Почему "Колымские рассказы" не вышли на польском на рубеже 1960-70 годов
Сначала поставил в заголовке знак вопроса, потом убрал. Из нижесказанного понятно, почему. Гуль сидел на рукописях Шаламова, как впоследствии Сиротинская, и тщательно оберегал свою монополию.
В статье Павла Бема "Ежи Гедройц - читатель и издатель русской литературы", журнал Новая Польша, №1, 2018 (на польском), сказано следующее:
"Отдельной книгой мемуары [Надежды] Мандельштам в Литературном институте [издательство «Instytut Literacki»] так и не были изданы. В 1972 году «Культура» (№7-8) напечатала (в анонимном переводе) лишь небольшой фрагмент «Воспоминаний», озаглавленный «Страх». В списке планировавшихся, но по разным причинам не состоявшихся публикаций книга Мандельштам, имевшая для Редактора [так Бем называет Ежи Гедройца, выдающегося деятеля польской эмиграции, издателя и редактора парижского журнала Культура] огромное значение как документ, занимает едва ли не важнейшее место.
По причине отсутствия опытных переводчиков, утверждает Ежи Гедройц, не появились в Библиотеке «Культуры» запланированные и также высоко им оцененные «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. В интервью Барбаре Торуньчик Редактор признавался: «Это одна из наиболее потрясающих книг. В определенном смысле я ставлю ее выше, чем „Архипелаг ГУЛАГ”. Разумеется, она не имеет такого резонанса, прежде всего, политического, она гораздо уже. Но с точки зрения литературной - вне всяких сомнений стоит выше. Однако, помимо расходов, как я уже говорил, проблема в переводчике»*.
Издать книгу Шаламова по-польски предложил Гедройцу Роман Гуль, печатавший ее в своем «Новом журнале». Однако после письма из редакции «Культуры» в этой связи Гуль медлил с ответом - и тогда Редактор попытался раздобыть русский оригинал самостоятельно. В начале 1969 года он писал Михаилу Геллеру:
«У меня до сих пор нет известий от Романа Гуля по поводу „Колымских воспоминаний” Шаламова. Вы не знаете, у кого есть полный текст этих записок? Я мечтаю издать их по-польски» (29 января 1969 года).
Из письма Ежи Гедройца Михаилу Геллеру от 29 января 1969 года, с сайте журнала "Культура"
Высокую оценку книги, данную спустя годы в процитированном выше интервью, подтверждает письмо Редактора Чеславу Милошу в июне 1969 года: «Что касается русских вещей, обрати внимание на „Колымские рассказы” Шаламова. [...] Это очень талантливо и важнейший документ»**.
Здесь стоит добавить, что Роман Гуль, который с 1966 года был главным редактором вышеупомянутого эмигрантского русского журнала, издававшегося в Нью-Йорке, являлся также автором книг, которые ценил Редактор".
* B. Toruńczyk, Rozmowy w Maisons-Laffitte, 1981. Warszawa 2006, s. 96.
** J. Giedroyc, C. Miłosz, Listy 1964-1972. . . , s. 218. List z 2 kwietnia 1969.
У меня сомнения насчет полноты версии Ежи Гедройца, поскольку переводчик очевидным образом был. Ниже отрывок из беседы Ежи Помяновского с Алицией Розе и Анджеем Серафином, Новая Польша, №1, 2016.
" - Густав Герлинг-Грудзинский в «Ночном дневнике» писал об одном переводческом парадоксе, что даже такой переводчик, как вы, не справился с прозой Варлама Шаламова, а вот инженеру Юлиушу Бачинскому это удалось - как это, вообще, возможно?
- Шаламова переводили разные люди, я тоже перевел несколько его рассказов. С Густавом Герлингом мы знакомы еще с довоенных времен. Я очень высоко ценю его творчество. <...> Но то, что он написал о Шаламове, я считаю несправедливым. Те два или три перевода, которые мне поручил сделать Гедройц, полагаю, они, в конце концов, получили бы признание Густава. Он хотел подчеркнуть, что этот писатель так малоизвестен и так труден для перевода. Это верно, Шаламов - действительно феномен. Честно говоря, мне кажется, что он намного лучший стилист, чем Солженицын, хотя к Солженицыну я отношусь не только с почтением, но даже с какой-то нежностью. Просто, из-за верности Солженицыну я не хотел переводить Шаламова. Кроме того, как и с Бабелем, я считал неприличным присваивать его.
