Про поведенческую экономику
К 60 летию Израиля я обещал дать обзор двух самых крупных на мой взгляд фундмаментальных научных результатов, полученных израильтянами. Первый был "принцип гандикапа" Аммоса Захави, второй будет тоже из области наук о поведении - "поведенческая экономика" Дэниэла Канемана и Амоса Тверски, их исследования психологии принятия экономических решений и вообще решений, связанных с оценкой рисков, шансов выиграть и других вероятностных величин участниками конкурентной системы.
До сих пор экономическая теория замыкалась в рамках рационального поведения «экономического человека», который все знает, все бесстрастно взвешивает и делает осознанный и объяснимый всем выбор. Обе нобелевских премии XXI века присуждаются за уход от этих базовых положений. Первая - в 2001 г. - была присуждена трем американским экономистам за исследование рынков с асимметричной информацией. Фигура «экономического человека» раздвоилась - один из партнеров знает нечто иное, чем другой. Следуя идеям нобелевских лауреатов 2002 г., мы обязаны отказаться от самой теоретической схемы «экономического человека», принять во внимание множество действий, которые не объясняются ни рациональным выбором, ни неполнотой информации.
Как показали Канеман и Тверски, люди-участники рынка оценивают шансы совсем не так, как действовал бы в идеале "!экономический человек". Тот бы использовал закон больших чисел, собрал бы репрезентативную выборку, на её основании посчитал вероятности разных исходов, и затем выбрал бы то решение, которое соответствует максимальному выигрышу при минимальной плате. Люди же, как правило, не решают и не считают, а прикидывают - соотносят угрозы и возможности в собственном воображении, причём на малой выборке лично известных случаев, которым они доверяют и которые укладываются в их картину мира, причём люди склонны больше бояться угроз и потерь, чем рисковать из-за возможностей выиграть. Так психология участников рынка (которая должна вроде бы быть специализированной к эффективной деятельности в соответствующей системе, для чего и придумывали абстракт "человека экономического") регулярно выдаёт решения пристрастные, смещённые (в статистическом смысле) и неточные - вместо рациональны, беспристрастных и точных.
Канеман и Тверски показали, что люди не способны к полному анализу в сложных ситуациях, когда будущие последствия принятия решений являются неопределенными. В таких обстоятельствах они полагаются на эвристику или случайный выбор. Наиболее отчетливо они показали, что при оценке вероятности случайных событий человек (любой) не принимает во внимание размер выборки. То есть вероятности наступления событий оцениваются равными вне зависимости от того, сколько таких событий должно произойти. Иначе говоря, в оценке последствий своих решений человек «не чувствует времени».
В равной мере дефектны и рассуждения относительно прошедших событий. Если инвестор знает, что менеджер инвестиционного фонда два раза угадал, насколько повысится курс ценных бумаг, он заключает, что так будет всегда, и что менеджер компетентнее, чем он сам. Подобные задачи - сфера так называемых поведенческих (behavioral) финансов, раздела психологической экономики. Репрезентативность, согласно результатам исследований Канемана и Тверски, есть для человека в полной мере проблема случайного выбора. Решения, которые обычно принимаются, находятся в явном противоречии с теорией вероятности.
Д. Канеман в своих исследованиях обращал особое внимание на принятие решений в условиях неопределенности. Установленный им факт состоит в том, что будущие доходы человек не способен оценить в абсолютном выражении, он оценивает их в сравнении с некоторым привычным уровнем доходов (reference level) или со сложившимся уровнем, со статус-кво. Более того, если человек принимает последовательность решений в условиях риска и неопределенности, он оценивает выгоды и потери по каждому шагу и никогда не интегрирует их в единую выгоду или убыток и никогда не оценивает воздействие всей последовательности решений на свое благосостояние.
Взамен ранее существовавших теорий принятия решений, основывающихся на теории вероятностей, Д. Канеман и А. Тверски предложили альтернативную, названную ими теорией перспективы (prospect theory). Основана она на интерпретации результатов проведенных ими исследований. Ею объясняется, например, такое необъяснимое явление, как желание резко занизить страховую стоимость оборудования, когда получаемое возмещение при наступлении страхового случая не может ничего компенсировать. Или упорное нежелание понизить личное потребление, когда становится известно о падении твоих доходов в ближайшем будущем.
