По Волге: Астрахань. Тюленьи выхода́
В. И. Немирович-Данченко. По Волге. (Очерки и впечатления летней поездки). - СПб., 1877. Другие отрывки: [ Царицын и Сарепта], [ Владимировка, Черный Яр, Енотаевск], [ Прибытие в Астрахань], [ «Бусурманская украйна»], [ На бойком промысле], [ В царстве тузлука], [Тюленьи выхода], [ Земля калмыцкая], [ На Калмыцком базаре].
Юртовой надел. - Миноги вместо свечей
Волга, опять - пекло, опять - каменные лица гребцов калмыков…
На этот раз со мною едет сумрачный донец… Все-то ему не по нраву, все-то ему тесно на этом просторе…
- Плохо нам жить стало…
- Отчего?
- Сами себя обижаем. Сами с собой справиться не можем… Глупы очень мы.
- И везде несладко живется!
- Нет, в других местах, напротив, хоть хлеб насущный есть.
- Да неужели у вас беднота?
- Какая еще беднота!.. А все от этого юртового раздела земли. Прежде у нас община была - и чудесно. Жили - Бога хвалили. А теперь козачеству смертный час приходит. Русским сдали мы земли за бесценок. За 14 десятин примерно - 13 рублей берем, да еще условие на семнадцать лет. Хорошо это?
Пришлось согласиться, что, напротив, очень скверно.
- Чего хуже… А все юртовой надел!..
- Да это, может быть, исключительный случай.
- Помилуйте, где же! Посмотрите-ка, в Фелоновской станице, Хоперского округа, что с землей стало? Да и съемщики тоже: возьмет землю за бесценок и повинностей еще платить не хочет! У нас они обиделись, когда станичное правление наложило на них по копейке на десятину. А как нам понадобятся те же земли, так мы их обратно у съемщиков в кортому берем, случается, рублей по 6 за десятину… И торговля вся ушла в русские руки. Козаки отдают и луга, и леса, какие еще остались. Если бы не казачки наши, мы бы с голоду все поумирали!.. Вот он у нас юрт какой завелся!..
- У нас, слава Богу, не земля кормилица, а вода, - вмешался астраханец. - У нас урожаи - рыбка. Кабы в пору сюда приехали - насмотрелись бы на суету нашу промысловую. Под Астраханью на полтораста верст тридцать пять пароходов только и дела делают, что селедку подвозят в рыбницах и прорезях. В пятнадцать ден, говорят, сельди у нас ловят 200.000.000 штук. В этом году в 2½ дня - 130.000.000 добыли… Вот она наша нивка какая! - и он махнул рукою на Волгу. - И весело же тогда. По всему простору лодки бегут… Подойдет лодка к ватаге, нальют лодку селедкой, и ступай, а за ней другие ждут; так и день и ночь кипенем работа! Не опомнишься.
- Казна стесняет, - вмешался другой.
- Теперь у нас миноги этой сколько! Жир из нее топить запрещено, а для продовольствия ловить несходно, дешева уж очень.
Минога здешняя до того жирна, что топить из нее сало действительно оказывается выгодно. Г. Платонов делал опыт. Он зажигал засушенную куринскую миногу, и она горела как свеча.
Карбонары из ногайских байгушей и астраханские помещицы Коробочки
Миновали несколько дощаников с солью. На палубе лениво посиживают медлительные татары, осколки монголов, завоевателей России. Те же скуластые лица, косые глаза. Только в оны времена, когда они наводнили наш Восток, сломав под собою хрупкие плотины удельного порядка, на этих лицах, разумеется, было больше самоуверенности и оживления. Теперь это загнанный и забитый народ. Сторонится от вас, склоняет голову, когда вы с ним заговариваете, молчит, когда его задевают, и разве только исподлобья окинет разгулявшегося русского промышленника злобным и в тоже время тоскливым взглядом, когда тот шпыняет его словно пса какого. Тут даже и до ненависти дело не доходит. Слишком уже обтерпелись эти несчастные. Да и живется им к тому же скверно. Беднота, голь!.. Хоть в воду - так и то лучше. Как ни благодатен климат здесь для садоводства - а между астраханскими татарами случаются смертности от голодовки и вымирание постепенное от лишений!.. Все это, разумеется, в официальные отчеты не заносится или попадает в многозначительную статью «скоропостижной смерти».
Забиты и загнаны эти татары до крайности. Лучше всего то, что местные помещицы Коробочки и философы вроде гоголевского почтмейстера своим умом дошли до сознания великой опасности, какая при настоящих обстоятельствах является для России в лице сих самых потомков Чингисхана и Батыя. Видите ли, существует между ними (лицо оратора принимает при этом глубокомысленное выражение, указательный перст мгновенно прирастает ко лбу) - пропаганда! Все-де они условились перерезать русских, и ждать этого не долго. Нужно принять меры! Хорошо, что политические предсказания этих Видоков остаются втуне. И волнуются же эти добровольные мученики! Им ли не жить спокойно, им ли не блаженствовать под сенью струй, а тоже на стены лезут. Da er kein Elend hat, will er sich Elend machen!.. Другие не одними словами ограничиваются.
- Чего же ждать-то, - свирепствуют они, - чего ждать?! Или чтоб они на нас с ножами пошли?.. Ведь до одного всех перережут, всех.
- Что же делать-то?
- А взять да и переселить их всех в степь Красноводскую.
- Чудесно!..
И ведь ничем не убедите вы этих сыщиков!..
Нептун у купца Орехова. - Универсальное учреждение
Вот и берег Волги, противоположный Астрахани.
Тюлений выход еще издали дает знать себя. Так и пахнуло жировым смрадом, точно лежалая и загнившая ворвань дух от себя пускает на все четыре страны света.
- Аль не нравится?
- Ничего…
- Приезжие, которые - господа, очень не одобряют. Что ж, ведь и то дело - духовитый зверь.
- Привык я!
- Где же это?
- Об Ледовитом океане слыхал?
- Это где конец свету будет, знаю. Там тоже тюленя такого бьют ловко…
Пока еще мы добрались до духовитого зверя, пришлось опять пройти мимо целого ряда баб в штанах. Этих дебардерок было здесь более двухсот, все они вытянулись в одну линию вдоль пристани; одни из них моют мелкую рыбу веревочными швабрами и бросают ее затем к другому ряду столь же изящно костюмированных баб, которые прокалывают ее, сквозь глаза, и нанизывают на петли, по нескольку штук.
- Вот, например, производством веревок для этих петель у нас сотни девочек занимаются - и семьи свои кормят.
- Что и говорить, дело, видимо, большое.
- Миллионное, всем здесь хлеб дает.
- Рыбка Божья, и хлеб Божий, чего тут величаться! - замечает кто-то позади.
Оглядываюсь - сам бог Нептун вышел из недр морских.
Громадный, борода во всю грудь разбросана, брови сумрачно нависли над зоркими глазами, седина копром на голове стоит. И фигура какая атлетическая!.. Беда повстречаться с таким глаз на глаз, если у него разумеется, недоброе на уме. Тут уж не уйдешь никуда… В руках у этого волжского Нептуна вместо трезубца багор - длинная палка с железным острием и крюком. Это - приказчик Орехова, а багор его жезл, скиптр, знак его власти. Им он зацепляет белужину, когда ее из ларя нужно вытащить на воздух.
Нептун вообще чрезвычайно представителен и с большим достоинством держится.
