Опус № 67. Часть 0. Предыстория. Истоки вдохновения. Скандал
все картинки кликабельны
0.2.Истоки вдохновения
Отсутствие центральной идеи романа, конечно же, не могло остановить писателя. Если идей нет в голове, их нужно поискать где-то снаружи. Хайнлайн никогда не стеснялся черпать вдохновение в чужих произведениях. «Двенадцатая ночь» Шекспира или что-то более позднее - неважно. В дело могло пойти всё. В 1930 году американский фантаст Джек Уильямсон написал совместно с Майлзом Брейером повесть «Рождение Новой Республики». Джек с Бобом были хорошими друзьями, и Боб на самом деле восхищался творчеством Уильямсона и хорошо его помнил (видимо, он находил в нём нечто, недоступное моему взгляду. Ну, на то он и гений, а я - нет, чего уж там…).
Первое издание «The Birth of a New Republic» в «Amazing Stories Quarterly» 1931 года. Художник Morey.
История, придуманная Уильямсоном, базировалась на тривиальной аналогии: освоение Америки - освоение Луны. Далее с очевидностью следовало восстание колонистов и война за независимость колонии от метрополии.
Поздней осенью 1948 года Хайнлайн вспомнил эту вещь и понял, о чём он будет писать в своём новом скрибнеровском романе: о революции. Вернее, о Революции. Естественно, это будет восстание трудолюбивой колонии против алчной и жестокой метрополии (алчность и жестокость нужно будет особо подчеркнуть, иначе патриотическая история превратится в красную пропаганду). Именно на этом фоне ему удастся провернуть то, что он давно задумывал - отделить детей от их родителей. Вывести подростков из-под опеки и защиты взрослых, и дать им возможность действовать самостоятельно. Разве не этого хочет каждый подросток? Естественно, колония будет на Марсе, и там будут марсиане - молчаливые, непонятные, бродящие на своих огромных ногах где-то на периферии…
Так возникла идея «Красной планеты»: построить рассказ о подростках на фоне Революции. Сама по себе идея была неплоха. Её использовал, например, Гюго - и прекрасно с ней справился. Но Гюго взял центральную коллизию из реальной истории, а Хайнлайну пришлось выдумывать всю пьесу целиком, и в итоге получилось не очень - слишком много пробелов в этой истории. Напомню, что поводом для марсианской Революции послужил отказ Управляющей Компании обеспечить сезонную миграцию колонистов. У читателя постарше тут же возникает масса вопросов: зачем кочевать от полюса к полюсу, когда на экваторе, судя по всему, можно жить круглый год? Чем таким занимаются колонисты в приполярных областях? На чём основана экономика их сообщества и насколько она самодостаточна? Как они будут выживать в дальнейшем, если, банально, рассорившись с Компанией, лишатся поставок с Земли? Хайнлайн по широкой дуге обошёл все актуальные экономические вопросы, как и проблемы вокруг собственности в пост-революционный период. Он ненавидел марксизм и свято верил в частную собственность, поэтому марсианская революция свелась к написанию Декларации Независимости, а все вопросы о собственности Компании, о её праве распоряжаться своей недвижимостью и инвестициями были деликатно заметены под коврик. В «Луне - суровой хозяйке» Хайнлайн, видимо, учёл опыт «Красной планеты» и подробно обосновал экономические предпосылки независимости лунных колоний.
Теперь ясно было ГДЕ, а вопрос КОГДА решился ещё проще: события, описанные в произведениях Хайнлайна, в том числе в ювенильной серии, по большей части происходили на фоне глобальной истории земной цивилизации, описанной в схеме «Истории Будущего». Разумеется, в момент написания детских романов Хайнлайн совершенно не заботился о точной привязке сюжетных линий к Таблице и поэтому изрядно накосячил с датами. Исправления, которые он вносил в переиздания, отчасти улучшили ситуацию, но и с учётом исправлений хронология временной линии Гарримана-Лонга зияет белыми пятнами и вопросительными знаками. Их куда больше, чем в хронологии Полуденного Мира АБС, потому что Хайнлайн не любил приводить в тексте содержание официальных документов - третья категория допуска, как застарелая привычка, ничем её не вытравишь.