Собственно, противопоставление теории вероятностей и теории перспективы во многом обуславливается тем, что в основаниях теории вероятностей в настоящее время вероятность трактуется как объективная категория. Но достаточно обратиться к трудам Леопольда фон Мизеса, чтобы понять, что его сопоставление субъективной и объективной трактовки собственности фактически представляет собой мостик между современной теорией вероятности и созданной Канеманом и Тверски теорией перспективы. Впрочем, от противопоставления двух теорий есть определенная пропагандистская выгода. Чего стоит, например, выведение в пику закону больших чисел «закона малых чисел», согласно которому человек принимает решения по малому числу событий с большей уверенностью, чем при анализе большого их числа.
Вот их знаменитая статья 1984 года, за которую Канеману дали Нобелевскую премию по экономике (Тверски, увы не дожил): "Рациональный выбор, ценности и фреймы" (Психологический журнал. 2003. Т.24. № 4. С.31-42).
***
Принятие решений является, возможно, одним из основных видов деятельности, характерных для живых существ. Поэтому попытка понять, объяснить и предсказать поведение делающего выбор индивида стала главной задачей поведенческих и социальных наук. Действительно, экономическая теория, психология, социология и политические науки имеют дело с решениями, принимаемыми покупателями, пациентами, избирателями и государственными деятелями. При изучении решений возникают как нормативные вопросы, так и задачи описания процессов. Нормативный анализ используется при исследовании природы рациональности и логики процесса принятия решений. Описательный анализ, напротив, рассматривает человеческие убеждения и предпочтения таковыми, какие они есть в реальности, а не какими они должны быть. Конфликт между нормативным и описательным взглядами определяет многое в исследованиях решений и выбора.
При анализе принятия решений обычно различают рискованный выбор и выбор при отсутствии риска. Традиционным примером решения, принятого в условиях риска, служит согласие участвовать в игре на деньги, в которой результаты получаются с определёнными степенями вероятности. Типичным решением, принимаемым в отсутствие риска, является оценка приемлемости сделки, в которой товар или услуга обмениваются на деньги или труд. В первой части данной статьи мы представим анализ когнитивных и психофизических факторов, определяющих ценность рискованных перспектив, во второй - распространим этот анализ на трансакции и торговлю.
ВЫБОР В УСЛОВИЯХ РИСКА
Принятие решений, как правило, осложнено наличием неопределённости и риска. Обычно мы не можем с высокой точностью предсказать погоду на завтра, результаты лечения или стоимость фьючерсного золотого контракта. Следовательно, решения о том, делать ли операцию, брать ли зонт, покупать ли золото, должны быть приняты без достоверного знания их результатов. Поэтому естественно, что изучение процесса принятия решений фокусировалось на анализе выбора между достаточно простыми игровыми ситуациями с определенными вероятностями денежных выигрышей - в надежде, что анализ этих несложных проблем позволит выявить общие теоретические подходы к риску и ценности.
Мы представим подход к анализу выбора в условиях риска, который выводит многие гипотезы, исходя из психофизического анализа ценности и вероятности. Психофизика - это наука о взаимоотношениях между физическими величинами, такими, как длина или деньги, и их психологическими эквивалентами - воспринимаемой длиной или полезностью.
Психофизический подход к процессу принятия решений восходит к выдающемуся эссе Даниэля Бернулли, опубликованному в 1738 году [2], в котором он пытается объяснить, почему люди в основном не склонны к риску и почему неприятие риска снижается с увеличением богатства. Чтобы проиллюстрировать несклонность к риску и анализ Бернулли, рассмотрим выбор между проектом, в котором игрок выигрывает $1000 с вероятностью 85% (и с вероятностью в 15% не выигрывает ничего), и альтернативой получения $800 наверняка. Подавляющее большинство людей предпочитают уверенность игре, хотя она имеет более высокий (в математическом выражении) ожидаемый результат. Ожидаемый денежный выигрыш в нашем примере составляет:
0.85*$1000 + 0.15*$0 = $850, который превосходит гарантированный результат в $800. Предпочтение гарантированного выигрыша служит примером проявления несклонности к риску. Вообще говоря, предпочтение гарантированного результата участию в игре с большим или таким же ожидаемым выигрышем называется несклонностью к риску, а отказ от гарантированного результата в пользу игры с равным или даже более низким ожидаемым выигрышем - склонностью к риску.
