Об актёрах, святых и английских шпионах... и немного о Крапивине

[palaman]

Расписаны были кулисы пестро,
Я так декламировал страстно.
И мантии блеск, и на шляпе перо,
И чувства - всё было прекрасно.

Но вот, хоть уж сбросил я это тряпьё,
Хоть нет театрального хламу,
Доселе болит ещё сердце моё,
Как будто играю я драму!

И что я поддельною болью считал,
То боль оказалась живая, -
О, Боже! Я, раненый насмерть, играл,
Воителя смерть представляя!
(Гейне)

Шпион и актёр -- очень близкие и в то же время диаметрально противоположные профессии. Актер живёт обычной жизнью постоянно, и лишь на сцене временно преображается в другую личность. Шпион живет на своей сцене постоянно, ежеминутно -- и лишь в редкие моменты позволяет себе быть самим собой.
Та и другая профессии наполнены своеобразной мистикой. Я уже пытался говорить об этой мистике в заметке Бюро легенд или Сказки о Силе, посвященной великолепному французскому фильму, в котором актер сыграл шпиона, который лишь изображает шпиона, а на самом деле сделался тем, кого он первоначально лишь изображал по долгу службы.

Я снова вспомнил эту историю, размышляя об сходстве и различии между искусством и мистерией ( Проделки муз). Искусство по сути и является мистерией, которая отличается от религиозной мистерии лишь тем, что ограничивает слушателя/читателя/зрителя ролью пассивного свидетеля, в то время как полноценная мистерия предоставляет ему более широкий выбор ролей. Таково отличие между искусством и мистерией, и это важное отличие. Потому что грань между ролью и личностью крайне условна и зыбка (см. заметку Иисус Христос: личность и маска).

У Курта Воннегута есть интересный роман на эту тему (Мать тьмА), где хладнокровно и с бесподобным висельным юмором излагается вымышленная автобиография Говарда У. Кэмпбелла-младшего, который сидит в израильской тюрьме в ожидании суда за военные преступления. Будучи американским агентом в Германии во время Второй мировой войны, Кэмпбелл вёл передачи на радио, активно пропагандируя нацистскую идеологию на английском языке. И только три человека в мире, не считая его самого, знали, что в этих передачах закодированы сообщения для американской разведки. Фишка романа в том, что подводя итог своей жизни, Кэмпбел приходит к выводу, что вред, который он нанёс, играя свою роль, был неизмеримо больше той пользы, которую он принёс как разведчик. Очевидно, такого же мнения и власти Соединённых Штатов: они официально отрицают, что Кэмпбел когда-либо имел отношение к государственным службам.

Маска шпиона стала личностью, а его личность сделалась никому не нужной маской, которую просто выбросили на помойку. Самое интересное, что она сделалась отвратительной и ему самому.

Именно так и работает мистерия: вначале человек лишь внешне играет роль, а затем на него сходит дух этой роли. И тогда совершается таинство, суть которого приоткрыл гениальный Станиславский: сначала он сам изображает Фамусова на сцене, а затем уже это Фамусов изображает Станиславского в обыденной жизни, сойдя со сцены. Психологическую механику мистерии актерского искусства я подробно расписал вот в этом тексте. Замечу мимоходом, что метод Станиславского - страшная вещь для собственной идентичности. Потому актёры порою и спиваются, и чем актёр талантливее, тем тяжелее ему справляться со множеством личностей внутри Ведь "множество личностей внутри" это и есть духи. История актерского ремесла начинается с языческой мистерии - и сохраняет с нею самую живую связь.

Личина прирастает к лицу и становится личностью -- так работает полноценная мистерия. И подобное преображение невозможно без содействия духа/музы, составляющего суть как актёрского, так и шпионского вдохновения.

Но точно так же работает и религиозная мистерия. Кстати, я на днях размышлял о тайне человеческих жертвоприношений, и особенно детских. И вот что мне подумалось.