<...> я считал, что переводы Шаламова, если бы я сделал их старательнее и с большим рвением, если бы нашел для этого время, привели бы к некоторому снижению ранга Солженицына, а мне хотелось, может быть, подсознательно, чтобы другие уважали его так же, как я. Я не хотел создавать здесь конкуренции, думал - пусть этим займутся другие. Но я не считаю его таким уж трудным для перевода писателем, как думал Густав.
Нужно знать некоторые рассказы Солженицына, малоизвестные в Польше. У него есть небольшие рассказы «Крохотки», которые, независимо друг от друга, не зная об этом, перевели Виктор Ворошильский и я. Они не хуже рассказов Шаламова, но только эти и два-три ранних произведения, таких как «Матренин двор», как «Случай на станции Кречетовка».
О переводах Шаламова упоминается в статье-некрологе на смерть Помяновского на сайте Instytut Gość Media, а также в книге Ежи Помяновский, "К Востоку от Запада. Очерки", - М.: Издательство «МИК», 2006, в статье "Хлеб из Майшаголы", опубликованной в "Тыгодник Повшехны" от 24.09.2000: "Именно от Гедройца Густав Херлинг-Грудзинский привез свежему изгнаннику в дешевую флорентийскую гостиницу первые тайно переброшенные из СССР страницы Солженицына и письмо с просьбой перевести. Вначале это был роман "В круге первом", потом - "Архипелаг ГУЛАГ", а после пошли тексты Сахарова, Геллера, Шаламова...". Не знаю, были ли напечатаны эти переводы в журнале Культура, но едва ли переводчик, переводивший Чехова, Толстого, Бабеля и Булгакова, не справился бы с переводом "Колымских рассказов" лучше, чем гданьский инженер Юлиуш Бачинский, о котором Герлинг-Грудзинский говорит следующее: "Произошло нечто чрезвычайное: инженер из Гданьска нашел знакомого, который вовсе не был писателем, можно прямо сказать, никогда не брал пера в руки, зато провел десять лет в советских концлагерях. Прочитав его перевод, я воскликнул: «Это оно и есть!» <...> Это вопрос слуха: тот, кто не был в лагере, не справлялся с такой задачей, что-то на вид ничтожное ускользало, улетучивалось".
Итак, переводчик был, пусть и без лагерного опыта, зато с богатым опытом перевода - едва ли кто-нибудь из нынешних переводчиков Шаламова на английский, немецкий, французский, испанский и прочие языки имеет лагерный опыт. К тому же, в случае Бачинского речь идет о восьмидесятых годах, совсем другом времени.
Наконец, второе. Роман Гуль НЕ предлагал Гедройцу "издать книгу Шаламова по-польски". Напротив того, это Гедройц написал Гулю в январе 1969 года, что прочел в Новом журнале рассказы Шаламова и "был бы рад получить рукопись или ксерокопию целиком, так как мне бы хотелось опубликовать их по-польски в «Библиотеке Культуры»". Гуль откликнулся в конце февраля письмом, которое можно уподобить ушату холодной воды: "Я с большим удовольствием дам Вам рукопись В.Т. Шаламова. Его надо издать. Но вот тут какие «но». У меня две разных рукописи и обе на тяжелейших зероксах - сто пудов! Но это не препятствие в конце концов. А препятствие вот в чем. Помещенные в «Н.Ж.» рассказы Шаламова - отредактированы мной и иногда довольно сильно. БЕЗ редакции его рассказы помещать нельзя, это будет плохо. И переводить их прямо с рукописи - будет нехорошо. Как тут быть - я не знаю. <...> Я буду ОЧЕНЬ рад, если они выйдут по-польски. Я тут толкаю некоторые русские изд-ва, но они все еще не решаются. А его издать - НУЖНО". Ответ Гедройца легко предугадать: "Очень сожалею, что рукопись Шаламова требует серьезных поправок, а ксерокопия столь низкого качества. По этим причинам я, к сожалению, вынужден отказаться от плана опубликовать [КР] по-польски, по крайней мере, на данный момент. Возможно, я вернусь к этому проекту в будущем".
