Тысячелетие вокруг Балтики (34)
34. Незадавшиеся вопросы
(начало, предыд.)
Кто ж спорит, неблагодарное это дело - реконструировать исторические процессы на основе отрывочных и искаженных сведений и слухов из художественных летописей. Тут в современной политике черт голову сломит, пока продерешься сквозь хаос домыслов и откровенных фейков, а что уж говорить о темных веках, когда одни древние царства или княжества уже пали, а другие еще на их месте не выросли. Хотя и сам факт столь темного провала в начале истории является надежны признаком 19 стадии Реставрации внутри 1й четверти Подъема (A’.19 = 2.D).
Хорошо, если в такой кризисный период есть внешний третейский субъект, фиксирующий события - византийская церковь, как это было при триумвирате в Киеве после 1069 года. И то после завершения стадии пришлось размещать госзаказ на реконструкцию недавней истории в виде Повести временных лет. А если этот внешний наблюдатель тоже находится в кризисе, как это было в начале 13 века? Тогда реставрация доправославных порядков в бывшем Полоцком княжестве почти выпадает из письменной истории, и даже постфактум ее некому описать. Новая власть в реставрационный период опирается на бесписьменных язычников, а православной братии было не до фиксации событий, быть бы живу.
И все же, имея обобщенную модель, мы можем оценить и реконструировать самую общую логику политических процессов даже по отрывочным данным. Понятно, что и в первом, и во втором приближении такая оценка будет неточной, но иначе не получится отточить методы реконструкции. Лучше рискнуть и иметь возможность выявить и оценить ошибки, чем медлить с применением несовершенных инструментов.
Например, первое появление в письменной истории литовских князей связано с литовско-волынским договором (1219). Понятно, что договору предшествовал некий процесс выяснения отношений, в котором литовские вожди доказали свою коллективную суверенность, способность быть политическим субъектом. Этот период выхода язычников из болотного сумрака на политическое поле совпал с утратой полоцкой династией такой способности. С практической точки зрения способность к суверенитету, хотя бы даже ограниченному, как раз и означает обладание технологиями власти, военными для начала.
Развитие и применение военных технологий составляет первый (исполнительный) контур власти, как политического процесса и соответствующего элитного сообщества. Однако воспроизводство власти всегда требует наличия еще двух контуров, потому что для войны нужны деньги или хотя бы натуральные ресурсы, взимаемые с подконтрольных земель и торговых путей. А там, где идет усложнение структуры власти, всегда требуется идеология и третейский контур разрешения споров. Для первых стадий Подъема торговые и третейские функции обеспечиваются встраиванием военных отрядов в периферийные части торговых и третейских контуров более развитых внешних акторов.
Итак, первое появление литовских князей на кризисной периферии византийской цивилизации одновременно с исчезновением суверенных полоцких князей означает, что именно этим старшим литовским князьям из волынско-литовского договора достался внутренний источник производства оружия. Внешние источники оружия и сырья для его производства в обмен на добытые оружием ресурсы были к 1204 году перекрыты и на западе, и на юге. Однако, даже теоретически Полоцк не мог бы стать центром достаточно автономной ветви русской элиты - без внутреннего источника сырья для производства своего оружия. Как и литовские вожди не смогли бы со своим обычным дубьем, без перехвата полоцкого оружейного производства - стать стороной договора с князьями из Мономаховичей.
Еще один смутный слух из темного постполоцкого периода связан со скандалом из-за первой жены знаменитого Довмонта. Якобы не то сам Миндовг после смерти жены Марты (1262), не то один из кандидатов в его преемники - отнял жену у нальшанского князя, сестру Марты. Такого дыма без огня точно не бывает, и мотивом нарушения всех понятий могло быть только удержание или захват власти, для чего нужно оружие. Еще одна косвенная улика - у Довмонта с дружиной оказалось достаточно оружия и опыта, чтобы пройти кастинг на княжение у достаточно привередливых псковитян в конкуренции с владимирскими князьями. Из этих литовских слухов и псковских фактов вытекает, что представительная ветвь литовской элиты - «партия королевы» опиралась на контроль какого-то торгово-ремесленного центра производства оружия или железа для него.
