Хутор Чернецово. Начало репрессий
После революции изыскивались возможные варианты выселения монахинь из Москвы в подмосковные монастыри. К 1917 году в Ивановской обители на Солянке проживало свыше трехсот насельниц* . С началом 1-й Мировой войны все они, кроме обычных монастырских послушаний, шили белье для русской армии. После революции, в 1918 г. Ивановская обитель на Солянке была закрыта и превращена в концлагерь - «Ивановский Исправдом», где в 20-е годы одновременно бывало до четырехсот заключенных.
Управление лагеря принудительных работ предполагало разместить в жилых помещениях мастерские для заключенных, а в храмах - клубы для политико-просветительской и воспитательной работы среди заключенных и служащих Исправдома. Однако монастырский собор присмотрело для своих нужд Московское Губернское Архивное Бюро и обратилось в Моссовет с просьбой о его передаче. В сентябре-октябре 1926 г. были выселены оставшиеся монахини, храм Св. Иоанна Предтечи был закрыт и передан Губархиву для размещения архивных материалов.
После закрытия Иоанно-Предтеченского монастыря на Солянке в 1918 году его насельницы в количестве 31 человек, во главе с матушкой Епифанией, переселились на хутор Ивановского монастыря, где продолжали жить по монастырскому уставу. Адрес хутора Чернецово звучал так: «Московская о., Савеловская ж.д., ст.Марк, д.Заболотье, Ивановское подворье». Некоторые источники называют хутор также селом Ивановским или Бирюлевым.
В послереволюционное время на хуторе проживало от 43 до 60 человек.
Последняя настоятельница матушка Епифания (в миру - Елизавета Дмитриевна Митюшина, вдова из купеческого сословия), пережившая разорение обители, где она приняла монашеский постриг (монастырь на Солянке), переехала с оставшимися сестрами на хутор. Здесь приблизительно в 1929 г. она и умерла, и была похоронена. Могила ее сохранилась.
На хуторе проживало около шестидесяти человек. После закрытия монастыря в Москве хутор поддерживал связь с викарием через благочинного - протоиерея Константина Сперанского, жившего неподалеку в селе Котово и служившего там в храме Спаса Нерукотворного. Благочинный был подчинен Бронницкому викарию, а тот имел связь со священным Синодом. Хутор отчислял небольшие суммы на содержание Синода и викариата.
До 1923 года на хуторе жили по монастырскому уставу. Некоторые требы, такие, как венчание, крещение здесь не совершались. Но затем церковь перешла на «общие правила богослужения в сельских местностях согласно указу НКВД» и получила статус обычного приходского храма.
Начиная с 1918 года, хутор, лишившись помощи монастыря, был вынужден вести хозяйство самостоятельно. В 1927-1928 годах сестры еще обеспечивали себя всем необходимым: имели коров, лошадей, обрабатывали свои угодья, запасались на зиму грибами и ягодами.
До 1929 года, несмотря на все трудности, все же удавалось аккуратно выплачивать налоги в городскую казну. Но в 1929 году хуторское хозяйтсво было «национализировано», «отчужденная» земля перешла в пользование местного колхоза (имени районного ОГПУ), монастырские постройки отобраны. К этому времени на хуторе проживало 43 монахини; все они оказались в трех комнатах небольшого, уже довольно ветхого деревянного дома, стоявшего рядом с церковью- здании бывшей приходской школы. Жить было практически негде и нечем.
В связи с отчуждением земель и обложением огромными налогами, монастырское хозяйство было разрушено. Сестры не пали духом, они организовали артель по пошиву одеял, рукоделию и вышивке. Часть заказов получали из Москвы.Однако работа была не всегда, средств на жизнь не хватало. Монахини перебивались также и поденными работами в окрестных селениях, - пололи огороды, копали картошку у крестьян, - в Москве стирали белье, шили и ремонтировали одежду.
Сестры Ивановского монастыря были строгими последовательницами Тихоновской церкви. Когда они бывали в Москве, то заходили обычно на службу в храм Никола Большой Крест на Ильинке или в церковь на Воздвиженке. Посещали и другие московские храмы, но только «непонимающих».
Находясь без надлежащей духовной опеки, сестры чувствовали неполноценность своей монашеской жизни. Монастырю нужен был духовник. Одна из сестер, послушница Елена Черенкова, зарабатывающая на жизнь стиркой белья и ездившая в Москву на поденные работы, познакомилась в Сретенском монастыре с о. Иларионом (Удодовым).
