Номогенетическое - 2 (+"экономический подход к поведению")
Про «поведенческую экономику» я уже писал, а теперь напишу про «экономические модели» в исследовании поведения животных, ставшие популярными с лёгкой руки социобиологов, включая подходы, основанные на теории игр. Поскольку наряду с ощутимым положительным эффектом они привели к целому ряду минусов (скажем, 1 и 2), важно грамотно провести соответствующий подход, определить его специфические пределы и ограничения - поскольку он основан не на гомологиях, а на изоморфизмах между системами, то пределы и ограничения должны найтись очень быстро.
Этологи классического направления всегда скептически оценивали попытки социобиологов использовать математический аппарат теории игр для расчёта «платы» и «выигрыша» использования демонстраций в коммуникативном процессе (Панов, 1983; Плюснин, 1989). Это делалось в надежде получить количественные оценки «адаптивности» и «эволюционного совершенства» соответствующих систем коммуникации или их отдельных частей (единиц, а не элементов, элементы - это особи) - сигналов и «стратегий поведения», реализуемых в сигнальных последовательностях.
Действительно, животные, которые в обмене угрожающими или брачными демонстрациями (демонстрациями предупреждения об опасности, умиротворения и т.п.) кооперативно реализуют общий (общевидовой) инстинкт, совсем не похожи на тот идеальный объект, с которым имеют дело «экономические модели». Последний отличается мгновенной, рациональной и точной калькуляции отношения «платы-выигрыша» для разных форм поведения в случае выбора действий в проблемной ситуации, и затем безынерционного выбора поведения на основе произведённой «калькуляции»; взаимодействующие особи не только не таковы, но и не удаётся отыскать сил, которые бы приблизили их к этому «идеалу».
Даже если предположить, что естественный отбор уже довёл нынешних живых существ до той степени совершенства, что их инстинктивное поведение приближается к этому идеалу, всё равно не получается - в реальных взаимодействиях в реальной среде недостижима ни нужная степень точности поиска «счастливых шансов», ни нужная степень свободы выбора поведения, чтобы соответствующий счастливый шанс «поймать».
В частности, при выборе модели поведения в ситуации перманентного риска при столь же постоянной нехватке информации о ситуации в системе в целом животное никогда не проводит калькуляцию «прибылей» и «затрат» от каждого из принятых решений по отдельности. [Да и участники рынка тоже не калькулируют - они следуют некому стереотипу, который складывается стихийно, и для максимизации выигрыша нужны специальные знания, усилия, или особый талант, чтобы эти стихийные стереотипы преодолеть]. Просто потому, что для этой калькуляции нет ни информации, ни оснований, и она возможна лишь апостериорно на «финише» конкурентного процесса, но не каждый раз при принятии решения в точках бифуркации, определяющих течение последнего.
Тем более животные не оценивают «прибыли» и «затраты» от выбранных действий в составе определённых планов и программ поведения с точки зрения итоговой приспособленности (fitness), столь важной для социобиологов. Просто потому, что расчёт итоговой приспособленности прежде всего требует определить заранее время жизни особи (или фирмы), а оно после каждого следующего решения в общем остаётся столь же неопределённым, что до совершения выбора, как бы ни был успешен сам выбор, поскольку в экосистеме есть хищники и паразиты, и животное не может изменением в поведении контролировать их воздействие на себя также как наше знание о радиоактивном распаде не позволит нам предсказать, какой именно из атомов в навеске вещества распадётся.
Фактически особь (или фирма) должна эффективно поддерживать определённую структуру отношений со своими социальными партнёрами (и коммерческими контрагентами), постоянно улучшая собственную «позицию» в системе независимо от того, сколько лет у неё впереди (так, как будто бы в запасе вечность…). То есть вести себя альтруистически, инвестируя в поддержание социальной среды, максимально благоприятной для её бизнеса, чтобы на пути соответствующих занятий следующий шаг был успешнее предыдущего, а там уж как бог даст. Соответственно, для социобиологов остаётся незамеченным, что с т.з. их определения альтруизма альтруизмом является не только helping behaviour и другие феномены прямой помощи между особями (анализ которых с т.з. теории игр подробно рассматривается в этой статье вместе с другими социобиологическими моделями), но все случаи социальной коммуникации, все примеры устойчивости социальных структур в неком диапазоне средовых «возмущений» и т.п.
