Рассказ невольника, хивинского уроженца Андрея Никитина
В. И. Даль. Рассказ невольника, хивинского уроженца Андрея Никитина. 1830 // Альманах на 1838 год, изданный В. Владиславлевым. - СПб., 1838.
Звали меня в неволе Абдуллою, но имя мое Андрей, по отцу Никитин; от роду мне 38 лет, родился я в самой Хиве. Отец мой, Никита Сапожников, был русский пленник; а где и как был взят он, этого я не знаю. Он умер лет 80-ти отроду; в Хиве жил с лишком 60 лет; был женат на русской пленнице, Татьяне; а откуда она взята, также не знаю. Оба они были невольниками хивинца Мет-Назара. Отец умер уже лет тому с десять, мать лет шесть. По-русски я, как уроженец хивинский, почти не знаю вовсе [Показание это отбиралось посредством толмача.]; старался, где случалось, видеться с русскими, припоминать слова, которые слыхивал от отца и матери в молодости своей, - а говорить сам не могу. На 18-м году отроду соскучился я непомерно по родине отцовской и по своей христианской вере, в которой держал меня отец тайно и наложил проклятие на меня, коли я от нее отстану. Я, с дозволения отца моего, который по дряхлости не мог следовать за мною, бежал с двумя русскими татарами в Бухару. Татары эти были беглые из России, и называли себя, как обыкновенно, муллами. Я слыл также всюду татарином; отец мой дал им довольно денег, и они обещались выпроводить меня через Ташкенд в Россию, но обманули и покинули меня в Бухаре; спасибо хоть за то, что не выдали. Таким образом жил я в Бухарии, в разных местах, 19 лет; несколько раз пытался я уйти, да неудача так напугала меня, что, убоясь смерти, притих я и чуть не состарился было на чужой, постылой земле. Отец мой говорил мне, когда отпускал меня, что он из Симбирской губернии, и дал мне обстоятельную записку о родине и сродниках; я носил ее при себе, во все 19 лет моей бытности в Бухарии; от этого она так истерлась, что когда я, при возвращении моем ныне, в Россию, через Хиву же, показал ее одному из русских невольников, то он уже мог разобрать не все слова; а потому, чтобы она не истерлась вовсе, переписал он мне потихоньку все, что мог в ней разобрать - и эту-то записку представил я, по прибытии своем сюда, с караваном, г-ну войсковому старшине Арженухину. Нашедши возможность наняться в работники к одному из хозяев этого каравана, миновал я благополучно и самую Хиву, и Степь, и прибыл, благодаря Бога, на отцовскую родину свою. Все, что только по простоте своей знаю и помню, готов я и рад отвечать на расспросы ваши, но боюсь и прошу не сбивать, не путать меня, чтобы я не сказал, нехотя, чего не знаю.
Город Хива имеет глиняную, круглую крепость; стены ее толщиною внизу 3 сажени, вверху аршин, вышиною аршин восемь. В гребне стены этой пробиты, чрез каждую сажень, бойницы, скважины, для обороны. Пушек на стене этой нет, рва никакого; ворот четыре, а в них притворы деревянные, толстые, двойные: снаружи одни, снутри другие. Одни ворота называются Бухарскими - они ведут на Бухарскую дорогу; другие Водяными - Сеу-дарбазы, чрез них возят воду из хоуза, или большого водоема, который от стены крепостной в полуверсте. Третьи ворота, на запад, Таш-хоуз: из них дорога лежит на местечко того же имени; четвертые, ведущие к караван-сараю, выстроенному под самой крепостной стеной, именуются Сарай-дарбаз. В крепости домов тысячи две; все глиняные, плоскокровельные, без окон; скважины для света сверху. Улицы кривые, тесные, так что одна телега с нуждою проехать может, а две встречные не разъедутся; одной надо сворачивать в переулок. Вокруг крепости также домов не мало; на версту, по крайней мере, во все стороны. Около Бухарских ворот такой же водоем, как у Водяных; в крепости, внутри самого города, один только, ханский, колодезь; он вырыт подле медреса, училища. Близ крепости, на полуденную сторону, есть озеро, длиною 100, а шириною 20 сажен: оно соленое, и в нем только белье моют да купают лошадей. Вся земля вокруг крепости вспахана и засеяна. Канава, Полван-ян, на которой стоит город, не шире 4-х, но и не мельче 10-ти сажен: воды в ней, однако же, никогда не бывает более, как в рост человека. Река Алиу-Дарья, из которой проведена канава эта, от Хивы на два дни пешего ходу. Из этой канавы выведено 160 малых канав, во все стороны, для поливки и поимки пашен и садов. Караван-сарай четыреугольный, каменный, о двух жильях, изнутри лавки. Рядом с караван-сараем строится, ныне, русским пленником, каменное здание для медреса.
Хан Хивинский Алла-Кул Мухаммед-Рахим живет внутри крепости, в особом здании, дворце, похожем также на крепость. Жен у него, никак, семь, а наверное не знаю; одна из них дочь какого-то киргизского хана или султана. Хивинцы хана своего не любят более за то, что он окружает себя русскими пленными и персиянами, а подданным не доверяет. Русских у него более ста человек, в том числе 54 человека пушкарей. Пушек, разных, не более 30, но они почти все негодны и лафетов нет ни на одной.
Г. Ургянч, от Хивы день пешего ходу. Маленькая глиняная, плохая крепость. Домов 150, жители сарты.
Г. Азарыс, от Хивы на два дни ходу, от Ургянча на один. Крепость глиняная, исправная, об одних воротах, с водяным рвом; домов с 200; жители сарты. Здесь аталыком брат ханский.
Г. Худжили, от Хивы верховой езды два дня, на верблюде 5 дней. Маленькая глиняная крепость; домов 100; жители: узбеки, каракалпаки и киргизы. Вкруг крепости жилья много; караванная дорога из Хивы в Россию лежит на Худжили, или Худзеили.