Бернулли полагал, что люди оценивают возможные варианты исходов игры не на основе ожидаемого денежного результата, а на основе ожидаемой субъективной ценности этих результатов. Субъективная ценность игры есть, опять таки, средневзвешенная величина, но в данном случае это субъективная ценность каждого результата, которая оценивается на основе их вероятностей. Чтобы объяснить несклонность к риску в рамках данной системы взглядов, Бернулли предлагал рассматривать субъективную ценность, или полезность, как вогнутую функцию денежного дохода. Такая функция предполагает, что различие полезностей, например, между выигрышами $200 и $100 намного больше, чем разница полезностей между выигрышами $1200 и $1100. Из вогнутости следует, что субъективная ценность, приписываемая выигрышу в $800, больше стоимости ожидаемого с вероятностью 80% выигрыша в $1000. Следовательно, вогнутость функции полезности обусловливает несклонность к риску - предпочтение гарантированного выигрыша в $800 над вероятностью в 80% выиграть $1000, хотя оба варианта характеризуются одинаковыми ожиданиями.
В теории решений принято описывать результаты в терминах общего богатства. Например, предложение держать пари на $20 на результат подбрасывания монеты представляется как выбор между наличным богатством W индивида и равными шансами получить как W + $20, так и W - $20. Данная ситуация кажется нереалистичной с психологической точки зрения: люди обычно рассматривают сравнительно небольшие результаты не в терминах состояния богатства, а в терминах выигрышей, потерь и нейтральных результатов (таких как поддержание "статус кво"). Если, как следует из нашего предположения, эффективные значения субъективной ценности выражаются в изменениях богатства, а не в его максимальных значениях, то психофизический анализ следует применять к анализу выигрышей и потерь, а не к общей стоимости капитала. Это предположение играет центральную роль в объяснении выбора в условиях риска, которое мы называем теорией ожидаемой ценности (prospect theory) [12]. Самонаблюдение, равно как и психофизическое измерение, предполагают, что субъективная ценность есть вогнутая функция от размера выигрыша. Подобное обобщение в равной степени применимо и к потерям. Разница в субъективной ценности между потерями в $200 и $100 проявляется сильнее, нежели разница в субъективной ценности между потерями в $1200 и $1100, Когда функции ценности для выигрышей и для потерь объединены вместе, мы получаем S-об-разную функцию наподобие той, что представлена на рис. 1.
Функция ценности, изображенная на рис. 1, представляет собой функцию, (а) определенную в области выигрышей и потерь, а не общего богатства, (б) вогнутую в области выигрышей и выпуклую в области потерь, (в) значительно более крутую для потерь, чем для выигрышей. Последнее качество, которое мы назовем несклонностью к риску, означает, что нежелательность потери $Х больше, чем привлекательность выигрыша $Х Несклонность к риску объясняет нежелание людей держать пари на исход подбрасывания монеты при равных ставках: привлекательность возможного выигрыша оказывается недостаточной, чтобы компенсировать неприятие возможных потерь. Так, большинство опрошенных студентов отказывались поставить $10 на орел или решку, если им обещали выигрыш менее $30.