Другой вопрос, что все эти смутные слухи в разных летописях перепутаны, «не то он украл жену, не то у него». Записные историки ВКЛ устали спорить, где хотя бы искать легендарные Нальшаны. Все эти бесконечные споры не закончатся до тех пор, пока мы не отточим более тонкие методы анализа на основе все более точной модели первых стадий Подъема, позволяющей отфильтровать из множества разнородных данных, в том числе археологических, наиболее вероятные. А пока мы можем отобрать хотя бы самые значимые из смутных во всех смыслах событий правления Миндовга и привязать их к узлам обобщенной модели.
(В скобках можно заметить, что основным оружейно-ремесленным центром был все же Полоцк, но там кузнецы работали на привозном сырье и ломе, поступавшим от западных норманнских партнеров по Двине. Автономный суверенитет Полоцка обеспечил собственный источник железа, расположенный где-то в среднем течении притока Немана Вилии. Отсюда в дальнейшем возвышение литовских князей, базировавшихся в Вильне. Опять же полутора веков активной торговли достаточно для формирования смешанной славяно-балтской торгово-пиратской базы. Так что корни имени литвы могут быть вполне славянскими, например от сезонной летней стоянки полоцких мастеров и их охраны. Для сравнения зимняя стоянка - зимовье или зимовка.
После обнуления двинско-днепровского пути и упадка Полоцка часть оружейников могла перебазироваться в торгово-ремесленный Новгородок близ верхнего Немана, возникший на побочном пути из Минска в Волынь и Польшу. Отсюда возвышение того литовского князя, которого призвали для защиты новегородчане. Скорее всего, отсюда же первая православная жена Миндовга, мать Войшелка. Однако при отсутствии альтернатив источника сырья, как было в Полоцке, возрастало политическое значение литовских кланов, контролирующих добытчиков сырья и кузнецов в теперь уже постоянном, не только летнем городке, либо контролирующих речной узел. Оттуда вполне могла происходить вторая жена Миндовга, как и ее злополучная сестра. Хотя это тоже домыслы, но на основе реконструкции политэкономических реалий, а не просто фонетических созвучий, чем часто грешат историки.)
Договор бывших речных пиратов с волынскими князьями был объективно неизбежен, ибо само по себе владение оружием не рождает власть, ее рождает применение оружия для фискального контроля и защиты торговых путей. Даниилу Романовичу и его тестю Мстиславу Удатному нужны были союзники для борьбы за Галич. Новогрудским купцам и ремесленникам тоже нужен православный защитник от самой литвы. Так что все участники «союзного договора» к 1219 «взяли суверенитета, сколько смогли», опираясь на внешние силы, как и положено на старте стадии Реставрации.
Сложно судить о внутренних событиях времен полураспада полоцкой Черной Руси, однако укрепление власти Даниила Галицкого как вассала Орды после 1238 года совпало с внутренней консолидацией Литовского княжества, пока еще невеликого, со столицей в Новогрудке (узел R2.22). Внешняя консолидация в узле 3D всегда связана с внешней угрозой, поиском новых союзников, значимым разворотом и опорой на новый баланс внешних сил, как это и случилось в 1251 году при крещении Миндовга в католичество. Консолидация власти вовсе не означает идеологической монополии и единообразия, скорее наоборот - опоры власти на широкую коалицию разнообразных сил. Например, официально прозападный Путин при взятии власти в 2000 году, как и при внешней консолидации в 2014 году опирался и на системных либералов, и на коммунистов, и на консерваторов. Аналогом у Миндовга были пронемецкая, православная и языческая партии. Разделение ведущей третейской опоры на три конкурирующих крыла - признак 20 стадии Активизации (в данном случае внутри первой четверти Подъема).
Дальнейшая политика Миндовга и наследников также соответствует характеру 3 стадии - наведению порядка на торговых путях совместно с союзными охранителями. Вместе с Тевтонским орденом и его новым мемельским филиалом нужно было привести к порядку жмудь, ятвягов и скальвов в нижнем течении Немана. Вместе с православным Галицко-Волынским княжеством контролировать юго-западные пути. При этом опираться на одних язычников против других, как в свое время Владимир Мономах на половцев.
