Дневник читателя. Г. Флобер "Воспитание чувств"
Роман Флобера построен по той же схеме, что и более близкие нам по времени «Мечтатели» Г. Адера (по ним снят известный фильм Б. Бертолуччи, который не кажется мне удачным) и «Прощай, Берлин» К. Ишервуда, положенной в основу «Кабаре» Б. Фосса.
От «Кабаре» здесь история любви, показанная на фоне Большой Истории государственного переворота, который главные персонажи демонстративно не замечают, пока «революционная ситуация» не вмешивается в их чувственный расклад.
От «Мечтателей» здесь стремление укрыться от исторических потрясений в спальне или в будуаре: столкнувшись с военными действиями на парижских улицах, главный герой книги Фредерик бежит со своей любовницей Капитаншей в провинцию, где они и переживают пик своего романа.
И хотя «Воспитание чувств» предшествовало, а не наследовало этим текстам, структурно подготовив, кина по нему ещё не сняли - по самым разным причинам, хотя в книге этой есть важное свойство, позволяющее ей стать вполне изящным сценарием: внутренне она вполне статична.
Хотя, конечно, в ходе многочисленных пертурбаций и приключений, Фредерик много чего узнаёт о себе (а мы о нём; новости эти особенно плотно накапливаются в конце книги) прохладный техницизм, положенный в основу текста, не теплеет ни на долю градуса - все ситуации, в которые попадают герои, нужны Флоберу как способ применения стилистических навыков.
Тут важно вспомнить слова Мандельштама о том, что «Госпожа Бовари» как бы составлена из японских пятистиший, из-за чего каждый новый абзац Флобер начинает как бы заново: пар выпускается и эмоциональный фон возвращается в исходную точку.
Но стилистические красоты (особенно ритмические и фонетические) теряются даже при самом конгениальном переводе примерно так же, как при экранизации, из-за чего русскому читателю, в основном, достаётся «обыкновенная история», лишённая крайностей.
Несмотря на радикализм декораций (всё-таки, государственный переворот), Фредерик и его мадам хотя и боятся неукротимой стихии, но пугаются-то не так, чтобы сильно.
Ну, то есть, убегают, конечно, но, во-первых, ненадолго, во-вторых, недалеко, в-третьих, постоянно возвращаясь для выполнения каких-то мелких и необязательных дел.
Более того, если бы не трусость (точнее, малодушие, для Флобера принципиальное в главном герое) Фредерика, он вполне мог бы, как и его ближайшие товарищи, участвовать в уличных схватках - ведь охваченный жаждой карьеры, он же пытается использовать революционную ситуацию чтобы куда-то там выдвинуться, но не встречает понимания - кандидатуру его осмеивают…
Осмеивают, но не уничтожают: в «Культуре и взрыве» Лотман пишет о том, что тринарная система восприятия действительности, распространённая в Европе, в отличие от бинарной, чёрно-белой Российской, даже при самом радикальном сломе не задействует все культурные и социальные слои.
Мысль эта настолько важна для Лотмана, что он повторяет её в своей небольшой по объёму книжке несколько раз:
«Даже такие попытки абсолютного переустройства всего жизненного пространства, как религиозно-социальная утопия Кромвеля или врыв якобинской диктатуры, по сути дела, охватывали лишь ограниченные сферы жизни. Ещё Карамзин отметил, что в то время как в национальном собрании и театре кипят страсти, Парижская улица в районе Пале-Ройяля живёт весёлой и далёкой от политики жизнью…» (стр. 268)
Если по Жирмунскому, «Воспитание чувств» - попытка построить «классическое» (в отличие от «романтического», то есть, сугубо субъективного), объективистское произведение; отсюда его внутренняя статика и стилистический лёд.
Динамика создаётся за счёт внешних порывов - так, скажем, долгое время Флобер даёт мир вокруг глазами только одного Федерика и лишь примерно с половины книги, ты начинаешь замечать робкие и необязательные (лишённые системы) попытки проникновения внутрь других персонажей, из-за чего ощущение мира и его «движимого имущества» значительно расширяется.
Хотя, повторюсь, поначалу, читатель входит в однобокую систему повествования, в которой мотивации «других» сокрыты.
Другой внешний способ движения, заложенный автором и отыгранный текстом на всех парусах, это чистая суггестия, возникающая из-за умолчаний.
Флобер экономит на объяснении или даже описании реалий, понятных его современникам, из-за чего многие персонажи и события, в которых они участвуют, лишаются масштаба и подлинности смысла.
Мотивации и причинно-следственные связи начинают не то, чтобы провисать, но искрить недопониманием, из-за чего статика авторского монумента обволакивается читательскими метаниями, согревающими не только главную романную пружину, но и её боковые улочки.
Я не зря начал с упоминания фильмов - «Воспитание чувств» одновременно походит на очень много чего, но, главное, оно оказывается весьма чётко встроено в эволюцию французской литературы, оказываясь вполне чётко вписанным звеном, связующим Бальзака с Прустом.
От первого здесь описание социальных механизмов, многослойная карта парижского (и даже шире - французского) общества, от второго - детальное описание салонов и многофигурных компаний, со всей их запутанной и неочевидной подспудной географией.
Правда, у Пруста все эти умозрительные шестерёнки с их постоянным кружением друг вокруг друга расписаны с большим тщанием и дотошностью; как и у Бользака социальная физиология показана с большим правдоподобием.
Всё-таки, и Бальзака и Пруста интересовали социальные и психологические проблемы, а не одно только письмо, ради письма, способное привести приверженцев чистого искусства в знаменателе к полной отчуждённости от того, что описывается.
Со всеми, разумеется, вытекающими (букашки под лупой etc).
Перевод А. Фёдорова