Г. Ташхоуз, два с половиною дня ходу от Хивы; в нем мне бывать не случалось.
Конград - так называют ныне в Хиве разоренный, при устье р. Аму лежащий, город, и называют каракалпаков, народ бедный, кочевой; но числом он значительнее хивинцев. Каракалпаки платят закат - подать - и именно сороковую голову скота, по общему мусульманскому обычаю; но не любят хана: повинуются только силе и необходимости.
Более мест я в Хиве не помню никаких.
Бухара, или Бохара, обнесена большою, четыреугольною глиняною стеною, в коей ворот 12, они также деревянные; домов будет до 10 т., они все глиняные; улицы узки, неровны; на телегах, арбах здесь вовсе не ездят. Хана зовут амиром; у него, сказывали, 40 жен; лет ему 25. Есть у него и пушки - сколько, не знаю; а возят их, малые на верблюдах, а большие на арбах. Сколько войска в Бухарии - также не знаю; видел, однажды, когда хан собирался в г. Куджугат, куда ездит каждый год, на богомолье, что войска при нем было 500 человек. Хана своего бухарцы любят и называют его умным. Подать собирает он по червонцу с танапа земли; а кто ходит воевать, тот заката не платит никакого. Мечети и медресы в Бухаре есть кирпичные, высокие, красивые.
Г. Куджугат - два дня нынешнего ходу от Бухары; домов сот пять; крепость глиняная с тремя воротами; водяной ров сажени в 4 ширины. Канава проведена из реки Самарканд [Заревшан.], которая течет с гор, видных из города Самарканда и покрытых всегда снегами.
Г. Нурата - маленькая крепость на большом кургане, от Бухары на два дня верховой езды. В городе этом лежит святой Нурата. Домов около ста. Мечети и медресы кирпичные, большие. В самой крепости есть ключевая вода, и течет в водоем шириною в 20, а длиною во 100 сажен. В ключе этом множество рыбы, называемой авлия, то есть святою; ее не ловят, не едят, и говорят, что кто бы посягнул на это, тот бы неминуемо умер. Под городом селение того же имени, Нурата; в нем дворов более 1000.
Бешамбе - большая, глиняная крепость, домов до 1000, на самой реке Самарканде, через которую ведет каменный мост. Близ крепости мечеть, в которую ходят жители молиться по два раза в год. От Бешамбе до Самарканда насажен лес, тут [Шелковица.], карагач [Лиственница.], гузем, саут, тали, кара-саут, ак-саут. Деревья рассажены, по канавам, густо и чисто.
Хатырш - три дня езды от Бухары; в нем я не бывал.
Большой Курган - три дня езды от Бухары; крепость глиняная, домов с сотню.
Чиляк - семь дней езды от Бухары; крепость глиняная; изб не более сотни.
Яны-Курган - на 7-мь дней езды от Бухары; домов 50. Под этим городом стоял хан, когда шел на город Юзак; но мор в войске заставил его воротиться.
Юзак - большая глиняная крепость. Город ныне пуст вовсе. Городом правил особый хан Уратюбе; коканский хан выгнал его, а у этого бухарский хан отнял город осенью прошлого года (1829).
Юпар - старая, выморочная и покинутая крепость. Зараза погубила часть жителей, другие ушли сами.
Самарканд - от Юпара день пешего хода, от Бухары 7-мь дней; большой город и добрая крепость. Домов тысячи четыре, жители сарты. Река Дарья [Дарья - общее нарицательное, река.] из-под Самарканда идет на всю Бухарию; река эта бывает велика, а в убыль мелеет вовсе.
Шерсавес-Шагу-Сабз. В этом городе не бывал я; слышал только, что от Самарканда до него три дня езды и что город велик.
Дебет - небольшая крепостца, домов сто. От Бухары 7-мь дней езды, от Самарканда один день.
Уба - селение домов в 200; от Бухары верст 10, на канаве из той же реки.
Убхан, маленькая крепость, домов с 50.
Каракул имеет, со стороны Хивы, большую, глиняную крепость; домов в ней 400 , а вокруг 1500. От Бухары два дня езды.
Хараджи - деревня домов в 400, стоит на самом песчаном месте, так что говорят, будто ее всегда 4 года заносит песком и 4 года опять песок уносит. От Бухары 4 дня езды.
Ильчек - крепость; домов до 300. Это пограничная с Хивою крепость, на реке Дарье. Из Бухары караваны доходят сюда в 5 дней, грузятся на суда и идут водою до Хивы. Но обратно, против воды, товары водою не ходят, а караваны идут степью, от Хивы до Бухары в 8 дней. Дорога или гористая или бугристая и песчаная; ни воды, ни жилья нет вовсе от самой Хивы до Каракула; запасаются в дорогу летом водою, а зимою льдом.
Больше бухарских городов не помню; но знаю, что не все.