Если принять во внимание исправленную версию «Космического Кадета», в которой злосчастный «Килрой» летал не на Луну, а на Марс, то годом первой марсианской экспедиции будет 1970-й. В финальной главе «Красной планеты» есть фраза доктора Макрея:
- Джимми, сколько времени прошло с момента первой высадки человека на Марс? Более пятидесяти земных лет, верно?
Это даёт нам дату: 2020 год. Незадолго до восстания на Венере и установления на Земле теократии Неемии Скадера, согласно хронологии Таблицы. Таким образом, история, рассказанная в «Красной планете», завершала эпоху первоначальной экспансии. В Солнечной системе начинался период деколонизации.
Итак, общая картина была ясна, осталось насытить фон. Из чего он складывался?
Во-первых, конечно же, фоном служил Марс и населяющие его марсиане. Но их описание требовало определённой осторожности - эту планету до Хайнлайна уже неоднократно заселяли разные писатели-фантасты, поэтому ни о головоногих, ни о гуманоидных марсианах и речи быть не могло. По счастью, к 1948 году в записных книжках Хайнлайна скопилось довольно много заметок о странных существах, о древних знаниях и цивилизациях, категорически не похожих на человеческую. Это были зачатки идей, наработки для так и не написанных вещей и совершенно спонтанные всплески творческих ассоциаций. Например, однажды Джинни прибиралась в гостиной и нечаянно включила диктофон, с которым пытался работать Хайнлайн. Машинка послушно выдала ей кхеканье, хмыканье, шорохи, скрипы, потоки сознания, сопение и просто болтовню человека, который разговаривает сам с собой, уверенный, что его никто не слышит. Вирджиния поделилась впечатлениями с мужем, и Хайнлайн немедленно записал в блокнотик идею о марсианском «пересмешнике», который запоминает и воспроизводит то, что слышит вокруг себя. Это был эмбрион малыша Виллиса, но его рождение состоялось много позже.
Подобные детали Хайнлайн часто переносил в текст из своей собственной жизни. Например, проблемы с телефонной связью. Долгое время Хайнлайн был вынужден жить без телефона (отсюда его привычка писать огромные письма). Даже после появления в доме телефонного аппарата, он какое-то время делил линию с соседями («Алло!» «Алло! Джонни, это ты, дорогой?» «Нет, это его сосед Боб. Я сейчас положу трубку, а вы перезвоните»). Можно не сомневаться, все эпизоды романа, где администрация манипулирует с телефонными переговорами школьников или отключает связь между поселениями, написаны кровью его сердца.
Другая маленькая деталь, сыгравшая большую роль в сюжете - коньки юных марсианских колонистов. Они тоже появились на Марсе прямиком из Колорадо-Спрингс. Дело в том, что Боб до встречи со своей третьей женой не умел кататься на коньках, и Вирджиния поразила его до глубины души своим виртуозным мастерством фигуристки. Он посвятил ей поэму, купил абонемент на каток, начал брать уроки фигурного катания… ну, в общем, эта история затем легла в основу рассказа «Бедный Папочка». Освоение коньков было долгим, сложным и травматичным, а весь подобный опыт Хайнлайн, естественно, стремился использовать в литературе. Фантастика, как известно, лучше всего получается, когда знаешь, о чём пишешь.
1952. В. и Р. Хайнлайны на катке в Сан-Вэлли, штат Айдахо.