Отец Иларион, в миру Иоаким Хрисанфович Удодов, родилася 20 сентября 1862 (1865?) года в крестьянской семье. Он был пострижеником Пантелеимонова русского монастыря на Старом Афоне, куда пришел в двадцатилетнем возрасте, затем жил в Златоустенском скиту.
С 1921 года отец Иларион служил в Московском Сретенском монастыре, где исполнял обязанности казначея. Здесь и познакомилась с ним послушница Ивановского монастыря Елена Черенкова.
По приглашению ивановских сестер он стал их духовником и служил в хуторском храме прп. Сергия до его закрытия 20 мая 1931 г.
В 1929 году умерла последняя настоятельница Ивановского монастыря игумения Епифания, руководившая им с 1907 года. Отец Иларион с сестрами похоронил ее на монастырском кладбище вблизи хутора, где насчитывалось к тому времени уже около ста сестринских могил. На месте кладбища теперь лес, но на краю леса сохранились три могилки, и одна из них - могила матушки игумении Епифании. По монастырскому преданию, там, в земле, рядом с последней настоятельницей, лежит «символ ее духовной власти» - игуменский посох, который при трагических обстоятельствах того времени не был передан преемнице.
В последние годы существования монастрыского хутора старшей монахиней была назначена бывшая казначея м. Артемия (в миру Анна Григорьевна Шестакова). Она осуществляла общее руководство хуторским хозяйством. Помощницей ее в качестве серктаря стала м. Анатолия (Русанова), причем она была выбрана на эту должность самими насельницами. Фактически м. Анатолия была заведующей канцелярией и вела все делопроизводство. Имея дар слова, она иногда проводила беседы на религиозные темы, обучала вновь поступивших, как им следует себя вести в монастыре и водщении с крестьянами, помогала сестрам писать письма родным.
В первых числах января 1931 года хуторские монахини и послушницы были поражены ужасным известием. В новогоднюю ночь по всей Москве было арестовано множество «церковников» - священнослужителей и монашествующих. Из ивановских сестер арестовали 15 человек, их поместили в Бутырскую тюрьму.
Состряпанное на «церковников» уголовно-следственное дело быстро разрослось до одиннадцати томов. Почти во всех случаях первый короткий допрос оказывался и последним.
Большинство арестованных ивановских монахинь вышли из крестьянских семей Тульской, Рязанской, Калужской, Тверской, Московской и Ярославской губерний и четверо - из московских мещан. Все - не моложе 45 лет, а более всего тех, кому под шестьдесят, были и постарше. Почти все в монастырь пришли с юности, иные с детства, с тринадцати-четырнадцати лет; сначала учились в монастыре, потом остались в нем.
Ивановские сестры обвинялись в антисоветской агитации. Ответы других монахинь тоже были единодушны: «Всякая власть от Бога», «Плохо только, что власть ведет войну с религией», «думаю, что может быть еще хуже». Матушка Евдокия (Смирнова) в сердцаз вспоминает причиненные советской властью обиды: «До революции жилось хорошо, нуждаться ни в чем не приходилось, но когда возникла советская власть, все мнастырские владения были отобраны и все… были обречены на погибель»….
Сестры Российские говорят следователю о своем убеждении, что только молитвой можно добиться милосердия, что Бог простит людям грехи и пошлет всем лучшую жизнь. Матушка Александра (Российская) уже арестовывалась ОГПУ в 1928 году. В 1930 году у сестер Российских было произведено два обыска.
Ивановские сестры обвинялись в антисоветской агитации и были приговорены к трем и пяти годам ссылки в Казахстан.
Интересно, в своем интервью настоятель храма преподобного Сергия Радонежского, наш современник протоиерей Москаленко Александр Васильевич рассказывает несколько иную версию ареста сестер и утверждает, что судьба монахинь осталась неизвестной: «Где-то в начале тридцатых прошлого века, зимой, всех кто был на монастырском подворье при Храме преподобного Сергия Радонежского, мирских и божьих людей, выгнали в одночасье босиком, да на белый снег. Построили, пересчитали, а затем и увезли. В неизвестность полную. Может в сибирских лагерях они сгнили, может на расстрельном полигоне в Бутово их кости до сего дня лежат непогребенные по христианскому обычаю».
----------------------------------
* Насельницы - в широком смысле слова жители, населяющие собою известную местность, особенно первые обитатели края; поселенцы. В данном контексте имеется в виду просто население монастырского хутора.
Продолжение следует...