- Хвастать нечего. Бог не даст хозяевам, и у работников не будет… Все от Бога…
Нептун делает некоторые дополнительные объяснения, причем держится солидно. Хозяевам не льстит, в глаза им по-собачьи не заглядывает. Видимо, человек с выдержкой… Посмотрел я, как он шестипудовые куски белужины багром вытаскивает - подивился и силе и ловкости. Точно играет. Знай себе пошвыривает, и устали нет… Лицо также спокойно…
- Эй вы, бесхвостые! - покрикивает он на расшумевшихся баб.
Стал пробовать белугу, какова, дошла ли?.. Ткнул ножом в рыбину и понюхал острие.
- Так и узнаете достоинство белуги.
- Все узнаем так, потому мы привычны, постоянно с этим обходимся. Наше это дело; самое разлюбезное. Всякая рыбка на ноже, какая у нее душа, себя окажет. Нужно только присноровиться к нашему делу, и вся недолга. В скольких руках побывает рыба, прежде чем она попадет к потребителю! Вот бы нашему талантливому знатоку народной жизни и народных промыслов С. В. Максимову написать «Похождения волжской белуги», в pendant к его «Похождениям куля хлеба». А особенности быта рабочих здесь, картины морского и речного промыслов, разве это не целая эпопея, полная красоты и поэзии, прежде всего самобытной и оригинальной?
- Он когда-то сам промысел держал, да разорился и хозяину должен остался, - говорили мне про встреченного мною Нептуна.
- Да разве у вас не существует круговой поруки?.. - вспомнил я рассказы об астраханском рыболовстве.
- И не слышно вовсе. И не бывало никогда.
Еще раз пришлось подивиться питерским досужим людям.
- Чем же ловцы обеспечивают задатки?
- А ничем. Хозяин помолится с ловцами по старому, кондовому обычаю нашему, ну и дело крепко стоит. Навеки нерушимо.
- И редко случаются обманы?
- Да почти и не бывает их вовсе… Раз только на моей памяти дрянной ловец попался: купил я ему рекрутскую квитанцию за 500 рублей, с тем чтобы он заловил эту сумму. Начался промысел. Жарка́я пора пришла - смотрю, другим рыбу продает. «Ты что же это?» - говорю. Смеется: «Твои деньги, ты и кручинься!» - отвечает.
- У нас промысел повадливый, веселый, все на миру. Неводчик теперь распоряжается ловами, заводит рыбницу с неводом, пятчик держит другой конец невода на берегу, коли в реке дело, на мертвой точке. У него кол, к которому конец невода прикреплен. Завозим мы на притонок, пятчик не выпускает конца ни под каким видом. Станут притонять, тогда он к притонку подходит, поддается, так что когда местня (мешок, посередине невода, куда собирается рыба) у притонка, то и пятная тоже должна быть там. Рабочих трое, случается и больше, впрочем. Это смотря по глубине, т. е. как невод «велик ногами». Иногда нужно 18 человек, иногда восемь. Чем ближе к устью, тем невода мельче, чем дальше к верху, тем они больше «ногами».
- На миру у нас дела бойко идут. По всей Волге перекликаются, песни заведут - глушит. Народ в эту пору, который не на своей воле, а от хозяина, - сытый, хотя зимою ему и туго приведется!.. Рыбы вдоволь, ешь, сколько хочешь, только, разумеется, не матерых осетров. А нет рыбы - пшено идет.
- Одно скверно, много нам бед рыбное правление приносит, - рассказывали мне в Астрахани. - Штрафы оно налагает без следствий, а зачастую вместо следствия протокол собственного своего чиновника идет. Вот вам факт, рисующий наши порядки: член правления Шевелев поймал лодку с добычниками без билета. Хозяин заявил, что лодка принадлежит Хлебникову и К°, и что есть еще другая, ловящая рыбу тоже без билета. Тотчас же рыбное правление наложило на Хлебникова, Платонова и К° штраф за две лодки, из коих одной оно и вовсе не видело, а другая никогда ответчикам не принадлежала. Факт этот далеко не исключительный. В самом деле, что это за оригинальное учреждение - астраханское рыбное правление! Само оно и сыском занимается, само и следствие должно производить, само и судит, само и решения свои в исполнение приводит, соединяя в себе, таким образом, отправления четырех совершенно различных учреждений. Какой же тут контроль возможен, и кому будут жаловаться рыбопромышленники? Может быть, члены этого правления безукоризненные, прекрасные, честные, благонамеренные люди, может быть, каждый из них заслуживает монтионовскую премию за добродетель, но, право, ведь нельзя же, в самом деле, одному человеку, если он не Пинетти или Калиостро, в одно и то же время быть и сыщиком, и следователем, и судьей, и судебным приставом!.. Производство следствий и наложение наказаний за нарушение устава об астраханском рыболовстве должно быть предоставлено непременно общим судебным учреждениям, в том же, например, порядке, в каком установлено по нарушениям устава о судоходстве. Ведь начальники водяных дистанций не являются же в одно и тоже время и мировыми судьями, и полицией? Правда, Астрахань, к сожалению, до сих пор еще обходится без мировых судей!..
Каспийский тюлень
Все гуще и гуще пахло тюленьим жиром. Ветром потянуло оттуда.
- Приготовьтесь к очень неприглядной картине промыслового обихода, - предупредили меня.
- А что?
- В выходах скверно, потому что везде на полу тузлук просочился и стоит лужами, а тут еще хуже будет. Здесь, в устьях Волги и на Каспии, из тюленьих пород водится только Phoca vitulina, которого некоторые называют каспийским тюленем. Летом он целыми косяками уходит в глубины моря, подальше от берегов; с первыми осенними холодами передвигается к берегу восточнее Астрахани, где раньше образуются ледяные припаи [припаи - северное слово; припаями называется ледяная кайма, образующаяся у берегов зимою]. Стада тюленей всегда можно предугадать по целым тучам чаек, вьющихся над ними; дело в том, что зверь этот, питаясь чистиковыми рыбами, объедает одну только тешку, остальное бросает, чем, разумеется, пользуются пернатые промышленники. Весной, когда льды разносятся, тюлень следует за пловучими громадами их и выходит на эти движущиеся и постоянно тающие под знойным солнцем юга острова, располагается на них в полном неги dolce far niente, пока уже окончательно не на чем будет нежиться. Зимою, попадая под лед, они дыханием производят в нем воронки, отверстия - «продухи», сквозь которые выходят на воздух или просто просовывают в них морды. Интересно, говорит очевидец, видеть, как тюлени спят. Лежа спиною на воде, они укачиваются волнением, как в колыбели, и только водяные брызги от дыхания летят, сверкая, во все стороны. Опытный «тюлений смотритель» г. Хастатов сообщал очень интересные сведения об этом добычном для здешних ловцов животном. Первые косяки тюленей, являющиеся осенью, состоят из сгурьбившихся самок с «выпорками», готовыми уже к рождению. Тюлени случаются в январе, феврале и марте, самка носит 11 месяцев и обыкновенно производит только одного щенка, очень редко двух. В конце декабря щенятся. Самки на это время выходят на лед и кормят грудью, поворачиваясь на спину и придерживая детенышей лапами.
