Губная гармошка и отсутствующий рояль 2
Начало здесь: Губная гармошка и отсутствующий рояль 1
***Грозный Зингер казался мне - вчерашнему студенту - глубоким стариком. Ему было тридцать девять. Сейчас мне на год больше. Боюсь, нынешним двадцатичетырехлетним я кажусь таким же угрюмым танком, каким чудился мне комполка. Впрочем, у того что не день, находились поводы для шевеления усами и отработки тяжелого взгляда.
…Дисциплина в части не хромала на обе ноги только из-за отсутствия ног. За пять лет существования оперативный полк не воевал 241 день. То есть, полк как бы не воевал. Но от половины, до двух третей личного состава постоянно находилось на том или ином выезде. В самом полку оставались только бойцы последнего призыва. Они заступали в наряды через сутки и ждали отправки на боевые. Дембелей предпочитали увольнять прямо из «района» - чтобы в часть они возвращались только за документами и не успевали бузить.
С офицерами было сложнее. После штурма Грозного во всех батальонах образовались дыры. На бумаге уже к февралю 1995 -го штаты залатали спешно призванными «пиджаками» - вчерашними студентами военных кафедр. В июле появились и свежеиспеченные летёхи из училищ. В реальности прорехи остались.
Одни офицеры, числясь в штате, залечивали раны. Другие решили проститься со службой, ставшей вдруг чересчур военной. Эти, оставаясь в списках, в части не появлялись, хлопоча об отставке или переводе. Реальный некомплект командиров взводного - ротного звена (даже если считать «пиджаков» полноценными командирами) достигал трети.
Это значит все «живые» - или на выезде, или в наряде, или только сменились и отдыхают. А отдыхают - понимай - пьют. Потому что зарплаты мизерные и те с трехмесячной задержкой. Общаги на всех не хватает. Холостые лейтенанты и контрактники живут прямо в казармах и достают комполка рапортами. Хотят «в район», где платят «президентские» в три оклада. И плевать мужикам, что оттуда регулярно везут «двухсотых».
Брошенная страной армия держалась лишь на накрепко вколоченной училищами в курсантов привычке подчиняться старшим по званию. Все кадровые вояки (кто уцелел и не сбежал) тянули лямку. Стойко переносили тяготы армейской службы. Да, срываясь в запои и матерно честя верха. Тем не менее, получив приказ - исполняли. И бледнели, если полковник Зингер объявлял выговор. Выговор не орден - зря не дадут.
Вот «пиджаки» выговоров не боялись. Они по-солдатски считали дни до дембеля, зачеркивая их в календариках, и коряво шутили над отсутствием у полка боевого знамени. (Знамени действительно не было. Часть сформировали после развала Союза. Советскую символику уже отменили, а российскую еще не приняли. Вот и воевал полк без символа чести и доблести.)
И все же, глядя на кадровых, «пиджаки» подтягивались и пытались хоть как-то соответствовать. Один двухгодичник из второго батальона за лихость даже заработал прозвище «краповый пиджак». Сам Зингер признавал - «двухгодичники» и ответственней, и дисциплинированней кадровых офицеров. Одно плохо - не кадровые.
Это добавляло тягот армейской службе полковника Петра Зингера.
…Заглянув в дежурку заполночь, Петр Петрович выпивал кружку сладкого и крепкого чая. Минут двадцать молча слушал наши импровизации. Поправлял усы:
- Только службу тут не забывайте, оркестранты…
И уходил спать.
Общага, в которой две комнаты на пятом этаже занимал командир полка с семьей, стояла прямо за забором части. Окнами смотрела точнёхонько на полковой плац. На нем ежедневно перед отбоем пятнадцать рот и батарей проводили положенную по уставу прогулку.
Армейская прогулка - если кто не знает - это двадцать минут маршировки с песней.
