Флейтист Манилов 2
Начало тут Флейтист Манилов 1
***
На работу нас не брали. Ночлега не давали. В комсомольских массах возникло три гениальных идеи. Ехать в Бургас к советскому консулу и требовать нашего немедленного трудоустройства. Ехать в консульство и требовать немедленной отправки домой. Ехать в Софию к посольству США и устраивать сидячую демонстрацию под его окнами. Пусть, дескать, наша власть устыдится. Все три идеи не прошли.
- А при чем тут консул? Не он же договор прощелкал! - заметил Фогель.
- Какая отправка, если у всех полны руки кипятильников? - громыхнул котлами Мешко.
- Кто за посольство США - поднимите руки. Я вас от позору лучше тут придушу - пообещал я.
- А я подстрахую… - добавил тщедушный комиссар - кандидат в члены КПСС. - Если у него на женщин руки не поднимутся.
- У-у-у! Кр-ровавый блок коммунистов и беспартийных! - три часа спустя подначивал меня и комиссара Фогель.
- Сатрапы - опричники! - подхохатывал Мешко, набравшийся умных слов от тощих горожанок.
Я обоих дружески послал и уперся на пляж со спокойным сердцем - проблема разрешилась. Пока экзальтированные комсомолки метали громы и молнии в меня и комиссара, чудеса дипломатии продемонстрировал командир. Он торговался с болгарами и продавил компромисс.
Нас - всех 25 человек, не разделяя на «эм» и «жэ» - заселили в огромный барак на полсотни панцирных коек. Вперемешку с нами обитали такие же студенты и студентки из Венгрии и Германии. За кров мы должны были ежедневно выставлять в прачечную шесть работников. На всех дела не нашлось, но это выходило к лучшему.
- Стандартную восьмичасовую смену делим на две по четыре. - излагал командир. - В смене - шесть человек. Каждому придется работать по 4 часа и аж через день. Платят два лева. Обед при прачечной - 70-80 стотинок. Ничего не заработаем, но с голоду не умрем.
Работа оказалась несложной. На огромные безостановочно вращающиеся валы сушильной машины один человек набрасывал простыни, пододеяльники и полотенца. С другой стороны барабана двое снимали исходящее паром белье и аккуратно складывали. Две тройки - две сушилки. Простая арифметика.
Я записался на утренние смены - с восьми до двенадцати. Со мной в звено встали еще два жаворонка - станичник Мешко и непьющий женатик - комиссар. Более того, мы с Мешко - единственные из всего отряда - работали ежедневно.
Миша выходил вместо своей худой зазнобы, которой цвет лица не позволял вставать к восьми.
Я работал за… Фогеля.
- Кр-ровавый блок, есть предложение. Плачу вторую зарплату за каждую смену, если ты выходишь вместо меня.
- Херов тебе в панамку. Работаем за жилье, а за койку пять левов в сутки берут. Хочешь, чтоб я тебя подменял - платишь за смену не два лева, а десять.
- Кр-ровавый блок, ты факультетом не ошибся? Тебе нужно было в экономисты идти, - болтал Фогель, отсчитывая двадцать левов за две смены вперед.
После смен я торчал на пляже или катался в Бургас за книгами. Там в лавках пылилось множество русских изданий. Да каких! Цветаева, Ахматова, Бродский. Саша Черный, Теффи, Аверченко. Платонов и Замятин. Булгаков. Альманахи «Весть» (с ерофеевскими «Москва - Петушки») и «Метрополь». Бредбери и Шекли, Ефремов и Беляев, рассказы По и Конандойля. Сборник фантастики «Желтая стрела» и лондоновские «Смок и Малыш», «Зов предков», «Смирительная рубашка».
Мой рюкзак постепенно наполнялся. Прачечных и фогелевских доходов не хватало. К концу первой недели я обменял 80 рублей из припрятанной в поясе сотни на сорок левов. Как везде в соцлагере рыночный курс заметно отличался от официального. Когда я высчитывал на какие книги мне не хватает, это печалило. Зато когда поволок библиотеку домой - благословил скудность обменного курса.