Чтобы поближе приискать пищу, а в случае опасности укрыться самим, во льду самки делают продушины - лазки. В первую неделю щенки называются - бельками, дней через десять линяют, местами покрываются грубою шерстью и обращаются в тулубков. В это время с 3-7 фунтов веса они достигают до 25. Недели через три белек делается сиварем, т. е. серым, и уже достигает полутора пуда весом. Тут он уже ловится для жира. Годовалый тюлень, или кондырь, весит от 2-2½ пудов. С марта сиварь худеет и к апрелю теряет половину веса, а в мае от него остается только кожа да кости; он весит в этот период всего 10 фунтов. Редко-редко тюлени достигают 5½ пуд. Большие самцы с пестрою шерстью - пестряки; щенок, потерянный матерью, голодный - заморыш, а выпоротый из внутренности убитой ловцами матери - выпорок… Добывают тюленей здесь или весною (весничи), или зимой (зимовичи). Весничи, как только погода и состояние моря позволяют пуститься на промыслы, выходят на морских лодках, управляемых хорошими кормщиками, к Святому и Подгорному островам (у Мангышлакского полуострова). Тут, как только льда не стало, косяки тюленей залегают и линяют. Окончив бой, промышленники сейчас же возвращаются в Астрахань. Некоторые промышленники уходят на круглый год, назначая зимовку на острове Кулалы, среди холодных пустынь этого неприглядного на Каспии времени года. С 1-го февраля начинается зимний лов. Тут тюленя преследуют, когда он выходит на плавучие льдины. Кормщики работают из пая. Если он сам-четверть, то получает ⅕ промысла, если сам-пять - ⅙ Рабочие - на жалованьи. Весною из них каждый может заработать от 25-35 р., а годовые от 60-100 р. Бывают случаи, но редко, что рабочие сверх жалованья получают от хозяина пудовые, т. е. по 10 или 15 к. с каждого пуда убитого тюленя. Как видите, судьба южного - каспийского промышленника на этот раз нисколько не лучше положения нашего бедствующего мурманщика, на другой окраине России - на берегах Ледовитого океана. Пожалуй, даже и хуже!.. хороший кормщик может, правда, при удаче заработать около 800 р., но такие удачи - легендарны!
Цифры тюленьего промысла
Центр тюленьего промысла - острова Кулалы, Морской, Святой, Подгорный, Долгий, Круглый и Орлов. Вся эта группа в 250 верстах от Астрахани, на 25 верст северней Мангышлакского полуострова. Случалось во времена оны, что здесь в одну весеннюю ночь убивали по 10.000 голов тюленя. Теперь и пятой доли этого не добудешь. Море оскудело на горе промышленникам. Северного нашего ловца упрекают в недостатке предприимчивости, ставят ему в пример добычливого норвежанина. На Каспии все это начистоту выходит. Дело не в недостатке предприимчивости, не в лени. Оскудели промысла - тут хоть звезды с неба хватай, ничего не сделаешь! Теперь средним числом убивают здесь до 140.000 голов тюленя в год; цифра эта колеблется между 79.000 голов (1871 г.) и 174.618 гол. (1873 г.). Разница в цифрах такова, что приходится прежде всего заподозривать правильность показаний промышленников о количестве добычи. Обездоленные обеднением моря, промышленники терпят еще от высоких пошлин на жир. Так, по вытопке жира, с каждого пуда его, уплачивается в казну 40 к. пошлины, а со шкур 30 к. с пуда. При этом средняя ценность привозимого в Астрахань тюленя с 1 р. 17 коп. (1869 г.) доходит до 1 р. 82 коп. (1870 г.) и даже до 2 р. 77 коп. (1872 г.). Средним числом из Астрахани вывозится тюленьего жира 92.008 пуд, и 137.567 шкур в год. Взимая столь высокие пошлины и таким образом насилуя астраханские промысла, фиск добился того, что в 1872 г. казна получила с них около 500.000 р. - полмиллиона, отнятые у ловцов, зашибающих в год не более 100 р. на человека, и притом за такую каторжную, непосильную работу!.. Всего же со всех каспийских рыбных и тюленьих промыслов казна получает от 847.000 руб. (1867 г.) до 921.670 р. (1871 г.). Если принять, что в Астраханском округе ловом рыбы и боем морского зверя занимается около 10.000 человек, то в случае отказа казны от пошлин каждый из них получит на 50 рублей, или на 50%, более, чем теперь. Таким образом (прямо или косвенно - другой вопрос), промысел платит пошлины 50% - со всей стоимости рабочего труда его. Едва ли какая-либо другая промышленность в России несет столь крупный налог… К чему после этого искать других причин нищеты рабочего класса на юге. Они ясны из простого соображения этих немногих цифр.
Бой тюленя на островах и гонка в ставные сети
Тюлений промысел производится тремя способами: зверя бьют на островах, гоняют в ставные сети и добывают на льдинах.
Каспийский тюлень. Взрослый самец (пестряк). Рис. Н. Н. Кондакова
Больше всего бьют тюленя на островах. На острове Кулалы - сборном пункте промышленников - устроены для этого казармы и дом. В нем помещается тюлений смотритель. На зиму здесь остается до трехсот ловцов. Все охотники, по закону, должны начинать промысел непременно вместе, в одно время. В какой-либо бухте острова Кулалы они собираются и ждут условленного сигнала. Осенью и весной тюлень, как уже сказано выше, выходит на острова отдыхать. Промышленники подбираются на лодках, стараясь быть под ветром, иначе зверь, обладающий чрезвычайно тонким чутьем, не подпустит их к себе и на пушечный выстрел. Когда с сторожевых лодок дано знать, что тюленя на острове много, ловцы высаживаются ночью на берег и под предводительством забойщика, или атамана, ползут к юровьям. Главное дело состоит в том, чтобы, охотникам, выровнявшись в линию, занять позицию между тюленьими косяками и морем. Забойщик подает условленный знак, и вся партия кидается на жирующего зверя. Бьют тюленя чекушами, или колотушами (кротило на севере), прямо в морду. Одного удара, если промышленник ловок, бывает вполне достаточно. Багром добычу отбрасывают назад, чтобы не мешала, и бьют второго, третьего, четвертого и т. д. Таким образом убивают передовых тюленей, из которых составляется вал. Остальные встревоженно мечутся в западне, но выбраться из нее не могут и по очереди падают под колотушами ловцов. Все это совершается ночью. С рассветом нужно освежевать зверя, т. е. отрубить ему голову, распороть живот и вынуть внутренности, которые со всеми непригодными остатками или выбрасываются в море (вот северных акул-то нет!) или зарывают в землю. Тюленья шкура вместе с толстым, в ладонь, слоем сала отвозится с поля битвы к кусовым лодкам, складывается в трюм и солится для отправки в Астрахань. Весенний бой тюленя оканчивается, по словам г. Шульца, к 1-му июня, осенний же начинается с 15 августа.
80 лет спустя. Осеннее скопление тюленей, оцепленных зверобоями на ракушечной отмели в северо-восточной части Каспийского моря. 1958 г.
Гонка тюленя в ставные сети принята в той части волжского устья, которая, будучи известна под именем Синего Морца, образует пресноводный залив. Промышленники собираются на лодках, числом не менее 24, и избирают двух атаманов, из коих один называется черневым, или береговым, а другой морским. В каждой гонной лодке - два гребца и кормщик. При них, сверх съестных припасов, по два ахана и шесты. Ахан - ставная сеть с ячеями в 4½ вершка в квадрате; она пятнадцати сажень в длину и две сажени в высоту. Лодка черневого атамана параллельно земле держится, лодка морского забойщика уходит в море, другие же лодки располагаются между ними, в расстоянии одна от другой не менее 150 сажен. Морской атаман, заметив вынырнувших тюленей и над ними целую тучу чаек (верный признак приближения косяка), тотчас же поднимает флаг. Береговой атаман, в свою очередь, уменьшает ход своей лодки, тогда первый старается как можно скорее окружить место, где заключены тюлени, и соединиться с черневым. Оба атамана, составив таким образом полукруг, с шумом и криком гонят тюленя от берега в море, хлопая притом колотушками о борты лодок. В это время восемь средних бударок - «заметные», как их называют здесь, спешат выставить аханы навстречу плывущему тюленьему косяку. Устраивают (довольно сложным расположением сетей и гоньбой тюленя) так, что зверь, куда бы он ни кинулся, только путается в сети, откуда его и выбагривают, а всплывающих наверх бьют сандовьями. Это промысел - поздний, осенний. Он дурно влияет на нарост тюленьих косяков, потоку что самки в это время - «щенные». При этом и производится он крайне зверски. Щенят выпарывают из брюха самки и выбрасывают в море.