Ещё один момент, который занимает в романе важное место - личное оружие школьников. И здесь тоже проявился личный жизненный опыт автора и даже, более того, его личная жизненная философия. Как и большинство мальчишек, Хайнлайн в детстве испытывал тягу к смертоносным игрушкам. Но было в этом и нечто большее, чем просто желание подержать в руках настоящую «пушку, которая бабахает». У Хайнлайна, как и у миллионов американцев, представление о личном оружии, как о некой основе, без которой невозможно понятие «свободный человек», было отпечатано в подсознании. Писатель был категорически против любого законодательного ограничения на свободное владение оружием и даже против его официальной регистрации. Хайнлайн с детства был приучен обращению с оружием. Его старший брат Ларри был настолько хорош во владении автоматом Томпсона, что позднее подрабатывал обучением агентов ФБР. В 20-21-х годах он обучал Бобби владению «Томми», чуть позже Хайнлайн вдоволь пострелял из винтовки на курсах в Учебном лагере в Форте Ливенворт, а в 25-м он стал курсантом в Аннаполисе и обучался владению оружием уже на профессиональном уровне - он освоил всё, от шпаги до корабельных орудий, а потом и сам проводил занятия по стрельбе с новичками. После отставки Хайнлайн не расстался с оружием и был готов применять его в случае необходимости - против зарвавшегося подрядчика или против обнаглевшего дикого кота. В двух первых романах, написанных для «Scribner», герои Хайнлайна имели дело, в основном, с бомбами. В новом романе у подростков будет личное оружие - это хороший повод прочитать им парочку лекций об ответственности и других важных вещах. Заодно можно будет озвучить и своё собственное отношение к идиотским запретам и ограничениям. А когда читатели подрастут и обретут право голоса, они сделают правильный выбор.
Принятые в марсианской колонии правила владения оружием доктор Макрей (вслед за Хайнлайном) считал ущемлением свободы. Он видел в них попытку ограничить свободу колонистов, первые признаки того, что на Марс пришла Цивилизация, а значит, ему пора двигаться дальше, вслед за Фронтиром. Эта тема следования за Фронтиром, по-видимому, впервые была так явно озвучена именно в «Красной Планете». Фронтир в понимании Хайнлайна - некое идеальное место, где максимально сбалансированы комфорт и дикость, свобода и ответственность. Это поверхность расширяющегося пузыря Ойкумены, внутри которого правят комфорт и бюрократия, а за его пределами - варварство и анархия.
Кстати, марсиане в «Красной планете» - тоже деталь из реальной жизни писателя. Или из того, что он всерьёз считал реальной жизнью. Потому что Хайнлайн верил в наличие разумной жизни на Марсе и даже специально ездил в обсерваторию, чтобы посмотреть в телескоп на марсианские каналы. В том же 1949 году он написал в прогнозе, известном под названием «Ящик Пандоры», безапелляционное: «На Марсе будет обнаружена разумная жизнь». Будет, и точка. Марсиане были для него долгое время так же реальны, как какие-нибудь полинезийцы.
Единственным умозрительным элементом была марсианская биология и цивилизация. В противовес сугубо материальным обстоятельствам жизни поселенцев, марсиане должны были играть роль смутного, мерцающего фона, оттеняющего происходящие события. Для этого цивилизация марсиан, весь их уклад подаются в романе полунамёками, как нечто несводимое к человеческим категориям. Множество деталей, которые, в принципе, можно дешифровать, типа шлюзов из силовых полей, нуль-транспортировки и т.п. Хайнлайн вкрапляет в достаточно туманную, не имеющую однозначной трактовки картину. Этот же «дразнящий» приём использовали Стругацкие, разбрасывая по тексту упоминания таинственных Странников. Но марсиане Хайнлайна - не забытая цивилизация Древних, оставившая после себя руины и артефакты, это вполне живые сегодняшние туземцы. И, в то же время, это таинственные Древние. Нечто подобное описывала Ли Брэкетт в своей версии Марса - такое же скрещение двух шаблонов, гибрид Хаггарда с Лавкрафтом.
Но марсиане не только создают информационный фон и придают глубину общей картине. Взаимоотношения с марсианами для писателя - лишний повод щёлкнуть человечество по носу, как это было сделано в венерианской части «Кадета». С другой стороны - это повод снова продекларировать толерантность по отношению к другим расам. Эту толерантность проявляют как марсиане, так и школьники. Первые - благодаря врождённой вековой мудрости, вторые - благодаря должному воспитанию. Необходимость уважения чужих обычаев вновь резко подчёркивается, хотя, возможно, не так грубо, как в «Кадете», где оно низведено до уровня формулы «пирог едят ножом и вилкой».