Предположение о несклонности к риску сыграло центральную роль в экономической теории. Однако, так же как вогнутость функции ценности в области выигрышей влечет за собой несклонность к риску, выпуклость функции ценности в области потерь - склонность к нему. Действительно, склонность к риску - это устойчивый эффект, особенно когда вероятность потерь значительна. Рассмотрим, к примеру, ситуацию, в которой индивид вынужден выбирать между вариантом потерять $1000 с вероятностью 85% (и с вероятностью 15% не потерять ничего) и вариантом потерять $800 наверняка. Большинство людей в данном случае демонстрируют предпочтение игры, а не неизбежной потери. Это выбор, подтверждающий склонность к риску, так как ожидание проигрыша ($850) являет собой худшую альтернатив; ожиданиям гарантированных потерь (-$800),. Склонность к риску в области потерь была подтверждена некоторыми исследователями [8, 11, 17, 22]. Она также наблюдалась в экспериментах с неденежными результатами, где определялось время, в течении которого испытуемый терпев боль [5] и угрозу потери человеческих жизней [6; 25, 26]. Но правильно ли быть несклонным к риску в области выигрышей и склонным к риску в области потерь? Эти предпочтения соответствуют сильным интуитивным представлениям о субъективной ценности выигрышей и потерь и предположению о том, что люди имеют право на их собственные оценки. Тем не менее, мы можем видеть, что S-образная функция ценности имеет некоторые нормативно недопустимые следствия.
Решая эту нормативную задачу, из области психологии мы возвращаемся к теории принятия решений. Можно сказать, что современная теория принятия решений восходит к новаторской работе фон Неймана и Моргенштерна [27], которые установили некоторые качественные принципы, или аксиомы, определяющие предпочтения рационального индивида, принимающего решения. Их аксиомы включают транзитивность (если А предпочитается В и В предпочитается С, то А предпочитается С) и замещение (если А предпочитается В, то, при прочих равных условиях, "А и С" предпочитаются "В и С"), а также другие условия более технического характера. Нормативный и описательный статусы аксиом рационального выбора являлись предметом всесторонних дискуссий. В частности, существуют убедительные свидетельства того, что люди часто не подчиняются аксиоме замещения; это обусловливает значительные разногласия по поводу нормативных достоинств этих аксиом (см. например [1]). Тем не менее, в каждом исследовании рационального присутствуют два принципа: доминирования и инвариантности. Принцип доминирования утверждает: если ожидание А, как минимум, не хуже ожидания В в любом аспекте, и лучше ожидания В, как минимум, в одном аспекте, то ожидание А предпочитается ожиданию В. Принцип инвариантности требует, чтобы порядок предпочтений между различными ожиданиями не зависел от способа их описания. В частности, два варианта проблемы выбора, признанные эквивалентными в результате их совместного рассмотрения, должны соответствовать тем же предпочтениям и при рассмотрении по отдельности. Далее мы покажем, что требование инвариантности, каким бы элементарным и очевидным оно ни казалось, обычно не может быть удовлетворено.
РАМОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ ПРИ ОЦЕНКЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
Ожидания характеризуются возможными результатами и вероятностями их получения. Тем не менее, один и тот же выбор может быть обусловлен и описан различными способами [13]. Например, возможные результаты игры могут быть описаны или как выгоды, или как потери - в зависимости от того, оценивается ли позиция по отношению к статус кво или как имущественная характеристика с учетом первоначального богатства. Инвариантность требует, чтобы такие изменения в описании результатов не изменяли порядок предпочтений. В двух следующих примерах показано, каким образом это требование может нарушаться. Общее число респондентов в каждом примере обозначено как N, а процентное соотношение тех, кто выбрал определенный вариант ответа, указано в круглых скобках.
Пример 1 (N = 152 респондента):
Представьте, что Соединенные Штаты готовятся к вспышке необычной азиатской болезни, которая, как ожидается, убьет 600 человек. Были предложены две альтернативные программы борьбы с этой болезнью. Предположим, что точные научные оценки последствий данных программ следующие:
Если будет проводиться программа А, то удастся спасти 200 человек (72% от выборки).
Если же будет проводиться программа В, то с вероятностью 33.3% будут спасены все и с вероятностью 66.6% не выживет никто (28%).
Какую программу предпочли бы вы?
Формулировка проблемы в примере 1 неявно подразумевает как данность, что болезнь может унести 600 человеческих жизней. Результаты программ включают оценку состояния дел и два возможных выигрыша, измеренные числом спасенных жизней. Как и ожидалось, в распределении предпочтений обнаружена несклонность к риску: подавляющее число респондентов предпочло сохранение 200 жизней наверняка, а не 600 жизней с вероятностью 1/3.