После отвоевания Константинополя династией Палеологов (1261) во всех ветвях общерусского пространства снова происходят драматические изменения, уходят из жизни Миндовг и Александр Невский (1263), Даниил Галицкий (1264), и тогда же происходит открытый разрыв хана Золотой Орды Берке с улусом Хулагу. С учетом предшествующего похода монголов на Литву с участием волынских князей (1258) речь об узловых событиях. Для правой русско-балтийской ветви это похоже на узел R3C, когда левая православная подветвь с центром Новегородке при внешней поддержке восстает против виленского литовского центра. Для сравнения, в общерусском процессе аналогом является восстание новгородцев против Мономашичей в 1136 году, а в правой германо-балтийской ветви ему соответствует восстание германских князей против Генриха IV и его отречение (1105).
Попробуем также уточнить разметку параллельно развивающихся процессов левой и осевой ветвей русского Подъема. Можно начать с того, что ключевые фигуры общего с Миндовгом исторического времени - Даниил Романович Галицкий и Ярослав Всеволодович (отец Александра Невского) были зятьями Мстислава Мстиславича Удатного, первого военного лидера русской «феодальной революции». Ранее мы уже проводили параллели между Даниилом Галицким и Александром Невским как аналогами Ярослава Мудрого на 2 стадии южнорусского, российского и общерусского Подъемов, соответственно.
На стыке евразийской степи и карпатских предгорий сюжетные повороты периферийной политики тоже определяются конфигурацией торговых путей и военными альянсами для их охраны. Для бояр богатого торгового Галича важно было держать все пути на запад и восток открытыми, а венгерских, польских, волынских, черниговских союзников - равноудаленными, не допуская монополизации контроля. Совсем не пускать в Галич князей тоже не получится, так что или приходилось их чередовать, либо уже сам князь должен обеспечить равноудаленность остальных претендентов. После 1204 года значение путей через Киев, Чернигов и половецкие степи резко выросло, а влияние византийских путей и союзников снизилось. Отсюда резкие маневры Романа Галицкого, приведшие к его смерти (1205, L1/2), и далее к приглашению в Галич новгород-северских Игоревичей. На ближайшую к Византии левую подветвь падение Царьграда повлияло быстрее всего.
Провизантийская «партия королевы» - матери Романовичей, как и все местные Мономаховичи, оказались отодвинуты от кормушки, подобно полоцко-литовским князьям и северной части Ростиславичей. Не мудрено, что около 1217 года все они оказались союзниками в умеренно реваншистской коалиции во главе с Мстиславом Удатным. Однако мало просто занять на время Галич (1219, L2.14/15), что только стимулирует бояр к созданию новой супротивной коалиции. Для закрепления торгового узла за собой нужно предложить боярам более выгодную политику. Например, устранить с торгового пути лишних конкурентов в лице смоленских, черниговских и союзных им половецких князей. Зачистка торговых путей от излишних таможен - главный лозунг наступившей эпохи.
Понятно, что историю пишут победители на длинной дистанции. Однако даже совсем лояльная к Даниилу Галицкому летопись битвы на Калки выглядит как попытка хоть как-то оправдать поведение Мстислава и зятя Даниила. Нет, поведение понятно - увидели силу монголов, испугались, быстро убежали, но зачем же лодки на переправе рубить? Чтобы монголы на них своих лошадок не переправили? Объективный смысл уничтожения переправы - оставить киевских и черниговских союзников в ловушке?
Вся операция с выманиванием киевских и черниговских князей из укрепленных городов в голую степь слишком похожа на подставу со стороны хана Котяна и его зятя. Такой же финт с вхождением в коалицию и предательством в критический момент хан Котян провернул при осаде Каменца в 1228 году, спасая этим своего внучатого зятя Даниила. Еще через десять лет, перед монгольским вторжением венгры перебежавшего к ним Котяна потому и казнили, что помнили, как он набивался в союзники и подставлял киевских князей. Других косвенных улик в виде взаимно лояльного отношения монголов к Даниилу в ходе и после западного похода - также предостаточно. А вот противникам Мстислава Мстиславича монголы мстили и после его смерти.
Компромиссное разграничение сфер влияния и финансовых потоков после 1219 года не отменили противоречий между галицкой олигархией и волынскими князьями, как и между разными фракциями олигархии, но укрепили значение третейской ветви киевского митрополита. Во время кризисных узлов, как после смерти Мстислава Удатного (1228) противоречия вновь вспыхивали, но к 1230 году при поддержке киевского князя Галич остается за Даниилом (L2.16/17, аналог сосредоточения власти Ярослава Мудрого после смерти Мстислава Удалого). Более продолжительный кризис случился в 1235-38 перед монгольским вторжением.