Действительно, всякий организованный обмен демонстрациями, специфические результаты которого структурируют отношения животных в сообществе и поддерживают соответствие тамошней структуры связи видоспецифическим «образцам» социальной организации есть именно что альтруистические «инвестиции» особей в устойчивое воспроизводство последней в череде поколений, поскольку совершенно не факт, что именно инвестирующие индивиды будут успешными. Поэтому все подобные «инвестиции» высокорискованны, чем выше эффективность использованных сигнальных средств, тем выше риск и пр.
Подчеркну, что постоянная опасность и необходимость напряжения всех жизненных сил при решении проблем конкуренции за социальный ресурс (за «лучшую» территорию в группировке, «наиболее подходящего» партнёра, «более безопасное место» в кормящейся стае и т.п.) - это суровая реальность социального общения. Сходная ситуация складывается для предпринимателя в конкурентной среде, который «крутится» ради выживания и развития фирмы, давая взятки чиновникам и «съедая» фирмочки послабее.
Вообще, по мысли В.Г.Черданцева, естественный отбор оперирует признаками, а не структурами. Удачный выбор признаков позволяет различать объекты независимо от структуры. Ритуализованные демонстрации видового репертуара, в меру обладания ими сигнальной функцией, в точности соответствуют этой роли «признаков», по которым «наводится» селективное действие отбора, и «невидимая рука» элиминирует одни и тиражирует другие стратегии поведения в популяции.
А вот «напряжение жизни» в конкуренции за экологический ресурс, в борьбе за существование с неживой природой или с биотическими партнёрами оказывается гораздо слабее. В границах ареала при средних условиях данного года или сезона (т.е. когда нет бедственной ситуации) животные практически везде могут обеспечить себе тот заведомый избыток корма, безопасности и времени для социальной активности, чтобы собраться в сообщества и раскрутить ту самую конкуренцию за социальный ресурс, по результатам которой естественный отбор определяет «выигравшие» и «проигравшие» стратегии поведения (а, значит, и морфологию, психофизиологию и т.д. характеристики организма, необходимые для устойчивой реализации данного поведения при данном противодействия партнёра/оппонента в сообществе).
Это та самая автономизация от среды, о которой как о прогрессивной тенденции в эволюции живого и особенно позвоночных писал И.И.Шмальгаузен: чем сложнее организация и чем более она независима от среды внешней, экологической, тем сильней управляющие воздействия, связанные с внутренней социальной регуляцией, и сильней формообразующие воздействия на морфологию/физиологию/поведение индивидов, связанные с внутренней, социальной средой. Бόльшая независимость от среды достигается, конечно, за счёт более эффективной эксплуатации её ресурсов, и более гибкой переключаемости между ресурсами в случае проблем и нехваток, которую обеспечивает более сложная организация системы. Накапливаемый избыток «идёт», с одной стороны, на обеспечение большего гомеостаза вроде гомойотермии, с другой - на совершенствование до изощрённости социальной регуляции и социальных факторов, «опосредующих и направляющих» борьбу за существование между особями, вплоть до превращения в «знаки стоимости» конкурентных усилий индивидов, играющие в популяции ту же самую роль, какую играют деньги в рыночной экономике. Последние, соответственно, являются «предметом роскоши», обладание которыми необходимо для выстраивания специфических отношений между индивидами в сообществе, а не для самого приспособления каждого индивида к среде.
Совершенно сходная ситуация складывается для предпринимателей в рыночной экономике - главное напряжение связано с необходимостью обойти конкурента, а дать взятку чиновнику или заставить рабочих наниматься за ту цену, которую устанавливает рынок (то бишь совокупный предприниматель) при «нормальном состоянии общества» не проблема.