В мое время была повальная болезнь в Бухарии и в Хиве. Она оказалась наперед в бухарском войске, которое шло под Юзак, на ташкентской границе, таким образом: в прошлом году (1829) бухарский хан выступил к этому месту; не доходя до него за сутки езды, стал, чтобы собрать все войско, и стоял две недели. Вдруг люди начали умирать скоропостижно; хан распустил войско, воротился в Бухару и заперся там. Там сидел он трое сутки; народ не переставал умирать, и хан опять велел отворить градские ворота. По всему пути ханскому, в Самарканде, Шерсавесе, Дебете, Кургане, Бешамбе, оказался тот же мор. Я был в Нурате: там в одну неделю умерло более 400 человек; в день по 60 человек и более. Жители зарывали мертвых без мулл, которые не успевали отпевать. Болезнь продолжалась в Бухарии три месяца. Проходя с караваном Хиву, слышал я, что хивинский хан также ходил с войском в Персию и привел, будто бы, из 40 т. только 300 человек домой. В Хиве мор стоял месяц. Признаки болезни такие, что душит грудь и сердце болит и тянет сильно к питью [Это была холера.]. Больные не проживали трех дней: а кто проживал больше - выздоравливал. Хивинский хан нынешнего года опять ходил на персиян, в то же место, однако же мору не оказалось; он привел с собою до 1.000 семейств пленных; шиитов обратил в рабство, а суннитов, единоверцев, поселил, и забрал оставленные в прошлом году, за болезнию в войске, у каракалпаков пушки. Хивинцы из этого похода привезли много костей погибших в прошлом году товарищей; родственники умерших дорого за это платили; бухарцы и хивинцы никогда не покидают умерших или погибших; они всегда их вывозят. Мне случилось видеть однажды вот что: из Юпара поехали, за 4 дня ходу, четыре человека по дрова, и возвратились вдвоем; родственники умерших поехали их отыскивать, и я был с ними. Одного труп нашли; узбеки очистили все кости, мясо зарыли тут, на месте, а кости увезли с собою.
Путь, по которому караван шел из Бухары на Хиву и в Россию, вот какой: из Бухары два дня ходу до Каракула; дорога ровная, на пути две деревни. Из Каракула идут уже прямо, степью, без жилья. Тут видал я только, в левой руке, арапов с овцами, которые тут зимуют. Дорога изрядная: есть песок и горы. Водою, как говорил я, запасаются из Каракула, идут 7-мь дней до Азарыса, переправляются через реку и идут два дня до Хивы. Тут много деревень, много канав, на которых есть мосты; кажется, один только каменный.
Водяной путь таков: из Бухары на Каракул два дня, там до Хараджи два дня; дорога песчаная, гористая. Оттоль в Ильчик тоже два дня. Тут водою до Азарыса дней пять, и наконец в Хиву.
Путь из Хивы в Россию, которым мы шли: по переходе З-х верст, из Хивы, начинаются пески; ими идешь верст 10; там дорога добрая, до озера, неглубокого, но длинного, с полверсты шириною. Через него идут вброд; вода пресная. Можно и обойти, на Гурлян, но это два дня лишнего ходу. Полдня ходу от озера, ханские рады, на канаве сажен 5-ть ширины; вода в ней бывает выше росту человека; через канаву ведет мост. Тут пойдет степь, Майлы-Ченгель, где воды и травы довольно. Здесь караван становится, поджидает отсталых и собирается. Сюда же приезжают наряженные ханом ясаулы для сбора пошлины, по червонцу с верблюда. От Хивы до этого места всего ходу 1½ дня. Отселе день пути до Худжили; дорога ровная, но водою запасаются в Майлы-Ченгель. Из Худжили дорога пойдет не торная, не битая, а просто глухою степью, и ведут вожаки. По этой степи, где кочуют каракалпаки, шли мы до реки Дарьи [Аму-Дарьи. Описанная здесь дорога идет через Усть-Урт, следовательно, караван рек Аму и Сыр не переходят.] 5-ть дней. Вдоль реки 10-ть дней. Тут есть тальник и кустарник; тут караван переправился, вброд, через залив Караузяк, сажен 60; там песочный остров и опять на столько же воды. И на том берегу кочуют каракалпаки; кочевьями их шли мы сутки. Тут залив остался влеве, а караван шел 10-ть дней степью, озерами, в которых была, частию, годная вода. Потом шли два дня по безводью, с запасною водою по мелким камышам, и подошли к подошве горы, где была вода в ямах, в колодцах. Поднявшись, шли мы до Аральского моря 6 дней; на пути дождевой воды и травы довольно. Берегом моря, до Акбулака 6 дней; воду брали в рытых ямах; далее Акбулака еще три дня, и покинули море в правой руке и отшатнулись влево, дошли до колодцев, числом 20, но вода была только в четырех. Тут отдыхали два дня, запаслись водою и ночевали одну ночь без воды. На другой день дошли до озер Каткака, а шли озерами четыре дня до горы, под которою проточная вода; поднявшись на гору, подошли снова к той же речке, и шли три дня вдоль по ней, оставив ее влеве, и прибыли в кочевья киргизца Кутебара-Арслана [Знаменитый в степи разбойник, коего смерть описана в повести «Бикей и Мауляна».]. Когда здесь остановился караван наш, то человек 20 киргизов приезжали будто бы от Кутебара за побором, сказав, что иначе не пропустят нас. Караван-баши отвечали, что не дают ничего и не боятся Кутебара. На другой день дело объяснилось: Кутебар ничего об этом не знал, а, напротив, сам приехал к каравану с просьбою. Он навез кумысу много и подчивал караван-башей и купцов, и просил, нельзя ли постараться, на Линии, о высвобождении брата его, захваченного за что-то русскими. Здесь простоял караван два дня, там шел семь дней и прибыл на реку Илек. Всего до Илека 66 дней ходу, с привалами и роздыхами. Караван потому поздно вышел, что хивинский хан ходил на Персию, а без него каравана не отправляют. Коли, как теперь, бухарский и хивинский караваны идут вместе, то первый держится правой стороны, второй левой, во весь путь. Бухарцы и хивинцы знали, что, по случаю болезни, положено им держать карантин под Оренбургом, а как и без того уже караван опоздал, по случаю отбытая хана, то и много толковали, при выступлении, поспеют ли они к Макарьевской ярмарке или нет. Наконец порешили, что, буде не было бы карантина, то еще поспеть можно.
Караван-баши бывает тот, кому, из числа торговцев, сам хан поручит должность эту, и ему должны повиноваться. Хая дарит его халатом и лошадью, коли караван воротится благополучно. Юлбаши - есть вожак; вожаки всегда бывают киргизы и должны знать путь днем и ночью, назначать привалы, рассчитывать ход и прочее. На пути они старше всех.
1) Бухарец. Хивинец. Оренбургский татарин.