Еще тогда зародилась малорусская политическая традиция лицемерных стенаний перед западными партнерами о злых ордынских союзниках, которые просто вынудили Даниила получить почетный статус киевского великого князя (1240), а потом и открытый ярлык на Галицко-Волынское княжение. Хотя именно разгром монголами венгров и поляков, не говоря уже о черниговских князьях, сделал их постоянного союзника Даниила единственной местной силой. Не говоря уже о том, что в период монгольского нашествия Даниил не то, что не сопротивлялся, а напротив - участвовал в подчинении и обложении данью славянских князей последнего языческого анклава - Болоховской земли. Так что именно период нашествия и западного похода (1238-42) стал не только кризисом прежнего киевского центра, но поворотным моментом для объединения Червонной Руси под внешним контролем (L2.19/20). В качестве дополнительного признака отметим реставрацию давних порядков, когда первые русские киевские князья крестили здешних славян, опираясь на союз со степняками - «своими погаными».
Теперь есть смысл вернуться к параллельному процессу в Северо-Западной Руси, где аналогом Даниила Галицкого является Александр Ярославич Невский. Как мы уже выясняли, фаза развития осевой ветви немного отстает от левой, поскольку политический катаклизм с перекрытием двинско-днепровского пути докатился до Новгорода и волжско-балтийского пути опосредованно лишь к 1217 году. И по этой причине тоже брак между дочерью Мстислава и переяславским князем Ярославом Всеволодовичем не обернулся сразу политическим союзом. Ярослав, приглашенный новгородцами по рекомендации тестя, действовал в логике взаимных репрессий, характерных для подстадии 1D (=B’.16), а не разграничения сфер влияния между новыми лидерами элит, как было тогда же в Галиче, но уже на подстадии 2B (= B’.17).
Ключевой эпизод со срочным возвращением Мстислава на подмогу новгородцам против своего же ставленника и зятя Ярослава (1216) - достаточно ярко высвечивает движущий интерес торговой олигархии, определяющий политику Мстислава. В то же время действия и имидж Ярослава так же двойственны, как у Романа Галицкого или общерусского прообраза обоих - Владимира Крестителя. Как военно-политический лидер Ярослав должен подчиняться общему интересу и этике сыновей «Большого Гнезда». Этот интерес со времен Юрия Долгорукого автономен по отношению к прочим Рюриковичам, поскольку автономны поволжские источники сырья и производство оружия, и есть где эту военную силу приложить - для экспансии и перехвата контроля северо-восточных путей. Ярослав вынужден маневрировать между разными, иногда совпадающим, а иногда конфликтующими интересами братьев и тестя, но тем самым он становится связующим звеном между Владимирской Русью и внешним политическим контекстом, а это и есть одна из функций политического центра.
Следовательно возвышение Ярослава в период монгольского нашествия вполне закономерно, если полагать, что за Мстиславом Удалым и за ханом Котяном стоит общий интерес торговой олигархии северных ветвей Великого Шелкового пути. Для сравнения - и Владимир Красное Солнышко, и Роман Галицкий через брак с византийскими принцессами обеспечивали союз с внешним заказчиком контроля торговых путей, и на этой взаимопомощи укрепились. Логично предположить, что и для возвышения Ярослава в той же фазе, но после смены внешнего центра на ордынский - главным фактором возвышения тоже была женитьба на внучке хана Котяна.
Разумеется, если рассматривать военно-политическую историю саму по себе, или даже с учетом церковно-политической истории, но без учета торгово-политического контура, тогда политическая судьба Ярослава Всеволодовича выглядит хаотичным набором случайностей. Однако, не слишком ли много случайных совпадений в судьбах двух зятьев Мстислава Удатного и их потомков? Почему именно на них двоих делают политическую ставку монголы, расчищая политическое поле от конкурентов?
