Пять вариантов
На столе заинтересованного лица разложены пять программных папок, пять предложений, как реорганизовать социально-политическую систему с целью уменьшить нарастающие риски. Проинвентаризируем их содержание, исходя из позиции в вопросе о том, с кем и в какой мере заказчику следует поделиться бременем, кому-то давящим плечи, а кому-то оттопыривающим карман.
1. Либеральная программа политического бессилия, форсированного самоустранения претендентов на власть (феномен ранее комментировался, например, здесь). Либерализм, лишенный волшебства почвы на корнях, пересаженный после стерилизации. Либеральный ваххабизм, если чуть перефразировать выражение Лимонова. Стратегия тотального раскола без каких-либо мостов поверх. Капитал против власти. Бизнес против чиновничества. Минимум воли к государству. Максимум свободы от. На словах.
На деле всё, от чего удалось освободиться либеральной общественности, автоматически выбирает несвободу, а через какое-то время бьёт общественность по свободной от содержания голове. В первом приближении либеральный проект оборачивается Кудриным, который действует под прикрытием Путина и Сечина, исполняющих роль обслуживающего персонала (должен находиться рядом кто-то настолько простой и недалекий, что возьмет на себя то, чего господа либералы вследствие своей возвышенности органически не понимают и не принимают). Но сейчас это уже отработанный этап: прогрессирующий конфликт с действительностью в перспективе требует более жесткой опеки, причем опекунам достаётся заведомо проигрышная партия защиты собственного отрицания. Обществом, по которому прошлись либеральные грабли, трудно управлять иначе, чем казарменными методами, тем более, если процесс грабления продолжается. Чем больше свободы на словах, тем больше несвободы на деле. При реалистичном прогнозе на отдалённое будущее перед нами программа слабости и поражения, нанесённого самим себе, с неизбежным коллапсом в тоталитарно-аппаратную «черную дыру» (переход к четвёртому пункту списка).
Идеологически умерщвлённые вещи возвращаются в неприглядном виде. Редкий либерал откажется принять участие в правящем слое, официально распущенном накануне. Но это участие, которое граничит с участью (в том числе для тех, кто по другую сторону границы), о чём надолго не забудешь.
2. Правоконсервативная программа восстановления открытого единства правящего слоя на ценностной, а не аппаратной, основе, включение ресурсов его самоорганизации. ( «Идеология правого крыла правящей партии», «Новый социальный порядок».) Cоставные компоненты модели: капитал, который настроен патриотически и поддерживает государство, рассматривая его как своё, а не чужое, и государство, которое поддерживает бизнес. Для того, чтобы «заработало» такое соотношение этих сторон, в настоящее время плохо стыкуемых на институциональном уровне, нужно перестроить развалившееся здание российской социальности и заменить его краеугольные камни. Увенчивает последовательность перемен в данной модели государство, которое идеологически и политически объединяет сильных, находящих в нём системное и сверхличное продолжение собственной силы. (Противоположная тема «самоустранения сильных» раскрывается в предыдущем пункте. Государство как объединение слабых с целью культивирования собственной слабости и борьбы с сильными - см. следующие пункты списка.)
Единство правящего слоя обусловлено отношением правящих к собственной сущности, то есть к власти, носителями которой они являются. Узрение сущности объединяет. Сильные умеют не противоречить друг другу именно тогда, когда возводят свою силу к единому праобразу власти. Если собственная силовая сущность приобрела для них объективный статус культивируемой ценности, «за деревьями увиден лес», то перед нами элита, создавшая ценностный образец, а следовательно, способная править, вовлекая людей в систему власти, а не отчуждая их от неё. Если же суть дела отодвигается в тень и вынуждена скрываться за своей противоположностью, или приписывает себе характер исключения (часто это происходит одновременно), то она обрастает патологическими чертами и переключается во зло и разрушительную несистемность (следуя, как уже говорилось выше, общей траектории ценностно повреждённого).
Понятно, что это метафизическая картина, применяющая тип объяснений, который не пользуется спросом - сообразно с чем (я о спросе) нередко оказывается так, что техника, на которую возлагается расчет удержать в повиновении массы, диктует «правящим» стратегию и тактику в отношении себе подобных. Массы, заполняя пустоту, навязывают «знати» самовосприятие, приходящее извне и негативное, наряду с кавычками, меняющими значение слова. Исторически всё было иначе. Консерватизм - в том, чтобы вернуться к истокам «социогенеза», а совсем не в том, чтобы законсервировать нынешнее состояние социальной дезорганизации и распада.
Термин «национализм» применим к этой программе в смысле понимания задач возрождения общества как уникального жизненного целого, ценностно освящённого, иерархически структурированного и организованного. Такое понимание не исключает капитализма в экономике, но создаёт предпосылки для его функционирования именно тем, что не сводится к нему - согласно мнению Шумпетера. Напомним, что с точки зрения этого апологета рыночной эффективности, капитализм вырастает из традиции предшествующих жизненных укладов и неотделим от них до такой степени, что, после того, как его некапиталистическая основа разрушена, он тоже прекращает существование. Программа, о которой идёт речь, видит шанс в том, чтобы остановить процесс потери опор и дать ему обратный ход.