Далее рассмотрим другой пример, в котором изложена та же ситуация, но с другим описанием возможных результатов выполнения двух программ.
Пример 2 (N = 155):
Если будет принята программа С, то 400 человек умрет (22%)
Если же будет принята программа D, то с вероятностью 1/3 не погибнет никто, а с вероятностью 2/3 умрут 600 человек (78%).
Легко проверить, что варианты С и D в примере 2 в реальных величинах неотличимы, соответственно, от вариантов А и В в примере 1. Во втором случае предполагается возможность, когда от болезни не умирает никто. Это, очевидно, лучший результат, альтернативы представляют собой потери, измеренные числом умерших от болезни людей. Предполагается, что люди, оценивающие варианты в представленных игровых примерах, демонстрируют склонность к риску, высказываясь в пользу рискового решения (вариант D), а не в пользу гарантированной потери 400 жизней. Действительно, во втором варианте проявляется большая склонность к риску, чем несклонность к нему в первом.
Несостоятельность предположения об инвариантности (Или аксиомы независимости. - Прим. перев.) достаточно распространена и сильна. Она стала общепринятой как для опытных респондентов, так и для новичков, и не исключена, даже когда одни и те же респонденты отвечают на оба вопроса в течение нескольких минут. Они обычно бывают озадачены, когда приходится сравнивать свои собственные противоречивые ответы. Поэтому и после того как они перечитают формулировки проблем в предлагаемых примерах, они все равно предпочитают быть несклонными к риску в случае, когда "жизни спасаются", и при этом быть склонными к риску в случае, когда "жизни теряются"; тем самым респонденты стремятся подчиниться требованию инвариантности и давать последовательные ответы в обоих версиях рассматриваемой проблемы. В их настойчивой убежденности рамочные эффекты в большей степени похожи на иллюзии чувственного восприятия, чем на вычислительные ошибки.
Следующие два примера выявляют предпочтения, которые противоречат аксиоме доминирования рационального выбора.
Пример 3 (N = 86):
Существует выбор между
· Е. 25% с вероятностью выиграть $240 и 75% с вероятностью потерять $760 (0%)
· F. 25% с вероятностью выиграть $250 и 75% с вероятностью потерять $750 (100%) Видно, что вариант F доминирует над вариантом Е. Действительно, все респонденты таким образом осуществили свой выбор.
Пример 4 (N = 150):
Представьте, что вы столкнулись с необходимостью принять одновременно два решения. Сначала рассмотрите оба решения, а потом укажите то из них, которое вы предпочитаете.
Решение (i). Сделайте выбор между:
А. гарантированным выигрышем в $240 (84%)
В. 25%-ной вероятностью получить $1000 и 75%-ной вероятностью не получить ничего (16%)
Решение (ii). Сделайте выбор между:
С. гарантированными потерями в $750 (13%)
D. 75%-ной вероятностью потерять $1000 и 25%-ной вероятностью не потерять ничего (87%)
Как и следовало ожидать, исходя из результатов предыдущего анализа, большинство респондентов продемонстрировало несклонность к риску, сделав выбор в пользу гарантированного выигрыша в первом случае; даже большее число респондентов продемонстрировало склонность к риску, сделав выбор во втором случае, когда речь шла о гарантированных потерях. Фактически, 73% респондентов выбрали совместно ответы А и D, тогда как ответы В и С предпочли лишь 3% опрошенных. Подобный паттерн результатов наблюдался и в модифицированной версии эксперимента с заниженными ставками, в которой студенты выбирали, в какой азартной игре они приняли бы участие на самом деле.
Поскольку опрашиваемые рассматривали два решения в примере 4 одновременно, они в действительности выражали предпочтения вариантам А и D по сравнению с вариантами В и С. Однако предпочитаемый набор фактически доминируется отвергнутым. Добавление гарантированного выигрыша в $240 (вариант А) к варианту D определяет 25% вероятности выиграть $240 и 75% вероятности потерять $760. Это есть не что иное, как точно тот же вариант Е в примере 3. Следовательно, рамочные эффекты и S-образная функция ценности объясняют нарушение требования доминирования в случае одновременно принимающихся решений.
