про специфику "женской" преступности
В своё время marina_fr задала провокационный вопрос: «Возможную наследственную детерминированность какого наиболее значительного различия между мужчинами и женщинами обсуждают реже всего?» Различия между процентом осуждённых за большинство преступлений, естественно.
И правильно делают, что не обсуждают! Хотя криминальное поведение часто (и ложно) представляется как пример «доминирования биологического в человеке», анализ данных криминологии говорит о сугубой социальной детерминированности данных различий. Дьявол кроется в деталях, поэтому интересно разобрать детали отличий криминальной активности женщин от мужчин. Я буду рассказывать по статье Дороти Стеффенсмайер и Эмили Аллан. «Пол и преступность» (это глава 4 «В поисках моделей: пол, возраст и преступность» в сборнике «Криминология» под редакцией Джозефа Ф. Шелли, СПб.: Питер, 2004. С.134-161) со вставками из книги М.В.Золотухиной «Мир американской семьи» (М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1999). - 320 c.
Действительно, в преступности существует т.н. гедерный разрыв (gender gap): по сравнению с уровнем правонарушений, совершённых мужчинами, доля правонарушений, совершённых женщинами, всегда ниже. Авторы приводят большую таблицу (№4.1 в книжке) с уровнем арестов мужчин и женщин за разные преступления на 100 тыс. населения в 1960, 1980 и 1995 гг. по статистике арестов ФБР, сопоставленный с данными National Crime Victimisation Survay, самоотчётов преступников и преступниц, анализ преступных карьер и банд несовершеннолетних правонарушителей. Исключены изнасилования с применением силы (мужское преступление) и побег из дому (преступление несовершеннолетних)
Эти данные показывают, что на обширном временном интервале с 60-х по 90-е годы а) мужская и женская преступность показывает одни и те же тенденции динамики (уровень арестов ниже за более тяжкие преступления, одинаковые изменения по годам, одни и те же 5 наиболее частых причин ареста и т.д.). Наиболее существенные различия, помимо в несколько раз меньшего абсолютного участия женщин во всех видах криминальной активности, кроме проституции, это относительно большее участие женщин в мелких имущественных преступлениях (25% арестов против 12% у мужчин) и более частое совершение мужчинами тяжких преступлений против личности или собственности (16% арестов vs 6% у женщин).
Огромное количество исторических работ говорит о том, что гендерные различия в криминальной активности в англосаксонских странах выявляются начиная с 17 века и с тех пор в целом устойчивы [для экономии места и времени я не буду приводить присутствующие в тексте ссылки на исследования других авторов, но могу дать их читателям - В.К.]. Даже в тех случаях, когда были показаны изменения с течением времен, факты заставляют выдвинуть предположения о том, что женские правонарушения (1) ограничивались мелкими имущественными преступлениями и умеренными формами делинвентности и (2) это следует не столько из установления равенства гендерных ролей, сколько из изменений социального характера, таких как подвижки в экономической маргинализации женщин, ослабление социальной зависимости и социального контроля, либо расширение возможностей свершения преступлений "женского типа".
Характер правонарушений, совершаемых мужчинами и женщинами, имеет глубокие различия в отношении контекста [имеет в американском обществе и других «западных» обществах, где в психологии культуры доминирует индивидуализм, конкуренция преобладает над солидарностью, а традиционная мораль рассматривает женщину, как собственность мужчины. Не все человеческие общества таковы. - В.К.]. Даже в случае совершения мужчинами и женщинами одного и того же преступления его общая картина часто разительно отличается. Более того, контекстуальные различия между преступлениями женщин и мужчин увеличиваются по мере возрастания тяжести преступления.
Поразительным примером важности контекста служат убийства супругов. Среди криминологов бытует (неверное) мнение, что жёны обладают таким же потенциалом насилия, как и мужья. Хотя за последние годы мужья составили только одну четверть всех жертв, доля женщин достигала половины всех потерпевших в предшествующие десятилетия. Но контекст насилия со стороны супруга всегда поразительно разнится в случае мужчин и женщин.