Все же нам стоит лучше присмотреться к внешнему для Руси евразийскому торгово-политическому контуру - управляющей сети Великого Шелкового пути. Ключевые логистические узлы ВШП на западе - это черноморские торговые фактории, ориентированные на Константинополь и Средиземноморье, а на востоке - торговые города-оазисы уйгуров, контролирующие горные проходы в Китай и Монголию.
Феодально-революционные армии Чингизидов опирались именно на политико-экономическую машину уйгурской торговой олигархии и в ее интересах осуществили зачистку от лишних границ и таможен северокитайской части ВШП (1213). Если продолжать параллель между витками истории - то это средневековый аналог китайской революции 1913 года. Вопрос, в какой степени революционные события на востоке были обусловлены сокращением торговых оборотов из-за перекрытия и монополизации западных ворот ВШП крестоносцами в 1204 году - остается открытым.
Также открытым остается вопрос, почему был устранен двойственный Ярослав, которому монголы (а точнее - уйгуры или их торговые партнеры из наследников хазар) доверили власть на Руси сразу после нашествия. Неужели они больше доверяли его сыну - прямому потомку хана Котяна, вернее, неизвестной супруги хана Котяна, поскольку Александр Ярославич - правнук по женской линии. Ведь именно по женской линии еще со времен Великой Скифии шло наследование в евразийском торгово-политическом контуре (как и почему было обосновано в эссе «Ветряная мельница этноистории»).
Хотелось бы обратить, что предпосылки для такой постановки вопроса об истоках взаимного доверия будущих московских князей и золотоордынских ханов - буквально лежат на поверхности исторических хроник. Однако, даже если кто-то из историков мог вопреки идеологическим установкам заметить эти сюжетные линии, то по понятным причинам вряд ли решился бы эту версию озвучить.
Между тем, такое сочетание военно-политического наследования по мужской линии и торгово-политического наследования по женской линии - не является чем-то уникальным для всемирной истории, а скорее - закономерным для активных стадий. Другой вопрос, что летописцам-идеологам больше нравятся героические примеры из жизни таких уже не двойственных, а двойных лидеров, например рассказы о «Малой земле», а не вопросы о роли жены или мамы в возвышении военно-политического лидера.
Замечу только, что такая постановка вопроса никак не умаляет подвигов юного князя, лично отстоявшего автономию евразийских торговых путей от попыток захвата крестоносцами устья Невы и запасного пути вдоль Чудского озера. Однако не следует также умалять и верховную роль Ярослава Всеволодовича как организатора обороны по всему северному фронту от Ладоги до Смоленска. Оценим также важную роль стратегической разведки против западных партнеров со стороны евразийской торговой олигархии.
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Кто ж спорит, неблагодарное это дело - реконструировать исторические процессы на основе отрывочных и искаженных сведений и слухов из художественных летописей. Тут в современной политике черт голову сломит, пока продерешься сквозь хаос домыслов и откровенных фейков, а что уж говорить о темных веках, когда одни древние царства или княжества уже пали, а другие еще на их месте не выросли. Хотя и сам факт столь темного провала в начале истории является надежны признаком 19 стадии Реставрации внутри 1й четверти Подъема (A’.19 = 2.D).
Хорошо, если в такой кризисный период есть внешний третейский субъект, фиксирующий события - византийская церковь, как это было при триумвирате в Киеве после 1069 года. И то после завершения стадии пришлось размещать госзаказ на реконструкцию недавней истории в виде Повести временных лет. А если этот внешний наблюдатель тоже находится в кризисе, как это было в начале 13 века? Тогда реставрация доправославных порядков в бывшем Полоцком княжестве почти выпадает из письменной истории, и даже постфактум ее некому описать. Новая власть в реставрационный период опирается на бесписьменных язычников, а православной братии было не до фиксации событий, быть бы живу.
И все же, имея обобщенную модель, мы можем оценить и реконструировать самую общую логику политических процессов даже по отрывочным данным. Понятно, что и в первом, и во втором приближении такая оценка будет неточной, но иначе не получится отточить методы реконструкции. Лучше рискнуть и иметь возможность выявить и оценить ошибки, чем медлить с применением несовершенных инструментов.