Мне представляется, что главным препятствием на пути польского сборника "Колымских рассказов" оказалось не отсутствие переводчика, а лицемерие и низкое трюкачество Гуля, который "толкает русские издательства" на издание "Колымских рассказов" и при этом на протяжении долгих лет монопольно публикует их в своем Новом журнале; который "будет ОЧЕНЬ рад, если они выйдут по-польски" и одновременно заверяет, что авторский текст настолько нехорош, что без его, Гуля, правки, это переводить и печатать нельзя.
Итак, что все-таки помешало "Колымским рассказам" выйти на польском на рубеже шестидесятых-семидесятых годов - отсутствие переводчика или фактическое нежелание Гуля делиться рукописями? Дополнительный аргумент в пользу второго: письмо Гедройца Милошу с отзывом о "Колымских рассказах" написано значительно позже ответного письма Гуля - получив на деле отказ в рукописях, мнения о "Колымских рассказах" Гедройц не переменил.
И, в качестве постскриптума, попутное соображение. Буде окажется, что вторая полученная Гулем в 1967-68 гг. рукопись "Колымских рассказов" - не список, переправленный Хенкинами в Париж (а я в этом уверен, см. примечание*), то и эта вторая рукопись, как и первая, скорее всего, передана Шаламовым в уверенности, что Гуль, не жалея сил, "пробивает" книгу - если он рассказывает это Гедройцу, не вижу причин, отчего ту же лапшу не вешать на уши далекому московскому автору, который мыслит советскими дистанциями прохождения рукописи к печатному станку и для которого год-два - вполне оправданный срок.
* Геллер составлял сборник по другой рукописи, думаю, как раз по рукописи из саквояжа Хенкиных. В рукописи, которую Гуль, по его словам, передал для лондонского издания Анджею Стипульковскому, рассказы "Выходной день" и "Шоковая терапия" ("Колымские рассказы", Лондон, изд. OPI, 1978) носят названия "Литургия" и "Рауш-наркоз", под какими их печатал Новый журнал. Существует, правда, некоторая вероятность, что эти названия даны самим Гулем. Вообще, название "Рауш-наркоз" совершенно не вяжется со смыслом рассказа - не рауш-наркоз заставляет заключенного Мерзлякова перестать симулировать, а именно пытка шоковой терапией.
Кроме того, в лондонском томе нет рассказов "Начальник политуправления", "Город на горе" и "Экзамен", имевшихся у Гуля и опубликованных в Новом журнале.
В статье Павла Бема "Ежи Гедройц - читатель и издатель русской литературы", журнал Новая Польша, №1, 2018 (на польском), сказано следующее:
"Отдельной книгой мемуары [Надежды] Мандельштам в Литературном институте [издательство «Instytut Literacki»] так и не были изданы. В 1972 году «Культура» (№7-8) напечатала (в анонимном переводе) лишь небольшой фрагмент «Воспоминаний», озаглавленный «Страх». В списке планировавшихся, но по разным причинам не состоявшихся публикаций книга Мандельштам, имевшая для Редактора [так Бем называет Ежи Гедройца, выдающегося деятеля польской эмиграции, издателя и редактора парижского журнала Культура] огромное значение как документ, занимает едва ли не важнейшее место.
По причине отсутствия опытных переводчиков, утверждает Ежи Гедройц, не появились в Библиотеке «Культуры» запланированные и также высоко им оцененные «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. В интервью Барбаре Торуньчик Редактор признавался: «Это одна из наиболее потрясающих книг. В определенном смысле я ставлю ее выше, чем „Архипелаг ГУЛАГ”. Разумеется, она не имеет такого резонанса, прежде всего, политического, она гораздо уже. Но с точки зрения литературной - вне всяких сомнений стоит выше. Однако, помимо расходов, как я уже говорил, проблема в переводчике»*.
Издать книгу Шаламова по-польски предложил Гедройцу Роман Гуль, печатавший ее в своем «Новом журнале». Однако после письма из редакции «Культуры» в этой связи Гуль медлил с ответом - и тогда Редактор попытался раздобыть русский оригинал самостоятельно. В начале 1969 года он писал Михаилу Геллеру:
«У меня до сих пор нет известий от Романа Гуля по поводу „Колымских воспоминаний” Шаламова. Вы не знаете, у кого есть полный текст этих записок? Я мечтаю издать их по-польски» (29 января 1969 года).