Древний город -- не город, каким мы его знаем сегодня, но полис. Город-государство, все граждане которого образуют очень плотную социальную общность -- с учетом эпохи, СЕКТУ. Но если так, что нет ничего невероятного в предположении, что они ВСЕХ своих детей приносили в жертву богу.
Приносили, естественно, символически. Посвящая их тем самым своему богу. Романтика этого посвящения должна быть понятна тем, кто видел "Игру престолов": "Что мертво, умереть не может". Ребенок должен был осознавать себя "умершим для мира" ради своего бога. Он продолжал жить на земле лишь временно -- до тех пор, пока бог не призовет его к себе. А пока же -- пока здесь на земле он ощущал себя вассалом своего бога, то есть сверхчеловеком. Что давало ему особые, нечеловеческие права и возможности. Собственно, принесённый в жертву божеству ребёнок становился уже не совсем человеком... Ценой же за это сверхчеловеческое могущество горожан были те немногие дети, которых всё-таки убивали во время посвящения. Скорее всего, их избирал жребий.
И ещё. Детей можно обещать богу с самого момента зачатия, если сам секс превратить в мистерию, посвященную данному божеству. Не знаю, как у древних людей, но этот ход мысли мне лично кажется очень естественным. И расчет родителей понятен. Во-первых, сексуальная мистерия это интересно. Во-вторых, есть большая вероятность, что бог не заберет твоего ребенка сразу, а наоборот, будет о нём заботиться как о своей уже собственности. Ну, а уж если жребий пал --

Логика этой мистерии с точки зрения современной психологии должна быть очень хорошо понятна. Проходя сквозь мистерию, изображающую смерть, человек глубоко переживает её, особенно если есть хотя бы малейшая вероятность, что в ходе мистерии он будет действительно убит. Аффект этого переживания облегчает эффект прирастания "маски" и особенно в том случае, когда речь идёт о ребёнке, личность которого только складывается, у которого ещё нет ясной грани между маской и личностью. Именно поэтому дети так легко надевают и меняют маски и так самозабвенно играют. К тому же и в приносить ребёнка в жертву просто-напросто дешевле, чем вначале много лет выращивать, воспритывать его -- а потом вдруг класть под нож.

Размышляя в этом направлении, можно много нового понять о пионерии, о скаутах, о гитлер-югенде и даже о невинной на первый взгляд детской романтике... о Крапивине...

Кстати, о Крапивине.

1 сентября в Екатеринбурге на 82-году жизни скончался Владислав Крапивин, имхо, величайший из русских детских писателей, автор изящной сказки "Летчик для особых поручений", которая и сегодня кажется мне едва ли не идеальным произведением детской литературы.
Кто не читал этот текст -- самое время познакомиться. "Летчик" -- короткая повесть, идеальная по композиции. Кроме неё безусловно рекомендую "Клипер Кречет" и "Чоки-чок, или Рыцарь прозрачного кота", вещи более объёмные и не уступающие "Летчику" по содержанию.
Я имел честь общаться с этим несомненно гениальным писателем лично. Кто читал мою повесть "Король и Каролинка", (которую можно считать художественной иллюстрацией к данной заметке!) -- Крапивин является прообразом Дедушки главного героя -- Славки, да и самого Славку я назвал тоже в честь Крапивина.
В России не принято прославлять писателей при жизни. Великих называют у нас великими лишь после их смерти. Понятно, откуда идёт эта привычка: это извращенное православие. Великий писатель вписывается в изначальную культурную матрицу русского человека по категории "святой" или "пророк", а святых не славят при жизни, чтобы их "не испортить". И если в отношении святого такое поведение действительно разумно, то в отношении писателя это чистой воды предрассудок, выражение суеверного страха...

Возвращаясь к теме детских жертвоприношений, процитирую один из самых грустных эпизодов в творчестве Крапивина:

Гелька отчаянно посмотрел вверх. Над каменным краем Моста полыхнуло голубоватое пламя. Звука не было. Как при взрыве руды на Луне, где нет атмосферы. Камни сильно тряхнуло, и Гелька вцепился в скобу из самых яростных сил. В светлом небе взвился и скрутился чёрными спиралями лопнувший рельс.