Бывают, конечно, трудные периоды или катастрофические ситуации: для животных это экологически неблагоприятные сезоны или направленные изменения климата, местообитаний, прочих существенных параметров среды и т.п. «медленные катастрофы», для капиталистов - эффективное противодействие со стороны рабочего движения и коммунистических партий, распространение социалистических идей и/или антибуржуазных настроений в обществе. Но все такие события - или периоды - лишь наносят неспецифический удар по системе, структурируемой конкурентными процессами; если «катастрофы» достаточно сильны, они губят системы, но нимало не способствуют их эволюции, которая возможна лишь при опосредовании внешних воздействий теми же структурами (социального) поведения и формами социальных отношений, которые делают значимыми взаимодействия между самими особями, во внутренней среде группировки или сообщества.
Кроме того, сам процесс конкуренции определённым образом структурирует выборку субъектов конкурентных отношений (особей или фирм) - даже при заведомом избытке ресурсов и в полностью однородной среде. Устойчивые победы одних, поражения других участников конкуренции постепенно приводят к тому, что где-то «в центре системы» более эффективные участники лучше и легче «подставляют» менее эффективных под воздействие факторов риска, но «сами для себя» формируют более стабильную внутреннюю среду, чем на периферии системы. Понятно, что «центр» здесь понятие функциональное, не пространственное, и совершенно абстрактное, а «периферия» - противоположность «центру» на неком градиенте, вдоль которого падают уровень экстремальности среды и одновременно интенсивность конкурентных усилий.
Этим наиболее эффективные участники конкуренции подчиняют себя требованию наибольшей устойчивости воспроизводства «типических» отношений в системе. Их поведенческие стратегии, обладающие максимальной эффективностью, «доказанной» предыдущими актами конкурентной борьбы, становится мощным средством стабилизации «типической» структуры системы и устойчивого воспроизводства «общего» типа в мозаике популяционных группировок, рассеянных по пространству ареала в не менее мозаичной среде. Фактически постоянный успех этих особей в социальной конкуренции превращается в средство минимизации отклонения реализованных отношений о «типа», обеспечивающего устойчивость системной структуры в целом.
Хороший пример - это рога оленей, хвосты фазанов, чёрные галстуки домовых воробьёв и другие сигналы статуса позвоночных животных, а также уже упомянутые демонстрации видового репертуара, стереотипное предъявление которых в данной точке процесса взаимодействия информирует всех участников и «зрителей» последнего о fighting ability данной особи, позволяет выбирать поведение «следующего шага», ориентируясь на наиболее вероятный следующий акт оппонента, а не просто реагировать на его текущий акт. Понятно, что простое реагирование на демонстрации оппонента плохо, так как всегда запаздывает, поскольку он «разогрелся», он сделает «следующий шаг», выбрав более эффективную демонстрацию и т.д., а тут есть возможность «упредить» даже для менее мотивированной/более слабой особи.
Следовательно, уподобление расчётливому бизнесмену не очень работает даже для экономического поведения людей, а для животных, реализующих общевидовой инстинкт, не проходит вовсе, почему непригодно для этологического анализа выбора действий в проблемных ситуациях даже как аналогия. А вот общую идеологию «экономического подхода» этологам более чем стоит использовать (см.рисунок из Мак-Фарленда «Поведение животных»).
Рисунок 1. Параллель между понятиями экономики и этологии. Вверху. Общая схема, на которой указаны фамилии исследователей, внесших наибольший вклад в развитие этих областей науки, и даты публикации их основных работ. Внизу. Детализированная схема в приложении к отдельному человеку или животному. (McFarland, Houston, 1981.).
[Вообще, идея привлечения представлений из области политэкономии для анализа процесса принятия решений у животных не нова. В 1890-1901 гг. К.А.Тимирязев прочитал цикл лекций «Историческая биология и экономический материализм в истории», где всесторонне рассмотрел аналогию между экономикой и поведением живых существ (т.6. «Сочинений», Сельхозгиз, 1939 г.).]