На льдинах
Бой тюленя на льду, хотя и запрещен законом (уничтожает молодых детенышей - беленьких - из-за нежного и белого меха, легко принимающего всякую окраску), практикуется, однако, часто, для чего промышленники под начальством опытного хорошего забойщика отправляются в санях к окраине льда, удаляясь иногда таким образом от берега верст на семьдесят и более.
Каспийский тюлень. Взрослая самка (матуха) с детенышем. Рис. Н. Н. Кондакова
Попав на косяки, состоящие из самок с детенышами - бельками, промышленники стараются перебить их прежде, чем они доберутся до лазков. В этом случае не только кротят их чекушками, но и из ружей стреляют. Тут-то именно и случаются на Каспийском море те промысловые драмы, которыми так богат Северный океан. Поднимается горный ветер от земли, отрывает льды от морского берега и уносит их в открытое море. Когда промышленники опомнятся - уже поздно. Десятки и сотни верст лежат между окраинами их плавучего острова и землею. Кругом негостеприимное холодное море. Царство зимы добивает несчастных стужей, голодом, если ветер не переменится и не пригонит их назад. Льды часто пробивают и лодки промышленников, которые с моря подбираются к тюленьим косякам. Тут все же легче ловцам. Вытащил хотя бы и на плавучую льдину свою лодку, опрокинул ее дном вверх, законопатил и опять спускай в море - и чудесно! На санках так не обернешься, почему каспийским тюленебоям и случается зачастую гибнуть. Еще хуже, если их пригонит к туркменскому берегу: тут или голодная смерть, или жестокая неволя!.. Даже наши добрые соседи - персы, случалось, убивали промышленников, попадавших к ним таким образом в лапы. Мне самому показывали в Астрахани одного старика, который две недели с артелью странствовал на льдине, питаясь ворванью и мясом тюленей, пока ее не прибило к кавказскому берегу. Этим, впрочем, не ограничились приключения несчастных промышленников. Берег оказался - пуст. Льды да буруны… Всползли кое-как на засыпанную снегами землю - зима в ту пору жестокая была, исключительная. Обыкновенно же дербентский берег редко видит снег, да и то на несколько дней. Только что спасенные молиться собрались, как вдали померещились люди. Думали, свои - знаки подали, кричать стали, на холмы всползли - ан горцы немирные оказались. Из артели оставалась половина - другая трупами перед тем на льдине легла; а из уцелевшей половины после плена татарского назад вернулся только один забойщик.
- Горько было! Хуже смерти! - жаловался он мне. - Добрый народ - а русского мучат, на цепи держут… Так и я просидел, наподобие пса, у них три года. А потом выменяли на своего и пустили домой. Кормят, точно, хорошо, ешь сколько хочешь, только кормы у них дурные. Пшено это дают, баранину. А рыбы нашей - белужинки да осетринки - и не пахнет. Совсем яман дело выходит… Одно у них первый сорт - бабье; ну, и они к нам тоже привержены… Любят русских. Ублажают!
В тюленьем выходе. - Южная ночь
По мере того, как мы подходили к тюленьему выходу купца Орехова, кружок наш все редел; одни за другими отставали от нас даже местные промышленники. Слишком уже отвратительна была душина. Ворванью так и обносило нас. Столько испарений от нее - что, кажется, глотаешь этот отвратительный жир вместе с воздухом. Сюда привозят добычу тюленьего промысла тушами, т. е. кожу с салом, которое соскабливают ножами. Сало сваливают в чаны, где оно подвергается у менее состоятельных хозяев просто действию общего паровика земного - солнца, а у Орехова в чаны эти проведены трубы из паровика механического. Самый лучший жир - самотек, образовавшийся именно от действия солнечных лучей; посредством пара добывается - второй сорт, дешевле ценимый в продаже.
Здесь все пропитано этим жиром. Им дышат, он осаживается на лицо, на платье. Жир внизу на полу, жир каплет с потолка, жир на стенах, точно эти деревянные брусья потеют ворванью. Куда ни сунешься - рыжевато-черные капли и лужи… Столбы, перекладины - покрыты жировыми осадками, захочешь облокотиться - пятно, рукой дотронешься - противное вонючее сало на ладони и пальцах. Какие-то ящики - приглядываемся: оттуда еще сильнейшею вонью разит. Оказывается - жировые остатки. Только что сунешься куда-нибудь - попадаешь на горячий, обдающий вас сальным паром жир. Рабочие - точно тюлени, с которых кожа ободрана, лицо жиром потеет, с рук каплет, сапоги ворванью покрыты; кажется, положи каждого из них под кран - так струей и потечет сало… А тут один мастер пустился в подробные объяснения.
- Видите, го-сотерн.
Показывает пузырек с желтоватою прозрачною жидкостью.
- Это самотек. А вот - портвейн.
Действительно, в флаконе налито нечто подходящее. Красное, прозрачное.
- Это жир, добытый паровым способом. Не хотите ли вина нашего попробовать? - острит он.
Самый большой выход тюлений на «Икряном» промысле братьев Сапожниковых, в тридцати верстах ниже Астрахани. Тут тоже паровое устройство. Завод этот в год может приготовить около 100 т. пудов чистого тюленьего жира. Здесь пять огромных, свинцовыми листами выстланных чанов, в каждый из которых может поместиться мало-мало до 7.000 пудов сала. Пол выхода, понижающийся к чанам, способствует тому, что жир, истекающий из тюленей, нагроможденных по сторонам вплоть до потолка, сам собою наполняет чаны. Так как сразу нельзя вытопить всю массу тюленьих туш, то 50.000 пудов их обыкновенно солятся и складывается в лари и колоды выхода. Техника доведена здесь до того, что хороший резальщик калмык, отделяющий сало от кожи, успевает в один день очистить таким образом от 500 до 700 тюленей!
Тут же обрабатываются и кожи тюленей; их слегка солят и сушат. Из шкур мелких бельков выделывают меха. Из кож взрослых - обивка на сундуки, ранцы и т. д. Жир отсылается на мыловаренные заводы в Москву, Казань и другие города.
Как я вздохнул свободно, когда нам привелось оставить выход. Даже пекло астраханское показалось раем после этого царства ворвани и смрадных тюленьих шкур!
Как хороша была темная прохладная ночь, сменившая знойный день. Я ее почти всю провел на балконе. Ярко блистали крупные, желтые звезды, какими-то цветами пахло, где-то пела рояль и замирала скрипка… В черных рамках сада внизу мерещилось что-то белое. Точно стройная женская фигура мелькала во тьме аллеи… Так и тянуло туда… А догорели последние отзвучия мелодии - стало так тихо, что шорох самого ветра, дальний плеск Волги в низменные берега чутко схватывало ухо… И - еще ярче стали звезды, еще гуще был аромат незнакомых цветов…
ПРОДОЛЖЕНИЕСм. также:
Вновь открывшиеся обстоятельства о тюлене (И. С. Аксаков).