«А ты молодец, Гелька! Ты сумел! Даже Юрка скажет, что молодец… А теперь вниз!»

Вниз - не вверх. Это быстро, сейчас… И ноги уже не гудят, послушные стали. И руки не болят. Только рубашка мешает: выбилась из-под ремешка и цепляется за острые уголки и края скоб. Вот опять! Ух ты, вреднюга! Гелька рванул её… Нет, нельзя рвать. Зацепится карман, а в нём ящерка, она может потеряться…

Может быть, именно это задержало Гельку. А может быть, ему не хватило тех же двух клочков времени, которых не хватило Янке. Скоба растворилась в Гелькиных пальцах. И под ногами исчезла опора. И не стало перед глазами тёмных камней. Гельку охватила громадная пустота, и эта пустота стремительно засвистела в ушах, когда он понёсся к земле.
Гелька не испугался. То есть он испугался самого падения, от которого ожгло сердце. Но он не думал, что разобьётся.
«Я полечу! - сказал он себе. - Я ветерок! Сейчас…»
Он раскинул руки, и упругий воздух ударил ему в ладони. Гельке показалось даже, что падение стало медленней.
«Я полечу! Надо только сказать слова!»
Надо было прошептать короткое заклинание, которое написано на Башне Ветров в далёком и сказочном городе.
«Сейчас… Я…»
Он вдруг понял, что не помнит этих слов. Совсем не помнит! Вместо них в свистящем воздухе словно кто-то прошептал другие слова:
Ясной ночью осенней
Улечу из гнезда.
На будёновке серой -
Голубая звезда…
Свист нарастал, встречный воздух рвал волосы и рубашку.
«Сейчас! Сейчас… Ясной ночью осенней улечу из гнезда!.. Ясной ночью осенней… Яс… Янка…»

Понятно, что пионерское заклинание (будёновка, звезда), убившее мальчишку, тут не случайно. Это таинство, мистерия посвящения ребенка в герои.
"Значит, нужные книги ты в детстве читал"

Это я продолжаю развивать мысль заметки Проделки муз о связи между искусством и мистерией. Эта связь гораздо глубже, чем мы сегодня можем себе представить.

Ведь первое европейское искуство -- древнегреческий театр -- является прямым продолжением мистерии. Собственно, древнейшие театральные представления и были мистерией, в которых участвовали боги и люди. Лишь с веками театральная мистерия, становясь все более рафинированной, превращалась в искусство. Но связь этого исскуства с музами осознавалась всегда, вплоть до наступления христианской эпохи, когда осознавать эту связь сделалось неудобным... так это знание было утрачено, и мистерия скрылась в глубинах Бессознательного.

Но в театральном представлении могут участвовать не только языческие божества. В них может принять участие и Бог Истины, и тогда театр немедленно вновь становится полноценной мистерией. Христианские мистерии принято называть на русском языке Таинствами, но в греческом здесь используется одно и то же слово. Мистерия=Таинство.

Итак.

Император Юлиан Отступник (361-363) попытался реставрировать язычество и заново навязать его жителям Римской империи. Сначала он поощрял языческую чернь расправляться с христианами. В результате был совершен ряд самых изуверских и изощренных преступлений, которых не было даже во времена предыдущих императоров - открытых гонителей христианства. Юлиан был весьма религиозным человеком, любил пышные и торжественные жертвоприношения, священные обряды и театральные постановки. Особенно ему доставляли представления, на которых высмеивали ненавистных ему галилеян (так он называл всех христиан), потешались над церковными Таинствами. Однажды на день рождения Юлиана Отступника в Ефесе (южнее Смирны, ныне руины) было устроено пышное торжество и театральный спектакль. Принимал участие в этой постановке и актёр по имени Порфирий, которому было поручено по ходу пьесы сыграть христианина, принимающего Крещение, а затем - насмеяться над Мистерией. Однако когда Порфирий, согласно своей роли, осуществил погружение в воду и вымолвил слова: «Крещается раб Божий Порфирий, во имя Отца и Сына и Святого Духа» совершилось Таинство. Под воздействием Божией благодати, воспринятой им при произнесении крещальной формулы, он уверовал, о чем и объявил присутствующему императору и публике. Зрители, думая, что актер продолжает так натурально играть дальше, начали бешено рукоплескать, думая, что видят поистине гениальную пьесу. Однако Порфирий действительно исповедовал Христа. Попытки вразумить актера и заставить отказаться от веры остались безуспешными. По приказу Юлиана его сначала подвергли мучениям, а затем обезглавили. Произошло все это в 361 году. Так Порфирий стал христианским мучеником, исполнив свою последнюю роль настолько идеально, как это не удавалось и самому Станиславскому.