2) Бухарка. Хивинка. Татарка. С акварелей П. Ф. Бабикова (1846)
В Хиве русских пленников, наверно, будет до двух тысяч, а многие считают и более. В Бухарии, я русских пленных не видал; говорят, что есть в самой Бухаре, но там я пробыл недолго. В Хиве беглых русских татар немного, не более 50; но в Бухаре будет их более 1000. У них особый караван-сарай, Ногай, где работают их человек 500 чеботарей. Все они бежали в разное время из России. Там всех русских татар называют ногай. Было время, что ханы давали всем беглым татарам этим по 6-ти червонцев в год и еще одевали и кормили их; но ныне не только ничего не стали давать им, а, напротив, гоняют; а которые работают в караван-сарае, взносят за себя по червонцу в год заката. Сделалось это потому, что стало их накопляться слишком много и стали они мошенничать и воровать. Хан Бухарский содержал при медресе, на свой счет, несколько человек богомольцев: в том числе есть также человек 40 русских татар. Но и этих хан стал летом выгонять на работу; и работу эту, говорит хан, должны они исправлять для собственного спасения своего. Поэтому, знаю я одного татарина, который, живя дармоедом года с три, работать не захотел, а бежал в Ташкент. Он же мне сказывал, что там, в Ташкенте, беглых татар наших более, чем в Бухарии. Эти же татары сказывали мне, что прежде их в Бухаре много тайно убивали, а ныне они узнали это и предостерегают друг друга, чтобы никто из них не входил в дворы, а и того менее в дома бухарцев; там с многими случалось вот что: бухарцы, как известно, содержат жен своих строго; несмотря на это, когда случалось хозяину отлучиваться на несколько дней, то жены, призвав татарина к себе, под предлогом покупки обуви, заманивали его в дом, запирали на несколько дней вместе с собою, а потом, чтобы дело не обнаруживалось, убивали его, и никто о бездомном пришельце не спрашивал.
Прошедшую зиму, один из пленников русских, по чину быль-булы, то есть большой над пушками, вылил медную пушку, которая, сказывают, стала хану в три тысячи рублей; ее при первой стрельбе разорвало.
Осенью этого года повесили хивинцы одного киргиза за то, что у него нашли письма из России к русским пленникам. Письма эти возят киргизы зашитые в платьях, в шапках, в сапогах, да и тут попадаются.
Недавно хан приказал привезти руды, из горы, которая на 5-ть дней ходу от Хивы - и велел русским плавить руду эту на серебро. Но те, попытавшись, ответили, что плавить из нее можно, но не серебро, а олово.
В Хиве и в Бухаре делают очень плохой порох; а лучший привозится из России. Из России же идет в Хиву и в Бухару много серебряных и медных денег, которые там чеканят на свой лад. А своего серебра, железа или меди в землях тех нет.
Во время войны хивинского хана с бухарским, караваны, однако же, свободно ходят туда и сюда. Там все знают, что делается в России: там, например, слышно было на базарах, что у нас был набор, и распустили сверх этого слух, что турки взяли Казань. Пленные наши часто бранятся за такие вести с хивинцами, за вести, которым там верит не один базарный народ, а куш-беги и сам хан, которые ничем не лучше, ниже умнее любого тамошнего изувера. Так, например, сам я не раз слышал, как бедствующие пленники наши рассчитывают хивинцам великое могущество Государя нашего, Белого Царя, и толкуют им, что хан их живет и дышит милосердием Его, прибавляя, что русские могут выручить страдальцев своих силою и разорить Хиву в пух. Но те всегда отвечают, что коли могли бы русские прийти, так пришли бы давно, и что они два раза уже пытались это сделать, и оба раза безуспешно [Хивинцы твердо уверены, что посылка вооруженного каравана в 1824 году и поход полковника Берга на Усть-Урт в 1826 были неудачные попытки завладеть Хивою.].
При мне двое хивинцев из Урганча купили себе по невольнику, один за 60, другой за 75 червонцев, из числа каких-то 12 человек, захваченных адаевскими киргизами на Каспийском море, на рыболовстве. Покупщики долго их осматривали, потом сторговались, сошлись и повели с базара как скотину. Сами хивинцы никогда не берутся за тяжелую, земляную, полевую или садовую работу: это всегда дело раба. Если бы не было у них русских да персиян, а иногда и калмыков, то не знаю, что бы вышло из садов и пашень их, которые требуют невероятных, тяжких трудов, удобрения, назема, напуска и спуска воды, поливки, а наконец еще требуют, чтобы часто пололи, сгоняли птиц и прочее: словом, хивинцы живут вовсе на счет невольников своих, которых таскают трухменцы и киргизы, а изредка, при набегах на персидские границы, и сами хивинские узбеки и сарты.
В заключение обязан я сказать, кто спас меня от живой смерти, вывез, несмотря на страшный и ненарушаемый обычай хивинцев предавать смерти всякого, кто бы вздумал увести оттоль кяфыра, неверного, в Россию - это Табунбай Инкин, киргиз, чиклинского рода, назаровского отделения, который взял меня в работники. Во весь путь мой узнал было меня один только человек: беглый из Хивы же татарин, проживавший у разбойника Кутебара, который, как упомянул я, навестил караван наш; но хозяин мой, Табунбай, уверил его, что он ошибся, - и тот замолчал. Но здесь, в Оренбурге, пришедшие с караваном хивинцы узнали все дело обстоятельно, и Табунбаю во веки веков нельзя более казаться в Хиву. Ясаулы, которые приезжают, как сказывал я, осматривать караван и собирать пошлину именем хивинского хана, строго обыскивают караваны: у меня было 20 писем от пленных русских; я зарыл письма на время обыска в землю, а после воротился с похода и забрал их, чтобы товарищи мои считали меня земляком своим русским, в чем иные сомневались, потому что я родился уже в Хиве. И сам я был принужден залезть в тюки и просидеть там на все время осмотра каравана.
