Поездка Н.И.Любимова в Чугучак и Кульджу под видом купца Хорошева (2/3)
Н. И. Веселовский. Поездка Н. И. Любимова в Чугучак и Кульджу в 1845 г., под видом купца Хо́рошева // Живая старина: периодическое издание отделения этнографии Императорского Русского географического общества. Кн. 66, 67. 1908.
Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Кульджа (у городских ворот; слева минарет таранчинской мечети). 1909
Донесение о торговле
В донесении вашему сиятельству от 11 прошлого февраля, изложив подробности, относящиеся собственно до путешествия моего в западные города Китая, Чугучак и Кульджу, имею честь представить теперь сведения и наблюдения мои по части торговли, производимой чрез Семипалатинск [Под Западными областями Китая разумеются здесь Илийская область (бывшая Джунгария), в коей находятся городе Чугучак, Кульджа, Урумджи, Баркюль, Ха́ми и проч., и Кашкария, или Восточный Туркестан, где главные города суть Кашгар, Яркент, Аксу, Хотен и другие.] с западными областями Китая.
Нужным считаю представить некоторые предварительные сведения, дабы дать яснейшее понятие о сей торговле, нынешнем ее состоянии и основаниях, на коих она производится. Сведения сии тем необходимее, что об образе производства ее существуют довольно сбивчивые понятия и она в подробности еще не была исследована.
Взгляд на прежнее состояние сей торговли. Не входя здесь в исторические разыскания о начале торговых наших сношений с западными владениями Китая, не распространяясь о предмете, который далеко бы отвлек от главных и существенных в настоящем деле вопросов, я долгом поставляю только изъяснить, что торговля наша с местами, где ныне Чугучак и Кульджа, т. е. с бывшею Джунгариею, или Зюнгориею, и городами Восточного Туркестана производилась издавна: караваны наши еще в первых годах прошлого столетия ходили в так называемую Калмыцкую Ургу (местопребывание джунгарских контайшей, или владельцев), где была довольно значительная по тогдашнему времени мена товаров. Купцы проникли даже в Урумджи, один из богатых городов нынешней Илийской области, лежащий ближе к внутренним китайским провинциям. К нам также приходили тогда караваны из Зюнгории, и главный торг их был в крепостях Ямышевской и Семипалатной. Но по завоевании сей страны китайцами, что последовало в 1755 году, торговля эта совершенно прекратилась: из указа 1762 года видно, что за неприходом более караванов из Зюнгории велено было даже распустить всех таможенных служителей в таможнях Семипалатинской и Ямышевской [Об этом упоминается в «Историческом описании российской коммерции» Чулкова, т. III, кн. II, стр. 329.].
В последствии времени, и по основании уже китайцами, на новых западных пределах их, городов Кульджи (Или) и Чугучака (Тарбагатая), торговля опять стала возникать, но уже в других видах и, так сказать, тайная. - Поелику никакими трактатами России с Китаем не было установлено торговли в помянутых местах, и как, с другой стороны, меновой в них торг свободно был разрешен киргизам,- то купцы (большею частию азиатцы, у нас проживавшие) прибегнули к посредничеству киргизов и султанов их и чрез них проложили себе первую дорогу в западные китайские города. Они для этого брали письма от помянутых султанов к местным китайским властям (в чугучакскому амбаню и к кульджинскому джанджуну, или главнокомандующему); брали также некоторые в ним подарки, состоявшие обыкновенно в лошадях, и от имени султанов, и как бы с их товарами, являлись уже в Чугучак и Кульджу и производили там торг свой. Но потом торговля в Западном Китае разрешена была и аньджанам (хокандцам и ташкентцам), и обычай брать письма мало-помалу отменился или сделался одною пустою формою. Когда именно разрешена была со стороны китайского правительства торговля ташкентцам и хокандцам, с точностию не известно; но достоверно, что она им позволена.
Нынешнее состояние торговли с Западным Китаем. Первые обороты наши с западом Китая, как и естественно, были весьма слабые: русские купцы вовсе почти в оных не участвовали, кроме татар и ташкентцев. Главнейшая торговля производилась киргизским скотом, вымениваемым купцами от киргизов и потом сбываемым в Чугучаке и Кульдже на да́бы, бязи, кирпичный чай и грубый сабет-чай (в мешках). Еще в 1825 году весь отпуск наш по семипалатинской таможне не превышал 256.097 р. асс. (78.170 р. 57 к. сер.), включая тут и товары, которые частию шли в Киргизскую степь и Хоканд. Но около этого времени вывоз наших произведений, особенно же нанки, полуситца, сукна и металлических изделий, постепенно стал возрастать; а с 1837 года стал являться в этой торговле (из привозных статей) байховый чай, который с 1839 года заметно начал возрастать, что придало торговле новое движение.
Оборот торговли. Впрочем, торговля эта и теперь в сущности еще незначительна и далеко не соответствует нашим ожиданиям. Я имею честь при сем представить четыре ведомости, полученные из семипалатинской таможни об отпускных и привозных чрез сию таможню товарах, начиная с 1825 года по 1844-й включительно, и особо две ведомости за 1845 год. Таблицы сии представляют весь ход торговли за последние 20 лет, и из них видно, что в настоящее время оборот наш с Западным Китаем простирается на сумму 280.536 р. 17 к. сер., по отпускным статьям, и на 254.617 р. 70 к. сер. по привозным из Китая, а всего на 485.153 р. 80 к. сер. Доход же семипалатинской таможни (собственно по торговле же с западными городами Китая) можно полагать в 56 тыс. р. сер. по привозным и отвозным товарам [Все таможенные доходы за 1845 год простирались до 67.848 р. 53 коп. серебром; но в этом числе заключаются и сборы по торговле с Киргизскою степью и Хокандом; последние составляли в прошлом году 11.800 р. сер. с небольшим.].
Предметы отпуска. Главные предметы отпуска суть: из шерстяных изделий - сукно, которого в прошлом году вывезено 11.928 арш. (на 17.936 р. сер.) и драдедам, который стал идти только с недавнего времени; из бумажных же нанка, составляющая постоянно одну из главных статей отпуска (ее отправляется до 500 т. арш., на сумму до 80 тыс. р. сер.), полуситец, вейверет, или плис, миткаль, коленкор, платки и т. п.; из кожевенных - юфтевые кожи. Затем, отправляется еще немалое количество разных железных, чугунных и медных изделий: котлов, таганов, тагильских подносов, столов и т. п. Прочие статьи отпуска состоят в разных мелочах, как то: в фарфоровой посуде, мишуре, сундуках и проч.