У каждой роты песня своя. Время совпадает. Плац один на всех. Что это значит? Это значит ежевечерне у тебя под окнами топочут сапожищами 500 - 600 человек (примерно по взводу от каждой роты - остальные перманентно на выезде). Топочут и горланят разом пятнадцать песен. Причем - стараясь перекричать и перетопать друг друга.
Зато при отсутствии какой-либо песни в полковой полифонии, комполка знал - кто из офицеров не вывел роту на прогулку. И делал выводы.
А пели полковнику разное.
От «У солдата выходной» и «Солдаты в путь» до «Артиллеристы, Сталин дал приказ». За право исполнения последнего хита однажды чуть не подрались сержанты зенитного дивизиона со старослужащими противотанковой батареи.
Группа спецназначения маршировала и бегала под дикое «Оооо-О! О! О! О! Оооо-О! О! О! О!..».
Жуликоватые «маслопупы» из ремроты сделали строевой лирическое: «Стюар - десса пои-мени Жанна!» Не знаю, как передать этот ритм на письме: «Я идУ-У-У И сердце плыВЁТ! И все блИ-И-ИЖЕ НАШ самоЛЁТ» Представьте, что на выделенное жирным приходится особо четкий удар полусотни сапогов.
Наша рота всегда выводила «Варяга». С помощью него я выиграл у Измирского пари. Игорь жалел, что в России не маршируют под джаз. Я пообещал показать класс и подгадал к ближайшему строевому смотру.
Тогда в роте была проблема с запевалой. Лучший голос призыва - обладающий звонким тенором огроменный рядовой Кожура катастрофически не попадал в ритм. Он заводил песню со слабой доли и сбивал строй. Едва бойцы подлаживались под запевалу - опять синкопировал ритм. Бойцы снова сбивались. Но у меня был козырь - младший сержант Ичеджиев, когда-то в техникуме игравший на ударных.
За вечер я приучил роту маршировать под барабан. За следующий вечер - машировать под барабан, не отвлекаясь на пение Кожуры. На третий вечер нашелся десяток деревенских хрипунов, способных вторить запевале, при этом не сбиваясь с ноги.
На смотре рота прошла, печатая шаг на слабые доли, словно негры в церкви. Звонкий голос Кожуры раскачивал воздух. Оркестранты боролись с желанием танцевать. Полковник Зингер побагровел.
После Петр Петрович прокаркал мне, что «строевой смотр - не дежурка», и «отставить шуточки». На следующем смотре заинструктированный Кожура молчал, а запевал вр.и.о. командира роты старший лейтенант Касавченко. Но на вечерних прогулках лелеющая собственную уникальность рота маршировала под джаз еще полгода - до отъезда Кожуры «в район». А Измирский, услыхав джаз на родном плацу, пообещал мне сюрприз.
В очередной понедельник на полковом разводе я, оставшись за ротного, выводил бойцов на прохождение торжественным маршем.
Кося глазом на личный состав, перекрывая оркестр удалым «РРРРотАААА!..» я вдруг… утонул в пронзительных трубах.
Это Измирский махнул палочкой и вместо привычного «Встречного марша» взвилось «Прощание славянки».
С тех пор (если по каким - либо причинам на разводе роту вел я) под мое «Смирно!» Измирский вступал «Прощанием». Отчего-то мне к горлу тут же подкатывал комок, делавший особенно хриплой команду «Вольно».
А вообще - полковой дирижер так шутил. В ту пору «Прощание Славянки» я никак не мог подобрать на губной гармошке. И Измирский, дразня считающего дни до дембеля «пиджака», глумливо напевал:
«…В жо-пу клю-нул жареный петух!
Остаюсь на сверхсрочную службу я
Надоела гражданская жизнь…»
А окончание, в котором я расскажу, почему же рояль отсутствует - здесь:
Губная гармошка и отсутствующий рояль 3 .
Другие истории из серии «Инструменты» здесь:
Каникулы!
Партизанская балалайка 1