Верно. В. ДАЛЬ
Звали меня в неволе Абдуллою, но имя мое Андрей, по отцу Никитин; от роду мне 38 лет, родился я в самой Хиве. Отец мой, Никита Сапожников, был русский пленник; а где и как был взят он, этого я не знаю. Он умер лет 80-ти отроду; в Хиве жил с лишком 60 лет; был женат на русской пленнице, Татьяне; а откуда она взята, также не знаю. Оба они были невольниками хивинца Мет-Назара. Отец умер уже лет тому с десять, мать лет шесть. По-русски я, как уроженец хивинский, почти не знаю вовсе [Показание это отбиралось посредством толмача.]; старался, где случалось, видеться с русскими, припоминать слова, которые слыхивал от отца и матери в молодости своей, - а говорить сам не могу. На 18-м году отроду соскучился я непомерно по родине отцовской и по своей христианской вере, в которой держал меня отец тайно и наложил проклятие на меня, коли я от нее отстану. Я, с дозволения отца моего, который по дряхлости не мог следовать за мною, бежал с двумя русскими татарами в Бухару. Татары эти были беглые из России, и называли себя, как обыкновенно, муллами. Я слыл также всюду татарином; отец мой дал им довольно денег, и они обещались выпроводить меня через Ташкенд в Россию, но обманули и покинули меня в Бухаре; спасибо хоть за то, что не выдали. Таким образом жил я в Бухарии, в разных местах, 19 лет; несколько раз пытался я уйти, да неудача так напугала меня, что, убоясь смерти, притих я и чуть не состарился было на чужой, постылой земле. Отец мой говорил мне, когда отпускал меня, что он из Симбирской губернии, и дал мне обстоятельную записку о родине и сродниках; я носил ее при себе, во все 19 лет моей бытности в Бухарии; от этого она так истерлась, что когда я, при возвращении моем ныне, в Россию, через Хиву же, показал ее одному из русских невольников, то он уже мог разобрать не все слова; а потому, чтобы она не истерлась вовсе, переписал он мне потихоньку все, что мог в ней разобрать - и эту-то записку представил я, по прибытии своем сюда, с караваном, г-ну войсковому старшине Арженухину. Нашедши возможность наняться в работники к одному из хозяев этого каравана, миновал я благополучно и самую Хиву, и Степь, и прибыл, благодаря Бога, на отцовскую родину свою. Все, что только по простоте своей знаю и помню, готов я и рад отвечать на расспросы ваши, но боюсь и прошу не сбивать, не путать меня, чтобы я не сказал, нехотя, чего не знаю.
Город Хива имеет глиняную, круглую крепость; стены ее толщиною внизу 3 сажени, вверху аршин, вышиною аршин восемь. В гребне стены этой пробиты, чрез каждую сажень, бойницы, скважины, для обороны. Пушек на стене этой нет, рва никакого; ворот четыре, а в них притворы деревянные, толстые, двойные: снаружи одни, снутри другие. Одни ворота называются Бухарскими - они ведут на Бухарскую дорогу; другие Водяными - Сеу-дарбазы, чрез них возят воду из хоуза, или большого водоема, который от стены крепостной в полуверсте. Третьи ворота, на запад, Таш-хоуз: из них дорога лежит на местечко того же имени; четвертые, ведущие к караван-сараю, выстроенному под самой крепостной стеной, именуются Сарай-дарбаз. В крепости домов тысячи две; все глиняные, плоскокровельные, без окон; скважины для света сверху. Улицы кривые, тесные, так что одна телега с нуждою проехать может, а две встречные не разъедутся; одной надо сворачивать в переулок. Вокруг крепости также домов не мало; на версту, по крайней мере, во все стороны. Около Бухарских ворот такой же водоем, как у Водяных; в крепости, внутри самого города, один только, ханский, колодезь; он вырыт подле медреса, училища. Близ крепости, на полуденную сторону, есть озеро, длиною 100, а шириною 20 сажен: оно соленое, и в нем только белье моют да купают лошадей. Вся земля вокруг крепости вспахана и засеяна. Канава, Полван-ян, на которой стоит город, не шире 4-х, но и не мельче 10-ти сажен: воды в ней, однако же, никогда не бывает более, как в рост человека. Река Алиу-Дарья, из которой проведена канава эта, от Хивы на два дни пешего ходу. Из этой канавы выведено 160 малых канав, во все стороны, для поливки и поимки пашен и садов. Караван-сарай четыреугольный, каменный, о двух жильях, изнутри лавки. Рядом с караван-сараем строится, ныне, русским пленником, каменное здание для медреса.
Хан Хивинский Алла-Кул Мухаммед-Рахим живет внутри крепости, в особом здании, дворце, похожем также на крепость. Жен у него, никак, семь, а наверное не знаю; одна из них дочь какого-то киргизского хана или султана. Хивинцы хана своего не любят более за то, что он окружает себя русскими пленными и персиянами, а подданным не доверяет. Русских у него более ста человек, в том числе 54 человека пушкарей. Пушек, разных, не более 30, но они почти все негодны и лафетов нет ни на одной.
Г. Ургянч, от Хивы день пешего ходу. Маленькая глиняная, плохая крепость. Домов 150, жители сарты.
Г. Азарыс, от Хивы на два дни ходу, от Ургянча на один. Крепость глиняная, исправная, об одних воротах, с водяным рвом; домов с 200; жители сарты. Здесь аталыком брат ханский.
Г. Худжили, от Хивы верховой езды два дня, на верблюде 5 дней. Маленькая глиняная крепость; домов 100; жители: узбеки, каракалпаки и киргизы. Вкруг крепости жилья много; караванная дорога из Хивы в Россию лежит на Худжили, или Худзеили.
Г. Ташхоуз, два с половиною дня ходу от Хивы; в нем мне бывать не случалось.