Часть 1. Хутор Чернецово до революции
Часть 2. Хутор Чернецово. Начало репрессий
Часть 3. Хутор Чернецово. Виноградово. Ссылка и возвращение сестер
Часть 4. Хутор Чернецово. Виноградово. Сокрытие главы Сергия Радонежского
Управление лагеря принудительных работ предполагало разместить в жилых помещениях мастерские для заключенных, а в храмах - клубы для политико-просветительской и воспитательной работы среди заключенных и служащих Исправдома. Однако монастырский собор присмотрело для своих нужд Московское Губернское Архивное Бюро и обратилось в Моссовет с просьбой о его передаче. В сентябре-октябре 1926 г. были выселены оставшиеся монахини, храм Св. Иоанна Предтечи был закрыт и передан Губархиву для размещения архивных материалов.
После закрытия Иоанно-Предтеченского монастыря на Солянке в 1918 году его насельницы в количестве 31 человек, во главе с матушкой Епифанией, переселились на хутор Ивановского монастыря, где продолжали жить по монастырскому уставу. Адрес хутора Чернецово звучал так: «Московская о., Савеловская ж.д., ст.Марк, д.Заболотье, Ивановское подворье». Некоторые источники называют хутор также селом Ивановским или Бирюлевым.
В послереволюционное время на хуторе проживало от 43 до 60 человек.
Последняя настоятельница матушка Епифания (в миру - Елизавета Дмитриевна Митюшина, вдова из купеческого сословия), пережившая разорение обители, где она приняла монашеский постриг (монастырь на Солянке), переехала с оставшимися сестрами на хутор. Здесь приблизительно в 1929 г. она и умерла, и была похоронена. Могила ее сохранилась.
На хуторе проживало около шестидесяти человек. После закрытия монастыря в Москве хутор поддерживал связь с викарием через благочинного - протоиерея Константина Сперанского, жившего неподалеку в селе Котово и служившего там в храме Спаса Нерукотворного. Благочинный был подчинен Бронницкому викарию, а тот имел связь со священным Синодом. Хутор отчислял небольшие суммы на содержание Синода и викариата.
До 1923 года на хуторе жили по монастырскому уставу. Некоторые требы, такие, как венчание, крещение здесь не совершались. Но затем церковь перешла на «общие правила богослужения в сельских местностях согласно указу НКВД» и получила статус обычного приходского храма.
Начиная с 1918 года, хутор, лишившись помощи монастыря, был вынужден вести хозяйство самостоятельно. В 1927-1928 годах сестры еще обеспечивали себя всем необходимым: имели коров, лошадей, обрабатывали свои угодья, запасались на зиму грибами и ягодами.
До 1929 года, несмотря на все трудности, все же удавалось аккуратно выплачивать налоги в городскую казну. Но в 1929 году хуторское хозяйтсво было «национализировано», «отчужденная» земля перешла в пользование местного колхоза (имени районного ОГПУ), монастырские постройки отобраны. К этому времени на хуторе проживало 43 монахини; все они оказались в трех комнатах небольшого, уже довольно ветхого деревянного дома, стоявшего рядом с церковью- здании бывшей приходской школы. Жить было практически негде и нечем.
В связи с отчуждением земель и обложением огромными налогами, монастырское хозяйство было разрушено. Сестры не пали духом, они организовали артель по пошиву одеял, рукоделию и вышивке. Часть заказов получали из Москвы.Однако работа была не всегда, средств на жизнь не хватало. Монахини перебивались также и поденными работами в окрестных селениях, - пололи огороды, копали картошку у крестьян, - в Москве стирали белье, шили и ремонтировали одежду.
Сестры Ивановского монастыря были строгими последовательницами Тихоновской церкви. Когда они бывали в Москве, то заходили обычно на службу в храм Никола Большой Крест на Ильинке или в церковь на Воздвиженке. Посещали и другие московские храмы, но только «непонимающих».
Находясь без надлежащей духовной опеки, сестры чувствовали неполноценность своей монашеской жизни. Монастырю нужен был духовник. Одна из сестер, послушница Елена Черенкова, зарабатывающая на жизнь стиркой белья и ездившая в Москву на поденные работы, познакомилась в Сретенском монастыре с о. Иларионом (Удодовым).
Отец Иларион, в миру Иоаким Хрисанфович Удодов, родилася 20 сентября 1862 (1865?) года в крестьянской семье. Он был пострижеником Пантелеимонова русского монастыря на Старом Афоне, куда пришел в двадцатилетнем возрасте, затем жил в Златоустенском скиту.