Логика этих результатов обескураживает: инвариантность нормативно необходима, интуитивно отвергаема и психологически непредставима Мы полагаем, что на самом деле существуют только два пути, обеспечивающие инвариантность. Первый заключается в том, чтобы разработать процедуру, которая будет трансформировать эквивалентные версии любой проблемы i одну стандартную форму. В этом состоит сущность традиционного пожелания студентам экономических специальностей рассматривать каждую проблему, сопряженную с принятием решений, в терминах общей стоимости, а не в термина выигрышей и потерь [20]. Подобным образом мы можем избежать нарушения инвариантности, наблюдаемого в предыдущих примерах, но в действительности советы легче давать, нежели следовать им. За исключением ситуаций возможного краха, более естественно рассматривать финансовые результаты как выигрыши и потери, а не как характеристики имущественного состояния. Более того, стандартная форма представления ожидаемой результативности рисковых решений требует соединения всех результатов совместно принимаемых решений (см. пример 4), что превышает счетные и интуитивные возможности даже в простых ситуациях. Обеспечение стандартного представления проблемы оказывается куда более сложным в других случаях, таких, как безопасность, здоровье или качество жизни. Следует ли нам давать советы людям о том, как оценивать последствия государственной политики в области здравоохранения (см. примеры 1 и 2) - в показателях общей смертности, смертности от болезней или числа смертей, вызванных рассматриваемой болезнью?
Другой подход, который может гарантировать инвариантность, - это оценка вариантов в показателях страховых, а не психологических последствий. Критерий страховых последствий имеет некоторую привлекательность в контексте человеческих жизней, но он отнюдь не адекватен для задач рационального выбора в финансовых вопросах (что в общем было осознано, как минимум, начиная с Бернулли), и совершенно не применим к результатом, которые едва ли могут быть объективно измерены. Мы заключаем: нельзя ожидать сохранения инвариантности фреймов, а уверенность в определенном выборе не означает, что такой же выбор будет сделан при других условиях. И мы поэтому положительно оцениваем практику предумышленного изменения фреймов в повторяющихся ситуациях принятия решений с целью измерения силы предпочтений [б].
ПСИХОФИЗИКА ВОЗМОЖНОСТЕЙ
Читать умное дальше?
*********************
Самая главная кукольная страшилка для японских детей - не Баба Яга, похожая на родную бабушку, а красивая кукла, у которой нет лица. Вместо лица - плоский овал без глаз, носа и рта. Это фактически и есть преподаваемая по всему миру экономическая теория со своим абстрактным «Homo economicus» и макроэкономическими моделями. Японских детей пугали, а миллионы студентов приучали любить эту безликую куклу рыночной экономики.
Но нашлись же двое, показавшие «человеческое лицо» рынка... Но из «гримасы» этого «лица» следует что рынок как система плохо приспособлена для живых людей, желающих не обогащения, а заниматься любимым делом, быть самим собой, быть счастливыми с близкими людьми и т.п. Такие люди в тенётах рынка всё время спотыкаются в расчётах, набивают шишки и совершают ошибки, - к выгоде и удовольствию меньшинства, которого интересует не талант, не мастерство, а корысть. Можно возразить (и это возражение приемлемо для меня как эволюциониста), мол, часто ошибающихся элиминирует социальный отбор, чем и совершенствует систему в целом, оптимизирует, рационализирует её и т.п. Так нет же - доля тех кто ошибается часто, в такой системе не уменьшается, скорей увеличивается. Ведь богатство тех, кто ошибается редко, создаётся не их собственным трудом и талантом, а умением поставить других в уязвимое и зависимое положение, так что бедный и неуспешный нужен богатому и успешному больше, чем наоборот.
Так что систему менять надо на более дружественную к пользователю.
И, помимо прочего, - Карфаген должен быть разрушен частная собственность должна быть уничтожена.
Как фактор, заставляющий умных и хороших людей снова и снова наступать на вышеописанные грабли.