Проработка марсианской линии в «Красной Планете», (особенно «мистическая» её часть, включившая в себя финальную «невидимую» стадию развития марсиан) позже полностью легла в фундамент «Чужака». В определённом смысле роман можно считать первой частью или прелюдией «Чужака в стране чужой».
В этом и заключается главный плюс детальной проработки бэкграунда: возможность ставить в одних декорациях несколько пьес. Впрочем, Хайнлайн к концу сороковых годов уже не стремился к сериальности. Эта проработка фона осталась в его творчестве как некий рудиментарный инструмент, которым он практически не пользовался по прямому назначению. Вместо этого он сделал его характерной особенностью своего фирменного стиля. Возможно, «Красная планета» была одной из тех вещей, для которых проработка фона велась не ради решения конкретных литературных задач, но ради принципа. Из эстетических соображений, если угодно.
По мнению Алекса Паншина, коренное отличие «Красной планеты» от двух предшествующих романов заключается именно в том, что Хайнлайн не подгонял Вселенную под развитие сюжета, выкатывая при необходимости рояли из кустов (венерианская часть даёт основания это предполагать), а «подошёл к ней с другого бока: сначала разработал социальные, экономические и физические условия, а затем построил сюжет, который из них вытекает». От себя замечу, что тщательная проработка бэкграунда имеет чрезвычайно важное эстетическое значение для восприятия текста. Даже если непротиворечивость, непрерывность картины не осознаётся умом, она работает на подсознательном уровне. Мы легко можем отличить историю, стоящую на прочном фундаменте, историю, которая домысливается не только в будущее, но и в прошлое, от кучки фантазий, кое-как подпёртой сюжетными костылями, которая рассыпается при малейшем столкновении с логикой, физикой или просто здравым смыслом. По-видимому, это - часть наследия Джона Кэмпбелла. Чем дальше Хайнлайн уходил от влияния Кэмпбелла, тем больше Джон высказывал недовольства небрежностью работы с фоном, которые проявлял его бывший лучший автор. Но пока - пока Хайнлайн строго следовал заветам своего учителя и тщательно выполнял домашние задания. Если не считать невнятную экономику колонии и буквально подвисшую в пустоте Марсианскую Революцию, остальной фон романа проработан достаточно тщательно.
Едва канва романа забрезжила перед его глазами, Хайнлайн тут же, не сходя с места, набросал синопсис и отправил его литагенту для передачи редактору. Естественно, в синопсисе не было многих подробностей. По правде говоря, он и сам в тот момент о них ничего не знал.
18 ноября 1948: Роберт Э. Хайнлайн - Лертону Блассингэйму
Прилагаю копию намёток к новому роману для мисс Далглиш, плюс копия письма к ней… Прочитайте письма, заметки тоже прочитайте, если у Вас будет время. Советы приветствуются.
Решение отложить историю об океанском пастухе повлекло за собой пересмотр моего рабочего графика. Вот что я сейчас намерен делать: пока мисс Далглиш решает, я хочу написать рассказ в 4 000 слов, для взрослых, в глянцевые журналы, обычным покупателям, имея в виду «Post», «Colliers», «Town and Country», «This Week» и «Argosy». Думаю, смогу его показать к середине декабря.
Если мисс Далглиш говорит «да», я пишу роман для мальчиков, планируя закончить его до 31 января. Пока она его просматривает, я делаю ещё один рассказ для глянца в 4 000 слов, после чего сажусь править роман для мисс Далглиш. Это должно занять меня до конца февраля.
Алиса Далглиш одобрила синопсис в середине декабря 1948 года. Хайнлайн собирался приступить к написанию романа после Рождества, 26 декабря. В это время в его голове уже крутились сложные и совсем не подростковые мысли вокруг «космического Маугли» и его марсианских приёмных родителей. Словно невидимые споры они оседали на согласованную с издателем заготовку бесхитростного детского приключенческого романа и потихоньку опутывали её своими невидимыми корнями.