Например, первое появление в письменной истории литовских князей связано с литовско-волынским договором (1219). Понятно, что договору предшествовал некий процесс выяснения отношений, в котором литовские вожди доказали свою коллективную суверенность, способность быть политическим субъектом. Этот период выхода язычников из болотного сумрака на политическое поле совпал с утратой полоцкой династией такой способности. С практической точки зрения способность к суверенитету, хотя бы даже ограниченному, как раз и означает обладание технологиями власти, военными для начала.
Развитие и применение военных технологий составляет первый (исполнительный) контур власти, как политического процесса и соответствующего элитного сообщества. Однако воспроизводство власти всегда требует наличия еще двух контуров, потому что для войны нужны деньги или хотя бы натуральные ресурсы, взимаемые с подконтрольных земель и торговых путей. А там, где идет усложнение структуры власти, всегда требуется идеология и третейский контур разрешения споров. Для первых стадий Подъема торговые и третейские функции обеспечиваются встраиванием военных отрядов в периферийные части торговых и третейских контуров более развитых внешних акторов.
Итак, первое появление литовских князей на кризисной периферии византийской цивилизации одновременно с исчезновением суверенных полоцких князей означает, что именно этим старшим литовским князьям из волынско-литовского договора достался внутренний источник производства оружия. Внешние источники оружия и сырья для его производства в обмен на добытые оружием ресурсы были к 1204 году перекрыты и на западе, и на юге. Однако, даже теоретически Полоцк не мог бы стать центром достаточно автономной ветви русской элиты - без внутреннего источника сырья для производства своего оружия. Как и литовские вожди не смогли бы со своим обычным дубьем, без перехвата полоцкого оружейного производства - стать стороной договора с князьями из Мономаховичей.
Еще один смутный слух из темного постполоцкого периода связан со скандалом из-за первой жены знаменитого Довмонта. Якобы не то сам Миндовг после смерти жены Марты (1262), не то один из кандидатов в его преемники - отнял жену у нальшанского князя, сестру Марты. Такого дыма без огня точно не бывает, и мотивом нарушения всех понятий могло быть только удержание или захват власти, для чего нужно оружие. Еще одна косвенная улика - у Довмонта с дружиной оказалось достаточно оружия и опыта, чтобы пройти кастинг на княжение у достаточно привередливых псковитян в конкуренции с владимирскими князьями. Из этих литовских слухов и псковских фактов вытекает, что представительная ветвь литовской элиты - «партия королевы» опиралась на контроль какого-то торгово-ремесленного центра производства оружия или железа для него.
Другой вопрос, что все эти смутные слухи в разных летописях перепутаны, «не то он украл жену, не то у него». Записные историки ВКЛ устали спорить, где хотя бы искать легендарные Нальшаны. Все эти бесконечные споры не закончатся до тех пор, пока мы не отточим более тонкие методы анализа на основе все более точной модели первых стадий Подъема, позволяющей отфильтровать из множества разнородных данных, в том числе археологических, наиболее вероятные. А пока мы можем отобрать хотя бы самые значимые из смутных во всех смыслах событий правления Миндовга и привязать их к узлам обобщенной модели.
(В скобках можно заметить, что основным оружейно-ремесленным центром был все же Полоцк, но там кузнецы работали на привозном сырье и ломе, поступавшим от западных норманнских партнеров по Двине. Автономный суверенитет Полоцка обеспечил собственный источник железа, расположенный где-то в среднем течении притока Немана Вилии. Отсюда в дальнейшем возвышение литовских князей, базировавшихся в Вильне. Опять же полутора веков активной торговли достаточно для формирования смешанной славяно-балтской торгово-пиратской базы. Так что корни имени литвы могут быть вполне славянскими, например от сезонной летней стоянки полоцких мастеров и их охраны. Для сравнения зимняя стоянка - зимовье или зимовка.
После обнуления двинско-днепровского пути и упадка Полоцка часть оружейников могла перебазироваться в торгово-ремесленный Новгородок близ верхнего Немана, возникший на побочном пути из Минска в Волынь и Польшу. Отсюда возвышение того литовского князя, которого призвали для защиты новегородчане. Скорее всего, отсюда же первая православная жена Миндовга, мать Войшелка. Однако при отсутствии альтернатив источника сырья, как было в Полоцке, возрастало политическое значение литовских кланов, контролирующих добытчиков сырья и кузнецов в теперь уже постоянном, не только летнем городке, либо контролирующих речной узел. Оттуда вполне могла происходить вторая жена Миндовга, как и ее злополучная сестра. Хотя это тоже домыслы, но на основе реконструкции политэкономических реалий, а не просто фонетических созвучий, чем часто грешат историки.)