Женщины предпочитают быть жертвами и совершают убийство только в состоянии смертельного ужаса, исчерпав все прочие возможности. Мужчины же, убивающие жён, редко идут на это из-за страха за свою жизнь. Гораздо чаще их толкает на это ярость из-за подозрений в супружеской неверности [то же чувство собственности, которое заставляет насиловать + ссылка выше, В.К.], и убийство - лишь кульминация дурного обращения с женой в течение длительного времени. Некоторые разновидности убийства жён (убийство с последующим самоубийством, убийство всей семьи и убийство исподтишка) практически никогда не встречаются в тех случаях, когда жёны убивают мужей.
Далее, объектом насилия со стороны женщин редко становятся незнакомые им люди, в том числе женщины редко убивают незнакомцев или случайных знакомых. Жертвами женщин становятся, как правило, или мужчины, состоящие с ними в интимных отношениях, или дети. Более того, женщины склонны совершать насильственные преступления в своём собственном доме против пьяной жертвы, и они часто ссылаются на самозащиту или состояние депрессии как мотив преступления. Вообще, женщин надо провоцировать гораздо сильнее, чем мужчин, прежде чем они достигнут той точки, когда захотят совершить убийство, и эти различия сохраняются в выборке мужчин и женщин, выровненной по уровню тестостерона/агрессивности.
Как вспоминает одна бывшая правонарушительница, которая в момент написания книги участвовала в программе для женщин, совершивших тяжкие преступления: «То, что называют тяжкими преступлениями, совершёнными женщинами, на самом деле ими не является. На днях двух женщин схватили с поличным за вооружённый разбой. На деле же они совершили магазинную кражу, и у них в сообщниках был парень. Сотрудник службы охраны заметил их и преградил им дорогу, когда они уже (sic!) покидали магазин. В результате парень ударил его дубинкой. Они скрылись, но охранник записал № машины. Всех их арестовали - но не за магазинную кражу, а за рабой, принимая во внимание удар дубинкой.
Вот что такое разбой, совершённый женщинами, поскольку парень должен был отвлекать внимание, или стоять на страже. Или его могут приписать проститутке, которая стащила что-нибудь у своего клиента, или женщине, которая настолько не в себе из-за принятой дозы наркотиков, что переходит все границы. Я совершила парочку грабежей, когда употребляла много наркотиков, но по-настоящему это не были мои поступки. Торговля разовыми дозами наркотиков, магазинные кражи и проституция были моей основной деятельностью. Это справедливо для большинства женщин, которых я знаю, и которые совершают преступления для того, чтобы содержать себя или детей, или тех паразитов [мужчин], у которых они на крючке».
Ещё одной областью преступной деятельности, где участие женщин сопоставимо с мужчинами, являются простые кражи и нападения. Здесь мы снова обнаруживаем важные контекстуальные различия. Девушки гораздо менее склонны использовать оружие или умышленно наносить тяжёлые ранения; красть вещи, которые нельзя использовать; вторгаться в здания или совершать кражи из помещений. Что касается таких традиционно мужских преступлений, как берглэри, женщины очень редко совершают их в одиночку, чаще выступая в качестве сообщниц, и редко получают равное с мужчинами вознаграждение. В отличие от мужчин, женщины гораздо чаще совершают незапланированное берглэри в тех домах, где они раньше бывали в качестве друзей или прислуги, но лишь тогда, когда в доме нет хозяев. Мужчины - преступники не связаны ни первым ограничением, ни вторым.
На этих примерах видно, что женщины в отличие от мужчин остаются социально - зависимыми, даже когда идут на преступление; даже в этой ситуации они не мыслят себя как самостоятельного социального актора. При реализации преступления они скорей обходят чужую волю, чем преодолевают её, хотя насильственное преступление требует не первого, а второго.