Работа между тем шла как-то муторно, а текст на выходе казался Бобу неимоверно скучным. Он пытался украсить сюжет тайнами и загадками марсианской цивилизации, но это плохо помогало. Приправы, предназначенные для «Чужака», совсем не улучшали вкус протёртого детского питания. И всё же, в конце января - начале февраля 1949 года роман был завершён, точно к согласованному с издателем сроку. Затем последовала обычная процедура сокращения, перепечатка на чистовик - и рукопись отправилась в «Scribner». Не прошло и двух недель, как из редакции пришёл категорический отказ в приёме рукописи.
0.3.Скандал
Само письмо с отказом не сохранилось, и поэтому можно только догадываться о сути претензий, предъявленных автору редактором. По мнению Хайнлайна, Далглиш, прочитав рукопись, внезапно подвергла критике согласованные с ней пункты синопсиса. Кроме того, ей не понравилось уменьшение «познавательной части» романа - при том, что она сама настаивала на её уменьшении, поскольку «Галилей» и «Кадет» были, по её мнению, излишне перегружены техническими подробностями. «Красная планета», считала редактор, больше похожа на сказку, а не на научно-фантастический роман. Были обвинения в кровожадности революционеров (они действительно собирались кое-кого повесить), были протесты против нескромной манеры одеваться (колонисты в помещениях не обременяли себя излишней одеждой, то есть, попросту ходили в одном белье), ну, и ещё парочка довольно неожиданных претензий, о которых стоит поговорить отдельно.
Хайнлайн был взбешён отказом. Разумеется, он тут же бросился жаловаться своему литагенту.
4 марта 1949: Роберт Э. Хайнлайн - Лертону Блассингэйму
На самом деле Вам нет нужды читать это письмо вообще. Оно не сообщит Вам ничего важного, в нём нет ничего, что требовало бы от Вас каких-либо действий, и оно, вероятно, даже не развлечёт Вас. Я, возможно, вообще его не отправлю.
У меня множество поводов, чтобы пожаловаться, особенно на мисс Далглиш; если бы Билл Корсон был здесь, то я жаловался бы ему. Но его здесь нет, и я использую в своих интересах ваше доброе ко мне отношение. Я думаю о Вас, как о друге, которого я знаю достаточно хорошо, чтобы попросить выслушать мои проблемы.
Если бы мисс Д. сказала, что «Красная Планета» скучна, то я бы просто ушёл и не возвращался. Мы - клоуны, мы либо смешим аудиторию, либо нет; если сумели кого-то развлечь, мы - успешны; если нет, мы - неудачники. Если бы она сказала «Книга интересна, но я хотела бы определённых изменений. Вырежьте откладывание яиц и исчезновения. Измените описание Старых Марсиан» - я бы сдержался и работал бы по принципу Клиент Всегда Прав.
Ничего подобного она не сделала. Вместо этого она сказала «Книга захватывает, но по причинам, которые я не могу или не хочу объяснять, я не хочу её издавать»
Я считаю эту ситуацию весьма отличной от случая с издателем в Филадельфии, который подстрекал меня написать «Ракетный Корабль Галилео». Мы с ним тогда разошлись по-дружески; он хотел получить очень конкретного вида книгу, которую я не захотел писать. Но, с моей точки зрения, мисс Далглиш заказывала именно эту конкретную книгу, а именно, у неё имелся действующий договор на одну книгу в год от меня, она получила очень подробный план, который одобрила, и она получила книгу, написанную по этому плану, написанную в моём обычном стиле. На мой взгляд, заказ выполнен, и я знаю, что при аналогичных обстоятельствах другим авторам выплачивали их аванс. Я считаю, что «Scribner» должны нам, по справедливости, 500 $, даже если они возвращают рукопись. При аналогичных обстоятельствах клиенты не могут бесплатно отнимать время у доктора, адвоката или архитектора. Например, Вы вызвали архитектора, обсудили с ним проект дома, он разрабатывает поэтажный план и занимается архитектурной проработкой, и тут Вы решаете больше не иметь с ним дела - он немедленно вернётся в свой офис и выпишет Вам счёт за оказанные профессиональные услуги, независимо от того, подписали Вы с ним контракт или нет.
Тут у меня та же самая ситуация, с той разницей, что мисс Далглиш позволила мне продолжать и завершить, так сказать, «строительство дома».