Относительно сих отпускных наших товаров следует заметить, что большая часть их суть весьма грубые произведения фабричной и заводской промышленности: сукно лучшее, какое идет в Чугучак и Кульджу, стоит не свыше 4 р. 50 в. асс. (мизиритских сукон вовсе еще нейдет в сию торговлю); плис и большая часть бумажных изделий (платки, миткаль, коленкор, ситец) - такой же низкой доброты. Вообще, все эти товары не могут выдержать никакого сравнения с кяхтинскими; но тем не менее сбыт их полезен и необходим для наших фабрик и поддержания мелкой фабричной промышленности. Замечательно еще, что многих предметов, которые в кяхтинской торговле составляют немаловажные статьи и которых китайцы с той стороны постоянно требуют, вовсе нет в этой торговле, производимой чрез Семипалатинск; так, наприм., вовсе нейдет чешуйки, мало или почти нейдет тика, - двух статей, которые в кяхтинской отпускной торговле занимают важное место; то же следует сказать о сафьянах и козлах. Пушных товаров, которые в огромном же количестве требуются на Кяхте, также с этой стороны вовсе не сбывается, а напротив, наши купцы вывозят из Кульджи некоторые пушные товары, как, напр., лисиц и волков, доставляемых в Чугучак и Кульджу киргизами.
Привозные статьи. Привозные же статьи из Китая главнейше состоят в байховом черном, или так называемом торговом чае, в кирпичном чае, в бумажных изделиях (дабах и бязях) и в шелковых материях (канфах, канчах, фанзах, чучунчах и т. п.). Байховый чай начал идти, как выше сказано, с недавнего времени, и хотя по сравнению с количеством кяхтинского чая его вывозится еще незначительная пропорция (по ведомостям семипалатинской таможни, в 1845 году вывезено было 1.637 пудов); но, тем не менее, он уже в последние годы стал занимать первое место между привозными товарами из Чугучака. В Кульдже же торговля им (для китайцев вообще весьма выгодная) также начинает усиливаться; но доселе в Кульдже главные товары суть шелковые материи и бязи; из Чугучака же шелковых материй вовсе почти не идет, и в этом главная разница между чугучакским и кульджинским рынками по предметам вывоза. Прежде из Западного Китая немало также шло к нам серебра в слитках, или так называемых ямб (его привозилось более 200 пудов, как в 1831 и 1833 годах); но теперь эта статья значительно упала, и серебра, по сравнению с прежними годами, доставляется уже немного. (В прошлом году было всего в привозе 43 пуда.)
Кто торговцы с нашей стороны. Производители теперь нашей торговли с Чугучаком и Кульджею суть главнейше ташкентцы, с давнего времени поселившиеся в Семипалатинске, и наши татары. Из русских купцов по сие время участвуют в ней еще весьма немногие, и те обыкновенно посылают свои товары чрез ташкентцев же и татар, не отваживаясь сами ездить в Чугучак и Кульджу. Только два-три купца отправляют свои товары с русскими приказчиками, и то в один Чугучак; в Кульджу же почти исключительно ездят наши ташкентцы, и вся кульджинская торговля находится, можно сказать, в их руках: из русских в ней участвует только купец Самсонов, посылающий туда свои товары с приказчиком. О ташкентцах следует, однако же, заметить, что доколе наша торговля с Чугучаком и Кульджею не учредится на законных основаниях, азиатцы эти необходимы для торговых сношений с западом Китая: без них кульджинская торговля для нас не существовала бы.
Немногие русские, которые ездят теперь в Чугучак (помянутые три приказчика и еще человек пять мелких торговцев) являются туда под видом азиатцев, переодетые в азиатское платье. Китайцы, впрочем, очень хорошо знают, что они русские, и сами торговцы наши нисколько этого не скрывают. В Чугучаке, напр., я явился хотя тоже в азиатском платье, но под русским именем, и объявил прямо в китайской таможне, что я русский. Китайский чиновник при этом только с улыбкою заметил, что русским не позволено приезжать в Чугучак, и затем беспрепятственно допустил к торгу. Доступность Чугучака для природных русских, конечно, есть явление довольно приятное, но оно еще ничего особенного не доказывает, как увидим далее, и нисколько не ручается за развитие сей торговли: доступность эта должна покупаться немалыми пожертвованиями и сопряжена с разными уничижениями.
Больших капиталистов вовсе еще нет в этой торговле: самыми значительными купцами в ней считаются помянутый купец Самсонов, ведущий торг с Кульджею и посылающий товаров всего на 20 т. р. сер., и Ибрагим Амиров (из азиатцев), торгующий исключительно с Чугучаком на сумму не более 16 т. р. сер. Из прочих купцов кто торгует тысячи на четыре, кто на пять; остальные и вообще вся масса суть ни что иное как мелочники, которых в Чугучак и Кульджу, и особенно в первый из сих городов, ездит весьма немало. Для большего сбыта всяких грубых наших изделий они также народ полезный, но нельзя, с другой стороны, не сознаться, что мелочники эти, дабы сбыть только скорее товар свой, портят цены на русские произведения и тем наносят немалый вред этой торговле. Если в последнее время китайские товары и в Чугучаке стали доставаться нашим купцам недешево, так что им, без особенных незаконных проделок, трудно иногда сводить концы с концами, то это явление надобно главнейше приписать наводнению чугучакского рынка всяким мелким торгующим народом, хотя тут есть и другие еще причины, о коих будет сказано в своем месте.
Торговля с китайской стороны предоставлена теперь купечеству. С китайской стороны производители торговли в Чугучаке и Кульдже суть теперь китайские купцы. Прежде вся эта торговля была исключительно в руках местного китайского начальства: приезжавшие иностранные купцы не иначе могли сбывать пригоняемый ими для промена скот и разные товары, как в китайскую казну, которая платила за оные дабами и бязями; на сторону же, т. е. китайским купцам, дозволялось продавать только то малое количество товаров, которое оставалось за променом в казну. От этого купцы, приезжавшие с русскими товарами, прибегали к разным хитростям, чтобы скрывать от взоров китайского начальства небольшую частицу лучших своих товаров, за которые от казны назначалась та же плата, как и за самые посредственные; они прятали их в своих юртах, в землю и т. п. - (Получаемые китайскою казною товары обращались в жалованье пограничному войску и китайским чиновникам; лучшие из них, разумеется, разбирались джанджуном, амбанем и таможенными чиновниками. Вымениваемые же бараны, рогатый скот и лошади, за употреблением из всего этого сколько надобно было на казенные надобности, передавались в казенные китайские табуны, содержимые калмыками в окрестностях Чугучака и Кульджи.) - Но с бо́льшим впоследствии развитием торговли, с бо́льшим против прежнего приливом разных мануфактурных товаров, которые по времени взяли верх над торговлею киргизским скотом, а может быть, и вследствие неоднократных жалоб азиатского купечества на притеснения китайских чиновников, от произвола коих зависело назначение цен товарам, правительство китайское сочло наконец нужным изменить эти правила и передать торговлю в руки китайских купцов. Первоначально изменение это последовало в Чугучаке, где уже лет десять купцы наши имеют дело с приезжающими туда китайскими торговцами; в китайскую же казну представляют только, в виде пошлины, десятую часть из каждого привезенного ими товара, и то, впрочем, не даром, а за назначаемую китайским начальством половинную цену (сия половинная цена определена сообразуясь с базарными ценами, в течение нескольких лет взятыми, из чего составлен род тарифного положения). В Кульдже же новый этот порядок (дозволение продавать китайским купцам) возымел свое действие только с прошлого 1845 года. Там сделано еще против Чугучака то облегчение, что половинная цена за товар, поступающий в пошлину, назначена, вследствие особенного ходатайства нашего каравана, большая, нежели какая определена в Чугучаке.
