Многозначительная Россия - 89: некоторые мысли об Олеге Кашине
Встретил такую запись:
Некоторые люди сейчас пишут записи и комментарии со ссылками на "неправильные" статьи Кашина. Об убийстве Политковской он не так отозвался, о рядовом Сычеве и т.п.
Эти записи, конечно, сопровождаются оговоркой о том, что избиение Кашина от его неправильных статей преступлением быть не перестает.
Записи эти противно читать. Не нужно их писать.
К автору (который в выражении этой мысли не одинок) отношусь с уважением, саму мысль (и ее этические корни) понимаю. Но не согласен. Потому что нападение на Олега Кашина, одного из самых известных журналистов страны (насколько в России сейчас вообще можно быть "известным журналистом" - не телевизионщиком) - это чрезвычайное происшествие. Чрезвычайное! Имеющее прямую связь с глобальной общеполитической обстановкой в стране. Оно (даже если кажется некоторым вполне себе тривиальным происшествием - подумаешь, новость, в России на журналистов нападают; а уж на не журналистов...) должно быть осмыслено со всех возможных сторон. На это самое "со всех сторон" я не претендую, но кое-что хочу сказать. Потому как имею собственный сюжет...
Статьи Кашина (хоть "правильные" с чьей-то точки зрения, хоть "неправильные"), конкретные ли или взятые в их совокупности - это с огромной вероятностью и есть причина произошедшего с ним несчастья. Тем более, что в его случае профессиональная деятельность была жестко замкнута на его личность, весьма публичную. Из песни (в данном случае, его профессиональной песни) слова не выкинешь. И поэтому я не думаю, что те, кто поминает сейчас эти самые "слова" (например, сказанные сразу после убийства Политковской) и даже те, кто выражает свое отношение к разным сторонам его личности, нарушают этические общечеловеческие нормы. Безусловно, надо помнить, что покалеченный человек лежит в коме: в этой ситуации даже минимальное злорадство совершенно неприемлемо. Но это несчастье придало просто известному публичному человеку вполне отчетливую и встроенную в текущее историческое время масштабность (слово, наверное, неточное, но лучше не приходит в голову). И размышления по поводу... от них, если быть честным, не уйти.
Так уж получилось, что мне дважды довелось весьма подробно высказаться по материалам Кашина, причем связанным с насилием и беспределом. Вот они:
"Разбор статьи Олега Кашина о солдате Сычеве в журнале "Эксперт" (продолжение "еще раз об "армейском скандале", Кашине, etc.")
и "Системные властители дум и внесистемная Политковская" (продолжение "Вдогонку к тексту о системных и внесистемных журналистах")
Свой текст об откликах на убийство Политковской "системных властителей дум" (такой ярлык я повесил на среди прочих и Кашина образца 2006 года), я после долгого перерыва прочитал снова. И задумался. Вот какие его слова (наряду с сентенциями Павловского, Соколова, Паркера и Чадаева) вызвали к жизни мой текст:
" Дело не в статьях, которых никто или почти никто не читал, дело не в честности и даже не в нечестности. Дело в очевидной каждому... бессмысленности этого убийства... ее роль в отечественной журналистике уже много лет была достаточно странной. Она, если говорить совсем откровенно, не была полноценным представителем российского журналистского сообщества... Разочарую читателя-романтика: нет такой страшной правды, за которую журналиста могут убить... журналистика в сегодняшней России не может, не способна всерьез влиять на ситуацию в стране и на судьбы сильных мира сего... Критика, даже самая жесткая и аргументированная, не производит никакого впечатления ни на кого - ее просто не замечают..."
Можно ли, читая сейчас эти очень жесткие, прямо таки чеканные формулировки, уйти от мыслей о жестокой, как бы аккуратнее сказать... иронии истории? Эти мысли не имеют отношения к злорадству... но вот о сложности и непредсказуемости жизни они заставляют задуматься... Оставлю развитие этой темы до лучших времен.