Наиболее интересное эволюционное следствие из произведённых рассуждений - что структурированная система самоорганизуется из бесструктурной выборки = скопления субъектов конкуренции, когда в исходно однородной среде возникает градиент между «местами» с большей нестабильностью существования к «местам» с меньшей. Он связан с «оттеснением» менее эффективных субъектов конкуренции на «площадки» и в «участки» среды с большим уровнем риска. Этот эндогенный градиент определяет возможность внутренней диверсификации частей в конкурентной системе. Диверсификация частей затем - при условии устойчивости градиента в экологических масштабах времени и дестабилизирующем воздействии ресурсообеспеченности + связанных с ними периодических «волн жизни» - ведёт к разгону «единой» системы, дифференциации территориальных подразделений системы вплоть до внутри неё двух независимых систем с противоположными жизненными стратегиями.
Их можно условно назвать «стратегия исторически типичной среды», приспособленная к высокой интенсивности социальной конкуренции при высокой стабильности экологической среды (просто потому, что она исторически типична для этого вида), и «стратегия краевых популяций». Вторая приспособлена к низкой социальной плотности группировок и высокой нестабильности экологической среды (естественно, лишь с «точки зрения» данного вида, начавшего осваивать данную среду обитания лишь в последние моменты собственной экологической истории). Альтернативность жизненных стратегий в центре и на периферии ареала является общим правилом, если его внутренняя структура достаточно развита, и история самого вида достаточно велика (см. С.С.Шварц «Экологические закономерности эволюции».).
Подсистемы с противоположными стратегиями поведения в собственной среде обитания обособляются в разных «частях» прежде единой системы, соответствующих противоположным «полюсам ареала», сформированного вытеснением менее эффективных конкурентов в области менее устойчивого существования (вместо элиминации или прекращения размножения «худших» особей, остающихся на прежнем месте и в прежней популяции после того, как отбор обнаружил их «худшесть», согласно традиционной СТЭшной версии происходящего).
Важно подчеркнуть, что в этой модели «сортировки вместо отбора» номогенетический и автоэволюционный процесс дифференциации особей по потенциям, а затем и дивергенции частей (разных популяций на градиенте центр-периферия) внутри вида как системы взаимодействующих популяций (вид Вавилова) происходит именно и только за счёт работы классического «демона Дарвина» - конкуренции между индивидами и отбора наиболее эффективных участников конкуренции, но не беспредельной и стохастической, а самоограничивающей популяционными структурами, созданными и «уточняющимися» на каждом шаге процесса.
Причём средством соединения разных популяций в целостную систему, упорядоченную вдоль градиента «центр-периферия» и средством дифференциации исходно однородного видового населения на данном градиенте, с последующей морфологической и иной дивергенцией сформировавшихся частей, оказывается один и тот же феномен, именно, устойчивый поток нерезидентов между группировками, который и обеспечивает их единство в рамках вида как системного целого, и, сортируя особей по потенциям, дифференцирует разные части этого целого, вплоть до подвидового уровня (Щипанов, 2003; Щипанов, Купцов, 2004).
Если мы принимаем соответствие социума и популяции рынку, то сигналы и механизмы коммуникации в территориальных сообществах животных возникают как специализированные посредники в процессе конкуренции за территорию, брачного партнёра и пр. ресурсы, распределяемые в рамках отношений системы, точно так же, как в рыночной экономике возникают деньги и цены как специфические средства коммуникации участников, обеспечивающие «распространение сигналов» о конъюнктуре.
Соответственно, реальный выбор действий в проблемной ситуации отличен от постулируемого «экономическими моделями» поведения - это не поиск оптимальных, но выбор реализуемых решений, причём высокоинерционный и с последействием. Он осуществляется через процесс сравнения возможностей, предоставленных системой (шансов, сказал бы экономист) с эффективностью реализации предыдущих действий того же типа и косвенно - с внутренними ресурсами особи. Вот простейшие примеры подобных сравнений, при нулевом уровне развития сигнальных свойств у используемых элементов поведения и максимальной неопределённости изменений среды ( 1 и 2).