Юртовой надел. - Миноги вместо свечей
Волга, опять - пекло, опять - каменные лица гребцов калмыков…
На этот раз со мною едет сумрачный донец… Все-то ему не по нраву, все-то ему тесно на этом просторе…
- Плохо нам жить стало…
- Отчего?
- Сами себя обижаем. Сами с собой справиться не можем… Глупы очень мы.
- И везде несладко живется!
- Нет, в других местах, напротив, хоть хлеб насущный есть.
- Да неужели у вас беднота?
- Какая еще беднота!.. А все от этого юртового раздела земли. Прежде у нас община была - и чудесно. Жили - Бога хвалили. А теперь козачеству смертный час приходит. Русским сдали мы земли за бесценок. За 14 десятин примерно - 13 рублей берем, да еще условие на семнадцать лет. Хорошо это?
Пришлось согласиться, что, напротив, очень скверно.
- Чего хуже… А все юртовой надел!..
- Да это, может быть, исключительный случай.
- Помилуйте, где же! Посмотрите-ка, в Фелоновской станице, Хоперского округа, что с землей стало? Да и съемщики тоже: возьмет землю за бесценок и повинностей еще платить не хочет! У нас они обиделись, когда станичное правление наложило на них по копейке на десятину. А как нам понадобятся те же земли, так мы их обратно у съемщиков в кортому берем, случается, рублей по 6 за десятину… И торговля вся ушла в русские руки. Козаки отдают и луга, и леса, какие еще остались. Если бы не казачки наши, мы бы с голоду все поумирали!.. Вот он у нас юрт какой завелся!..
- У нас, слава Богу, не земля кормилица, а вода, - вмешался астраханец. - У нас урожаи - рыбка. Кабы в пору сюда приехали - насмотрелись бы на суету нашу промысловую. Под Астраханью на полтораста верст тридцать пять пароходов только и дела делают, что селедку подвозят в рыбницах и прорезях. В пятнадцать ден, говорят, сельди у нас ловят 200.000.000 штук. В этом году в 2½ дня - 130.000.000 добыли… Вот она наша нивка какая! - и он махнул рукою на Волгу. - И весело же тогда. По всему простору лодки бегут… Подойдет лодка к ватаге, нальют лодку селедкой, и ступай, а за ней другие ждут; так и день и ночь кипенем работа! Не опомнишься.
- Казна стесняет, - вмешался другой.
- Теперь у нас миноги этой сколько! Жир из нее топить запрещено, а для продовольствия ловить несходно, дешева уж очень.
Минога здешняя до того жирна, что топить из нее сало действительно оказывается выгодно. Г. Платонов делал опыт. Он зажигал засушенную куринскую миногу, и она горела как свеча.
Карбонары из ногайских байгушей и астраханские помещицы Коробочки
Миновали несколько дощаников с солью. На палубе лениво посиживают медлительные татары, осколки монголов, завоевателей России. Те же скуластые лица, косые глаза. Только в оны времена, когда они наводнили наш Восток, сломав под собою хрупкие плотины удельного порядка, на этих лицах, разумеется, было больше самоуверенности и оживления. Теперь это загнанный и забитый народ. Сторонится от вас, склоняет голову, когда вы с ним заговариваете, молчит, когда его задевают, и разве только исподлобья окинет разгулявшегося русского промышленника злобным и в тоже время тоскливым взглядом, когда тот шпыняет его словно пса какого. Тут даже и до ненависти дело не доходит. Слишком уже обтерпелись эти несчастные. Да и живется им к тому же скверно. Беднота, голь!.. Хоть в воду - так и то лучше. Как ни благодатен климат здесь для садоводства - а между астраханскими татарами случаются смертности от голодовки и вымирание постепенное от лишений!.. Все это, разумеется, в официальные отчеты не заносится или попадает в многозначительную статью «скоропостижной смерти».
Забиты и загнаны эти татары до крайности. Лучше всего то, что местные помещицы Коробочки и философы вроде гоголевского почтмейстера своим умом дошли до сознания великой опасности, какая при настоящих обстоятельствах является для России в лице сих самых потомков Чингисхана и Батыя. Видите ли, существует между ними (лицо оратора принимает при этом глубокомысленное выражение, указательный перст мгновенно прирастает ко лбу) - пропаганда! Все-де они условились перерезать русских, и ждать этого не долго. Нужно принять меры! Хорошо, что политические предсказания этих Видоков остаются втуне. И волнуются же эти добровольные мученики! Им ли не жить спокойно, им ли не блаженствовать под сенью струй, а тоже на стены лезут. Da er kein Elend hat, will er sich Elend machen!.. Другие не одними словами ограничиваются.
- Чего же ждать-то, - свирепствуют они, - чего ждать?! Или чтоб они на нас с ножами пошли?.. Ведь до одного всех перережут, всех.
- Что же делать-то?
- А взять да и переселить их всех в степь Красноводскую.
- Чудесно!..
И ведь ничем не убедите вы этих сыщиков!..
Нептун у купца Орехова. - Универсальное учреждение
Вот и берег Волги, противоположный Астрахани.
Тюлений выход еще издали дает знать себя. Так и пахнуло жировым смрадом, точно лежалая и загнившая ворвань дух от себя пускает на все четыре страны света.
- Аль не нравится?
- Ничего…
- Приезжие, которые - господа, очень не одобряют. Что ж, ведь и то дело - духовитый зверь.
- Привык я!
- Где же это?
- Об Ледовитом океане слыхал?
- Это где конец свету будет, знаю. Там тоже тюленя такого бьют ловко…
Пока еще мы добрались до духовитого зверя, пришлось опять пройти мимо целого ряда баб в штанах. Этих дебардерок было здесь более двухсот, все они вытянулись в одну линию вдоль пристани; одни из них моют мелкую рыбу веревочными швабрами и бросают ее затем к другому ряду столь же изящно костюмированных баб, которые прокалывают ее, сквозь глаза, и нанизывают на петли, по нескольку штук.
- Вот, например, производством веревок для этих петель у нас сотни девочек занимаются - и семьи свои кормят.
- Что и говорить, дело, видимо, большое.
- Миллионное, всем здесь хлеб дает.
- Рыбка Божья, и хлеб Божий, чего тут величаться! - замечает кто-то позади.
Оглядываюсь - сам бог Нептун вышел из недр морских.
Громадный, борода во всю грудь разбросана, брови сумрачно нависли над зоркими глазами, седина копром на голове стоит. И фигура какая атлетическая!.. Беда повстречаться с таким глаз на глаз, если у него разумеется, недоброе на уме. Тут уж не уйдешь никуда… В руках у этого волжского Нептуна вместо трезубца багор - длинная палка с железным острием и крюком. Это - приказчик Орехова, а багор его жезл, скиптр, знак его власти. Им он зацепляет белужину, когда ее из ларя нужно вытащить на воздух.
Нептун вообще чрезвычайно представителен и с большим достоинством держится.
- Хвастать нечего. Бог не даст хозяевам, и у работников не будет… Все от Бога…
Нептун делает некоторые дополнительные объяснения, причем держится солидно. Хозяевам не льстит, в глаза им по-собачьи не заглядывает. Видимо, человек с выдержкой… Посмотрел я, как он шестипудовые куски белужины багром вытаскивает - подивился и силе и ловкости. Точно играет. Знай себе пошвыривает, и устали нет… Лицо также спокойно…
- Эй вы, бесхвостые! - покрикивает он на расшумевшихся баб.