Характерно, что эта история - не единственная. По-видимому, именно этим и должна кончаться всякая попытка изобразить Православие, если за дело берется по-настоящему талантливый артист.

На полстолетия раньше, при императоре Максимиане Галерии, пострадал другой известный мимический актер Ардалион (его память Церковь совершает 27 апреля). На одном из представлений он очень правдоподобно и талантливо изображал мучения христиан во время пыток. Спектакль внезапно закончился тем, что Ардалион открыто признал себя христианином. Правитель города, восхваляя его искусство, долго уговаривал святого отречься от Христа. Но он отказался это сделать. Тогда по приказу градоначальника лицедея Ардалиона бросили на раскаленную железную сковороду.

В византийских Синаксарях 12 марта поминается еще один лицедей - мим Геласий Гелиопольский, принявший мученическую кончину в 303 году. Это был, как сейчас говорят, актёр второго плана, работавший с труппами комедиантов, которые давали пародийные представления, в том числе ставили и пьески, высмеивающие христиан. Когда Геласий в одной из сценок пародировал Крещение, то в купели он вдруг увидел сияние Божией Славы. Это повергло его в страх. Из воды он вышел преображенным и заявил о том, что готов умереть христианином. Разъяренная публика бросилась на лицедея. Геласия вывели из театра и забили камнями.

На ту же тему писал Никифоров-Волгин, рассказ из 20-х годов.

Здесь я не имею возможности пересказать аналогичную историю, случившуюся в советское время с преступником, который попытался выдавать себя за монаха. Настоятельно рекомендую желающим познакомиться с этими событиями самостоятельно. Подобно событиям Евангелия, они изложены сразу с двух точек зрения сразу двумя разными писателями, которые оказались волею судьбы (вернее, Судии) её непосредственными участниками (см. Августин и рассказ Олеси Николаевой). Так устроил Бог -- очевидно, придавая этой истории какой-то особый смысл.

А я хочу сегодня, в свою очередь, рассказать моему дорогому читателю ещё одну такую же историю.

Итак,



Давид Бальфур (1903-1989) родился в английской, но католической семье. Католики в Англии это особая масть. Чтобы безнаказанно быть католиком в стране, где католиков рассматривают как потенциальных шпионов, надо быть очень-очень лояльным к местной власти.

Во время обучения в католической школе Давид ощутил в себе призвание к священству и монашеству. После обучения в Риме в 1922 году он стал послушником в бенедиктинском католическом монастыре Фарнбург, недалеко от Лондона. Бывает.
Однако в 1926 году он переехал в бельгийский монастырь, ныне известный как Шеветонь - католический монастырь, придерживающийся православного типикона. Там он дал монашеские обеты и стал священником.
В 1932 году он посетил Святую гору Афон "с целью исследовать некоторые рукописи". Сразу скажу, что исследования эти кончились тем, что Давид Бальфур стал духовником греческой королевской семьи, дабы мой постоянный читатель присматривался к истории этого человека более внимательно.

С момента прибытия на Афон начинается мистерия. Первым человеком, встретившим его по выходе из лодки , оказался великий человек: русский святой старец Силуан (Силуан Афонский, ныне канонизированный святой, тайный писатель, автор совершенно замечательных текстов, которые обнаружились после его смерти. Ныне канонизирован Православной Церковью.