Далее, при наличии однотипных мотивов грабежа, грабители и грабительницы ведут себя по-разному. Мужчины как правило выбирают жертву среди других мужчин и при совершении грабежа/разбойного нападения используют прямую конфронтацию, физическое насилие и огнестрельное оружие. Женщины чаще нападают на других женщин и редко прибегают к огнестрельному оружию. Если же женщины выбирают жертвой мужчину, то хотя они могут иметь при себе огнестрельное оружие, для воздействия на потерпевшего они чаще используют свою половую принадлежность, чем реальное насилие. Э.Миллер делает вывод о том, что мужские и женские грабежи могут иметь одинаковые социальные и культурные причины, но на способ совершения преступления сильно влияет гендер, т.е. традиционные мужские и женские роли в обществе. Даже если данный конкретный индивид в обычной жизни им не очень соответствует или не соответствует вовсе, в преступлениях гендер проявляется чётче.
Далее, исследованиями К.Дали и Д.Стеффенсмайера выявлено несколько ключевых моментов, отличающих пути женщин и мужчин, по которым они приходят к преступной деятельности:
(1) в жизни женщин, намного сильнее размыты границы между жертвой для другого и виктимизацией (жертвой другого), чем у мужчин,
(2) женщинам закрыт доступ к совершению самых корыстных преступлений,
(3) женщины способны эксплуатировать свою половую принадлежность как средство для добычи денег, мужчины в той же ситуации проявляют агрессию;
(4) существуют определённые последствия (реальные или воображаемые) материнства и заботы о детях,
(5) для женщин центральное место занимают отношения с другими людьми, и именно влияние мужчин подталкивает женщин к занятиям преступной деятельности,
(6) женщин часто необходимо защищать от ограбления и эксплуатации мужчинами.
Таким образом, раскол между тем, что считается женственным, а что - криминальным, слишком глубок, и преступление всегда наносит женщинам (а тем более их положению в обществе) незаживающие раны. А вот грань между тем, что считается мужским, и что - криминальным - выражена намного слабее, при определённых обстоятельствах её как бы нет вовсе и т.д. Придерживаются ли женщины на деле стереотипов феминности, к делу не относится; существенно то, что это входит в структуру общественных требований, формирующих взгляды и поведение индивидов, в том числе криминальные девиации последнего.
Так, насильственные действия в той же степени являются следствием маскулинности и её подтверждением, как проституция или мелкие кражи, совершаемые "в страхе и тайком" - феминности. Соответственно, и для мужчин, и для женщин реализация их традиционного гендера, скособоченного, но нимало не покорёженного движением за женское равноправие, направляет криминальное поведение по сценариям, предписанным в вышепредставленной "норме". На констатации этого факта основан гендерный подход к половозрастной специфике преступлений, который оказывается исключительно продуктивным и прогностичным по сравнению со всеми прочими, что испробовались.
Действительно, гендерный подход позволяет правильно предсказывать низкий уровень вовлечения женщин в тяжкие имущественные преступления как на улицах, так и в квартирах. Когда же женщины участвуют в них, они забирают себе аномально мало добычи по сравнению с проделанной работой, или действуют в качестве соучастниц - как и в случае женских берглэри, описанных выше. Во время грабежей, производимых женщинами в одиночку, как правило, изымаются небольшие суммы, как и в случае краж бумажников, совершаемых проститутками, наркоманками или алкоголичками.
Выступая в качестве сообщниц, во время совершения грабежей женщины часто эксплуатируют свою социальную притягательность (заманивают в ловушку) и подкрепляют мужское превосходство.