Я думаю, что я знаю, почему она отвергла книгу - я специально употребил слово «отвергла», потому что надеюсь, что Вы с ней сейчас не разрабатываете какую-нибудь схему исправлений. Я уверен, что она не примет эту книгу, что бы я с ней ни сделал.
Я думаю, что она отвергла книгу исходя из неких смутных критериев литературного снобизма - этот материал не «скрибнеровского сорта»!! Я думаю, что эта мысль выпирает из каждой строчки её письма. Я знаю, что подобное отношение она выказывала на всём протяжении нашего сотрудничества. Она часто говорила о «дешёвых» книгах и «дешёвых» журналах. Но слово «дешёвый», употреблённое по отношению к тексту, это не оценка качества, это всего лишь насмешка, обычное презрение сноба.
…
Я думаю, что знаю, что её гложет по поводу «Красной Планеты». С её стороны нет каких-либо возражений против фэнтези или сказок как таковых. Она очень гордится тем, что опубликовала «Ветер в Ивах». И при этом она не возражает против моего обкатанного бульваристикой стиля; она приняла его в двух предыдущих книгах. Нет, причина вот в чём: она крепко вбила себе в голову концепцию того, какой должна быть книга «научной фантастики», хотя она не сможет её сформулировать, и её представления туманны - она не имеет ни технического образования, ни знакомства с корпусом литературы из этой сферы, чтобы иметь чётко определённые критерии. Но, тем не менее, концепция есть, и она звучит примерно так: «Наука имеет дело с машинами, механизмами и лабораториями. Научная фантастика состоит из рассказов о замечательных машинах будущего, которые зашагают по вселенной, как у Жюля Верна».
Её определение в известной степени верно, но оно не в состоянии охватить большую часть предметной области, и включает только ту её часть, которая была сильно выработана и теперь содержит лишь низкосортную руду. Спекулятивная фантастика (я предпочитаю этот термин вместо «научной фантастики») [а я предпочёл бы перевод «спекулятивная беллетристика», но в русском языке застолбился именно такой вариант перевода: «спекулятивная фантастика», подчёркивающий принадлежность к гетто.] интересуется ещё и социологией, психологией, эзотерическими аспектами биологии, воздействием земной культуры на другие культуры, с которыми мы можем столкнуться, когда покорим космос, и т.д., список можно продолжать бесконечно. Однако, спекулятивная фантастика - это не фэнтези, поскольку она исключает использование чего-то, что противоречит установленным научным фактам, законам природы, называйте как угодно, т.е. это «что-то» должно [быть] возможным во вселенной, насколько мы её знаем. Таким образом, «Ветер в Ивах» - фэнтези, но намного более невероятные феерии доктора Олафа Стэплдона - спекулятивная фантастика - научная фантастика.
Я выдал мисс Далглиш историю, которая была строго научной фантастикой по всем принятым стандартам, но она не вписывалась в узкую нишу, которую она обозначила этим термином, и это испугало её - она испугалась, что какой-то другой человек, критик, библиотекарь или кто бы то ни было, литературный сноб, такой же, как она сама - решит, что она издала что-то из разряда комиксов. Она недостаточно сведуща в науках, чтобы различить Марс, каким его изобразил я, и ту замечательную планету, на которой кишат Флэши Гордоны. Она не смогла бы защититься от подобных обвинений, если бы их выдвинули.
Как образец научной фантастики, «Красная Планета» - намного более сложная и намного более тщательно проработанная вещь, чем любая из двух предыдущих книг. В тех книгах было немножко откровенно школьной астрономии, на уровне неполной средней школы, и некое сфальсифицированное машиностроение, которое выглядело убедительно лишь потому, что я - инженер-механик и умею сыпать терминами. В этой книге, напротив, имеется обширная база знаний, тщательно подобранная из дюжины различных наук, более сложных и серьёзных, чем описательная астрономия или теория реактивных двигателей. Возьмём только один небольшой эпизод, в котором пустынная капуста перестала сжиматься вокруг ребят, когда Джим включил свет. Гелиотропное растение поведёт себя именно так - но я готов держать пари, что она не разбирается в гелиотропизме. [Гелиотропизм - способность растений принимать определённое положение под влиянием солнечного света.] Я не пытался разжевать читателям механику гелиотропизма или причины её развития на Марсе, потому что она сильно настаивала, чтобы текст получился «не слишком техническим».
