Продолжаем про суфизм. Суфии избегали не только плотских желаний и страстей, но и самой борьбы с этими страстями. Все устоявшееся и привычное, включая добродетель, легко могло превратиться в «завесу», отделявшую их от Бога. Шейхи говорили: если ты привык поститься, то сам пост становится для тебя «завесой». Поэтому многие учителя рекомендовали поститься через день, чтобы не привыкать ни к посту, ни к его отсутствию.
Но самой худшей и опасной «завесой» для факира было самодовольство. В суфийских трактатах часто говорилось, что суфий никогда не должен быть доволен ни самим собой, ни тем, что он сделал. Джунайд формулировал это так: считающий себя близким к Богу - далек от Него, а тот, кто говорит, что обрел просветление, - не обрел его. Абу-ль-Хасан признавался, что не смеет называть себя суфием, несмотря на то, что лично общается с самим Пророком.
Истинный дервиш считал себя наихудшим из людей. Когда Рувайма ибн Ахмала спросили, как он поживает, тот ответил: как может жить человек, чья религия - похоть, а все мысли о мирском? Фузайл сокрушался: Бог милосерден и спасет всех, кроме меня - худшего из грешников! Малик вторил: если кто захочет найти самого недостойного из людей, то это буду я. А Хасан достиг такого смирения, что даже бродячих собак считал более добродетельными, чем он сам.
Шейх Бистами наставлял: чувствуй себя ничтожеством не только перед Богом, но и перед людьми. «Человек, который думает, что среди людей есть те, кто хуже него, является гордецом». Бог унижает того, кто считает себя выше других. Сам Бистами плакал перед входом в мечеть, боясь осквернить ее одним своим присутствием. Он говорил, что более нечист, чем женщина во время месячных.
«Лучшим является тот, кто будет лучшим перед Аллахом в мире ином, а это пока никому неизвестно. Поэтому, когда ты увидишь мусульманина младше себя, подумай: «Он лучше меня, ибо он еще не ослушался своего Творца, как я». Если увидишь человека старше тебя, подумай: «Он начал поклоняться Аллаху раньше меня, поэтому он лучше меня». Если этот человек будет ученым, то он лучше тебя, ибо знает больше тебя. А если он невежда и грешник, то он лучше тебя, ибо он грешит, не зная, что это грех, а ты совершаешь грех осознанно. И кто знает, чей конец будет лучше, твой или его? А если другой будет кафир (неверный), то подумай: «Сегодня он кафир, а я мусульманин. Но, быть может, завтра он примет веру и спасется от гнева Аллаха, а я - да убережет меня Аллах - могу впасть в неверие и оказаться среди обитателей ада». Аль-Газали
Смирение суфиев доходило до полного отрицания своей личности и безропотного принятия всего, что бы с ними ни делали, справедливо или нет. Был случай, когда один из жителей города по ошибке принял Хайра ан-Нассаджа за своего раба и увел в свой дом. Тот промолчал и много лет преданного служил «хозяину», пока ошибка не раскрылась.
Самым страшным ядом для приверженца тасаввуф была похвала его достоинствам. Ас-Сари рекомендовал с недоверием относится к любым похвалам, даже если они нисходят прямо с неба: скорей всего, это просто искушение, посланное Иблисом. «Если бы кто вошел в сад со многими деревьями, и на каждом дереве сидели бы птицы, которые бы ясно и отчетливо говорили ему: Мир тебе, о ты, святой Аллаха! - и он перестал бы опасаться, что это обман, то как раз и был бы обманут».
Учителя не уставали напоминать: не надо гордиться тем, что ты суфий, ведь в каждом религиозном толке преуспевают единицы.
Смирение по-мусульмански
С грехом гордыни дервиши боролись по-разному. Одни вырабатывали полное безразличие к тому, что о них говорят, другие нарочно делали то, что вызывало порицание, чтобы избавиться от тщеславия. Среди суфиев были и свои юродивые, считавшие, что их подвигов никто не должен не видеть, и специально совершавшие поступки, которые вызывали осуждение в обществе.