Надо ли говорить, что мои, весьма критические (хотя и спокойные по тону, намеренно объективированному) тексты, вызвавшие пусть локальный, но резонанс, Олегу крайне не понравились? Тем более, что был период (а точнее два - по числу означенных выше поводов), когда ему на эти тексты его собеседники в разных местах указывали. При этом он не вступал в полемику (что для него совершенно нетипично) - несмотря на призывы некоторых уважаемых им френдов. Однажды, впрочем, полемика между нами стартовала - но тут же и завершилась (подробности - по ссылке выше "вдогонку..."). Личность мою он, впрочем, несколько раз вполне определенным образом характеризовал. Я, в свою очередь, хотя в основном и в комментах по конкретным поводам, тоже не стеснялся весьма жестко формулировать свои представления о нем как авторе (да и и о его типе личности, как она мне виделась - например, здесь).
Мне он казался очень способным (и нетривиальным) карьеристом, который, демонстративно показывая другим и убеждая самого себя, что идет не в ногу с "лоялистами" (как и ни с кем другим), двигался на самом деле в том же вполне определенном направлении, диктуемым логикой развития путинского режима. В этом смысле я и причислил его к тем самым благополучно, при всей их локальной критичности, встроенным в систему деятелям, что, вероятно, было для него весьма обидно и не соответствовало его внутреннему самоощущению. Мне же казалось, что личность вполне определилась, и с ней все ясно. В каковом мнении я еще более утвердился в период его работы в "Известиях".
Однако, года через два я обнаружил, что не все так просто. Его статьи в журнале "Русская жизнь" неожиданно для меня явили этого автора совсем с другой стороны. Очевидно, я упустил из виду, что человек-то совсем молодой и способен достаточно радикально меняться. Развиваться, если угодно. И дело совершенно не в том, что он был "лоялистом", а стал "оппозиционером" - это не так, и вообще эти термины плохо работают, хотя его путь очевидным образом разошелся с задаваемым властями вектором движения. В общем-то, за ним потому и стало интересно следить (за многими другими следить в этот период стало как раз неинтересно), что сохранив все свои, лично меня по-прежнему раздражающие, черты личности (в том числе и журналистские), он вдруг перестал казаться запрограммированным (пусть и неизвестно кем). Появилось ощущение реальной, чисто человеческой, независимости - и тексты, иной раз лично мне чуждые, это ощущение одинокого (при всей его публичной тусовочности) голоса отдельного и что-то понимающего о жизни человека стали передавать.
При этом как-то сама собой стала проявляться та самая внесистемность, которую раньше он неубедительно декларировал, и которая была как раз присуща и ничем на него не похожей Политковской. Тем более, что Система, вместе и со своими архитекторами (с некоторыми из которых Кашин оставался, как говорят, на вполне дружеской ноге), и со своими лоялистами (в том числе и будто бы критично настроенными типа М. Соколова), неуклонно двигалась совсем в другом направлении. В последнее время это расхождение стало явным и парадоксальным образом привело к столкновению. Сама целенаправленно выстраиваемая кремлевскими стратегами атмосфера агрессивного единомыслия с прямым поощрением государственного насилия над гражданами даже во вполне безобидных ситуациях с выражением относительного инакомыслия ( "Где нельзя, бьют дубиной по башке. Нельзя? Пришел? Получи, тебя отоварили." - этому высказыванию Национального Лидера суждено, я думаю, остаться в истории) имеет свою логику развития, не всегда соответствующую намерениям своих авторов.
И для журналиста Кашина эта логика стала не только с ним, как личностью, несовместимой, но и в буквальном смысле убойной.
Со времени тех четырехлетней давности текстов и споров я более никогда публично не высказывался о нем, но как-то незаметно он появился во взаимных френдах и даже, кажется, оставил у меня пару комментов... Как бы то ни было, я желаю Олегу Кашину выздоровления в максимально возможной в его обстоятельствах степени. И надеюсь, что и как писатель он еще прозвучит. Но я уверен, что это будет совершенно другой писатель.