Вольного торга еще нет в Чугучаке и Кульдже. Конечно, все эти изменения для торговли благоприятны; купцы в силу оных до некоторой степени более против прежнего избавлены от прижимок китайских чиновников; они могут также привозить товары в большем количестве, имея дело уже не с одною казною (потребности коей в товарах всегда ограничены); могут привозить и лучшего качества товары, продавая их по вольной цене. Если торговля развилась в последнее время против кѵльджинской, то это должно отчасти приписать вышеизъясненным переменам.
Притеснения со стороны китайских властей. Но со всем этим, вполне вольного торга, свободных и беспрепятственных сношений с китайским купечеством еще не существует: торговля все еще находится, так сказать, в когтях китайских чиновников, и почти во всем зависит от их произвола: прежде нежели, наприм., разрешается купцам торг с китайцами, от них (кроме товаров, следующих в пошлину) вымогаются еще разные вещи для джанджуна, для амбаня, для разных чиновников, и, разумеется, по ценам весьма низким и в явный для купцов убыток; если же последние не соглашаются отдать за сии низкие цены, то начинаются разного рода прижимки и притеснения. Примеров подобных самопроизвольных поступков, грубого обращения и обид нашему купечеству со стороны китайских чиновников можно бы привести множество; но довольно сказать, что во время прошлогоднего торга в Кульдже всех нас, за то только, что не соглашались вдруг безусловно на все новые торговые постановления китайцев и просили сбавки пошлины, китайское начальство продержало почти целый месяц в осадном положении, не пропуская ни хлеба для нас, ни корма для нашего скота. Бывали даже примеры, что приезжавших из России купцов (по счастию, не русских, а азиатцев) китайское начальство, без всяких с их стороны проступков, а за то только, что не удовлетворяли иногда его корыстолюбию, подвергало, под самыми пустыми предлогами, телесному наказанию [Таким образом в 1839 г., в Кульдже, начальнику нашего каравана, прибывшего из Семипалатинска, ташкентцу Мирвопе, дано было несколько ударов плетьми за то только, что он пустил в свою юрту китайского купца прежде, нежели окончена была торговля с китайскою казною.]. В самом взимании товаров, поступающих в пошлину, существует тот же произвол и стеснение: по положению следует брать одну десятую с каждого товара за полцены; между тем в Чугучаке, наприм., в прошлом году с предъявленных мною товаров взято было с иных гораздо более, нежели сколько следовало по их количеству, с других же, которые китайским чиновникам не нравились, вовсе ничего не было взято, и за все назначена была цена произвольная: за мизиритское сукно, плис и другие товары, в пошлину от меня поступившие, назначена была полуцена как за подобные же изделия несравненно низшего качества, которые были предъявлены прочими купцами.
После всего этого легко вообразить себе, может ли процветать торговля в этих местах, при таком положении ее! может ли привлечь она капитальных людей, без коих значительной торговли никогда и нигде не существовало!
О пошлине с русских товаров. О товарах, взимаемых теперь китайским правительством в пошлину, долгом считаю еще присовокупить, что назначение их то же, какое было и при прежнем порядке сей торговли, т. е. лучшие из них идут в карман джанджуна и прочих китайских властей; другие же, и весьма уже в малом теперь количестве, поступают на жалованье пограничному китайскому войску. Вообще, китайская казна тут мало выигрывает; главный же сбор ее - собственно с китайских купцов, выменивающих от нас товары. Сия последняя пошлина (с китайских купцов) взимается уже не товарами, а деньгами, с цены, по какой выменян ими товар. Она довольно значительна, по 3 фын с сари; это составляет около 8%.
Образ производства самого торга. Что касается до образа производства сей торговли, до самого механизма ее, то по сему предмету следует, во-первых, заметить, что ни в Чугучаке, ни в Кульдже для промена китайцам наших товаров не составляется между нашими купцами никакого предварительного положения (почем отдавать свой товар и почем принимать китайский); все товары, по привозе, представляются в китайскую таможню и, по очистке их пошлиною, по выдаче чего следует джанджуну, амбаню и прочим чиновникам, всякий уже променивает по какой хочет цене китайским купцам, не будучи удерживаем никакими постановлениями купечества. Самый же промен делается таким образом, что сначала русский и китайский купцы производят расценку своим товарам; потом окончательно условливаются, - и все наедине, - какой именно товар и сколько какого получить в обмен. Расценка товаров в Чугучаке делается на да́бы, заменяющие там ходячую монету; в Кульдже же на серебро. Главная при всем этом трудность с нашей стороны бывает - склонить китайца дать такой именно товар, а не другой; что же касается до самых цен, то оные довольно скоро установляются (базарные цены на все главные статьи) [Но цены, разумеется, не такие, какие могли бы установляться, если бы составлялось между нашими купцами положение о промене товаров.] и только на первых порах, при открытии торга, подают повод к некоторым спорам и возражениям. Обыкновенно китайские купцы желают более сбыть байхового чая; наши же купцы, напротив того, в количестве вымениваемого товара желают более получить даб и кирпичного чая, так как эти статьи представляют верный и выгодный сбыт, расходясь в значительном количестве между киргизами и по всей нашей линии.
Несмотря, однако, на некоторую теперь неохоту наших купцов брать от китайцев чай, торговля приняла в последнее время такой оборот, особенно в Чугучаке, что купцы находятся в необходимости брать главнейше от китайцев это произведение, т. е. байховый чай их. В Чугучаке прошлого года купцы наши в концу расторожки даже ничего другого не могли уже получить от китайцев в обмен на свои произведения, кроме чая.
О ценах на русские и китайские товары и проч. Представляю при сем выписку из особого отчета о променянных в Чугучаке и Кульдже товарах. Из нее можно видеть, почем расценены были русские товары и почем китайские, поступившие в обмен на оные. Прилагаю также записку о ценах вообще на главные русские и китайские товары в помянутых двух городах, с разными замечаниями на оные китайских купцов.