Понятно, что целью британского агента было принять Православие, и Давид действительно принял Православие 12 сентября 1932 года с признанием священного сана, что в Греции сделать было бы невозможно. Греки очень настороженно относятся к католикам и предпочитают крестить их. С целью сохранения сана Бальфур поехал в Литву и был принят его в каноническое общение с Церковью митрополитом Елевферием, Экзархом Московской Патриархии в Западной Европе.

Местом нового служения Бальфура (ака отца Давида) стало Трехсвятительское подворье в Париже. Там он дал монашеские обеты уже как православный священник. Постригал его архиепископ Вениамин. При этом владыка дал ему новое, уже монашеское имя - Димитрий и поручил духовному руководству старца Силуана. Но у нашего героя было другое задание, с руководством святого старца несовместимое.
Не надо думать, что актерское ремесло далось Бальфуру легко. Письма середины 30-х годов свидетельствуют о том, насколько трудным оказался разрыв с католическими друзьями: расценив его поступок как предательство веры, они отплатили ему отчуждением. С особой болью восприняла уход Бальфура из Католичества и приятие монашеского пострига в Православии его мать.

Но дело прежде всего. Вскоре архиепископ Вениамина был назначен Экзархом Америки, а  на отца Димитрия было возложено новое послушание - сопровождать своего архиерея в качестве секретаря и переводчика в США. Так сказать, присматривать за владыкой в Америке. Возвратившись через три года в Европу, Бальфур провел шесть месяцев в Лондоне. Осенью 1935 года во второй раз приехал на Афон и провел там шесть месяцев в строгом отшельничестве. Однако святогорцы не признавали ни его католического крещения в прошлом, ни тем более его священный сан. Афонским старцам усё было уже ясно.

Исполняя долг духовного руководителя, старец Силуан советовал Больфуру ехать в Англию, чтобы проповедовать там Православие.

Но Бальфур поступил так, как требовало начальство. Он писал отцу Софронию, ученику старца Силуана:

«Молитесь за меня, не осуждайте меня и имейте в виду, что буду всегда стараться исполнить заповедь Старца - поехать и проповедовать в Англии. Но о способах подготовки, временах и средствах осуществления я твердо решил судить сам, по совету с начальством... Советоваться буду и с вами, и приму к руководству общую линию, но больше не могу. Нельзя пользоваться старцем как оракулом»

Контакт со старцем Бальфур поддерживал через Софрония, и благодаря этому мы можем детально ознакомиться с его жизнью: их переписка сохранилась.

На это письмо старец Силуан ответил Софронию:

«Что же он наши молитвы сравнивает с оракулом? Дешево же он нас оценил. Пусть он живет по-своему, как хочет. Опыт его научит. Он потерял веру, а без веры пользы не будет»

Бальфур уехал с негостеприимного (точнее, нешпионоприимного) Афона и поселился в Афинах, Там он быстро пошёл в гору. Сначала зачислен в братию монастыря Пендели близ Афин, затем поставлен духовником(!) этого монастыря, между прочим окончил Афинский университет с отличием. Затем возведен в сан архимандрита, назначен настоятелем в церковь при афинской королевской больнице - «Евангелизмос», организовал там профессиональный церковный хор. Члены королевской семьи нередко посещали богослужения в больничной церкви, и обращали внимание на стройное пением руководимого Бальфуром хора. Таким путем отец Димитрий стал приближенным греческого королевского двора, и принимал исповедь у членов королевской семьи.

Однако Афинское служение отца Димитрия оборвалось немецкой оккупацией 1941 года. Всего за несколько дней до прихода немцев в Афины 18 апреля Бальфур уже был на пароходе с другими беженцами, плывущими в Египет. Тут Бальфур, по его словам, вдруг «потерял веру в то, что Православная церковь является единственной обладательницей Истины во всей Её полноте». Старец Силуан, как мы видели, назвал его неверующим намного раньше. Случившееся обычно представляется как главная загадка биографии Давида Бальфура. Между тем, всё объясняется очень просто: mission completed.