Договор бывших речных пиратов с волынскими князьями был объективно неизбежен, ибо само по себе владение оружием не рождает власть, ее рождает применение оружия для фискального контроля и защиты торговых путей. Даниилу Романовичу и его тестю Мстиславу Удатному нужны были союзники для борьбы за Галич. Новогрудским купцам и ремесленникам тоже нужен православный защитник от самой литвы. Так что все участники «союзного договора» к 1219 «взяли суверенитета, сколько смогли», опираясь на внешние силы, как и положено на старте стадии Реставрации.
Сложно судить о внутренних событиях времен полураспада полоцкой Черной Руси, однако укрепление власти Даниила Галицкого как вассала Орды после 1238 года совпало с внутренней консолидацией Литовского княжества, пока еще невеликого, со столицей в Новогрудке (узел R2.22). Внешняя консолидация в узле 3D всегда связана с внешней угрозой, поиском новых союзников, значимым разворотом и опорой на новый баланс внешних сил, как это и случилось в 1251 году при крещении Миндовга в католичество. Консолидация власти вовсе не означает идеологической монополии и единообразия, скорее наоборот - опоры власти на широкую коалицию разнообразных сил. Например, официально прозападный Путин при взятии власти в 2000 году, как и при внешней консолидации в 2014 году опирался и на системных либералов, и на коммунистов, и на консерваторов. Аналогом у Миндовга были пронемецкая, православная и языческая партии. Разделение ведущей третейской опоры на три конкурирующих крыла - признак 20 стадии Активизации (в данном случае внутри первой четверти Подъема).
Дальнейшая политика Миндовга и наследников также соответствует характеру 3 стадии - наведению порядка на торговых путях совместно с союзными охранителями. Вместе с Тевтонским орденом и его новым мемельским филиалом нужно было привести к порядку жмудь, ятвягов и скальвов в нижнем течении Немана. Вместе с православным Галицко-Волынским княжеством контролировать юго-западные пути. При этом опираться на одних язычников против других, как в свое время Владимир Мономах на половцев.
После отвоевания Константинополя династией Палеологов (1261) во всех ветвях общерусского пространства снова происходят драматические изменения, уходят из жизни Миндовг и Александр Невский (1263), Даниил Галицкий (1264), и тогда же происходит открытый разрыв хана Золотой Орды Берке с улусом Хулагу. С учетом предшествующего похода монголов на Литву с участием волынских князей (1258) речь об узловых событиях. Для правой русско-балтийской ветви это похоже на узел R3C, когда левая православная подветвь с центром Новегородке при внешней поддержке восстает против виленского литовского центра. Для сравнения, в общерусском процессе аналогом является восстание новгородцев против Мономашичей в 1136 году, а в правой германо-балтийской ветви ему соответствует восстание германских князей против Генриха IV и его отречение (1105).
Попробуем также уточнить разметку параллельно развивающихся процессов левой и осевой ветвей русского Подъема. Можно начать с того, что ключевые фигуры общего с Миндовгом исторического времени - Даниил Романович Галицкий и Ярослав Всеволодович (отец Александра Невского) были зятьями Мстислава Мстиславича Удатного, первого военного лидера русской «феодальной революции». Ранее мы уже проводили параллели между Даниилом Галицким и Александром Невским как аналогами Ярослава Мудрого на 2 стадии южнорусского, российского и общерусского Подъемов, соответственно.
На стыке евразийской степи и карпатских предгорий сюжетные повороты периферийной политики тоже определяются конфигурацией торговых путей и военными альянсами для их охраны. Для бояр богатого торгового Галича важно было держать все пути на запад и восток открытыми, а венгерских, польских, волынских, черниговских союзников - равноудаленными, не допуская монополизации контроля. Совсем не пускать в Галич князей тоже не получится, так что или приходилось их чередовать, либо уже сам князь должен обеспечить равноудаленность остальных претендентов. После 1204 года значение путей через Киев, Чернигов и половецкие степи резко выросло, а влияние византийских путей и союзников снизилось. Отсюда резкие маневры Романа Галицкого, приведшие к его смерти (1205, L1/2), и далее к приглашению в Галич новгород-северских Игоревичей. На ближайшую к Византии левую подветвь падение Царьграда повлияло быстрее всего.