- Эти часы - противоударные, не боятся воды, а точность хода - как у хронометра. И автоподзавод.
- Механика? Прошлый век! У меня электроника. Мейд ин Джапан. Функция будильника. 24 мелодии. Акваизолированный корпус! Сто левов!
Мешко потрясал свежеприобретенной «Сейкой» перед носом Фогеля, бахвалящегося своими (возможно швейцарскими) с автоподзаводом. Эра мобильников еще не наступила. Мужчина без часов ощущал себя голым. Мы сидели на пляже, прячась под грибком от двухчасового солнца. Коммерсанты никак не могли определить, у кого котлы круче. В качестве последнего аргумента Мешко закопал «Сейку» в песок и теперь показывал, что ей и это нипочем.
- Да что твоя «Сейка»? - не выдержал я. - Смотри! Спорим, ТАК не сможешь?
Сняв с запястья ремешок со старенькой, отстающей на пять минут в сутки «Ракетой», я метнул часы в море.
- Легко! - станичный богатырь послал вослед чудо японской электроники.
…От земли он оторвался, когда часы еще не коснулись воды.
Но было поздно.
Размахнулся Миша широко, пляж в том месте заглублялся не по-анапски резко. Зайдя в море по шею, Мешко пытался нащупать часы ногами. Потом принялся нырять за ними в перебаламученную воду. Минут пятнадцать полюбовавшись на прекрасного ныряльщика, мы с Фогелем разошлись. Он - зарабатывать. Я - познавать мир. На пожелания успеха Миша ответил взглядом умирающей русалки.
А лежал мой путь далек… Я услыхал, что на другом конце Слынчева Бряга есть нудистский пляж. Вы понимаете, что это значило для семнадцатилетнего сына страны советов? Я пошел. Как Ломоносов. За знанием.
Надо сказать, кое-что в Болгарии я уже повидал. Во-первых, здесь половина девушек загорала топлесс. Оттого я много времени проводил на пляже, но при этом мало читал. Во-вторых, вскоре топлесс стали загорать и наши барышни. Это сразило наповал. Комсомолки - и такая порочность!
Первыми избавились от лифчиков тощие юристки - поклонницы Мешко. Это было чистейшей воды актуальное искусство. С одной стороны - смотреть не на что. С другой - насколько смелый жест!
Пару дней мужская часть стройотряда на пляже резалась в карты поближе к дерзким юристкам. Потом лифчики сбросили сдобные певуньи - экономистки, изначально группировавшиеся около Фогеля.
Тут уж от избытка женственности взволновалось даже море. А мужчины то и дело кидались в волны, чтобы поостыть.
Забавно смотрелось. Барышни, колыхая персями, лениво играют в подкидного. Их спутники каждые пять минут бегут топиться. Вместо слабонервных соотечественников пышных красоток окружают загорелые болгары.
Финал оказался неожиданным. На пятый день все фогелевские певуньи ушли с белозубыми аборигенами на дискотеку до утра. Тощие юристки остались в бараке уныло плясать под кассетник со скучными женатиками и прочими неприметными соотечественниками. А что им еще оставалось?
Приметный Мешко был рядом, но принципиально не танцевал. Умопомрачительный Фогель танцевал, но со второго дня - с англоговорящей венгеркой, а потом переключился на еще более крутобёдрую болгарку. Кстати, именно болгарка, остававшаяся ночевать в бараке с Фогелем, и послужила истиной причиной пляжного разоблачения сдобных экономисток. Внимания Фогеля им этот перфоманс не вернул, зато привлек обаятельных аборигенов.
Короче, жизнь кипела. И только я, кохая гордыню, вечерами терзал на пляже флейту. Иногда мне подносили стаканчик кислого вина. Иногда кидали в кепку какую-то незначительную мелочь. И я думал, что если бы сразу не растратился на книги, мог бы сейчас пригласить девушек в кафе… Сквозь вздохи флейты все явственнее проступало патриотичное «хороша страна Болгария, а Россия лучше всех».