Бальфур преспокойно оставляет монашество, Православие и религию вообще.
Он идёт в Британское консульство и поступает на работу в Разведывательные службы Британской Армии в Каире, сразу в звании майора. Тут у Ми-6 прокол, но это было военное время, не до тонкостев. Как человеку, в совершенстве владеющему греческим языком, Бальфуру сходу дали важный пост в Британском министерстве иностранных дел по политическим сношениям с Грецией. В качестве дипломатического лица осенью 1944 года он назначен в Афины для работы в Британской Армии.

«Не знаю, сможешь ли ты понять, как далеко отошел я от всех вас» - написал он в прощальном письме о. Софронию.

Чего ж тут не понять! Ответное письмо о.Софрония было для Бальфура полной неожиданностью. Цитирую:

«Дорогой Давид,
Мир тебе от Господа.
Я давно уверился, что Бог есть Любовь (1 Ин.4:8), что Он с ненасытимой жаждой ищет каждого из нас, что Он СКУЧАЕТ по нам, что в Своей любви к нам Он не изменяется, сколько бы ни изменяли Ему, что Он всегда стремится нас засыпать благами, во всем этом я настолько уверился, что с дерзновением и надеждой прошу Его, чтобы Он дал тебе познать возможно полнее то счастье ПРОСТОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ жизни, к которому ты в последние годы стремился…
От всей души молю Бога, чтобы дал тебе счастье человеческой любви, чтобы таким образом ты ещё более уверился в Его любви, и в конце твоей жизни достиг бы и сей последней, то есть вечной Божественной любви…
…я прошу Бога хранить тебя и дать тебе полноту и человеческой, и божественной жизни.
Не удивляйся, что я, монах, не изменяя свои взглядам, так искренен в своих тебе добрых пожеланиях в таком случае, когда другие монахи отнесутся иначе…
Скоро будет Пасха.
Поскольку пишу тебе сейчас, прошу тебя вместе прими моё поздравление к Пасхе.
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!
С любовью о Христе
Иеромонах Софроний».

А жизнь тем временем шла своим чередом, судьбой Бальфура по-прежнему распоряжался Тот, служение Которому Бальфур посчитал менее важным делом, чем служба Королю. Трагическая смерть его брата в Гонконге, в застенках японского концлагеря стала причиной возвращения в сердце шпиона искреннего интереса к религии. Бальфур возобновил переписку с отцом Софронием. Из этой переписки мы и знаем множество подробностей обо всех этих событиях. После войны жизнь Бальфура, долгое время текла по банальному шпионскому руслу: дипломатическая работа, брак, семья. По службе ему пришлось пожить в разных странах и во многих городах: Тель-Авиве, Генуе, Женеве, Смирне и др. Может быть, проживая в Смирне, отец Давид однажды даже посетил развалины Ефеса, где пострадал артист Порфирий?

А отец Софроний, ученик почившего к тому временем старца Сиуана, был переведён в Англию (а может быть, и по инициативе британской разведки?) и с годами стал игуменом Свято-Иоанно-Предтеченского монастыря в английском графстве Эссекс... Он молился за Димитрия до конца своих дней. И эта молитва сотворила действительно сотворила чудо.

И в 1962 году в Женеве Бальфур ночью вдруг разбудил свою семью и, находясь в необычно взволнованном состоянии, торжественно произнес:

-- Я вновь верую.

Остается тайной, какое Божественное посещение он тогда пережил, но с того момента он усиленно искал воссоединения с Православной Церковью. Он незамедлительно отправился к отцу Софронию - своему старому и верному во Христе другу.