Конград - так называют ныне в Хиве разоренный, при устье р. Аму лежащий, город, и называют каракалпаков, народ бедный, кочевой; но числом он значительнее хивинцев. Каракалпаки платят закат - подать - и именно сороковую голову скота, по общему мусульманскому обычаю; но не любят хана: повинуются только силе и необходимости.
Более мест я в Хиве не помню никаких.
Бухара, или Бохара, обнесена большою, четыреугольною глиняною стеною, в коей ворот 12, они также деревянные; домов будет до 10 т., они все глиняные; улицы узки, неровны; на телегах, арбах здесь вовсе не ездят. Хана зовут амиром; у него, сказывали, 40 жен; лет ему 25. Есть у него и пушки - сколько, не знаю; а возят их, малые на верблюдах, а большие на арбах. Сколько войска в Бухарии - также не знаю; видел, однажды, когда хан собирался в г. Куджугат, куда ездит каждый год, на богомолье, что войска при нем было 500 человек. Хана своего бухарцы любят и называют его умным. Подать собирает он по червонцу с танапа земли; а кто ходит воевать, тот заката не платит никакого. Мечети и медресы в Бухаре есть кирпичные, высокие, красивые.
Г. Куджугат - два дня нынешнего ходу от Бухары; домов сот пять; крепость глиняная с тремя воротами; водяной ров сажени в 4 ширины. Канава проведена из реки Самарканд [Заревшан.], которая течет с гор, видных из города Самарканда и покрытых всегда снегами.
Г. Нурата - маленькая крепость на большом кургане, от Бухары на два дня верховой езды. В городе этом лежит святой Нурата. Домов около ста. Мечети и медресы кирпичные, большие. В самой крепости есть ключевая вода, и течет в водоем шириною в 20, а длиною во 100 сажен. В ключе этом множество рыбы, называемой авлия, то есть святою; ее не ловят, не едят, и говорят, что кто бы посягнул на это, тот бы неминуемо умер. Под городом селение того же имени, Нурата; в нем дворов более 1000.
Бешамбе - большая, глиняная крепость, домов до 1000, на самой реке Самарканде, через которую ведет каменный мост. Близ крепости мечеть, в которую ходят жители молиться по два раза в год. От Бешамбе до Самарканда насажен лес, тут [Шелковица.], карагач [Лиственница.], гузем, саут, тали, кара-саут, ак-саут. Деревья рассажены, по канавам, густо и чисто.
Хатырш - три дня езды от Бухары; в нем я не бывал.
Большой Курган - три дня езды от Бухары; крепость глиняная, домов с сотню.
Чиляк - семь дней езды от Бухары; крепость глиняная; изб не более сотни.
Яны-Курган - на 7-мь дней езды от Бухары; домов 50. Под этим городом стоял хан, когда шел на город Юзак; но мор в войске заставил его воротиться.
Юзак - большая глиняная крепость. Город ныне пуст вовсе. Городом правил особый хан Уратюбе; коканский хан выгнал его, а у этого бухарский хан отнял город осенью прошлого года (1829).
Юпар - старая, выморочная и покинутая крепость. Зараза погубила часть жителей, другие ушли сами.
Самарканд - от Юпара день пешего хода, от Бухары 7-мь дней; большой город и добрая крепость. Домов тысячи четыре, жители сарты. Река Дарья [Дарья - общее нарицательное, река.] из-под Самарканда идет на всю Бухарию; река эта бывает велика, а в убыль мелеет вовсе.
Шерсавес-Шагу-Сабз. В этом городе не бывал я; слышал только, что от Самарканда до него три дня езды и что город велик.
Дебет - небольшая крепостца, домов сто. От Бухары 7-мь дней езды, от Самарканда один день.
Уба - селение домов в 200; от Бухары верст 10, на канаве из той же реки.
Убхан, маленькая крепость, домов с 50.
Каракул имеет, со стороны Хивы, большую, глиняную крепость; домов в ней 400 , а вокруг 1500. От Бухары два дня езды.
Хараджи - деревня домов в 400, стоит на самом песчаном месте, так что говорят, будто ее всегда 4 года заносит песком и 4 года опять песок уносит. От Бухары 4 дня езды.
Ильчек - крепость; домов до 300. Это пограничная с Хивою крепость, на реке Дарье. Из Бухары караваны доходят сюда в 5 дней, грузятся на суда и идут водою до Хивы. Но обратно, против воды, товары водою не ходят, а караваны идут степью, от Хивы до Бухары в 8 дней. Дорога или гористая или бугристая и песчаная; ни воды, ни жилья нет вовсе от самой Хивы до Каракула; запасаются в дорогу летом водою, а зимою льдом.
Больше бухарских городов не помню; но знаю, что не все.
В мое время была повальная болезнь в Бухарии и в Хиве. Она оказалась наперед в бухарском войске, которое шло под Юзак, на ташкентской границе, таким образом: в прошлом году (1829) бухарский хан выступил к этому месту; не доходя до него за сутки езды, стал, чтобы собрать все войско, и стоял две недели. Вдруг люди начали умирать скоропостижно; хан распустил войско, воротился в Бухару и заперся там. Там сидел он трое сутки; народ не переставал умирать, и хан опять велел отворить градские ворота. По всему пути ханскому, в Самарканде, Шерсавесе, Дебете, Кургане, Бешамбе, оказался тот же мор. Я был в Нурате: там в одну неделю умерло более 400 человек; в день по 60 человек и более. Жители зарывали мертвых без мулл, которые не успевали отпевать. Болезнь продолжалась в Бухарии три месяца. Проходя с караваном Хиву, слышал я, что хивинский хан также ходил с войском в Персию и привел, будто бы, из 40 т. только 300 человек домой. В Хиве мор стоял месяц. Признаки болезни такие, что душит грудь и сердце болит и тянет сильно к питью [Это была холера.]. Больные не проживали трех дней: а кто проживал больше - выздоравливал. Хивинский хан нынешнего года опять ходил на персиян, в то же место, однако же мору не оказалось; он привел с собою до 1.000 семейств пленных; шиитов обратил в рабство, а суннитов, единоверцев, поселил, и забрал оставленные в прошлом году, за болезнию в войске, у каракалпаков пушки. Хивинцы из этого похода привезли много костей погибших в прошлом году товарищей; родственники умерших дорого за это платили; бухарцы и хивинцы никогда не покидают умерших или погибших; они всегда их вывозят. Мне случилось видеть однажды вот что: из Юпара поехали, за 4 дня ходу, четыре человека по дрова, и возвратились вдвоем; родственники умерших поехали их отыскивать, и я был с ними. Одного труп нашли; узбеки очистили все кости, мясо зарыли тут, на месте, а кости увезли с собою.
