Заключение. О ценности жизни, горе, любви и необходимости радоваться каждый день
Интервью с врачом-онкологом, зав. отделением химиотерапии клиники "Ассута" (Тель-Авив) Ириной Живелюк (июль, 2012)
«К сожалению, большинство больных, которые приезжают к нам с онкологией из других стран, - это запущенные и сильно запущенные случаи. Я в общении с пациентами всегда называю вещи своими именами. То есть я говорю, какое существует лечение, или поддерживающие препараты, если нет лечения - тоже говорю. Но бывает так, что приезжает семья со словами: «Мы сделаем все для папы, за любые деньги, продадим все что есть, только бы продлить ему жизнь. Не говорите ему про плохое». Но я считаю, что этот папа должен знать, с чем он имеет дело. Папа, если ему осталось жить несколько месяцев, не захочет, скорее всего, продлить себе жизнь ценой лишений для своей семьи.
У нас в отделении недавно лежала мать вашего очень богатого человека, фантастически богатого. Барон Ротшильд собственной персоной. Маму привезли в таком состоянии, что ее нельзя было ни спасти, ни продлить ей жизнь. И я разговаривала с ним, я спросила: «Почему ваша мама умирает в чужой стране, а не рядом с родными и близкими? Вы ведь можете целую больницу в России купить». И он мне сказал, что он действительно может купить больницу, но не может купить отношение к себе и своим близким, - как к людям. Больные, которые к нам приезжают, имеют деньги, в том или ином количестве. Они могут купить лекарства и принимать их на родине. Они могут купить систему для введения химиотерапии, привести ее в Россию, научить медсестру работать с препаратом и добиться правильного введения. Но они не могут добиться уважения к себе, отношения к своей жизни как безусловной ценности.
Вот недавно была у меня русская женщина на приеме. Ей можно помочь, она проживет еще много лет, причем лечение сравнительно недорогое. Я ей объясняю, что нужно делать, а она: «Ну что вы, мне уже 55, я свое отжила, у меня уже внуки». Следом приходит израильская женщина, ей уже за 80, а она сердится - почему я не хочу ей дать лечение посильнее. Может быть, с этого начать вам? Начать ценить свою жизнь, следить за собой?
Когда я начинала изучать медицину в России, то сначала хотела заниматься микрохирургией глаза, у Федорова. Но там какая специфика: ты что-то делаешь человеку, и он прямо на операционном столе начинает целовать тебе руки: «Ой, доктор, я вижу!». В онкологии по-другому. Но вот пришел тяжелый пациент, у него боли, ему плохо. А онколог говорит: давайте сделаем так и так, выпьем такую таблетку, уколем такое лекарство. И вот он приходит после и говорит - а мне уже не надо пять таблеток, мне можно одну. И я чувствую такое счастье, что даже не выразить. У нас врачи-онкологи говорят своим пациентам, что у нас с вами теперь католический брак, на всю жизнь. Недавно ко мне заходил муж женщины, которая болела метастатическим раком груди 10 лет. Она получала разное лечение, химию, гормоны. И когда она умерла (ей было 55) - он пришел и сказал: «Ее болезнь перевернула нашу жизнь к лучшему. До этого у нас не было времени друг для друга. Работали, растили детей. А последние 10 лет она приходила к вам и получала лекарство, и это был наш с ней день. Мы выходили с химии и если были силы - шли в ресторан, общались. Это было время только для нас, и мы много друг о друге узнали. Спасибо, что вы ее тянули столько времени. Это были самые счастливые 10 лет моей и ее жизни». С одной стороны, слушать это ужасно тяжело. А с другой стороны, если бы не было у них этой болезни, то и хорошего могло не быть. Очень часто онкология разрушает семьи, к сожалению. Но большинство людей, прошедших онкологию, говорят, что совершенно по-другому теперь оценивают все в своей жизни.
Мой муж умер три года назад от рака желудка. Он был акушер-гинеколог в роддоме, всю жизнь принимал роды. У него вся работа была - цветы, шампанское и радость. Если вдруг ребенок был не в порядке, то его сразу забирала специальная бригада, у нас так заведено. Поэтому мой муж видел только счастье. А я со своей онкологией?! Рак, даже если он самый ранний, все равно беда для человека. И всю жизнь муж мне говорил: «Вот подрастет ребенок, и мы поедем отдыхать туда-то и туда-то». А я ему говорила: «Не существует этого понятия «вот подрастет ребенок». Если мы чего-то хотим, то надо это делать сегодня». А он отмахивался. Когда выяснилось, что он болен, лечить было нечем, можно было только продлить жизнь. У него не было никакой симптоматики. Просто началась изжога, сделали гастроскопию, ну а там как увидели… Он как врач знал, что с этим живут 9 месяцев. Я в первый раз увидела рак изнутри, в своей семье. С пациентами это все видно со стороны, а тут изнутри, когда маленькие дети и им надо детям объяснить что происходит... Очень тяжело. И первое, что муж сказал после диагноза: «Так, где мы еще не были? Мы не были вот здесь и здесь». На следующей неделе мы туда поехали все вместе, еще как семья.
Я очень счастливый человек, потому что каждое утро встаю и радостная иду на работу. Ничего в жизни кроме медицины у меня нет, я ничего другого не знаю и не люблю. Кто-то умеет рисовать красиво, какое-то хобби имеет… А я прихожу домой и кидаюсь к компьютеру читать статьи, новости. И я говорю своим пациентами простые вещи: «Помните, что жизнь может кончиться в любой момент. Радуйтесь сегодня, любите своих близких сегодня». Мы у себя в отделении с девочками смеемся - если ты хочешь туфли, то ты идешь и покупаешь их. Сегодня покупаешь! Ты не знаешь, будет ли у тебя время завтра или через полгода. Поэтому не бойтесь радоваться, врачи работают над лечением от рака, мы что-нибудь придумаем, я обещаю».
Ранее:
Что такое «Современная онкология» и почему онколог подобен дирижеру
О химиотерапии, фармакологии и появлении новых лекарств от рака
О мышках, адъювантном лечении, лучших друзьях онколога и тесте OncotypeDX
Как жить после лечения. Медицинские проверки и образ жизни