Из письма Ежи Гедройца Михаилу Геллеру от 29 января 1969 года, с сайте журнала "Культура"
Высокую оценку книги, данную спустя годы в процитированном выше интервью, подтверждает письмо Редактора Чеславу Милошу в июне 1969 года: «Что касается русских вещей, обрати внимание на „Колымские рассказы” Шаламова. [...] Это очень талантливо и важнейший документ»**.
Здесь стоит добавить, что Роман Гуль, который с 1966 года был главным редактором вышеупомянутого эмигрантского русского журнала, издававшегося в Нью-Йорке, являлся также автором книг, которые ценил Редактор".
* B. Toruńczyk, Rozmowy w Maisons-Laffitte, 1981. Warszawa 2006, s. 96.
** J. Giedroyc, C. Miłosz, Listy 1964-1972. . . , s. 218. List z 2 kwietnia 1969.
У меня сомнения насчет полноты версии Ежи Гедройца, поскольку переводчик очевидным образом был. Ниже отрывок из беседы Ежи Помяновского с Алицией Розе и Анджеем Серафином, Новая Польша, №1, 2016.
" - Густав Герлинг-Грудзинский в «Ночном дневнике» писал об одном переводческом парадоксе, что даже такой переводчик, как вы, не справился с прозой Варлама Шаламова, а вот инженеру Юлиушу Бачинскому это удалось - как это, вообще, возможно?
- Шаламова переводили разные люди, я тоже перевел несколько его рассказов. С Густавом Герлингом мы знакомы еще с довоенных времен. Я очень высоко ценю его творчество. <...> Но то, что он написал о Шаламове, я считаю несправедливым. Те два или три перевода, которые мне поручил сделать Гедройц, полагаю, они, в конце концов, получили бы признание Густава. Он хотел подчеркнуть, что этот писатель так малоизвестен и так труден для перевода. Это верно, Шаламов - действительно феномен. Честно говоря, мне кажется, что он намного лучший стилист, чем Солженицын, хотя к Солженицыну я отношусь не только с почтением, но даже с какой-то нежностью. Просто, из-за верности Солженицыну я не хотел переводить Шаламова. Кроме того, как и с Бабелем, я считал неприличным присваивать его.
<...> я считал, что переводы Шаламова, если бы я сделал их старательнее и с большим рвением, если бы нашел для этого время, привели бы к некоторому снижению ранга Солженицына, а мне хотелось, может быть, подсознательно, чтобы другие уважали его так же, как я. Я не хотел создавать здесь конкуренции, думал - пусть этим займутся другие. Но я не считаю его таким уж трудным для перевода писателем, как думал Густав.
Нужно знать некоторые рассказы Солженицына, малоизвестные в Польше. У него есть небольшие рассказы «Крохотки», которые, независимо друг от друга, не зная об этом, перевели Виктор Ворошильский и я. Они не хуже рассказов Шаламова, но только эти и два-три ранних произведения, таких как «Матренин двор», как «Случай на станции Кречетовка».
О переводах Шаламова упоминается в статье-некрологе на смерть Помяновского на сайте Instytut Gość Media, а также в книге Ежи Помяновский, "К Востоку от Запада. Очерки", - М.: Издательство «МИК», 2006, в статье "Хлеб из Майшаголы", опубликованной в "Тыгодник Повшехны" от 24.09.2000: "Именно от Гедройца Густав Херлинг-Грудзинский привез свежему изгнаннику в дешевую флорентийскую гостиницу первые тайно переброшенные из СССР страницы Солженицына и письмо с просьбой перевести. Вначале это был роман "В круге первом", потом - "Архипелаг ГУЛАГ", а после пошли тексты Сахарова, Геллера, Шаламова...". Не знаю, были ли напечатаны эти переводы в журнале Культура, но едва ли переводчик, переводивший Чехова, Толстого, Бабеля и Булгакова, не справился бы с переводом "Колымских рассказов" лучше, чем гданьский инженер Юлиуш Бачинский, о котором Герлинг-Грудзинский говорит следующее: "Произошло нечто чрезвычайное: инженер из Гданьска нашел знакомого, который вовсе не был писателем, можно прямо сказать, никогда не брал пера в руки, зато провел десять лет в советских концлагерях. Прочитав его перевод, я воскликнул: «Это оно и есть!» <...> Это вопрос слуха: тот, кто не был в лагере, не справлялся с такой задачей, что-то на вид ничтожное ускользало, улетучивалось".