Путь, по которому караван шел из Бухары на Хиву и в Россию, вот какой: из Бухары два дня ходу до Каракула; дорога ровная, на пути две деревни. Из Каракула идут уже прямо, степью, без жилья. Тут видал я только, в левой руке, арапов с овцами, которые тут зимуют. Дорога изрядная: есть песок и горы. Водою, как говорил я, запасаются из Каракула, идут 7-мь дней до Азарыса, переправляются через реку и идут два дня до Хивы. Тут много деревень, много канав, на которых есть мосты; кажется, один только каменный.
Водяной путь таков: из Бухары на Каракул два дня, там до Хараджи два дня; дорога песчаная, гористая. Оттоль в Ильчик тоже два дня. Тут водою до Азарыса дней пять, и наконец в Хиву.
Путь из Хивы в Россию, которым мы шли: по переходе З-х верст, из Хивы, начинаются пески; ими идешь верст 10; там дорога добрая, до озера, неглубокого, но длинного, с полверсты шириною. Через него идут вброд; вода пресная. Можно и обойти, на Гурлян, но это два дня лишнего ходу. Полдня ходу от озера, ханские рады, на канаве сажен 5-ть ширины; вода в ней бывает выше росту человека; через канаву ведет мост. Тут пойдет степь, Майлы-Ченгель, где воды и травы довольно. Здесь караван становится, поджидает отсталых и собирается. Сюда же приезжают наряженные ханом ясаулы для сбора пошлины, по червонцу с верблюда. От Хивы до этого места всего ходу 1½ дня. Отселе день пути до Худжили; дорога ровная, но водою запасаются в Майлы-Ченгель. Из Худжили дорога пойдет не торная, не битая, а просто глухою степью, и ведут вожаки. По этой степи, где кочуют каракалпаки, шли мы до реки Дарьи [Аму-Дарьи. Описанная здесь дорога идет через Усть-Урт, следовательно, караван рек Аму и Сыр не переходят.] 5-ть дней. Вдоль реки 10-ть дней. Тут есть тальник и кустарник; тут караван переправился, вброд, через залив Караузяк, сажен 60; там песочный остров и опять на столько же воды. И на том берегу кочуют каракалпаки; кочевьями их шли мы сутки. Тут залив остался влеве, а караван шел 10-ть дней степью, озерами, в которых была, частию, годная вода. Потом шли два дня по безводью, с запасною водою по мелким камышам, и подошли к подошве горы, где была вода в ямах, в колодцах. Поднявшись, шли мы до Аральского моря 6 дней; на пути дождевой воды и травы довольно. Берегом моря, до Акбулака 6 дней; воду брали в рытых ямах; далее Акбулака еще три дня, и покинули море в правой руке и отшатнулись влево, дошли до колодцев, числом 20, но вода была только в четырех. Тут отдыхали два дня, запаслись водою и ночевали одну ночь без воды. На другой день дошли до озер Каткака, а шли озерами четыре дня до горы, под которою проточная вода; поднявшись на гору, подошли снова к той же речке, и шли три дня вдоль по ней, оставив ее влеве, и прибыли в кочевья киргизца Кутебара-Арслана [Знаменитый в степи разбойник, коего смерть описана в повести «Бикей и Мауляна».]. Когда здесь остановился караван наш, то человек 20 киргизов приезжали будто бы от Кутебара за побором, сказав, что иначе не пропустят нас. Караван-баши отвечали, что не дают ничего и не боятся Кутебара. На другой день дело объяснилось: Кутебар ничего об этом не знал, а, напротив, сам приехал к каравану с просьбою. Он навез кумысу много и подчивал караван-башей и купцов, и просил, нельзя ли постараться, на Линии, о высвобождении брата его, захваченного за что-то русскими. Здесь простоял караван два дня, там шел семь дней и прибыл на реку Илек. Всего до Илека 66 дней ходу, с привалами и роздыхами. Караван потому поздно вышел, что хивинский хан ходил на Персию, а без него каравана не отправляют. Коли, как теперь, бухарский и хивинский караваны идут вместе, то первый держится правой стороны, второй левой, во весь путь. Бухарцы и хивинцы знали, что, по случаю болезни, положено им держать карантин под Оренбургом, а как и без того уже караван опоздал, по случаю отбытая хана, то и много толковали, при выступлении, поспеют ли они к Макарьевской ярмарке или нет. Наконец порешили, что, буде не было бы карантина, то еще поспеть можно.
Караван-баши бывает тот, кому, из числа торговцев, сам хан поручит должность эту, и ему должны повиноваться. Хая дарит его халатом и лошадью, коли караван воротится благополучно. Юлбаши - есть вожак; вожаки всегда бывают киргизы и должны знать путь днем и ночью, назначать привалы, рассчитывать ход и прочее. На пути они старше всех.
1) Бухарец. Хивинец. Оренбургский татарин.