А «начинать надо с пресечения истоков революционной ситуации, то есть с прекращения конфликта внутри потенциального правящего слоя». Национальная программа меняет методологию власти, восходящую к революционным истокам и основанную на построении антагонистических противоречий, предлагая взамен дифференцированное многоуровневое единство, в котором различие является нормой, не угрожающей целостности. «Государство как фактор риска, как антипод системности, замыкающее напрямую на себя миллионы люмпенизированных «борцов за справедливость», чтобы рано или поздно захлебнуться в их скрытой или явной оппозиционности, - освободит место правому «имперскому» государству, которое выступает системой систем и синонимом силы». Индивида, культивированием страдательности и угнетённости которого занимаются другие, национальная программа «включает в систему власти, ставит ему задачи и предъявляет требования, освященные высшими ценностями». Так стабильнее.
3. Националистическая программа учреждения открыто-закрытого единства правящего слоя на социально-этнической основе. Государство бедных и угнетённых, в качестве каковых воспринимаются современные русские (кто не бедный и не угнетённый, тот не удовлетворяет ключевому «национальному» критерию). С учетом того, что интегрирующий элемент получает преобладание, объединившиеся по этому признаку вряд ли будут исторически успешны. Они уже на предыдущей стадии не хотят ими быть, но им, правда, важно уверить себя в обратном. Кто был ничем, вознамерился, подобно предшественникам, захотеть стать всем, но, так как из ничего ничего не получается, не повезёт и на этот раз.
В рамках рассматриваемой идеологической схемы «русское государство» оценивается потребительски как источник благ, обязанных пролиться на головы сирых и убогих. Концепция впадает в социализм и навевает воспоминания об утопическом советском постреволюционном обществе, в котором любой трудящийся считался товарищем и братом любому трудящемуся (чем всё это завершилось, известно). Предполагается наделить страдальческую «русскость» той же функцией обеспечения социальной солидарности и, в дальнейшем, приводного ремня государственной машины. Государственная машина, действительно, очень любит «юзать» страждущих. Катится по их страдательности как по маслу. Но по ходу дела алчущие утешения скромными мирскими благами сталкиваются с пренеприятнейшим сюрпризом: почему-то всё так хорошо начиналось - а заканчивается как в анекдоте о дефиците песка в Сахаре после установления там социализма. Хотели малого, но даже этого не получили. Куда всё подевалось? Высыпалось в дырку в голове.
Националистическая программа игнорирует тот факт, что всюду в Европе хорошо организованное государство, сакрализованное в рамках религиозно-имперских, универсалистских и унифицирующих доктрин (таких, как католицизм или протестантизм), предшествовало националистической мифологии и фактически играло роль её родоначальника. Не «власть есть функция целого», но целое есть функция власти. Идея власти - деперсонифицированная, расширяющая своё сообщество, вовлекающая в себя и мобилизующая - воплощается как целое, которое интегрирует и, следовательно, ограничивает. Обратный тезис, постановляющий, что некое данное целое (например, культурно-этнической природы) служит источником идеи власти, уводит на ложные пути. Власть не извлекается из этничности. Современное понимание «этноса» («нация»), напротив, извлекается из идеи власти высокого уровня. Этничность же, как показывает практика, если и источник, то - соплей, слёз, в лучшем случае бандитизма. Но не власти.
Социальное целое, которое встречается в теории суверенитета и получает название «национального», создаётся самосознающей, самоутверждающейся, растущей, накапливающейся силой, то есть элитой (в её отличии от полубессознательного «потребительского большинства», каковому свойственно расточать и тратить). Целое определяется властью как определяющий контур её самоутверждения в применении, её роста и накопления в действии, её рефлексирующего возвращения к себе и в себя из проявления (возвращения, в котором она каждый раз больше, чем до проявления и акта рефлексии). Целое возникает тогда, когда сила не расточается, осуществляясь в множестве частных случаев, но, собирая себя из них, возвращается к себе и, поднимаясь над собой в пространстве своей идеи, становится силой над силой, стремится к увеличению мощи, к себя преодолевающему самоутверждению, к росту. Тогда рождаются национальные границы и империалистическая парадигма преодоления границ одновременно: одно немыслимо без другого. Идеология накопления власти предшествует идеологии накопления капитала и служит её предпосылкой (ведь капитал - частный случай власти).
Итак, сначала элита, совокупность людей, которых отличает правый способ самоидентификации, а затем концепция целого и связанная с ней теория суверенитета. Элита представляет целое, потому что представляет Власть (уровня и сакральности достаточных, чтобы быть способной создавать целое), но обратное утверждение: элита представляет власть, потому что представляет откуда-то взявшееся целое - следует отклонить как неверное.
4. Программа ликвидации проблемного пункта повестки как такового - изборский план радикальной лоботомии, т. е. тотальной бюрократизации: замены несостоявшейся элиты аппаратом, под слоганом: «само всё меняется к худшему, но из-под толстой сучковатой палки авось заработает». Государство слабых. Палка скоро выпадет из рук, потому что в стране, где всё происходит из-под палки, держать палку становится некому.
5. Политтехнологический проект вялотекущей лоботомии («по кусочкам»). Замысел пресечь брожение, усилив контроль над «элитой» и «народом», по прежнему не воспринимая их всерьез, рассматривая в качестве выхолощенного объекта манипуляций. Основная идея - занять «этот сброд» участием в разнообразных ролевых играх (чей реестр был недавно пародийно упорядочен Кириллом Роговым); так сказать, укрепить демобилизацию дебилизацией. Это своеобразное идеологическое рококо. Эклектичная клубная «самодеятельность», если использовать старую советскую аналогию, в стиле клуба, куда надо вовлечь туповатую сельскую молодежь, чтобы не бузила. Классический образ местного бузуна, остепенившегося до роли штатного клубного массовика - персонаж по имени Андрей Исаев.
Продолжение 1, Продолжение 2