Стал пробовать белугу, какова, дошла ли?.. Ткнул ножом в рыбину и понюхал острие.
- Так и узнаете достоинство белуги.
- Все узнаем так, потому мы привычны, постоянно с этим обходимся. Наше это дело; самое разлюбезное. Всякая рыбка на ноже, какая у нее душа, себя окажет. Нужно только присноровиться к нашему делу, и вся недолга. В скольких руках побывает рыба, прежде чем она попадет к потребителю! Вот бы нашему талантливому знатоку народной жизни и народных промыслов С. В. Максимову написать «Похождения волжской белуги», в pendant к его «Похождениям куля хлеба». А особенности быта рабочих здесь, картины морского и речного промыслов, разве это не целая эпопея, полная красоты и поэзии, прежде всего самобытной и оригинальной?
- Он когда-то сам промысел держал, да разорился и хозяину должен остался, - говорили мне про встреченного мною Нептуна.
- Да разве у вас не существует круговой поруки?.. - вспомнил я рассказы об астраханском рыболовстве.
- И не слышно вовсе. И не бывало никогда.
Еще раз пришлось подивиться питерским досужим людям.
- Чем же ловцы обеспечивают задатки?
- А ничем. Хозяин помолится с ловцами по старому, кондовому обычаю нашему, ну и дело крепко стоит. Навеки нерушимо.
- И редко случаются обманы?
- Да почти и не бывает их вовсе… Раз только на моей памяти дрянной ловец попался: купил я ему рекрутскую квитанцию за 500 рублей, с тем чтобы он заловил эту сумму. Начался промысел. Жарка́я пора пришла - смотрю, другим рыбу продает. «Ты что же это?» - говорю. Смеется: «Твои деньги, ты и кручинься!» - отвечает.
- У нас промысел повадливый, веселый, все на миру. Неводчик теперь распоряжается ловами, заводит рыбницу с неводом, пятчик держит другой конец невода на берегу, коли в реке дело, на мертвой точке. У него кол, к которому конец невода прикреплен. Завозим мы на притонок, пятчик не выпускает конца ни под каким видом. Станут притонять, тогда он к притонку подходит, поддается, так что когда местня (мешок, посередине невода, куда собирается рыба) у притонка, то и пятная тоже должна быть там. Рабочих трое, случается и больше, впрочем. Это смотря по глубине, т. е. как невод «велик ногами». Иногда нужно 18 человек, иногда восемь. Чем ближе к устью, тем невода мельче, чем дальше к верху, тем они больше «ногами».
- На миру у нас дела бойко идут. По всей Волге перекликаются, песни заведут - глушит. Народ в эту пору, который не на своей воле, а от хозяина, - сытый, хотя зимою ему и туго приведется!.. Рыбы вдоволь, ешь, сколько хочешь, только, разумеется, не матерых осетров. А нет рыбы - пшено идет.
- Одно скверно, много нам бед рыбное правление приносит, - рассказывали мне в Астрахани. - Штрафы оно налагает без следствий, а зачастую вместо следствия протокол собственного своего чиновника идет. Вот вам факт, рисующий наши порядки: член правления Шевелев поймал лодку с добычниками без билета. Хозяин заявил, что лодка принадлежит Хлебникову и К°, и что есть еще другая, ловящая рыбу тоже без билета. Тотчас же рыбное правление наложило на Хлебникова, Платонова и К° штраф за две лодки, из коих одной оно и вовсе не видело, а другая никогда ответчикам не принадлежала. Факт этот далеко не исключительный. В самом деле, что это за оригинальное учреждение - астраханское рыбное правление! Само оно и сыском занимается, само и следствие должно производить, само и судит, само и решения свои в исполнение приводит, соединяя в себе, таким образом, отправления четырех совершенно различных учреждений. Какой же тут контроль возможен, и кому будут жаловаться рыбопромышленники? Может быть, члены этого правления безукоризненные, прекрасные, честные, благонамеренные люди, может быть, каждый из них заслуживает монтионовскую премию за добродетель, но, право, ведь нельзя же, в самом деле, одному человеку, если он не Пинетти или Калиостро, в одно и то же время быть и сыщиком, и следователем, и судьей, и судебным приставом!.. Производство следствий и наложение наказаний за нарушение устава об астраханском рыболовстве должно быть предоставлено непременно общим судебным учреждениям, в том же, например, порядке, в каком установлено по нарушениям устава о судоходстве. Ведь начальники водяных дистанций не являются же в одно и тоже время и мировыми судьями, и полицией? Правда, Астрахань, к сожалению, до сих пор еще обходится без мировых судей!..
Каспийский тюлень
Все гуще и гуще пахло тюленьим жиром. Ветром потянуло оттуда.
- Приготовьтесь к очень неприглядной картине промыслового обихода, - предупредили меня.
- А что?
- В выходах скверно, потому что везде на полу тузлук просочился и стоит лужами, а тут еще хуже будет. Здесь, в устьях Волги и на Каспии, из тюленьих пород водится только Phoca vitulina, которого некоторые называют каспийским тюленем. Летом он целыми косяками уходит в глубины моря, подальше от берегов; с первыми осенними холодами передвигается к берегу восточнее Астрахани, где раньше образуются ледяные припаи [припаи - северное слово; припаями называется ледяная кайма, образующаяся у берегов зимою]. Стада тюленей всегда можно предугадать по целым тучам чаек, вьющихся над ними; дело в том, что зверь этот, питаясь чистиковыми рыбами, объедает одну только тешку, остальное бросает, чем, разумеется, пользуются пернатые промышленники. Весной, когда льды разносятся, тюлень следует за пловучими громадами их и выходит на эти движущиеся и постоянно тающие под знойным солнцем юга острова, располагается на них в полном неги dolce far niente, пока уже окончательно не на чем будет нежиться. Зимою, попадая под лед, они дыханием производят в нем воронки, отверстия - «продухи», сквозь которые выходят на воздух или просто просовывают в них морды. Интересно, говорит очевидец, видеть, как тюлени спят. Лежа спиною на воде, они укачиваются волнением, как в колыбели, и только водяные брызги от дыхания летят, сверкая, во все стороны. Опытный «тюлений смотритель» г. Хастатов сообщал очень интересные сведения об этом добычном для здешних ловцов животном. Первые косяки тюленей, являющиеся осенью, состоят из сгурьбившихся самок с «выпорками», готовыми уже к рождению. Тюлени случаются в январе, феврале и марте, самка носит 11 месяцев и обыкновенно производит только одного щенка, очень редко двух. В конце декабря щенятся. Самки на это время выходят на лед и кормят грудью, поворачиваясь на спину и придерживая детенышей лапами.