Некоторые люди сейчас пишут записи и комментарии со ссылками на "неправильные" статьи Кашина. Об убийстве Политковской он не так отозвался, о рядовом Сычеве и т.п.
Эти записи, конечно, сопровождаются оговоркой о том, что избиение Кашина от его неправильных статей преступлением быть не перестает.
Записи эти противно читать. Не нужно их писать.
К автору (который в выражении этой мысли не одинок) отношусь с уважением, саму мысль (и ее этические корни) понимаю. Но не согласен. Потому что нападение на Олега Кашина, одного из самых известных журналистов страны (насколько в России сейчас вообще можно быть "известным журналистом" - не телевизионщиком) - это чрезвычайное происшествие. Чрезвычайное! Имеющее прямую связь с глобальной общеполитической обстановкой в стране. Оно (даже если кажется некоторым вполне себе тривиальным происшествием - подумаешь, новость, в России на журналистов нападают; а уж на не журналистов...) должно быть осмыслено со всех возможных сторон. На это самое "со всех сторон" я не претендую, но кое-что хочу сказать. Потому как имею собственный сюжет...
Статьи Кашина (хоть "правильные" с чьей-то точки зрения, хоть "неправильные"), конкретные ли или взятые в их совокупности - это с огромной вероятностью и есть причина произошедшего с ним несчастья. Тем более, что в его случае профессиональная деятельность была жестко замкнута на его личность, весьма публичную. Из песни (в данном случае, его профессиональной песни) слова не выкинешь. И поэтому я не думаю, что те, кто поминает сейчас эти самые "слова" (например, сказанные сразу после убийства Политковской) и даже те, кто выражает свое отношение к разным сторонам его личности, нарушают этические общечеловеческие нормы. Безусловно, надо помнить, что покалеченный человек лежит в коме: в этой ситуации даже минимальное злорадство совершенно неприемлемо. Но это несчастье придало просто известному публичному человеку вполне отчетливую и встроенную в текущее историческое время масштабность (слово, наверное, неточное, но лучше не приходит в голову). И размышления по поводу... от них, если быть честным, не уйти.
Так уж получилось, что мне дважды довелось весьма подробно высказаться по материалам Кашина, причем связанным с насилием и беспределом. Вот они:
"Разбор статьи Олега Кашина о солдате Сычеве в журнале "Эксперт" (продолжение "еще раз об "армейском скандале", Кашине, etc.")
и "Системные властители дум и внесистемная Политковская" (продолжение "Вдогонку к тексту о системных и внесистемных журналистах")
Свой текст об откликах на убийство Политковской "системных властителей дум" (такой ярлык я повесил на среди прочих и Кашина образца 2006 года), я после долгого перерыва прочитал снова. И задумался. Вот какие его слова (наряду с сентенциями Павловского, Соколова, Паркера и Чадаева) вызвали к жизни мой текст:
" Дело не в статьях, которых никто или почти никто не читал, дело не в честности и даже не в нечестности. Дело в очевидной каждому... бессмысленности этого убийства... ее роль в отечественной журналистике уже много лет была достаточно странной. Она, если говорить совсем откровенно, не была полноценным представителем российского журналистского сообщества... Разочарую читателя-романтика: нет такой страшной правды, за которую журналиста могут убить... журналистика в сегодняшней России не может, не способна всерьез влиять на ситуацию в стране и на судьбы сильных мира сего... Критика, даже самая жесткая и аргументированная, не производит никакого впечатления ни на кого - ее просто не замечают..."
Можно ли, читая сейчас эти очень жесткие, прямо таки чеканные формулировки, уйти от мыслей о жестокой, как бы аккуратнее сказать... иронии истории? Эти мысли не имеют отношения к злорадству... но вот о сложности и непредсказуемости жизни они заставляют задуматься... Оставлю развитие этой темы до лучших времен.