В Кульдже, кроме мены, существует также и продажа на чистые деньги; но уже это более для всяких мелочных статей, выставляемых для покупателей всех классов. На сих мелочах торговцы получают иногда значительные прибыли.
Относительно цен на наши товары в Чугучаке и Кульдже можно вообще сказать, что они довольно выгодны в сравнении с их покупными ценами; но так как верный расчет о выгодности или невыгодности торга можно только сделать по окончании всего оборота, - по сбыте в России выменянного китайского товара, - то, рассматривая с этой точки, выводы не всегда будут в пользу нашего купечества. Вообще, промен товаров, особенно в Чугучаке, теперь уже не так сделался для торговцев прибылен, как был прежде тому несколько лет, и главною причиною - что китайские товары в последнее время значительно поднялись в ценах их, особенно чай, составляющий теперь, как выше было замечено, главную статью привозной нашей торговли. Обстоятельство это, в соединении с тем, что в Ирбите, главном месте сбыта семипалатинских чаев, цена на чай осталась прежняя, и по сравнению с ценою на Нижегородской ярмарке весьма низкая, делает то, что торговля чаем не может для семипалатинских купцов представлять особенных выгод, а напротив, вести иногда в явным убыткам [Представляю здесь расчет по вымену чая в Чугучаке, в прошлом 1845 году, на нанку, - главный наш товар в Западном Китае. На ящик черного чая, в 80 фунтов, обыкновенно дают 14 кусков нанки (она расценивается при промене в 11 даб за кусок; чай же (из обыкновенных сортов) - в 150 даб ящик в 80 ф. весом; итого выходит 14 кусков нанки за ящик чая). Нанка эта стоит русскому купцу (считая по 35 к. ас. за аршин, а за кусок, в коем 40 арш., - 14 р. ас.) - 196 р. ас. За провоз ее от Ирбита до Семипалатинска, считая по 3 р. с пуда, за 2 пуда (вес 14 кусков нанки) - 6 р. ас. За провоз от Семипалатинска до Чугучака (по 1 р. 50 к. ас. с пуда) - 3 р. ас. Проезд и содержание себя в пути, а также корм работников и проч., на что примерно надобно отложить 10 к. на рубль, - 20 р. ас. Итого 225 р. ас., или 64 р. 29 к. сер., не считая еще процентов, которые купец должен заплатить за взятый им товар, так как почти все они торгуют в долг. На нанку эту купец получает, как выше сказано, ящик байхового чая в 80 фун. Расходы по сему выменянному товару следующие: зашивка ящика - 2 дабы, или на наши деньги 4 р. ас. Провоз от Чугучака до Семипалатинска (считая в ящике с укупоркою 3 пуда, а за пуд по 1¼ дабы) - 3¾ дабы, или 7 р. 50 к. асс. Пошлина за 80 фунтов сего чая по 60 к. сер. с фунта, - 48 р. сер., или 169 р. ас. Провоз от Семипалатинска до Ирбита за 3 пуда - 9 р. ас. - Итого (не считая издержек по своему проезду и содержанию в обратный путь) 188 р. 58 к. ас., или 53 р. 86 к. сер. Итак, чтобы выручить ценность поступившего в промен за ящик чая товара своего и все издержки по сему обороту (пошлинные, провозные и другие), купцу, по самому строгому расчету, надобно получить за выменянный им чай 413 р. ас. (118 р. сер.). А цена чая в Ирбите 320 р. ас., и никак не более 360 р. ас. за ящик. Следственно, купец не только не выручает своих денег, но даже теряет около 30 р. сер. на каждый ящик чая.]. Купцы, однако же, умеют уравновешивать сии невыгоды провозом выменянного ими чая помимо таможни, чему обширность нашей границы дает все средства. Огромная контрабанда по Сибирской линии есть факт, не подлежащий сомнению и всем известный. Таможенное начальство не раз уже о сем представляло, изыскивая разные меры пресечению сей контрабанды; разумеется, обыкновенные меры тут недостаточны. Чтобы дать некоторое понятие о значительности сей контрабанды, скажу только, что байхового чая по семипалатинской таможне за 1845 год показано было в привозе и действительно в оную предъявлено 1.687 пудов (что, по сведениям из той же таможни, составляет 1.002 ящика); между тем как один только китайский купец в Чугучаке, по собственным словам его, променивает ежегодно нашим купцам до 1.000 ящиков чая. Количество всего вымениваемого нашими торговцами в Чугучаке и Кульдже чая можно по самой малой мере полагать в 6 т. ящиков [Из Кульджи вывозится не более 600 ящиков.]. Из этого можно видеть, сколь велика по нашей Сибирской линии контрабанда чаем. Неприятным всего этого последствием то, что честным торговцам трудно вести эту торговлю [Трудно вести при теперешнем ее положении, когда она вся в руках мелких торговцев и законным образом не установлена.]: они всегда против торгующих контрабандным образом останутся внакладе, и тем более что, по теперешнему обороту торговли, также должны будут брать от китайцев преимущественно чай. Обстоятельство это, в совокупности с разными другими, тоже не может в настоящем положении вещей слишком заманивать порядочных людей в сию торговлю, где не только не представляется им особенных выгод (несмотря на все трудности, уничижения и притеснения, каким они должны подвергнуться в китайских городах), но явный даже убыток, если только будут вести дела свои честным образом. Уменьшение контрабанды, при учреждении сей торговли на правильных основаниях (если когда-нибудь к этому приступят) составляет важный вопрос в этом деле.
На возвышение цен на китайские товары отчасти действует и то, что не составляется, как выше было замечено, между купцами положения о промене товаров на месте, отчего мелочники особенно портят цены. Но дело в том, что положение это, о коем некоторые из купцов уже не раз помышляли, если и может быть составляемо, то только в Кульдже, где более между ними единства и порядка; а в Чугучаке (где теперь главный наш рынок) весьма трудно это сделать и даже, при настоящем положении вещей, невозможно: по близости Чугучака от нашей границы туда приезжает, в течение всего лета, множество всякого народа: и ташкентцы, и бухарцы, и киргизы, и беглые наши татары; все с русскими товарами приезжают в разное время: один оканчивает свои дела, тогда как другой только является и начинает их. При таком порядке нельзя и думать о составлении положения. Разумеется, это было бы легко и возможно, если бы в Чугучаке появилось более капитальных людей, которые тогда привлекли бы к себе главную массу китайских товаров и могли бы и делать положение и возвышать, при постоянных и благоразумных усилиях, цены на свои товары: в их руках была бы, так сказать, вся оптовая торговля, а тем осталась бы мелочная, и все могло бы тогда принять другой оборот.