Из имущественных преступлений два хорошо согласуются с традиционной ролью женщин в семье - магазинные кражи и злоупотребления с кредитными картами и неплатёжеспособным чеками. Именно на эти категории (похищение имущества, подлог и мошенничество) приходится значимо более высокая доля арестов женщин по сравнению с мужчинами. «Гетто розовых воротничков» - высокая концентрация (до 90%) женщин, занимающих положение мелких банковских служащих и бухгалтеров - даёт большую долю женщин, арестованных за присвоение или растрату имущества. За эти преступления арестовывают гораздо меньше высокопоставленных бухгалтеров и аудиторов, среди которых женщины составляют намного меньшую долю. Гендерный подход также правильно предсказывает половые различия в мотивации к растрате или присвоению имущества: женщины идут на это, чтобы защитить семью или родственников, мужчины чаще озабочены сохранение своего положения.
В отношении преступлений против общественного порядка гендерная парадигма позволяет достаточно точно предсказать те категории преступлений, где участие женщин особенно значительно, главным образом проституцию и побеги из дому. Это легко рассчитать, принимая во внимание гендерные различия рыночной стоимости сексуальных услуг и наличие патриархального двойного стандарта. Например, число клиентов должно намного превосходить число проституток, иначе последние не могут существовать, а тем более эксплуатирующие их сутенёры.
Сходным образом представление о вовлечении в половые преступления намного увеличивают вероятность ареста сбежавших из дому девушек, хотя данные опросов показывают, что фактический уровень побегов юношей оказывается на столь же высоком уровне.
Организация гендера определяет и половые различия в злоупотреблении алкоголем и наркотиками. Женщин к наркотикам приобщают преимущественно их мужья и любовники. Интеграция женщин в субкультуру наркотиков или низшего класса чаще всего происходит через их партнёров-мужчин. Но даже войдя в неё, женщины, как правило, не участвуют в преступной деятельности до тех пор, пока не приобретают зависимости от наркотиков или алкоголя (когда они втягиваются в совершение краж и других преступлений, направленных на получение прибыли, чтобы иметь деньги на потребление наркотиков). Опять же, в соответствии с предсказаниями данного подхода, преступления женщин (но не мужчин) страдающих наркоманией и алкоголизмом, как правило, не являются насильственными.
И даже в случае «беловоротничковых преступлений», которых совершают женщины высших классов, сохраняются все вышеперечисленные различия между полами в готовности преступить, связанные с социальной зависимостью и угнетённостью женщин. Понятно, что женщин существенно меньше в высших эшелонах финансового мира, в руководстве корпораций и в политике, чтобы они были втянуты в такие формы элитарного криминала, как сброс ядовитых промышленных отходов, производство фальсифицированных продуктов, подкуп официальных лиц, взяточничество, крупномасштабные правительственные преступления, фиксирование цен, ограничение свободы торговли, insider trading и прочее, что криминологи США относят к данной категории. Но и здесь, женщины даже при наличии возможностей на соответствующих "позициях" совершают преступления в разы меньше, чем мужчины того же статуса.
Из Золотухиной о традиционных ролях: «Мужчинам традиционно приписывались черты, ассоциирующиеся с конкуренцией, соревнованием: амбициозность, авторитарность, властолюбие, расчетливость, напористость, независимость, уверенность в себе, самоконтроль, активность, изобретательность, сила, желание и способность добиться экономического успеха, смелость и жесткий характер, умение логически мыслить. Весьма ценился мужчина, который «сделал себя сам» (self-made man). Этот культ в свою очередь требовал того, чтобы существовал культ «истинной женщины» - (true woman). Историк Б.Уэлтер суммировала его определение как «сострадание, чистота, подчиненность и домашность, то есть мать, дочь, сестра и жена - [это и есть] женщина». Идеальная женщина, «домашний ангел» должна была быть набожной, благочестивой, послушной, подчиняющейся мужу, неуверенной в себе, пассивной, нежной, мягкой. Она была призвана обеспечивать эмоциональный климат в семье, комфорт, заботиться о домашних. Дамские романы, новеллы, журналы того времени прославляли женщину как гораздо более чистую по сравнению с мужчиной, более способную к самопожертвованию и не запятнанную борьбой за власть и богатство, следовательно наделенную большими добродетелями и менее эгоистичную, чем мужчина.