С 1921 года отец Иларион служил в Московском Сретенском монастыре, где исполнял обязанности казначея. Здесь и познакомилась с ним послушница Ивановского монастыря Елена Черенкова.
По приглашению ивановских сестер он стал их духовником и служил в хуторском храме прп. Сергия до его закрытия 20 мая 1931 г.
В 1929 году умерла последняя настоятельница Ивановского монастыря игумения Епифания, руководившая им с 1907 года. Отец Иларион с сестрами похоронил ее на монастырском кладбище вблизи хутора, где насчитывалось к тому времени уже около ста сестринских могил. На месте кладбища теперь лес, но на краю леса сохранились три могилки, и одна из них - могила матушки игумении Епифании. По монастырскому преданию, там, в земле, рядом с последней настоятельницей, лежит «символ ее духовной власти» - игуменский посох, который при трагических обстоятельствах того времени не был передан преемнице.
В последние годы существования монастрыского хутора старшей монахиней была назначена бывшая казначея м. Артемия (в миру Анна Григорьевна Шестакова). Она осуществляла общее руководство хуторским хозяйством. Помощницей ее в качестве серктаря стала м. Анатолия (Русанова), причем она была выбрана на эту должность самими насельницами. Фактически м. Анатолия была заведующей канцелярией и вела все делопроизводство. Имея дар слова, она иногда проводила беседы на религиозные темы, обучала вновь поступивших, как им следует себя вести в монастыре и водщении с крестьянами, помогала сестрам писать письма родным.
В первых числах января 1931 года хуторские монахини и послушницы были поражены ужасным известием. В новогоднюю ночь по всей Москве было арестовано множество «церковников» - священнослужителей и монашествующих. Из ивановских сестер арестовали 15 человек, их поместили в Бутырскую тюрьму.
Состряпанное на «церковников» уголовно-следственное дело быстро разрослось до одиннадцати томов. Почти во всех случаях первый короткий допрос оказывался и последним.
Большинство арестованных ивановских монахинь вышли из крестьянских семей Тульской, Рязанской, Калужской, Тверской, Московской и Ярославской губерний и четверо - из московских мещан. Все - не моложе 45 лет, а более всего тех, кому под шестьдесят, были и постарше. Почти все в монастырь пришли с юности, иные с детства, с тринадцати-четырнадцати лет; сначала учились в монастыре, потом остались в нем.
Ивановские сестры обвинялись в антисоветской агитации. Ответы других монахинь тоже были единодушны: «Всякая власть от Бога», «Плохо только, что власть ведет войну с религией», «думаю, что может быть еще хуже». Матушка Евдокия (Смирнова) в сердцаз вспоминает причиненные советской властью обиды: «До революции жилось хорошо, нуждаться ни в чем не приходилось, но когда возникла советская власть, все мнастырские владения были отобраны и все… были обречены на погибель»….
Сестры Российские говорят следователю о своем убеждении, что только молитвой можно добиться милосердия, что Бог простит людям грехи и пошлет всем лучшую жизнь. Матушка Александра (Российская) уже арестовывалась ОГПУ в 1928 году. В 1930 году у сестер Российских было произведено два обыска.
Ивановские сестры обвинялись в антисоветской агитации и были приговорены к трем и пяти годам ссылки в Казахстан.
Интересно, в своем интервью настоятель храма преподобного Сергия Радонежского, наш современник протоиерей Москаленко Александр Васильевич рассказывает несколько иную версию ареста сестер и утверждает, что судьба монахинь осталась неизвестной: «Где-то в начале тридцатых прошлого века, зимой, всех кто был на монастырском подворье при Храме преподобного Сергия Радонежского, мирских и божьих людей, выгнали в одночасье босиком, да на белый снег. Построили, пересчитали, а затем и увезли. В неизвестность полную. Может в сибирских лагерях они сгнили, может на расстрельном полигоне в Бутово их кости до сего дня лежат непогребенные по христианскому обычаю».
----------------------------------
* Насельницы - в широком смысле слова жители, населяющие собою известную местность, особенно первые обитатели края; поселенцы. В данном контексте имеется в виду просто население монастырского хутора.
Продолжение следует...
Часть 1. Хутор Чернецово до революции
Часть 2. Хутор Чернецово. Начало репрессий
Часть 3. Хутор Чернецово. Виноградово. Ссылка и возвращение сестер
Часть 4. Хутор Чернецово. Виноградово. Сокрытие главы Сергия Радонежского