Прежде чем вставить в текст этот эпизод, я вычислил площадь поверхности, покрытой хлорофиллом, необходимую для того, чтобы мальчики пережили ночь в самой сердцевине растения, и подсчитал, сколько лучистой энергии для этого потребуется. Но я готов держать пари, что она сочла тот эпизод «фантазией».
Я готов держать пари, что даже если она вообще когда-либо слышала о гелиотропизме, она представляет его себе как «растение тянется к свету». Здесь совершенно иной случай, здесь - растение, распространяющееся для получения света, различие на девяносто градусов в механизме и идее, которая легла в основу эпизода.
Между нами говоря, есть одна ошибка, преднамеренно внесённая в книгу - слишком низкая температура кристаллизации воды. Мне она была нужна по драматическим причинам. Я хорошо запрятал этот факт в тексте от любого, кроме обученного физика, ищущего несоответствия, и держу пари на десять баксов, что она никогда этого не углядит! … У неё нет знаний, чтобы это обнаружить.
Довольно об этом! Эта книга - лучший экземпляр научной фантастики, чем предыдущие две, но она этого никогда не узнает, и бесполезно пытаться ей говорить. Лертон, я сыт по горло попыткой работать на неё. Она продолжает совать свой нос в вещи, которые не понимает и которые являются моим бизнесом, а не её. Я устал кормить её с ложечки, я устал от попыток обучать её дипломатично. С моей точки зрения она должна судить мою работу вот по этим правилам, и только по ним:
(a) это может развлечь и удержать внимание ребят?
(b) этот текст грамматически столь же грамотен как мой предыдущий материал?
(c) можно ли давать в руки несовершеннолетним книгу, в которой автор и его главные герои - но не злодеи! - проявляют подобные моральные установки?
Фактически, первый критерий - единственный, о котором она должна беспокоиться; двум другим пунктам я следую неукоснительно - и она это знает. Ей не надо пытаться судить, где наука, а где фэнтези, это не в её компетенции. Даже если бы так и было, и даже если бы мой материал был фэнтези, разве это может быть каким-то критерием? Неужели она изъяла бы «Ветер в Ивах» из продажи? Если она полагает, что «Красная Планета» - сказка или фэнтези, но при этом увлекательное (по её собственным словам) чтение, пусть повесит на неё такой ярлык и продаёт как фэнтези. Мне наплевать. Она должна беспокоиться только о том, чтобы детям это нравилось. На самом деле, я не считаю её сколько-нибудь пригодной для отбора книг, удовлетворяющих вкусам мальчиков. Я должен был сражаться как лев, чтобы не дать ей распотрошить мои первые две книги; то, что мальчикам они действительно понравились, - заслуга моего вкуса, а не её. Я читал несколько книг, которые она написала для девочек - Вы их видели? Они же невыносимо нудные, тоска смертная. Возможно, девочкам такие вещи ещё подходят, но мальчикам - нет.
Я надеюсь, что на этом мы с нею закончили. Я предпочитаю смириться с потерями, по крайней мере, пока, чтобы отыграться в дальнейшем.
И мне не нравятся её грязные мысли по поводу Виллиса. Виллис - один из самых близких моих воображаемых друзей, я любил эту маленькую дворняжку, и её поднятые брови приводят меня в бешенство.
Конец цитаты.
Продолжение следует
.
Часть 0. Предыстория. Книга, которой не было
Часть 0. Предыстория. Истоки вдохновения. Скандал - You are here
Часть 0. Предыстория. Виллис. Кто на самом деле заказывал музыку
Часть 0. Предыстория. Компромиссы. Парты, дети, два ствола
Часть 0. Предыстория. Соавторы. История с названием. Экранизация
Часть 1. Пучеглазые дайверы Клиффа Гири
Часть 2. Альтернативная нереальность
Часть 3. Россия - родина инженеров Мэнни