Темная сторона монашества
Подвиги отшельников, их изречения и образ жизни были рассказаны очевидцами, лично побывавшими в описанных ими местах и общавшихся со старцами. Но при всей историчности и правдивости этих сказаний они во многом рисовали идеал монашества, а не его повседневную практику.
В церковной истории среди монахов чаще встречались не святые старцы-отшельники, снисходительно милующие грешников, а сомнительные крикуны-бродяги или толпы агрессивно настроенных фанатиков, которые готовы были не то что кого-то осудить, а прямо проломить голову камнем и попросту убить. Кажется, что эти люди обладали всеми теми грехами, с которыми так ревностно боролись отцы-пустынники: превозношением над другими, нетерпимостью, узостью мышления, жестокосердием и почти детским легковерием в вопросах веры.
В монашеских обителях собиралось много случайных людей, даже преступников, которые бежали от налогов и от преследования закона. Сбиваясь в группы и бродя между городами, они выпрашивали подаяние, разносили слухи и будоражили народ. При виде этих многочисленных и шумных сборищ само слово «монах» (от греческого монос - один) стало вызывать насмешку. Языческий поэт Паллад с иронией писал:
Если зовутся они одинокими, что ж их так много?
Где одиночество тут, в этой огромной толпе?
Самым худшим проявлением монашества была воинственность, соединенная с фанатизмом. В Египте бродячие монахи представляли грозную силу, что-то вроде мобильной армии, которую использовали в своих целях александрийские епископы. Именно с их помощью патриарх Феофил разгромил оригенистов в Нитрийской пустыне. А Кирилл Александрийский опирался на них в борьбе с префектом Египта Орестом, который пытался удержать христианскую толпу от еврейских погромов и за это получил от какого-то монаха камнем в голову.
В V веке в Иерусалиме монахи устроили настоящий бунт и захватили власть в городе, изгнав патриарха Ювеналия и перебив множество людей, в том числе епископов. Жителей они заставляли публично анафемствовать Халкидонский собор и его участников. Только вмешательство армии, разбившей войско монахов, восстановило власть и порядок.
Положение усугублялось тем, что среди монахов большинство были «простецы», люди не только невежественные, но и принципиально презиравшие образование. Считалось, что для спасения не нужны ни знание, ни учение, ни книги. Антоний Великий говорил: «У кого ум здрав, тому не нужна наука». Многие старцы смотрели на книги как на непозволительную роскошь для монахов, хотя и признавали их пользу. Феодору Фермейскому, который держал у себя три книги и давал их читать другим братьям, Макарий сказал: «Ты поступал хорошо, но нестяжательность выше». Феодор немедленно продал свои книги, а деньги раздал нищим.
В монашеской среде процветало такое дремучее явление, как антропоморфизм: представление о том, что Бог чисто физически выглядит как человек. Это мнение особенно широко было распространено в Египте. Есть история про местного христианина - правда, крестьянина, а не монаха, - который каждую ночь ставил за дверью крынку молока в полной уверенности, что Господь придет и выпьет ее поутру.
Конечно, находилось немало подвижников, которые испытывали благоговение перед книгами. Они говорили, что один взгляд на книги побуждает к правде и ослабляет грех. Тех, кто не мог уразуметь прочитанного, старцы утешали, указывая на овец, пережевывавших жвачку: «Что не понимаешь теперь, поймешь после».
Но в целом люди образованные уходили из монашества: оно было не совместимо с ученой, книжной и творческой жизнью. Для многих иночество становилось только эпизодом, бесценным опытом богоугодной жизни, которая, однако, не могла полностью удовлетворить их потребности. Такими были блаженный Иероним, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст.
Обмирщение
Монашество началось с уединения и отшельничества, но со временем чаша весов стала все больше склоняться к общежитию. По преданию, первый монастырский устав Пахомий получил от ангела, который предписал монахам совершать по 36 молитв в день: 12 днем, 12 вечером и 12 ночью. Когда Пахомий возразил, что это слишком мало, ангел объяснил, что такое число предназначено для слабых: совершенным же совсем не нужен устав, поскольку они живут в уединении, полностью предав себя Богу.
В этом ответе уже заключался весь смысл существования киновий. Монахи-одиночки слишком легко могли впасть в соблазн. Общежитие больше подходило для «новоначальных», новичков, неспособных к одинокой жизни.
В IV веке Василий Великий написал «Устав» для восточного монашества, где во главу угла ставились организация и дисциплина, а не аскетические подвиги. Как и для иноков Пахомия, одиночество для монаха-василианца было скорее вредно; наоборот, он все время проводил с братьями, вместе с ними ел, молился, спал, работал.