2) Бухарка. Хивинка. Татарка. С акварелей П. Ф. Бабикова (1846)
В Хиве русских пленников, наверно, будет до двух тысяч, а многие считают и более. В Бухарии, я русских пленных не видал; говорят, что есть в самой Бухаре, но там я пробыл недолго. В Хиве беглых русских татар немного, не более 50; но в Бухаре будет их более 1000. У них особый караван-сарай, Ногай, где работают их человек 500 чеботарей. Все они бежали в разное время из России. Там всех русских татар называют ногай. Было время, что ханы давали всем беглым татарам этим по 6-ти червонцев в год и еще одевали и кормили их; но ныне не только ничего не стали давать им, а, напротив, гоняют; а которые работают в караван-сарае, взносят за себя по червонцу в год заката. Сделалось это потому, что стало их накопляться слишком много и стали они мошенничать и воровать. Хан Бухарский содержал при медресе, на свой счет, несколько человек богомольцев: в том числе есть также человек 40 русских татар. Но и этих хан стал летом выгонять на работу; и работу эту, говорит хан, должны они исправлять для собственного спасения своего. Поэтому, знаю я одного татарина, который, живя дармоедом года с три, работать не захотел, а бежал в Ташкент. Он же мне сказывал, что там, в Ташкенте, беглых татар наших более, чем в Бухарии. Эти же татары сказывали мне, что прежде их в Бухаре много тайно убивали, а ныне они узнали это и предостерегают друг друга, чтобы никто из них не входил в дворы, а и того менее в дома бухарцев; там с многими случалось вот что: бухарцы, как известно, содержат жен своих строго; несмотря на это, когда случалось хозяину отлучиваться на несколько дней, то жены, призвав татарина к себе, под предлогом покупки обуви, заманивали его в дом, запирали на несколько дней вместе с собою, а потом, чтобы дело не обнаруживалось, убивали его, и никто о бездомном пришельце не спрашивал.
Прошедшую зиму, один из пленников русских, по чину быль-булы, то есть большой над пушками, вылил медную пушку, которая, сказывают, стала хану в три тысячи рублей; ее при первой стрельбе разорвало.
Осенью этого года повесили хивинцы одного киргиза за то, что у него нашли письма из России к русским пленникам. Письма эти возят киргизы зашитые в платьях, в шапках, в сапогах, да и тут попадаются.
Недавно хан приказал привезти руды, из горы, которая на 5-ть дней ходу от Хивы - и велел русским плавить руду эту на серебро. Но те, попытавшись, ответили, что плавить из нее можно, но не серебро, а олово.
В Хиве и в Бухаре делают очень плохой порох; а лучший привозится из России. Из России же идет в Хиву и в Бухару много серебряных и медных денег, которые там чеканят на свой лад. А своего серебра, железа или меди в землях тех нет.
Во время войны хивинского хана с бухарским, караваны, однако же, свободно ходят туда и сюда. Там все знают, что делается в России: там, например, слышно было на базарах, что у нас был набор, и распустили сверх этого слух, что турки взяли Казань. Пленные наши часто бранятся за такие вести с хивинцами, за вести, которым там верит не один базарный народ, а куш-беги и сам хан, которые ничем не лучше, ниже умнее любого тамошнего изувера. Так, например, сам я не раз слышал, как бедствующие пленники наши рассчитывают хивинцам великое могущество Государя нашего, Белого Царя, и толкуют им, что хан их живет и дышит милосердием Его, прибавляя, что русские могут выручить страдальцев своих силою и разорить Хиву в пух. Но те всегда отвечают, что коли могли бы русские прийти, так пришли бы давно, и что они два раза уже пытались это сделать, и оба раза безуспешно [Хивинцы твердо уверены, что посылка вооруженного каравана в 1824 году и поход полковника Берга на Усть-Урт в 1826 были неудачные попытки завладеть Хивою.].
При мне двое хивинцев из Урганча купили себе по невольнику, один за 60, другой за 75 червонцев, из числа каких-то 12 человек, захваченных адаевскими киргизами на Каспийском море, на рыболовстве. Покупщики долго их осматривали, потом сторговались, сошлись и повели с базара как скотину. Сами хивинцы никогда не берутся за тяжелую, земляную, полевую или садовую работу: это всегда дело раба. Если бы не было у них русских да персиян, а иногда и калмыков, то не знаю, что бы вышло из садов и пашень их, которые требуют невероятных, тяжких трудов, удобрения, назема, напуска и спуска воды, поливки, а наконец еще требуют, чтобы часто пололи, сгоняли птиц и прочее: словом, хивинцы живут вовсе на счет невольников своих, которых таскают трухменцы и киргизы, а изредка, при набегах на персидские границы, и сами хивинские узбеки и сарты.
В заключение обязан я сказать, кто спас меня от живой смерти, вывез, несмотря на страшный и ненарушаемый обычай хивинцев предавать смерти всякого, кто бы вздумал увести оттоль кяфыра, неверного, в Россию - это Табунбай Инкин, киргиз, чиклинского рода, назаровского отделения, который взял меня в работники. Во весь путь мой узнал было меня один только человек: беглый из Хивы же татарин, проживавший у разбойника Кутебара, который, как упомянул я, навестил караван наш; но хозяин мой, Табунбай, уверил его, что он ошибся, - и тот замолчал. Но здесь, в Оренбурге, пришедшие с караваном хивинцы узнали все дело обстоятельно, и Табунбаю во веки веков нельзя более казаться в Хиву. Ясаулы, которые приезжают, как сказывал я, осматривать караван и собирать пошлину именем хивинского хана, строго обыскивают караваны: у меня было 20 писем от пленных русских; я зарыл письма на время обыска в землю, а после воротился с похода и забрал их, чтобы товарищи мои считали меня земляком своим русским, в чем иные сомневались, потому что я родился уже в Хиве. И сам я был принужден залезть в тюки и просидеть там на все время осмотра каравана.
Верно. В. ДАЛЬ