В такой системе ценностей любовь была феминизирована, а идея саморазвития индивида (self-growth) - маскулинизирована. Первое заключалось в следующем представлении: женщина очень нуждается в том, чтобы проявлять любовь, нежность, заботу и испытывать их, тогда как мужчины, изначально более независимые, гораздо меньше нуждаются в прочных отношениях, основанных на духовности, а не только на сексе. Второе предполагало возможность для мужчины лишь принимать эмоциональные отношения, но не выступать их инициатором. Мужчины сочетали, таким образом, пассивность в эмоциональной сфере с сексуальной активностью и даже агрессивностью, тогда как женская сексуальность отвергалась. Альтруизмом и заботливостью женщины как бы платили за кров и пищу, предоставляемую им мужчинами, которые реализовывали себя в общественной сфере и практически неминуемо выступали в качестве соперничающих друг с другом «одиночек» (С.27-28) - а от таких представлений о себе до повышенной криминальности - только шаг.
Понятно, что если исполнение традиционных ролей "среднюю женщину" удерживает от криминала, то для конкретных категорий женщин это криминальность наоборот повышает. Если жена выполняет традиционные функции в патриархальных отношениях, это порождает для неё, с одной стороны, опасность виктимизации, с другой - вероятность совершить убийство супруга. Аналогично, если женщины эмоционально зависимы, то мужчинам, принадлежащим к преступному миру или находящимся около него, гораздо легче уговорить их совершить что-либо нелегальное "во имя любви".
О чём говорит эта «неагрессивность» и «терпимость» женщин по сравнению с мужчинами? Отнюдь не о "более миролюбивой природе" и не о меньшей криминальности пола в силу биологических особенностей последнего, а следствие принадлежности к угнетённой и социально-зависимой страте внутри "большого общества" -даже сейчас, когда формальные барьеры вроде бы сняты, ситуация в США в целом не изменилась, и gender gap в криминальности - один из признаков этого. Другие признаки - за последние несколько десятилетий в США произошло очень мало изменений в отражении гендерных стереотипов в детских и групповых играх; в перечне тех черт личности, которые мужчины и женщины связывают с каждым полом; в значении, которое придаётся женской привлекательности и усилиям женщин - именно их! - соответствовать идеалу красоты и женственности; в отношении к риску и ценностных установках относительно предпочтения соревнования или сотрудничества и т.д.
Интересно, что это привело к противоречивой динамике доли участия американских отцов в заботе о своих детях. В среднем время, которое мужчина проводит со своими детьми на протяжении всей жизни, за последние десятилетия значимо уменьшилось. В то время как некоторые отцы принимают всё большее участие в воспитании детей, часто превосходящее участие матери, основная масса отцов проводит с детьми меньше времени чем раньше, оказывает семье меньшую финансовую поддержку и пр., тем более в случае раздельного проживания и развода.
Таким образом, граница между "мужским" и "женским" характеристическими типами фактически остаётся столь же чёткой, что и раньше, и это при том, что всё большая доля женщин (преимущественно из высших классов, то следует мужскому агрессивно-конкурентному типу поведения) и наоборот - всё больше мужчин, преимущественно среднего класса, "феминизируются"в том плане, что демонстрируют высокую социальную зависимость, несамостоятельность и т.д. С учётом этого обстоятельства очевидно, что "мужские" и "женские" роли в традиционной культуре, это конкурентный и терпимый типы, роли угнетателя и угнетённого и т.п., которые при другом раскладе успешно реализуются на какой-то другой дифференциации, не половой, а, скажем расовой. Так, преступность негров по сравнению с белыми (но не «цветных») на патриархальном плантационном Юге до 1861 г. (насколько можно верить тогдашней неточной статистике) характеризовалась теми самыми чертами, что сегодня характеризует преступления женщин по сравнению с мужчинами.