ОКОНЧАНИЕ
См. также:
• Н. А. Абрамов. Областный город Семипалатинск;
• Е. П. Ковалевский. Поездка в Кульджу.
Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Кульджа (у городских ворот; слева минарет таранчинской мечети). 1909
Донесение о торговле
В донесении вашему сиятельству от 11 прошлого февраля, изложив подробности, относящиеся собственно до путешествия моего в западные города Китая, Чугучак и Кульджу, имею честь представить теперь сведения и наблюдения мои по части торговли, производимой чрез Семипалатинск [Под Западными областями Китая разумеются здесь Илийская область (бывшая Джунгария), в коей находятся городе Чугучак, Кульджа, Урумджи, Баркюль, Ха́ми и проч., и Кашкария, или Восточный Туркестан, где главные города суть Кашгар, Яркент, Аксу, Хотен и другие.] с западными областями Китая.
Нужным считаю представить некоторые предварительные сведения, дабы дать яснейшее понятие о сей торговле, нынешнем ее состоянии и основаниях, на коих она производится. Сведения сии тем необходимее, что об образе производства ее существуют довольно сбивчивые понятия и она в подробности еще не была исследована.
Взгляд на прежнее состояние сей торговли. Не входя здесь в исторические разыскания о начале торговых наших сношений с западными владениями Китая, не распространяясь о предмете, который далеко бы отвлек от главных и существенных в настоящем деле вопросов, я долгом поставляю только изъяснить, что торговля наша с местами, где ныне Чугучак и Кульджа, т. е. с бывшею Джунгариею, или Зюнгориею, и городами Восточного Туркестана производилась издавна: караваны наши еще в первых годах прошлого столетия ходили в так называемую Калмыцкую Ургу (местопребывание джунгарских контайшей, или владельцев), где была довольно значительная по тогдашнему времени мена товаров. Купцы проникли даже в Урумджи, один из богатых городов нынешней Илийской области, лежащий ближе к внутренним китайским провинциям. К нам также приходили тогда караваны из Зюнгории, и главный торг их был в крепостях Ямышевской и Семипалатной. Но по завоевании сей страны китайцами, что последовало в 1755 году, торговля эта совершенно прекратилась: из указа 1762 года видно, что за неприходом более караванов из Зюнгории велено было даже распустить всех таможенных служителей в таможнях Семипалатинской и Ямышевской [Об этом упоминается в «Историческом описании российской коммерции» Чулкова, т. III, кн. II, стр. 329.].
В последствии времени, и по основании уже китайцами, на новых западных пределах их, городов Кульджи (Или) и Чугучака (Тарбагатая), торговля опять стала возникать, но уже в других видах и, так сказать, тайная. - Поелику никакими трактатами России с Китаем не было установлено торговли в помянутых местах, и как, с другой стороны, меновой в них торг свободно был разрешен киргизам,- то купцы (большею частию азиатцы, у нас проживавшие) прибегнули к посредничеству киргизов и султанов их и чрез них проложили себе первую дорогу в западные китайские города. Они для этого брали письма от помянутых султанов к местным китайским властям (в чугучакскому амбаню и к кульджинскому джанджуну, или главнокомандующему); брали также некоторые в ним подарки, состоявшие обыкновенно в лошадях, и от имени султанов, и как бы с их товарами, являлись уже в Чугучак и Кульджу и производили там торг свой. Но потом торговля в Западном Китае разрешена была и аньджанам (хокандцам и ташкентцам), и обычай брать письма мало-помалу отменился или сделался одною пустою формою. Когда именно разрешена была со стороны китайского правительства торговля ташкентцам и хокандцам, с точностию не известно; но достоверно, что она им позволена.
Нынешнее состояние торговли с Западным Китаем. Первые обороты наши с западом Китая, как и естественно, были весьма слабые: русские купцы вовсе почти в оных не участвовали, кроме татар и ташкентцев. Главнейшая торговля производилась киргизским скотом, вымениваемым купцами от киргизов и потом сбываемым в Чугучаке и Кульдже на да́бы, бязи, кирпичный чай и грубый сабет-чай (в мешках). Еще в 1825 году весь отпуск наш по семипалатинской таможне не превышал 256.097 р. асс. (78.170 р. 57 к. сер.), включая тут и товары, которые частию шли в Киргизскую степь и Хоканд. Но около этого времени вывоз наших произведений, особенно же нанки, полуситца, сукна и металлических изделий, постепенно стал возрастать; а с 1837 года стал являться в этой торговле (из привозных статей) байховый чай, который с 1839 года заметно начал возрастать, что придало торговле новое движение.
Оборот торговли. Впрочем, торговля эта и теперь в сущности еще незначительна и далеко не соответствует нашим ожиданиям. Я имею честь при сем представить четыре ведомости, полученные из семипалатинской таможни об отпускных и привозных чрез сию таможню товарах, начиная с 1825 года по 1844-й включительно, и особо две ведомости за 1845 год. Таблицы сии представляют весь ход торговли за последние 20 лет, и из них видно, что в настоящее время оборот наш с Западным Китаем простирается на сумму 280.536 р. 17 к. сер., по отпускным статьям, и на 254.617 р. 70 к. сер. по привозным из Китая, а всего на 485.153 р. 80 к. сер. Доход же семипалатинской таможни (собственно по торговле же с западными городами Китая) можно полагать в 56 тыс. р. сер. по привозным и отвозным товарам [Все таможенные доходы за 1845 год простирались до 67.848 р. 53 коп. серебром; но в этом числе заключаются и сборы по торговле с Киргизскою степью и Хокандом; последние составляли в прошлом году 11.800 р. сер. с небольшим.].
Предметы отпуска. Главные предметы отпуска суть: из шерстяных изделий - сукно, которого в прошлом году вывезено 11.928 арш. (на 17.936 р. сер.) и драдедам, который стал идти только с недавнего времени; из бумажных же нанка, составляющая постоянно одну из главных статей отпуска (ее отправляется до 500 т. арш., на сумму до 80 тыс. р. сер.), полуситец, вейверет, или плис, миткаль, коленкор, платки и т. п.; из кожевенных - юфтевые кожи. Затем, отправляется еще немалое количество разных железных, чугунных и медных изделий: котлов, таганов, тагильских подносов, столов и т. п. Прочие статьи отпуска состоят в разных мелочах, как то: в фарфоровой посуде, мишуре, сундуках и проч.