Надо ли говорить, что мои, весьма критические (хотя и спокойные по тону, намеренно объективированному) тексты, вызвавшие пусть локальный, но резонанс, Олегу крайне не понравились? Тем более, что был период (а точнее два - по числу означенных выше поводов), когда ему на эти тексты его собеседники в разных местах указывали. При этом он не вступал в полемику (что для него совершенно нетипично) - несмотря на призывы некоторых уважаемых им френдов. Однажды, впрочем, полемика между нами стартовала - но тут же и завершилась (подробности - по ссылке выше "вдогонку..."). Личность мою он, впрочем, несколько раз вполне определенным образом характеризовал. Я, в свою очередь, хотя в основном и в комментах по конкретным поводам, тоже не стеснялся весьма жестко формулировать свои представления о нем как авторе (да и и о его типе личности, как она мне виделась - например, здесь).
Мне он казался очень способным (и нетривиальным) карьеристом, который, демонстративно показывая другим и убеждая самого себя, что идет не в ногу с "лоялистами" (как и ни с кем другим), двигался на самом деле в том же вполне определенном направлении, диктуемым логикой развития путинского режима. В этом смысле я и причислил его к тем самым благополучно, при всей их локальной критичности, встроенным в систему деятелям, что, вероятно, было для него весьма обидно и не соответствовало его внутреннему самоощущению. Мне же казалось, что личность вполне определилась, и с ней все ясно. В каковом мнении я еще более утвердился в период его работы в "Известиях".
Однако, года через два я обнаружил, что не все так просто. Его статьи в журнале "Русская жизнь" неожиданно для меня явили этого автора совсем с другой стороны. Очевидно, я упустил из виду, что человек-то совсем молодой и способен достаточно радикально меняться. Развиваться, если угодно. И дело совершенно не в том, что он был "лоялистом", а стал "оппозиционером" - это не так, и вообще эти термины плохо работают, хотя его путь очевидным образом разошелся с задаваемым властями вектором движения. В общем-то, за ним потому и стало интересно следить (за многими другими следить в этот период стало как раз неинтересно), что сохранив все свои, лично меня по-прежнему раздражающие, черты личности (в том числе и журналистские), он вдруг перестал казаться запрограммированным (пусть и неизвестно кем). Появилось ощущение реальной, чисто человеческой, независимости - и тексты, иной раз лично мне чуждые, это ощущение одинокого (при всей его публичной тусовочности) голоса отдельного и что-то понимающего о жизни человека стали передавать.
При этом как-то сама собой стала проявляться та самая внесистемность, которую раньше он неубедительно декларировал, и которая была как раз присуща и ничем на него не похожей Политковской. Тем более, что Система, вместе и со своими архитекторами (с некоторыми из которых Кашин оставался, как говорят, на вполне дружеской ноге), и со своими лоялистами (в том числе и будто бы критично настроенными типа М. Соколова), неуклонно двигалась совсем в другом направлении. В последнее время это расхождение стало явным и парадоксальным образом привело к столкновению. Сама целенаправленно выстраиваемая кремлевскими стратегами атмосфера агрессивного единомыслия с прямым поощрением государственного насилия над гражданами даже во вполне безобидных ситуациях с выражением относительного инакомыслия ( "Где нельзя, бьют дубиной по башке. Нельзя? Пришел? Получи, тебя отоварили." - этому высказыванию Национального Лидера суждено, я думаю, остаться в истории) имеет свою логику развития, не всегда соответствующую намерениям своих авторов.
И для журналиста Кашина эта логика стала не только с ним, как личностью, несовместимой, но и в буквальном смысле убойной.
Со времени тех четырехлетней давности текстов и споров я более никогда публично не высказывался о нем, но как-то незаметно он появился во взаимных френдах и даже, кажется, оставил у меня пару комментов... Как бы то ни было, я желаю Олегу Кашину выздоровления в максимально возможной в его обстоятельствах степени. И надеюсь, что и как писатель он еще прозвучит. Но я уверен, что это будет совершенно другой писатель.