В обителях по уставу Василия много трудились, занимаясь не только земледелием и ремеслами, но и лечением больных, воспитанием детей, заботами о бедных. В то же время граница между миром и монастырем становилась менее резкой: миряне могли приходить в монастырь, а монахи - на время его покидать.
Все это задало монашеству совсем другой тон - спокойный, чинный, лишенный крайностей и несколько рутинный, без поражающих воображение подвигов и необыкновенных ярких личностей вроде Антония, Пимена и т.д. Постепенно монашеская жизнь вошла в более сдержанное и правильное русло, подчиненное церковной иерархии. Вне ее монахи становились слишком непредсказуемой и беспокойной силой. Дело дошло до того, что император Феодосий Великий, человек верующий и вполне благочестивый, запретил монахам жить и даже появляться в городах, чтобы не обличать там власть имущих и не бунтовать народ.
Зато вместе с Церковью монашество полностью вписалось в структуру государства. Монастыри стали крупными землевладельцами и местом ссылки для неугодных политиков. Их насельники имели право торговать, сдавать внаем дома и даже содержать трактиры (но не стоять в них за прилавком). Случалось, что монахи занимались и ростовщичеством, хотя в целом Церковь это осуждала.
Заботясь о государственной казне, некоторые императоры пытались ограничивать влияние монастырей и запрещать их бесконтрольное обогащение, но такие попытки всегда заканчивались провалом. Монашество настолько плотно вросло в мирскую жизнь, что стало неотъемлемой частью государства. Монахи сами образовывали политические партии и активно влияли на политическую жизнь страны. Авторитетные игумены вроде Феодора Студита становились советниками государей, без которых не принималось ни одно решение, вплоть до объявления войны.
«Сладкая жизнь» в монастырях
На Западе монашество со временем стало заложником собственной популярности. С ним произошло то же, что с христианством вообще: в него хлынуло слишком много людей, резко понизивших его духовную культуру. В монастырях появилось много лишних и случайных людей, не способных вести монашескую жизнь.
Сами монастыри, щедро одаряемые правителями и состоятельными прихожанами, превратились в места, где можно было неплохо жить - часто гораздо лучше, чем в непостоянном внешнем мире, - и делать успешную карьеру. Как и на Востоке, они получали все больше земель и порой превращались в целые княжества. Возникали огромные монастырские комплексы, почти города, где физическим трудом занимались уже не сами монахи, а крестьяне из принадлежавших им деревень.
Основанный св. Колумбаном монастырь Боббио сначала был скромной и бедной обителью, где прозябала кучка анахоретов. Но спустя триста лет он охватывал уже обширную территорию с десятками зданий, пашнями, лесами, лугами и виноградниками, с прилегающими деревнями, жители которых работали на монахов, и сотнями филиалов, где заготавливали тонны зерна, свинину, бочки вина и оливкового масла.
В монастырь везли кур, овец, сыр и просто деньги, все это скапливалось в обширных монастырских хранилищах. Для управления хозяйством существовал целый штат монахов-администраторов, включавший препозита, келаря, эконома, садовода, огородника, лесника и т.п. Иноки строили мосты и дороги, торговали на ярмарках, собирали милостыню и принимали многочисленных гостей. И это был еще далеко не самый крупный монастырь.
Монастыри все больше становились частью мира, а мир - частью монастыря. Знатные люди отдавали на воспитание инокам своих детей, которые жили и воспитывались в обители с младенчества. Аббаты крупных монастырей становились важными государственными лицами, которые назначались лично императором, часто в награду за королевскую службу. Появлялись аббаты-графы, бывшие миряне и приближенные короля, которые жили при дворе и имели смутное представление о духовной жизни своего монастыря, где всем заправлял приор. Сами монахи устраивали пирушки, развлекались охотой, подобно аристократам, носили роскошную одежду, порой даже женились.
И все-таки средний уровень монашества даже в худшие времена оставался достаточно высоким. Хотя он и не соответствовал идеалу иночества, но сохранял дух аскетизма, возрождавшийся и обновлявшийся новыми подвижниками и реформаторами Церкви. Монахи очень часто были лучшей духовной закваской христианской жизни, ее творческим и подвижным элементом. Стоило церковному миру слишком застояться, как появлялся какой-нибудь новый вдохновенный монах-проповедник и «наэлектризовывал» его еще одной религиозной инициативой или свежим нравственным порывом, захватывавшим порой целые страны и народы.