Понятно, что в большинстве ситуаций всё происходит иначе и легче для участников - у части поведения есть сигнальная функция, эти сигналы лучше или хуже, но как-то опосредуют существенные изменения в системе, так что участники конкурентного процесса ориентируются по сигналам, а не по самим изменениям, и преимущество сортировки над отбором в гетерогенной среде (гетерогенность которой дана извне, а создана предшествующими актами конкуренции и отбора) оказывается намного более грубым и зримым, что существенно ускоряет эволюцию, углубляет дифференциацию и т.п.
То есть эволюционное совершенствование процесса «сравнения шансов», предоставляемых существующей системой отношений разным участникам конкурентного процесса в соответствии с конкретными обстоятельствами «столкновения их интересов» в данном взаимодействии обязательно приводит к развитию специализированных сигналов, позволяющих точно и вовремя сравнить предоставленный «шанс» с возможностями самой особи и сопротивлением противника. Понятно, что те же самые сигналы и результаты организованного обмена сигналов во взаимодействиях в виде выигрышей/проигрышей последнего, их последействия, определённым образом изменяющего состояние и характер активности особей пропорционально «качеству» одержанной победы/поражения в конкуренции могут быть использованы для сортировки более и менее эффективных конкурентов между разными популяциями на градиенте стабильности существования.
Последнее ведёт к нарастающей дифференцировке системы в направлении центр-периферия, нарастающей дивергенции в морфологии, физиологии, поведении и т.п. характеристиках особей, составляющих популяции «центра» и «периферии». Ситуация быстро приходит к моменту, когда дифференцированность частей (периферийных популяций) оказывается так велика, что целостность системы и единство вида держится лишь на достаточной интенсивности и устойчивости потока нерезидентов, «соединяющих» между собой смежные популяции градиента.
Как только этот поток ослабнет или прервётся (вследствие ли дизъюнкции ареала и прочей изоляции, или падения общей численности вида в пределах ареала, которое всегда сильней ослабляет связанность разных элементов популяционной системы, нежели уменьшает численность группировок), ничто не мешает краевым популяциям «обломиться» и «замкнуться в самих себе», «отключившись» от общевидовой системы обмена особями, тем более что роль последней в поддержании их стабильности ослабевает предельно. Такое «отключение» от общевидовой системы обмена особями в наиболее дифференцированных краевых популяциях естественным образом является актом видообразования, если продолжается достаточно долго, поскольку вызывает быструю морфологическую эволюцию, эволюцию «местной» популяционной структуры, а она затрудняет «встраивание» в местную популяцию оставшихся неизменными особей с «материка», если вдруг экологические условия улучшатся и подобное произойдёт. Это ускоряет дальнейшую дивергенцию на уровне особей и т.д., вплоть до устойчивого исключения из популяционной системы изолята особей из «центра» и немногочисленных продуктов гибридизации с ними «местных особей», поскольку те и другие «слишком отличаются» от последних внешним обликом, биотопическими предпочтениями и поведенческими реакциями.
В результате процесс дифференциации конкурентов внутри сообщества сопрягается с дивергенцией территориальных сообществ внутри системы. Возникает гиперцикл, где прогрессивная эволюция сигналов и других специфических средств информационного обмена стимулирует и обуславливает последовательное усложнение структуры системы отбора и диапазоны представляемых «шансов» и наоборот.
«Сцепление» обоих процессов прогрессивных изменений структур (отношений) и функций (социального поведения особей) в сообществах определённого вида даёт обоим «устойчивое направление» в сторону поступательного прогресса сигнальных средств, используемых в процессе коммуникации, и форм отношений, поддерживаемых данным процессом. Вектор усложнения коммуникативной системы ведёт от экспрессивных действий, выражающих возбуждение до специализированных стимулов и впоследствии знаков.