…Прогулка к нудистам удовольствия мне не принесла. Полтора часа брести по песчаному пляжу, мечтая о залежах венер и апполонов. Копить решимость раздеться донага, встать вровень со смелыми и прекрасными поклонниками естественности. Почти уговорить себя и… увидать скопище голых восьмидесятилетних стариков и старух. Или раздутых от жира. Или сморщенных, как чернослив.
Раздеваться я не стал. Развернулся и пошагал обратно.
Когда вышел на наш пляж - увидел замерзшего до синевы Мешко. Он все искал свою «Сейку».
В барак Миша вернулся часам к восьми. Обгоревший. Простывший. Но с часами на мощном запястье. Показав юристкам, что «Сейка» ходит исправно, богатырь послал поклонниц за йогуртом - мазать спину.
У Миши - и без того человека властного - стали проявляться замашки босса. Этому способствовал материальный достаток. Побегав по рынкам и ресторанчикам Бургаса со своими котлами, он в итоге пристроил оба набора. Один - целиком - в харчевню за 300 левов. Второй распродал частями по 35 - 40 левов за чугунок. На круг вышло больше 600 левов на 50 вложенных рублей. Такой доходности в студотряде не имел никто. Фотоаппараты приносили в лучшем случае две цены. Кипятильники - три. И то - продать их удавалось не всем. В конце концов - в Бургасе и Слынчевом Бряге было не так уж мало русских, с подобными товарными наборами. А вот с казанами - только Мешко. Миша закупил уже джинсы на всю свою семью, включая новообретенную худую зазнобу, и жалел только об одном, что не взял еще пару чугунных наборов.
Успешнее Миши дела шли только у Фогеля. Каждый вечер часов в шесть он брал свой рыжий чемодан, гитару и выходил на пешеходный бульвар в центре курорта. Музыкантов там было немало. Но с таким тенором, разговорным английским и репертуаром из Битлов, Роллингов, Криденс и Пресли - только он. На хиппанские хиты стягивались бундесы и бритиши. Итальянцы пускались в пляс. В футляр кидали щедро. Часто - дойчмарки и лиры. Марки и баксы Андрей менял на купюры покрупней. Остальное превращал в джинсы, скупая по две пары всех ходовых размеров.
- Прикинь, он только на песнях левов сто за вечер поднимает. Причем в основном - валютой. - удивлялся Мешко - Сам говорил. А ведь еще и продажи…
К четвертому дню Фогель (без отрыва от музицирования) распродал слушателям практически все свои товарные запасы и стал брать под реализацию оптику товарищей. За труды назначал себе десять процентов от запрошенной цены. И все, что накручивал сверху. Это было настолько дерзко, что никто даже не возмущался.
…На седьмой день болгарской эпопеи я допоздна отмечал свое восемнадцатилетие. На пляже. С флейтой, спиртом и какими-то немчиками, набросавшие мне напоследок в кепку почти тридцать левов - все, что выгребли из карманов. Скорей всего - поняли мой немецкий. Я, припоминаю, говорил про «гебурцтаг». Но тогда мне с пьяных глаз показалось, что они оценили мой уровень игры на флейте. И то - ведь (почти не сфальшивив!) раз десять исполнил им «немало я стран перевидал, шагая с винтовкой в руке!..»
…Я шел барак с твердым намерением завтра вечером выйти с флейтой на бульвар и попытать счастья рядом с Фогелем.
В бараке никто не спал.
Нас выселяли.
Могучий Мешко буквально час назад вышвырнул отсюда коменданта лагеря и каких-то его помощников. Навешал оплеух, назвал фашистами. Полицию не вызвали, потому что фогелевская болгарка оказалось коменданту сестрой. По ее же просьбе нас оставили до утра.
Мои мечты опять обернулись маниловщиной.
Продолжение - здесь Флейтист Манилов 3
Другие истории из серии «Инструменты» здесь:
Каникулы!
Партизанская балалайка 1
Губная гармошка и отсутствующий рояль 1