Так, шейх Абу Яйзид прилюдно ел в Рамадан, чтобы его упрекали, а не хвалили, потому что похвалы отвлекали его от Бога. Джафар носил на теле грубую рубаху, царапавшую кожу, а сверху надевал роскошный халат, чтобы его порицали за изнеженность. Представители школы маламати, выпрашивая на улицах подаяние, нарочно оскорбляли прохожих, чтобы все их ругали и считали негодяями.
За всем этим стояло убеждение, что суфии должны быть гонимы, поскольку тот, кто принят Богом, отвергается людьми: «Порицание людское - пища людей Божьих».
Ибрахим Адхам рассказывал, что был полностью счастлив лишь два раза в жизни. Первый - когда плыл на корабле, где его никто не знал и все потешались над его внешним видом: дергали за волосы, вырывали их, передразнивали, изображая в виде распутной девки. Второй - когда он попал под дождь, промок и замерз в своем рубище, и вид у него был такой, что его не впустили ни в одну мечеть. Другого дервиша в каком-то суфийском братстве его приняли за чужака, накормили плесневелым хлебом и в насмешку забросали дынными корками: он был очень рад, что претерпел такое унижение.
Но в целом суфизм склонялся к тому, что лучше быть безразличным к мнению людей, чем нарочито вызывать на себя осуждение. Ведь последнее может делать и из тщеславия. Добиваться осуждения дурными или причудливыми поступками - значит выставлять себя напоказ. В этом есть что-то извращенное, болезненное: лучше в тишине и безвестности идти путем истины.
Тот, кто борется с тщеславием, ниже того, кто просто не тщеславится. «Если хочешь, чтобы на тебя никто не смотрел, - не смотри на самого себя». Надо просто перестать существовать в мире, раствориться в мистическом экстазе, а не копаться в самом себе в поисках грехов, включая тщеславие, и не бороться с ними каждую минуту. Это была позиция скорее мистиков, а не аскетов и монахов.
От смирения суфии приходили к человеколюбию. Каждому дервишу полагалось терпеливо и с любовью относились к тем, кто не являлся суфием. Заури говорил: хуже греха против Бога может быть только грех против человека. Нельзя осуждать ближнего и его поступки, ведь человеком движет Бог: осуждая человека, ты осуждаешь Бога. В каждом грешнике, в каждом из людей, даже самом порочном, можно найти какие-то достоинства.
Ибрахим, разделявший трапезу с гостями, однажды запер дверь перед огнепоклонником и получил упрек от Господа: «Неужели ты не дашь кусок хлеба тому, кому я даю пищу уже семьдесят лет?» А Джунайд как-то поклонился повешенному вору, говоря, что заслуживает уважения тот, кто остался до конца верен своему делу.
Так же милосердно суфии относились и к оступившимся братьям. Один послушник после покаяния согрешил снова и от стыда не смел показываться своему наставнику и собратьям. Но наставник его вразумил: если ты проявил слабость, не надо идти к недругам, которых это только обрадует. Если не можешь не грешить, лучше иди к нам, мы тебя поддержим в беде.
Из того же источника происходила суфийская самоотверженность и прощение врагам. Один из шейхов молился так: если меня отправят в ад, пусть я стану таким большим, что в нем больше ни для кого не останется места.
Знаменитого имама Ахмеда ибн Ханбала зверски пытали мутазилиты, но когда перед смертью его спросили, что он думает о своих мучителях, тот ответил: они пытали меня ради Аллаха, думая, что правы. На Страшном суде я не потребую от них ответа.
Другие посты на эту тему:
Безумие ради Аллаха (Ранний суфизм) Руми - «танцующий шейх», создавший орден дервишей Первый пост о суфизме. Что это вообще такое Второй пост о суфизме. Две школы - пьяная и трезвая Третий пост о суфизме. Кто такие захиды и чего они хотели Четвертый пост о суфизме. Суфии - исламские монахи Пятый пост о суфизме. Полное погружение Шестой пост о суфизме. Искусство достигать экстаза Седьмой пост о суфизме. Есть ли в исламе святые и кто они такие Восьмой пост о суфизме. Мусульманские монастыри: теория и практика Девятый пост о суфизме. Шейхи и мюриды, или Cтарчество в исламе Десятый пост о суфизме. Жизнь странствующего дервиша