Чтобы поближе приискать пищу, а в случае опасности укрыться самим, во льду самки делают продушины - лазки. В первую неделю щенки называются - бельками, дней через десять линяют, местами покрываются грубою шерстью и обращаются в тулубков. В это время с 3-7 фунтов веса они достигают до 25. Недели через три белек делается сиварем, т. е. серым, и уже достигает полутора пуда весом. Тут он уже ловится для жира. Годовалый тюлень, или кондырь, весит от 2-2½ пудов. С марта сиварь худеет и к апрелю теряет половину веса, а в мае от него остается только кожа да кости; он весит в этот период всего 10 фунтов. Редко-редко тюлени достигают 5½ пуд. Большие самцы с пестрою шерстью - пестряки; щенок, потерянный матерью, голодный - заморыш, а выпоротый из внутренности убитой ловцами матери - выпорок… Добывают тюленей здесь или весною (весничи), или зимой (зимовичи). Весничи, как только погода и состояние моря позволяют пуститься на промыслы, выходят на морских лодках, управляемых хорошими кормщиками, к Святому и Подгорному островам (у Мангышлакского полуострова). Тут, как только льда не стало, косяки тюленей залегают и линяют. Окончив бой, промышленники сейчас же возвращаются в Астрахань. Некоторые промышленники уходят на круглый год, назначая зимовку на острове Кулалы, среди холодных пустынь этого неприглядного на Каспии времени года. С 1-го февраля начинается зимний лов. Тут тюленя преследуют, когда он выходит на плавучие льдины. Кормщики работают из пая. Если он сам-четверть, то получает ⅕ промысла, если сам-пять - ⅙ Рабочие - на жалованьи. Весною из них каждый может заработать от 25-35 р., а годовые от 60-100 р. Бывают случаи, но редко, что рабочие сверх жалованья получают от хозяина пудовые, т. е. по 10 или 15 к. с каждого пуда убитого тюленя. Как видите, судьба южного - каспийского промышленника на этот раз нисколько не лучше положения нашего бедствующего мурманщика, на другой окраине России - на берегах Ледовитого океана. Пожалуй, даже и хуже!.. хороший кормщик может, правда, при удаче заработать около 800 р., но такие удачи - легендарны!
Цифры тюленьего промысла
Центр тюленьего промысла - острова Кулалы, Морской, Святой, Подгорный, Долгий, Круглый и Орлов. Вся эта группа в 250 верстах от Астрахани, на 25 верст северней Мангышлакского полуострова. Случалось во времена оны, что здесь в одну весеннюю ночь убивали по 10.000 голов тюленя. Теперь и пятой доли этого не добудешь. Море оскудело на горе промышленникам. Северного нашего ловца упрекают в недостатке предприимчивости, ставят ему в пример добычливого норвежанина. На Каспии все это начистоту выходит. Дело не в недостатке предприимчивости, не в лени. Оскудели промысла - тут хоть звезды с неба хватай, ничего не сделаешь! Теперь средним числом убивают здесь до 140.000 голов тюленя в год; цифра эта колеблется между 79.000 голов (1871 г.) и 174.618 гол. (1873 г.). Разница в цифрах такова, что приходится прежде всего заподозривать правильность показаний промышленников о количестве добычи. Обездоленные обеднением моря, промышленники терпят еще от высоких пошлин на жир. Так, по вытопке жира, с каждого пуда его, уплачивается в казну 40 к. пошлины, а со шкур 30 к. с пуда. При этом средняя ценность привозимого в Астрахань тюленя с 1 р. 17 коп. (1869 г.) доходит до 1 р. 82 коп. (1870 г.) и даже до 2 р. 77 коп. (1872 г.). Средним числом из Астрахани вывозится тюленьего жира 92.008 пуд, и 137.567 шкур в год. Взимая столь высокие пошлины и таким образом насилуя астраханские промысла, фиск добился того, что в 1872 г. казна получила с них около 500.000 р. - полмиллиона, отнятые у ловцов, зашибающих в год не более 100 р. на человека, и притом за такую каторжную, непосильную работу!.. Всего же со всех каспийских рыбных и тюленьих промыслов казна получает от 847.000 руб. (1867 г.) до 921.670 р. (1871 г.). Если принять, что в Астраханском округе ловом рыбы и боем морского зверя занимается около 10.000 человек, то в случае отказа казны от пошлин каждый из них получит на 50 рублей, или на 50%, более, чем теперь. Таким образом (прямо или косвенно - другой вопрос), промысел платит пошлины 50% - со всей стоимости рабочего труда его. Едва ли какая-либо другая промышленность в России несет столь крупный налог… К чему после этого искать других причин нищеты рабочего класса на юге. Они ясны из простого соображения этих немногих цифр.
Бой тюленя на островах и гонка в ставные сети
Тюлений промысел производится тремя способами: зверя бьют на островах, гоняют в ставные сети и добывают на льдинах.
Каспийский тюлень. Взрослый самец (пестряк). Рис. Н. Н. Кондакова
Больше всего бьют тюленя на островах. На острове Кулалы - сборном пункте промышленников - устроены для этого казармы и дом. В нем помещается тюлений смотритель. На зиму здесь остается до трехсот ловцов. Все охотники, по закону, должны начинать промысел непременно вместе, в одно время. В какой-либо бухте острова Кулалы они собираются и ждут условленного сигнала. Осенью и весной тюлень, как уже сказано выше, выходит на острова отдыхать. Промышленники подбираются на лодках, стараясь быть под ветром, иначе зверь, обладающий чрезвычайно тонким чутьем, не подпустит их к себе и на пушечный выстрел. Когда с сторожевых лодок дано знать, что тюленя на острове много, ловцы высаживаются ночью на берег и под предводительством забойщика, или атамана, ползут к юровьям. Главное дело состоит в том, чтобы, охотникам, выровнявшись в линию, занять позицию между тюленьими косяками и морем. Забойщик подает условленный знак, и вся партия кидается на жирующего зверя. Бьют тюленя чекушами, или колотушами (кротило на севере), прямо в морду. Одного удара, если промышленник ловок, бывает вполне достаточно. Багром добычу отбрасывают назад, чтобы не мешала, и бьют второго, третьего, четвертого и т. д. Таким образом убивают передовых тюленей, из которых составляется вал. Остальные встревоженно мечутся в западне, но выбраться из нее не могут и по очереди падают под колотушами ловцов. Все это совершается ночью. С рассветом нужно освежевать зверя, т. е. отрубить ему голову, распороть живот и вынуть внутренности, которые со всеми непригодными остатками или выбрасываются в море (вот северных акул-то нет!) или зарывают в землю. Тюленья шкура вместе с толстым, в ладонь, слоем сала отвозится с поля битвы к кусовым лодкам, складывается в трюм и солится для отправки в Астрахань. Весенний бой тюленя оканчивается, по словам г. Шульца, к 1-му июня, осенний же начинается с 15 августа.
80 лет спустя. Осеннее скопление тюленей, оцепленных зверобоями на ракушечной отмели в северо-восточной части Каспийского моря. 1958 г.
Гонка тюленя в ставные сети принята в той части волжского устья, которая, будучи известна под именем Синего Морца, образует пресноводный залив. Промышленники собираются на лодках, числом не менее 24, и избирают двух атаманов, из коих один называется черневым, или береговым, а другой морским. В каждой гонной лодке - два гребца и кормщик. При них, сверх съестных припасов, по два ахана и шесты. Ахан - ставная сеть с ячеями в 4½ вершка в квадрате; она пятнадцати сажень в длину и две сажени в высоту. Лодка черневого атамана параллельно земле держится, лодка морского забойщика уходит в море, другие же лодки располагаются между ними, в расстоянии одна от другой не менее 150 сажен. Морской атаман, заметив вынырнувших тюленей и над ними целую тучу чаек (верный признак приближения косяка), тотчас же поднимает флаг. Береговой атаман, в свою очередь, уменьшает ход своей лодки, тогда первый старается как можно скорее окружить место, где заключены тюлени, и соединиться с черневым. Оба атамана, составив таким образом полукруг, с шумом и криком гонят тюленя от берега в море, хлопая притом колотушками о борты лодок. В это время восемь средних бударок - «заметные», как их называют здесь, спешат выставить аханы навстречу плывущему тюленьему косяку. Устраивают (довольно сложным расположением сетей и гоньбой тюленя) так, что зверь, куда бы он ни кинулся, только путается в сети, откуда его и выбагривают, а всплывающих наверх бьют сандовьями. Это промысел - поздний, осенний. Он дурно влияет на нарост тюленьих косяков, потоку что самки в это время - «щенные». При этом и производится он крайне зверски. Щенят выпарывают из брюха самки и выбрасывают в море.