Поэтому на напряжение женщины склонны реагировать неагрессивно и/или саморазрушительно. У мужчин стресс и напряжение обычно выливаются в отношения конкуренции и направлены на окружающую среду, а женщины склонны погружаться в межличностные отношения. Даже если в обычной жизни поведение индивида не очень соответствует традиционным половым ролям, в экстремальной ситуации стресса, страха, напряжения, в том числе в рамках криминальной активности, эти различия становятся более чёткими и структурируют поведение.
По сути дела, в социологических исследованиях везде слово "гендер" можно заменить на слово "каста" без потери для смысла. Вообще говоря, сохранение подобной «кастовости» (не только в криминальном поведении, но и в остальных сферах социального бытия) означает неуспех движения за освобождения женщин в США, направленного в том числе и против «токсичной патриархальной культуры».
При том, что феминистские идеи там имеют длинную и интересную историю, массовая социальная база движения определяется, в общем, не ими, а соображениями более практического характера. «В 1962 г. вышел в свет бестселлер создателя журнала Cosmopolitain Хелен Герли Браун, в котором автор настоятельно рекомендовала женщинам просто использовать мужчин, применяя модель поведения последних. Аналогичные размышления (рекомендации) по поводу того, как наилучшим образом мобилизовать «женское естество», можно было нередко встретить на страницах журналов для женщин на протяжении и 1960-х, и 1970-х гг.; выход теоретических работ вроде «Вечной женственности» Бетти Фридан придавал этим стремлениям смелость и респектабельность, способствуя массовости движения» (Золотухина, с.30).
То есть вместо борьбы с угнетением женщин со стороны капиталистической системы предполагается, что освоить конкурентное поведение лидирующих в этой системе высокостатусных мужчин, в надежде (для обеспеченных представительниц среднего класса), что после словесного снятия прежних барьеров они смогут конкурировать с ними на равных. Поэтому ещё К.А.Тимирязев в начале ХХ в. называл англо-американских предшественниц феминисток не женским, а дамским движением, в отличие от движения женщин-социалисток в континентальной Европе.
Так или иначе, проблема неравноправия мужчин и женщин до сих пор остаётся не разрешённой, если обращать внимание не на декларации, а на социальные факты, в том числе данные криминологии. И это при том, что феминистское движение развивалось более чем успешно и, в общем, исчерпало возможности в рамках прежней системы эту проблему решить. Последние 15-20 лет идёт уже Сизифов труд или даже откат назад, к « идеологии Сары Пейлин».
Резюмируя, женщины менее криминальны по сравнению с мужчинами только потому, что освобождение женщины в развитых капиталистических странах не состоялось. Женская пассивность и неагрессивность в самых разных сферах социального поведения является оборотной стороной той активности и инициативности мужчин, которая является стержнем токсичной патриархальной культуры и вытекающих из неё проблем. То есть обсуждаемые различия по уровню кримактивности есть свойства гендера, а не пола.
Возникает вопрос - что будет дальше, по мере того, как в общем сохраняющуюся границу между «женской» и «мужской» ролями будет пересекать всё больше людей в обе стороны? Поскольку они (и их близкие) будут всё больше запутываться в самоопределении относительно остающихся неизменными идеалов, это ситуация с сильной неопределённостью и точка бифуркации. Здесь возможен веер вариантов от полной ликвидации различий с приближением женского типа криминальной активности к мужскому, до варианта, когда тип криминального поведения (если индивид на него решается) зависит не от пола или же гендера, а просто от степени социальной зависимости, а та из гендерной характеристики станет индивидуальной или классовой. Интересно будет это посмотреть в ближайшие десятилетия.
Дальше хочу написать про различия «белой» и «чёрной» преступности в США, где тоже наблюдается характерный эффект касты: негры превосходят белых по насильственным преступлениям, и тем больше, чем ниже социальный статус, а белые в той же степени превосходят чёрных по «беловоротничковой преступности» и тем больше, чем выше социальный статус.