Их встреча завершилась глубокой покаянной исповедью Бальфура за все годы, прожитые вдали от Церкви. После этого Бальфур обратился к митрополиту Николаю, Экзарху Западной Европы, с просьбой принять его обратно в лоно Церкви как мирянина. С того момента Бальфур, свободный от обязанностей по начальству, со всяким тщанием хранил верность Православию до конца своих дней, неизменно причащаясь святых Христовых Таин. Продолжался и его духовный контакт с отцом Софронием, но уже не в переписке, а при личных встречах.

Бальфур свободное служение Православной Церкви, теперь как богослов-мирянин. В 1970-е годы он поступил в аспирантуру богословского факультета в Оксфорде. Его научным руководителем был крупнейший современный патролог - ныне здравствующий епископ Диоклийский Каллист (Уэр). Под его руководством Бальфур подготовил к изданию некоторые из святоотеческих текстов. Наиболее крупным его вкладом в развитие святоотеческой науки было издание писаний преподобного Григория Синаита и святителя Симеона Солунского.

Бальфур мирно отошел ко Господу 11 октября 1989 года. Незадолго до смерти он сказал: «Я, как неразумный ослик, думал угнаться за двумя могучими конями - старцем Силуаном и отцом Софронием».
В последнем письме отец Софроний написал Бальфуру: «Да, мы связаны навсегда всем, что произошло в прошлом за более чем полвека. Бог так много проявлял Свое внимание к судьбам нас обоих, что мы не должны утерять к Нему чувство вечной благодарности».

Почему мне вдруг вспомнились все эти истории?

Потому что я искал наглядной иллюстрации к только что опубликованной заметке О христианстве -- поддельном и подлинном, в которой подробно излагаю технику, пользуясь которой любой человек, даже неверующий, может опытным путём убедиться в том, что Христос воистину воскрес.
Понятно, что подобное утверждение может и даже должно вызвать не только недоверие неверующих, но даже и оторопь верующих. Потому что "нельзя же так". А вот можно.

Потому что таинство имени Господня действует объективно, независимо от нашей веры или неверия.

Мученики-актеры Порфирий, Ардалион и Геласий да будут мне в том свидетелями.

Аминь.

----------------------

Позвольте мне в завершение предложить Вашему вниманию древнюю античную повесть об актёрстве демона -- настолько талантливом актёрстве, что им был на какое-то время введён в заблуждение христианский святой -- Антоний Великий, основоположник монашества.

Обратите внимание на манеру демонов говорить между собой. Они не говорят прямо то, что имеют в виду, но оставляют понимание остроумию собеседника, чтобы каждый понимал сказанное в свою меру. Так же они говорят и с нами.

Потому не будем забывать, что лукавыми являются все реплики беса без исключения, в том числе и последняя. У каждой из них как минимум тройное дно.

Цитирую:

Однажды два беса сговаривались между собой, как бы ввести в искушение Антония. Один из них сказал другому:
«Как ты думаешь, если бы кто-нибудь из нас задумал покаяться, то принял ли Бог от него покаяние, или нет?»
Другой отвечал:
«Кто же может знать о том, кроме старца Антония, который нас не боится! Хочешь, я пойду к нему и спрошу его об этом?»
«Иди, иди, - сказал ему другой бес, - только смотри - будь осторожен; старец прозорлив, он поймет, что ты искушаешь его, и не захочет спросить о сем Бога; впрочем, иди, может быть, тебе и удастся получить желаемый ответ».