Относительно сих отпускных наших товаров следует заметить, что большая часть их суть весьма грубые произведения фабричной и заводской промышленности: сукно лучшее, какое идет в Чугучак и Кульджу, стоит не свыше 4 р. 50 в. асс. (мизиритских сукон вовсе еще нейдет в сию торговлю); плис и большая часть бумажных изделий (платки, миткаль, коленкор, ситец) - такой же низкой доброты. Вообще, все эти товары не могут выдержать никакого сравнения с кяхтинскими; но тем не менее сбыт их полезен и необходим для наших фабрик и поддержания мелкой фабричной промышленности. Замечательно еще, что многих предметов, которые в кяхтинской торговле составляют немаловажные статьи и которых китайцы с той стороны постоянно требуют, вовсе нет в этой торговле, производимой чрез Семипалатинск; так, наприм., вовсе нейдет чешуйки, мало или почти нейдет тика, - двух статей, которые в кяхтинской отпускной торговле занимают важное место; то же следует сказать о сафьянах и козлах. Пушных товаров, которые в огромном же количестве требуются на Кяхте, также с этой стороны вовсе не сбывается, а напротив, наши купцы вывозят из Кульджи некоторые пушные товары, как, напр., лисиц и волков, доставляемых в Чугучак и Кульджу киргизами.
Привозные статьи. Привозные же статьи из Китая главнейше состоят в байховом черном, или так называемом торговом чае, в кирпичном чае, в бумажных изделиях (дабах и бязях) и в шелковых материях (канфах, канчах, фанзах, чучунчах и т. п.). Байховый чай начал идти, как выше сказано, с недавнего времени, и хотя по сравнению с количеством кяхтинского чая его вывозится еще незначительная пропорция (по ведомостям семипалатинской таможни, в 1845 году вывезено было 1.637 пудов); но, тем не менее, он уже в последние годы стал занимать первое место между привозными товарами из Чугучака. В Кульдже же торговля им (для китайцев вообще весьма выгодная) также начинает усиливаться; но доселе в Кульдже главные товары суть шелковые материи и бязи; из Чугучака же шелковых материй вовсе почти не идет, и в этом главная разница между чугучакским и кульджинским рынками по предметам вывоза. Прежде из Западного Китая немало также шло к нам серебра в слитках, или так называемых ямб (его привозилось более 200 пудов, как в 1831 и 1833 годах); но теперь эта статья значительно упала, и серебра, по сравнению с прежними годами, доставляется уже немного. (В прошлом году было всего в привозе 43 пуда.)
Кто торговцы с нашей стороны. Производители теперь нашей торговли с Чугучаком и Кульджею суть главнейше ташкентцы, с давнего времени поселившиеся в Семипалатинске, и наши татары. Из русских купцов по сие время участвуют в ней еще весьма немногие, и те обыкновенно посылают свои товары чрез ташкентцев же и татар, не отваживаясь сами ездить в Чугучак и Кульджу. Только два-три купца отправляют свои товары с русскими приказчиками, и то в один Чугучак; в Кульджу же почти исключительно ездят наши ташкентцы, и вся кульджинская торговля находится, можно сказать, в их руках: из русских в ней участвует только купец Самсонов, посылающий туда свои товары с приказчиком. О ташкентцах следует, однако же, заметить, что доколе наша торговля с Чугучаком и Кульджею не учредится на законных основаниях, азиатцы эти необходимы для торговых сношений с западом Китая: без них кульджинская торговля для нас не существовала бы.
Немногие русские, которые ездят теперь в Чугучак (помянутые три приказчика и еще человек пять мелких торговцев) являются туда под видом азиатцев, переодетые в азиатское платье. Китайцы, впрочем, очень хорошо знают, что они русские, и сами торговцы наши нисколько этого не скрывают. В Чугучаке, напр., я явился хотя тоже в азиатском платье, но под русским именем, и объявил прямо в китайской таможне, что я русский. Китайский чиновник при этом только с улыбкою заметил, что русским не позволено приезжать в Чугучак, и затем беспрепятственно допустил к торгу. Доступность Чугучака для природных русских, конечно, есть явление довольно приятное, но оно еще ничего особенного не доказывает, как увидим далее, и нисколько не ручается за развитие сей торговли: доступность эта должна покупаться немалыми пожертвованиями и сопряжена с разными уничижениями.
Больших капиталистов вовсе еще нет в этой торговле: самыми значительными купцами в ней считаются помянутый купец Самсонов, ведущий торг с Кульджею и посылающий товаров всего на 20 т. р. сер., и Ибрагим Амиров (из азиатцев), торгующий исключительно с Чугучаком на сумму не более 16 т. р. сер. Из прочих купцов кто торгует тысячи на четыре, кто на пять; остальные и вообще вся масса суть ни что иное как мелочники, которых в Чугучак и Кульджу, и особенно в первый из сих городов, ездит весьма немало. Для большего сбыта всяких грубых наших изделий они также народ полезный, но нельзя, с другой стороны, не сознаться, что мелочники эти, дабы сбыть только скорее товар свой, портят цены на русские произведения и тем наносят немалый вред этой торговле. Если в последнее время китайские товары и в Чугучаке стали доставаться нашим купцам недешево, так что им, без особенных незаконных проделок, трудно иногда сводить концы с концами, то это явление надобно главнейше приписать наводнению чугучакского рынка всяким мелким торгующим народом, хотя тут есть и другие еще причины, о коих будет сказано в своем месте.
Торговля с китайской стороны предоставлена теперь купечеству. С китайской стороны производители торговли в Чугучаке и Кульдже суть теперь китайские купцы. Прежде вся эта торговля была исключительно в руках местного китайского начальства: приезжавшие иностранные купцы не иначе могли сбывать пригоняемый ими для промена скот и разные товары, как в китайскую казну, которая платила за оные дабами и бязями; на сторону же, т. е. китайским купцам, дозволялось продавать только то малое количество товаров, которое оставалось за променом в казну. От этого купцы, приезжавшие с русскими товарами, прибегали к разным хитростям, чтобы скрывать от взоров китайского начальства небольшую частицу лучших своих товаров, за которые от казны назначалась та же плата, как и за самые посредственные; они прятали их в своих юртах, в землю и т. п. - (Получаемые китайскою казною товары обращались в жалованье пограничному войску и китайским чиновникам; лучшие из них, разумеется, разбирались джанджуном, амбанем и таможенными чиновниками. Вымениваемые же бараны, рогатый скот и лошади, за употреблением из всего этого сколько надобно было на казенные надобности, передавались в казенные китайские табуны, содержимые калмыками в окрестностях Чугучака и Кульджи.) - Но с бо́льшим впоследствии развитием торговли, с бо́льшим против прежнего приливом разных мануфактурных товаров, которые по времени взяли верх над торговлею киргизским скотом, а может быть, и вследствие неоднократных жалоб азиатского купечества на притеснения китайских чиновников, от произвола коих зависело назначение цен товарам, правительство китайское сочло наконец нужным изменить эти правила и передать торговлю в руки китайских купцов. Первоначально изменение это последовало в Чугучаке, где уже лет десять купцы наши имеют дело с приезжающими туда китайскими торговцами; в китайскую же казну представляют только, в виде пошлины, десятую часть из каждого привезенного ими товара, и то, впрочем, не даром, а за назначаемую китайским начальством половинную цену (сия половинная цена определена сообразуясь с базарными ценами, в течение нескольких лет взятыми, из чего составлен род тарифного положения). В Кульдже же новый этот порядок (дозволение продавать китайским купцам) возымел свое действие только с прошлого 1845 года. Там сделано еще против Чугучака то облегчение, что половинная цена за товар, поступающий в пошлину, назначена, вследствие особенного ходатайства нашего каравана, большая, нежели какая определена в Чугучаке.
