих пор (а он младше меня! но календарный возраст тут, понятно, ничего не значит) хочется внимательно и тщательно учиться - при всём понимании безнадёжности процесса обучения на почти уже пятьдесят шестом году.
Время окончания жизненных программ диктует свою этику (этику смирения, умерения претензий, вписывания в рамки) и практику, - а мне что-то не хочется писать под его диктовку. Но кому какое дело до того, что нам «хочется», - и особенно - какое дело до этого естеству вещей?
Даже если нет никаких «следующих жизней», а как-то не верится и не представляется мне, что они есть, Господи, Господи, - даже если их нет, то всё равно в одной из них мне бы хотелось представлять собой нечто значительное. Свернуть крупные смысловые пласты, установить такие связи, каких прежде не бывало, увидеть и другим показать то, чего до меня не было видно. Конечно, это тщеславие, глупое, как всякое тщеславие, - но не только оно: всё это мнится (до сих пор мнится!) тождественным полноте бытия, одной из наиболее безусловных, несомненных её форм. А полнота жизни, сила её - то, чего до сих пор (даже теперь, во время убывания; теперь, конечно же, особенно - именно в силу всё-более-невозможности) хочется более всего.
И счастье бывает тогда, когда удаётся хоть сколько-то к этому приблизиться.
Автор этой книги, по типу своей культурной позиции и по локализации своей культурной ниши, один из тех, кем мне хотелось бы быть (мне слишком многими хотелось бы быть, и потому я полное ничто - но и это культурная позиция со своими смыслами, о которых можно свидетельствовать и которые можно анализировать - тем и спасаемся): он философ и поэт (и даже так: философ, поэт и теоретик культуры) одновременно, переключая гештальты, не смешивая этих опытов друг с другом, но позволяя им обмениваться элементами, наблюдениями, материалом; видящий жизнь и символическую сферу её - культуру - сразу с трёх позиций и потому видящий её особенно остро и объёмно. Он из таких людей, у которых мне до сих пор (а он младше меня! но календарный возраст тут, понятно, ничего не значит) хочется внимательно и тщательно учиться - при всём понимании безнадёжности процесса обучения на почти уже пятьдесят шестом году.
Время окончания жизненных программ диктует свою этику (этику смирения, умерения претензий, вписывания в рамки) и практику, - а мне что-то не хочется писать под его диктовку. Но кому какое дело до того, что нам «хочется», - и особенно - какое дело до этого естеству вещей?
Даже если нет никаких «следующих жизней», а как-то не верится и не представляется мне, что они есть, Господи, Господи, - даже если их нет, то всё равно в одной из них мне бы хотелось представлять собой нечто значительное. Свернуть крупные смысловые пласты, установить такие связи, каких прежде не бывало, увидеть и другим показать то, чего до меня не было видно. Конечно, это тщеславие, глупое, как всякое тщеславие, - но не только оно: всё это мнится (до сих пор мнится!) тождественным полноте бытия, одной из наиболее безусловных, несомненных её форм. А полнота жизни, сила её - то, чего до сих пор (даже теперь, во время убывания; теперь, конечно же, особенно - именно в силу всё-более-невозможности) хочется более всего.
И счастье бывает тогда, когда удаётся хоть сколько-то к этому приблизиться.