На льдинах
Бой тюленя на льду, хотя и запрещен законом (уничтожает молодых детенышей - беленьких - из-за нежного и белого меха, легко принимающего всякую окраску), практикуется, однако, часто, для чего промышленники под начальством опытного хорошего забойщика отправляются в санях к окраине льда, удаляясь иногда таким образом от берега верст на семьдесят и более.
Каспийский тюлень. Взрослая самка (матуха) с детенышем. Рис. Н. Н. Кондакова
Попав на косяки, состоящие из самок с детенышами - бельками, промышленники стараются перебить их прежде, чем они доберутся до лазков. В этом случае не только кротят их чекушками, но и из ружей стреляют. Тут-то именно и случаются на Каспийском море те промысловые драмы, которыми так богат Северный океан. Поднимается горный ветер от земли, отрывает льды от морского берега и уносит их в открытое море. Когда промышленники опомнятся - уже поздно. Десятки и сотни верст лежат между окраинами их плавучего острова и землею. Кругом негостеприимное холодное море. Царство зимы добивает несчастных стужей, голодом, если ветер не переменится и не пригонит их назад. Льды часто пробивают и лодки промышленников, которые с моря подбираются к тюленьим косякам. Тут все же легче ловцам. Вытащил хотя бы и на плавучую льдину свою лодку, опрокинул ее дном вверх, законопатил и опять спускай в море - и чудесно! На санках так не обернешься, почему каспийским тюленебоям и случается зачастую гибнуть. Еще хуже, если их пригонит к туркменскому берегу: тут или голодная смерть, или жестокая неволя!.. Даже наши добрые соседи - персы, случалось, убивали промышленников, попадавших к ним таким образом в лапы. Мне самому показывали в Астрахани одного старика, который две недели с артелью странствовал на льдине, питаясь ворванью и мясом тюленей, пока ее не прибило к кавказскому берегу. Этим, впрочем, не ограничились приключения несчастных промышленников. Берег оказался - пуст. Льды да буруны… Всползли кое-как на засыпанную снегами землю - зима в ту пору жестокая была, исключительная. Обыкновенно же дербентский берег редко видит снег, да и то на несколько дней. Только что спасенные молиться собрались, как вдали померещились люди. Думали, свои - знаки подали, кричать стали, на холмы всползли - ан горцы немирные оказались. Из артели оставалась половина - другая трупами перед тем на льдине легла; а из уцелевшей половины после плена татарского назад вернулся только один забойщик.
- Горько было! Хуже смерти! - жаловался он мне. - Добрый народ - а русского мучат, на цепи держут… Так и я просидел, наподобие пса, у них три года. А потом выменяли на своего и пустили домой. Кормят, точно, хорошо, ешь сколько хочешь, только кормы у них дурные. Пшено это дают, баранину. А рыбы нашей - белужинки да осетринки - и не пахнет. Совсем яман дело выходит… Одно у них первый сорт - бабье; ну, и они к нам тоже привержены… Любят русских. Ублажают!
В тюленьем выходе. - Южная ночь
По мере того, как мы подходили к тюленьему выходу купца Орехова, кружок наш все редел; одни за другими отставали от нас даже местные промышленники. Слишком уже отвратительна была душина. Ворванью так и обносило нас. Столько испарений от нее - что, кажется, глотаешь этот отвратительный жир вместе с воздухом. Сюда привозят добычу тюленьего промысла тушами, т. е. кожу с салом, которое соскабливают ножами. Сало сваливают в чаны, где оно подвергается у менее состоятельных хозяев просто действию общего паровика земного - солнца, а у Орехова в чаны эти проведены трубы из паровика механического. Самый лучший жир - самотек, образовавшийся именно от действия солнечных лучей; посредством пара добывается - второй сорт, дешевле ценимый в продаже.
Здесь все пропитано этим жиром. Им дышат, он осаживается на лицо, на платье. Жир внизу на полу, жир каплет с потолка, жир на стенах, точно эти деревянные брусья потеют ворванью. Куда ни сунешься - рыжевато-черные капли и лужи… Столбы, перекладины - покрыты жировыми осадками, захочешь облокотиться - пятно, рукой дотронешься - противное вонючее сало на ладони и пальцах. Какие-то ящики - приглядываемся: оттуда еще сильнейшею вонью разит. Оказывается - жировые остатки. Только что сунешься куда-нибудь - попадаешь на горячий, обдающий вас сальным паром жир. Рабочие - точно тюлени, с которых кожа ободрана, лицо жиром потеет, с рук каплет, сапоги ворванью покрыты; кажется, положи каждого из них под кран - так струей и потечет сало… А тут один мастер пустился в подробные объяснения.
- Видите, го-сотерн.
Показывает пузырек с желтоватою прозрачною жидкостью.
- Это самотек. А вот - портвейн.
Действительно, в флаконе налито нечто подходящее. Красное, прозрачное.
- Это жир, добытый паровым способом. Не хотите ли вина нашего попробовать? - острит он.
Самый большой выход тюлений на «Икряном» промысле братьев Сапожниковых, в тридцати верстах ниже Астрахани. Тут тоже паровое устройство. Завод этот в год может приготовить около 100 т. пудов чистого тюленьего жира. Здесь пять огромных, свинцовыми листами выстланных чанов, в каждый из которых может поместиться мало-мало до 7.000 пудов сала. Пол выхода, понижающийся к чанам, способствует тому, что жир, истекающий из тюленей, нагроможденных по сторонам вплоть до потолка, сам собою наполняет чаны. Так как сразу нельзя вытопить всю массу тюленьих туш, то 50.000 пудов их обыкновенно солятся и складывается в лари и колоды выхода. Техника доведена здесь до того, что хороший резальщик калмык, отделяющий сало от кожи, успевает в один день очистить таким образом от 500 до 700 тюленей!
Тут же обрабатываются и кожи тюленей; их слегка солят и сушат. Из шкур мелких бельков выделывают меха. Из кож взрослых - обивка на сундуки, ранцы и т. д. Жир отсылается на мыловаренные заводы в Москву, Казань и другие города.
Как я вздохнул свободно, когда нам привелось оставить выход. Даже пекло астраханское показалось раем после этого царства ворвани и смрадных тюленьих шкур!
Как хороша была темная прохладная ночь, сменившая знойный день. Я ее почти всю провел на балконе. Ярко блистали крупные, желтые звезды, какими-то цветами пахло, где-то пела рояль и замирала скрипка… В черных рамках сада внизу мерещилось что-то белое. Точно стройная женская фигура мелькала во тьме аллеи… Так и тянуло туда… А догорели последние отзвучия мелодии - стало так тихо, что шорох самого ветра, дальний плеск Волги в низменные берега чутко схватывало ухо… И - еще ярче стали звезды, еще гуще был аромат незнакомых цветов…
ПРОДОЛЖЕНИЕСм. также:
Вновь открывшиеся обстоятельства о тюлене (И. С. Аксаков).