Вольного торга еще нет в Чугучаке и Кульдже. Конечно, все эти изменения для торговли благоприятны; купцы в силу оных до некоторой степени более против прежнего избавлены от прижимок китайских чиновников; они могут также привозить товары в большем количестве, имея дело уже не с одною казною (потребности коей в товарах всегда ограничены); могут привозить и лучшего качества товары, продавая их по вольной цене. Если торговля развилась в последнее время против кѵльджинской, то это должно отчасти приписать вышеизъясненным переменам.
Притеснения со стороны китайских властей. Но со всем этим, вполне вольного торга, свободных и беспрепятственных сношений с китайским купечеством еще не существует: торговля все еще находится, так сказать, в когтях китайских чиновников, и почти во всем зависит от их произвола: прежде нежели, наприм., разрешается купцам торг с китайцами, от них (кроме товаров, следующих в пошлину) вымогаются еще разные вещи для джанджуна, для амбаня, для разных чиновников, и, разумеется, по ценам весьма низким и в явный для купцов убыток; если же последние не соглашаются отдать за сии низкие цены, то начинаются разного рода прижимки и притеснения. Примеров подобных самопроизвольных поступков, грубого обращения и обид нашему купечеству со стороны китайских чиновников можно бы привести множество; но довольно сказать, что во время прошлогоднего торга в Кульдже всех нас, за то только, что не соглашались вдруг безусловно на все новые торговые постановления китайцев и просили сбавки пошлины, китайское начальство продержало почти целый месяц в осадном положении, не пропуская ни хлеба для нас, ни корма для нашего скота. Бывали даже примеры, что приезжавших из России купцов (по счастию, не русских, а азиатцев) китайское начальство, без всяких с их стороны проступков, а за то только, что не удовлетворяли иногда его корыстолюбию, подвергало, под самыми пустыми предлогами, телесному наказанию [Таким образом в 1839 г., в Кульдже, начальнику нашего каравана, прибывшего из Семипалатинска, ташкентцу Мирвопе, дано было несколько ударов плетьми за то только, что он пустил в свою юрту китайского купца прежде, нежели окончена была торговля с китайскою казною.]. В самом взимании товаров, поступающих в пошлину, существует тот же произвол и стеснение: по положению следует брать одну десятую с каждого товара за полцены; между тем в Чугучаке, наприм., в прошлом году с предъявленных мною товаров взято было с иных гораздо более, нежели сколько следовало по их количеству, с других же, которые китайским чиновникам не нравились, вовсе ничего не было взято, и за все назначена была цена произвольная: за мизиритское сукно, плис и другие товары, в пошлину от меня поступившие, назначена была полуцена как за подобные же изделия несравненно низшего качества, которые были предъявлены прочими купцами.
После всего этого легко вообразить себе, может ли процветать торговля в этих местах, при таком положении ее! может ли привлечь она капитальных людей, без коих значительной торговли никогда и нигде не существовало!
О пошлине с русских товаров. О товарах, взимаемых теперь китайским правительством в пошлину, долгом считаю еще присовокупить, что назначение их то же, какое было и при прежнем порядке сей торговли, т. е. лучшие из них идут в карман джанджуна и прочих китайских властей; другие же, и весьма уже в малом теперь количестве, поступают на жалованье пограничному китайскому войску. Вообще, китайская казна тут мало выигрывает; главный же сбор ее - собственно с китайских купцов, выменивающих от нас товары. Сия последняя пошлина (с китайских купцов) взимается уже не товарами, а деньгами, с цены, по какой выменян ими товар. Она довольно значительна, по 3 фын с сари; это составляет около 8%.
Образ производства самого торга. Что касается до образа производства сей торговли, до самого механизма ее, то по сему предмету следует, во-первых, заметить, что ни в Чугучаке, ни в Кульдже для промена китайцам наших товаров не составляется между нашими купцами никакого предварительного положения (почем отдавать свой товар и почем принимать китайский); все товары, по привозе, представляются в китайскую таможню и, по очистке их пошлиною, по выдаче чего следует джанджуну, амбаню и прочим чиновникам, всякий уже променивает по какой хочет цене китайским купцам, не будучи удерживаем никакими постановлениями купечества. Самый же промен делается таким образом, что сначала русский и китайский купцы производят расценку своим товарам; потом окончательно условливаются, - и все наедине, - какой именно товар и сколько какого получить в обмен. Расценка товаров в Чугучаке делается на да́бы, заменяющие там ходячую монету; в Кульдже же на серебро. Главная при всем этом трудность с нашей стороны бывает - склонить китайца дать такой именно товар, а не другой; что же касается до самых цен, то оные довольно скоро установляются (базарные цены на все главные статьи) [Но цены, разумеется, не такие, какие могли бы установляться, если бы составлялось между нашими купцами положение о промене товаров.] и только на первых порах, при открытии торга, подают повод к некоторым спорам и возражениям. Обыкновенно китайские купцы желают более сбыть байхового чая; наши же купцы, напротив того, в количестве вымениваемого товара желают более получить даб и кирпичного чая, так как эти статьи представляют верный и выгодный сбыт, расходясь в значительном количестве между киргизами и по всей нашей линии.
Несмотря, однако, на некоторую теперь неохоту наших купцов брать от китайцев чай, торговля приняла в последнее время такой оборот, особенно в Чугучаке, что купцы находятся в необходимости брать главнейше от китайцев это произведение, т. е. байховый чай их. В Чугучаке прошлого года купцы наши в концу расторожки даже ничего другого не могли уже получить от китайцев в обмен на свои произведения, кроме чая.
О ценах на русские и китайские товары и проч. Представляю при сем выписку из особого отчета о променянных в Чугучаке и Кульдже товарах. Из нее можно видеть, почем расценены были русские товары и почем китайские, поступившие в обмен на оные. Прилагаю также записку о ценах вообще на главные русские и китайские товары в помянутых двух городах, с разными замечаниями на оные китайских купцов.