Эта устойчивость и направленность кажется «невозможной» при чрезмерном следовании логике дарвинизма, при неразличении процесса естественного отбора (будь то конкуренция животных в сообществе и компаний на рынке) и его продуктов - определённых типов отношений в системе. Раз возникнув, продукты оказывают обратное влияние на порождающий их конкурентный процесс, регулируют его в целях максимизации собственной устойчивости воспроизводства в гетерогенной среде. Тем самым они создают устойчивость и направленность процесса собственного развития, то бишь условия для перехода к номогенезу, «опережения» сортировкой отбора, эффект которого лишь «закрепляет» результаты внутрипопуляционной сортировки особи, но отнюдь не пролагает ей пути и т.д.
Подчеркну, что устойчивость и направленность сигнальной или социальной эволюции не содержится в «пусковых» факторах процесса, но возникают de novo в процессе самоорганизации системы. Естественный отбор, безусловно, «мотор» эволюции, «эгоистичность» индивидов, конкурентные усилия отдельных особей - бензин, но наиболее интересны «руль», «тормоза» и «кузов», то есть конструктивные противоречия развивающейся системы и их разрешения на разных эволюционных путях.
Следовательно, этологам надлежит адаптировать к собственным задачам не отдельные методы, но саму идеологию использования теории игр в анализе экономических систем, просто потому, что последние демонстрируют полный изоморфизм с коммуникацией животных в сообществах именно в контексте распространения сигнала, средств и механизмов информационного обмена внутри системы. Например, в анализе социума и популяции, так же, как и экономики, важнейшими оказываются понятия «выносливость» (у меня - «устойчивость») и адаптация («сложность поведения»). В идеологии теории игр выносливость системы уподобляется бюджету в экономике, большая устойчивость системы, как и больший бюджет, позволяет достигать своих целей с меньшей оглядкой на текущие обстоятельства и «сопротивление среды».
Как и в экономике, ничто, даже деньги (итоговая приспособленность, эффективность поведения - В.К.) не является системонезависимым имуществом. Приспособленность взаимодействующих индивидов характеризует не только их собственные качества, но в первую очередь «предусмотренный системой спектр возможностей» реализации потенциала индивидов по горизонтальному и вертикальному каналу. Первое - распространение собственных поведенческих стратегий в популяции через бόльшую привлекательность лучших стратегий для молодых особей с пластичным поведением, собственная стратегия которых вырабатывается во взаимодействиях с привлекательными взрослыми особями, частично путём обучения, частично путём «оттискивания». Последнее было названо Г.Н.Симкиным сигнальной индукцией, когда взаимодействие с особью-образцом направляет естественное созревание поведения в сторону наиболее точного воспроизведения «образца», и очевидно, изоморфно одноимённому процессу в онтогенезе.
Второе - увеличение числа производимых потомков, а также эффективностью индивида в использовании и реализации «шансов», которые предоставляет система, сталкивая индивидов друг с другом в определённых типах конкурентных ситуаций.
Аналогично, некоторый набор жизненных ресурсов образует бюджетное имущество лишь в определённой экономической обстановке, о которой соответствующий участник рынка должен получить своевременный сигнал системы (Смирнова, 2001).
Другое соответствие - существенная роль степени сложности реализованной структуры системы для стабилизации протекающих в ней динамических процессов. Одной игры рыночных сил и отбора лучших «участников рынка» недостаточно для стабилизации отношений в конкурентной системе, где преобладают не «лучшие» или «средние», но именно наименее эффективные участники процесса. В поведенческих системах роль стабилизатора берёт на себя реализованная социальная структура, усложнение которой означает дифференциацию ролей, специализацию стратегий поведения индивидов и увеличение их взаимозависимости в системе в целом, что резко уменьшает возможность выбора поведения, несоответствующего сложившейся роли особи, реализация которого снизила бы устойчивость целого.
Аналог в экономической системе - разделение труда в процессе общественного производства (и продажи) товаров. Оно увеличивает эффективность экономики и позволяет нарастить бюджет системы, а, следовательно, с ещё большей устойчивостью воспроизвести именно те специфические условия внутренней среды (производственные отношения, «бизнес-климат» и пр.), при которых произведённый набор материальных благ становится бюджетообразующим имуществом.