Бес принял на себя человеческий образ, пришел к старцу и начал перед ним горько плакать и рыдать. Богу угодно было утаить от святого старца притворство бесовское, и преподобный принял пришельца за простого человека и с участием спросил его:
«О чем ты так плачешь, что и мое сердце сокрушаешь своими горькими слезами?»
Бес отвечал: «Отец святой! я не человек, а просто бес - по множеству беззаконий моих!» Старец, думая, что пришелец по смирению называет себя бесом, сказал ему:
«Чего ты от меня хочешь, брат мой?» «Об одном умоляю тебя, отче святый, - говорил бес, - помолись Богу, чтобы Он открыл тебе: примет ли Он покаяние от диавола, или отвергнет его? Если примет от него, то примет и от меня: ибо и я повинен в тех же грехах, в каких он».
Старец сказал ему:
«Приди завтра, я скажу тебе, что Господь мне откроет».
Наступила ночь; старец воздел преподобные руки свои на небо и стал умолять Человеколюбца Бога, дабы открыл ему: примет ли Он покаяние диавола? И вот предстал ему Ангел Господень и сказал:
«Так говорит Господь Бог наш: почто умоляешь ты за беса державу Мою? Он только искушает тебя...»
Старец сказал Ангелу:
«Почему же Господь Бог не открыл мне сей хитрости бесовской?»
Ангел отвечал:
«Не смущайся сим; тут было особенное намерение Божие, чтобы не предавались отчаянию грешники, много беззаконий соделавшие, а приносили покаяние пред Богом и знали, что Бог никого не отвергает, к Нему притекающего, если бы даже и сам сатана пришел к Нему с истинным раскаянием; притом Бог не открыл тебе бесовского лукавства еще и для того, чтобы обнаружилось демонское ожесточение и отчаяние. Итак, когда придет к тебе искуситель за ответом, то не отвергай его, а скажи: «Видишь, как милосерд Господь: Он не отвращается никого, кто приходит к Нему в покаянии, хотя бы и сам сатана пришел; Он и тебя обещает принять, если только исполнишь ты повеленное от Него». А когда он спросит тебя: «Что ему поведено от Бога?» - скажи ему: так говорит Господь Бог: «Знаю Я, кто ты и откуда пришел с искушением, ты - злоба древняя и не можешь быть новою добродетелью, ты изначала начальник зла и ныне добра делать не начнешь; ты ожесточился в гордости, и как ты можешь смириться в покаянии и получить помилование? Но чтобы ты не оправдывался в День Судный, чтобы не говорил: я хотел покаяться, но Бог не принял меня, - се Благий и Милосердый Господь определяет тебе, если только сам захочешь, такое покаяние: Он говорит: «Стой три года на одном месте, обратясь лицом к востоку, и день, и ночь взывая к Богу: «Боже, помилуй меня - злобу древнюю!» - и повторяй сие сто раз; потом говори: «Боже, помилуй меня - прелесть помраченную», - и это также сто раз; и, наконец; «Боже, помилуй меня - мерзость запустения!» - опять стократно. Так взывай ко Господу непрестанно, ибо ты не имеешь состава телесного и потому не можешь утрудиться и изнемочь. Вот, когда сие исполнишь со смиренномудрием, тогда будешь возвращен в твой прежний чин и сопричтен к Ангелам Божиим». И если бес обещается сие исполнить, то прими его в покаяние, но Я знаю, что злоба древняя не может быть новою добродетелью».
Так изрек Ангел и восшел на небо.

На другой день пришел и диавол и еще издалека начал рыдать человеческим голосом. Он поклонился старцу, и старец, не обличая его коварства, сказал ему так, как повелел Ангел, - и что же? Бес, в ответ на его речи, громко захохотал и сказал:
«Злой чернец! если бы я захотел назвать себя злобой древней, мерзостью запустения и прелестью помраченной, то уже давно бы это сделал и уже был бы спасен; ужели ты думаешь, что я теперь назову себя древней злобой? Никогда этого не будет! И кто это тебе сказал? Да я и поныне у всех в большом почете, и все со страхом повинуются мне, а ты вообразил, что я назову себя мерзостью запустения или прелестью помраченной? Нет, чернец, никогда! Я еще царствую над грешниками, и они любят меня, я живу в их сердцах, и они ходят по воле моей; да чтобы я стал рабом непотребным ради покаяния... нет, злой старик, никогда и ни за что! Никогда я не променяю своего почетного положения на такое бесчестие!»
Сказал сие диавол и с воплем исчез. А старец стал на молитву и, благодаря милосердие Божие, говорил:
«Истинно слово Твое, Господи, что злоба древняя не может быть новой добродетелью и начальник всякого зла не будет делать добра!..»

Толкование этого эпизода см. в заметке Антоний Великий