Итак, переводчик был, пусть и без лагерного опыта, зато с богатым опытом перевода - едва ли кто-нибудь из нынешних переводчиков Шаламова на английский, немецкий, французский, испанский и прочие языки имеет лагерный опыт. К тому же, в случае Бачинского речь идет о восьмидесятых годах, совсем другом времени.
Наконец, второе. Роман Гуль НЕ предлагал Гедройцу "издать книгу Шаламова по-польски". Напротив того, это Гедройц написал Гулю в январе 1969 года, что прочел в Новом журнале рассказы Шаламова и "был бы рад получить рукопись или ксерокопию целиком, так как мне бы хотелось опубликовать их по-польски в «Библиотеке Культуры»". Гуль откликнулся в конце февраля письмом, которое можно уподобить ушату холодной воды: "Я с большим удовольствием дам Вам рукопись В.Т. Шаламова. Его надо издать. Но вот тут какие «но». У меня две разных рукописи и обе на тяжелейших зероксах - сто пудов! Но это не препятствие в конце концов. А препятствие вот в чем. Помещенные в «Н.Ж.» рассказы Шаламова - отредактированы мной и иногда довольно сильно. БЕЗ редакции его рассказы помещать нельзя, это будет плохо. И переводить их прямо с рукописи - будет нехорошо. Как тут быть - я не знаю. <...> Я буду ОЧЕНЬ рад, если они выйдут по-польски. Я тут толкаю некоторые русские изд-ва, но они все еще не решаются. А его издать - НУЖНО". Ответ Гедройца легко предугадать: "Очень сожалею, что рукопись Шаламова требует серьезных поправок, а ксерокопия столь низкого качества. По этим причинам я, к сожалению, вынужден отказаться от плана опубликовать [КР] по-польски, по крайней мере, на данный момент. Возможно, я вернусь к этому проекту в будущем".
Мне представляется, что главным препятствием на пути польского сборника "Колымских рассказов" оказалось не отсутствие переводчика, а лицемерие и низкое трюкачество Гуля, который "толкает русские издательства" на издание "Колымских рассказов" и при этом на протяжении долгих лет монопольно публикует их в своем Новом журнале; который "будет ОЧЕНЬ рад, если они выйдут по-польски" и одновременно заверяет, что авторский текст настолько нехорош, что без его, Гуля, правки, это переводить и печатать нельзя.
Итак, что все-таки помешало "Колымским рассказам" выйти на польском на рубеже шестидесятых-семидесятых годов - отсутствие переводчика или фактическое нежелание Гуля делиться рукописями? Дополнительный аргумент в пользу второго: письмо Гедройца Милошу с отзывом о "Колымских рассказах" написано значительно позже ответного письма Гуля - получив на деле отказ в рукописях, мнения о "Колымских рассказах" Гедройц не переменил.
И, в качестве постскриптума, попутное соображение. Буде окажется, что вторая полученная Гулем в 1967-68 гг. рукопись "Колымских рассказов" - не список, переправленный Хенкинами в Париж (а я в этом уверен, см. примечание*), то и эта вторая рукопись, как и первая, скорее всего, передана Шаламовым в уверенности, что Гуль, не жалея сил, "пробивает" книгу - если он рассказывает это Гедройцу, не вижу причин, отчего ту же лапшу не вешать на уши далекому московскому автору, который мыслит советскими дистанциями прохождения рукописи к печатному станку и для которого год-два - вполне оправданный срок.
* Геллер составлял сборник по другой рукописи, думаю, как раз по рукописи из саквояжа Хенкиных. В рукописи, которую Гуль, по его словам, передал для лондонского издания Анджею Стипульковскому, рассказы "Выходной день" и "Шоковая терапия" ("Колымские рассказы", Лондон, изд. OPI, 1978) носят названия "Литургия" и "Рауш-наркоз", под какими их печатал Новый журнал. Существует, правда, некоторая вероятность, что эти названия даны самим Гулем. Вообще, название "Рауш-наркоз" совершенно не вяжется со смыслом рассказа - не рауш-наркоз заставляет заключенного Мерзлякова перестать симулировать, а именно пытка шоковой терапией.
Кроме того, в лондонском томе нет рассказов "Начальник политуправления", "Город на горе" и "Экзамен", имевшихся у Гуля и опубликованных в Новом журнале.