В Кульдже, кроме мены, существует также и продажа на чистые деньги; но уже это более для всяких мелочных статей, выставляемых для покупателей всех классов. На сих мелочах торговцы получают иногда значительные прибыли.
Относительно цен на наши товары в Чугучаке и Кульдже можно вообще сказать, что они довольно выгодны в сравнении с их покупными ценами; но так как верный расчет о выгодности или невыгодности торга можно только сделать по окончании всего оборота, - по сбыте в России выменянного китайского товара, - то, рассматривая с этой точки, выводы не всегда будут в пользу нашего купечества. Вообще, промен товаров, особенно в Чугучаке, теперь уже не так сделался для торговцев прибылен, как был прежде тому несколько лет, и главною причиною - что китайские товары в последнее время значительно поднялись в ценах их, особенно чай, составляющий теперь, как выше было замечено, главную статью привозной нашей торговли. Обстоятельство это, в соединении с тем, что в Ирбите, главном месте сбыта семипалатинских чаев, цена на чай осталась прежняя, и по сравнению с ценою на Нижегородской ярмарке весьма низкая, делает то, что торговля чаем не может для семипалатинских купцов представлять особенных выгод, а напротив, вести иногда в явным убыткам [Представляю здесь расчет по вымену чая в Чугучаке, в прошлом 1845 году, на нанку, - главный наш товар в Западном Китае. На ящик черного чая, в 80 фунтов, обыкновенно дают 14 кусков нанки (она расценивается при промене в 11 даб за кусок; чай же (из обыкновенных сортов) - в 150 даб ящик в 80 ф. весом; итого выходит 14 кусков нанки за ящик чая). Нанка эта стоит русскому купцу (считая по 35 к. ас. за аршин, а за кусок, в коем 40 арш., - 14 р. ас.) - 196 р. ас. За провоз ее от Ирбита до Семипалатинска, считая по 3 р. с пуда, за 2 пуда (вес 14 кусков нанки) - 6 р. ас. За провоз от Семипалатинска до Чугучака (по 1 р. 50 к. ас. с пуда) - 3 р. ас. Проезд и содержание себя в пути, а также корм работников и проч., на что примерно надобно отложить 10 к. на рубль, - 20 р. ас. Итого 225 р. ас., или 64 р. 29 к. сер., не считая еще процентов, которые купец должен заплатить за взятый им товар, так как почти все они торгуют в долг. На нанку эту купец получает, как выше сказано, ящик байхового чая в 80 фун. Расходы по сему выменянному товару следующие: зашивка ящика - 2 дабы, или на наши деньги 4 р. ас. Провоз от Чугучака до Семипалатинска (считая в ящике с укупоркою 3 пуда, а за пуд по 1¼ дабы) - 3¾ дабы, или 7 р. 50 к. асс. Пошлина за 80 фунтов сего чая по 60 к. сер. с фунта, - 48 р. сер., или 169 р. ас. Провоз от Семипалатинска до Ирбита за 3 пуда - 9 р. ас. - Итого (не считая издержек по своему проезду и содержанию в обратный путь) 188 р. 58 к. ас., или 53 р. 86 к. сер. Итак, чтобы выручить ценность поступившего в промен за ящик чая товара своего и все издержки по сему обороту (пошлинные, провозные и другие), купцу, по самому строгому расчету, надобно получить за выменянный им чай 413 р. ас. (118 р. сер.). А цена чая в Ирбите 320 р. ас., и никак не более 360 р. ас. за ящик. Следственно, купец не только не выручает своих денег, но даже теряет около 30 р. сер. на каждый ящик чая.]. Купцы, однако же, умеют уравновешивать сии невыгоды провозом выменянного ими чая помимо таможни, чему обширность нашей границы дает все средства. Огромная контрабанда по Сибирской линии есть факт, не подлежащий сомнению и всем известный. Таможенное начальство не раз уже о сем представляло, изыскивая разные меры пресечению сей контрабанды; разумеется, обыкновенные меры тут недостаточны. Чтобы дать некоторое понятие о значительности сей контрабанды, скажу только, что байхового чая по семипалатинской таможне за 1845 год показано было в привозе и действительно в оную предъявлено 1.687 пудов (что, по сведениям из той же таможни, составляет 1.002 ящика); между тем как один только китайский купец в Чугучаке, по собственным словам его, променивает ежегодно нашим купцам до 1.000 ящиков чая. Количество всего вымениваемого нашими торговцами в Чугучаке и Кульдже чая можно по самой малой мере полагать в 6 т. ящиков [Из Кульджи вывозится не более 600 ящиков.]. Из этого можно видеть, сколь велика по нашей Сибирской линии контрабанда чаем. Неприятным всего этого последствием то, что честным торговцам трудно вести эту торговлю [Трудно вести при теперешнем ее положении, когда она вся в руках мелких торговцев и законным образом не установлена.]: они всегда против торгующих контрабандным образом останутся внакладе, и тем более что, по теперешнему обороту торговли, также должны будут брать от китайцев преимущественно чай. Обстоятельство это, в совокупности с разными другими, тоже не может в настоящем положении вещей слишком заманивать порядочных людей в сию торговлю, где не только не представляется им особенных выгод (несмотря на все трудности, уничижения и притеснения, каким они должны подвергнуться в китайских городах), но явный даже убыток, если только будут вести дела свои честным образом. Уменьшение контрабанды, при учреждении сей торговли на правильных основаниях (если когда-нибудь к этому приступят) составляет важный вопрос в этом деле.
На возвышение цен на китайские товары отчасти действует и то, что не составляется, как выше было замечено, между купцами положения о промене товаров на месте, отчего мелочники особенно портят цены. Но дело в том, что положение это, о коем некоторые из купцов уже не раз помышляли, если и может быть составляемо, то только в Кульдже, где более между ними единства и порядка; а в Чугучаке (где теперь главный наш рынок) весьма трудно это сделать и даже, при настоящем положении вещей, невозможно: по близости Чугучака от нашей границы туда приезжает, в течение всего лета, множество всякого народа: и ташкентцы, и бухарцы, и киргизы, и беглые наши татары; все с русскими товарами приезжают в разное время: один оканчивает свои дела, тогда как другой только является и начинает их. При таком порядке нельзя и думать о составлении положения. Разумеется, это было бы легко и возможно, если бы в Чугучаке появилось более капитальных людей, которые тогда привлекли бы к себе главную массу китайских товаров и могли бы и делать положение и возвышать, при постоянных и благоразумных усилиях, цены на свои товары: в их руках была бы, так сказать, вся оптовая торговля, а тем осталась бы мелочная, и все могло бы тогда принять другой оборот.
ОКОНЧАНИЕ
См. также:
• Н. А. Абрамов. Областный город Семипалатинск;
• Е. П. Ковалевский. Поездка в Кульджу.