Провизантийская «партия королевы» - матери Романовичей, как и все местные Мономаховичи, оказались отодвинуты от кормушки, подобно полоцко-литовским князьям и северной части Ростиславичей. Не мудрено, что около 1217 года все они оказались союзниками в умеренно реваншистской коалиции во главе с Мстиславом Удатным. Однако мало просто занять на время Галич (1219, L2.14/15), что только стимулирует бояр к созданию новой супротивной коалиции. Для закрепления торгового узла за собой нужно предложить боярам более выгодную политику. Например, устранить с торгового пути лишних конкурентов в лице смоленских, черниговских и союзных им половецких князей. Зачистка торговых путей от излишних таможен - главный лозунг наступившей эпохи.
Понятно, что историю пишут победители на длинной дистанции. Однако даже совсем лояльная к Даниилу Галицкому летопись битвы на Калки выглядит как попытка хоть как-то оправдать поведение Мстислава и зятя Даниила. Нет, поведение понятно - увидели силу монголов, испугались, быстро убежали, но зачем же лодки на переправе рубить? Чтобы монголы на них своих лошадок не переправили? Объективный смысл уничтожения переправы - оставить киевских и черниговских союзников в ловушке?
Вся операция с выманиванием киевских и черниговских князей из укрепленных городов в голую степь слишком похожа на подставу со стороны хана Котяна и его зятя. Такой же финт с вхождением в коалицию и предательством в критический момент хан Котян провернул при осаде Каменца в 1228 году, спасая этим своего внучатого зятя Даниила. Еще через десять лет, перед монгольским вторжением венгры перебежавшего к ним Котяна потому и казнили, что помнили, как он набивался в союзники и подставлял киевских князей. Других косвенных улик в виде взаимно лояльного отношения монголов к Даниилу в ходе и после западного похода - также предостаточно. А вот противникам Мстислава Мстиславича монголы мстили и после его смерти.
Компромиссное разграничение сфер влияния и финансовых потоков после 1219 года не отменили противоречий между галицкой олигархией и волынскими князьями, как и между разными фракциями олигархии, но укрепили значение третейской ветви киевского митрополита. Во время кризисных узлов, как после смерти Мстислава Удатного (1228) противоречия вновь вспыхивали, но к 1230 году при поддержке киевского князя Галич остается за Даниилом (L2.16/17, аналог сосредоточения власти Ярослава Мудрого после смерти Мстислава Удалого). Более продолжительный кризис случился в 1235-38 перед монгольским вторжением.
Еще тогда зародилась малорусская политическая традиция лицемерных стенаний перед западными партнерами о злых ордынских союзниках, которые просто вынудили Даниила получить почетный статус киевского великого князя (1240), а потом и открытый ярлык на Галицко-Волынское княжение. Хотя именно разгром монголами венгров и поляков, не говоря уже о черниговских князьях, сделал их постоянного союзника Даниила единственной местной силой. Не говоря уже о том, что в период монгольского нашествия Даниил не то, что не сопротивлялся, а напротив - участвовал в подчинении и обложении данью славянских князей последнего языческого анклава - Болоховской земли. Так что именно период нашествия и западного похода (1238-42) стал не только кризисом прежнего киевского центра, но поворотным моментом для объединения Червонной Руси под внешним контролем (L2.19/20). В качестве дополнительного признака отметим реставрацию давних порядков, когда первые русские киевские князья крестили здешних славян, опираясь на союз со степняками - «своими погаными».
Теперь есть смысл вернуться к параллельному процессу в Северо-Западной Руси, где аналогом Даниила Галицкого является Александр Ярославич Невский. Как мы уже выясняли, фаза развития осевой ветви немного отстает от левой, поскольку политический катаклизм с перекрытием двинско-днепровского пути докатился до Новгорода и волжско-балтийского пути опосредованно лишь к 1217 году. И по этой причине тоже брак между дочерью Мстислава и переяславским князем Ярославом Всеволодовичем не обернулся сразу политическим союзом. Ярослав, приглашенный новгородцами по рекомендации тестя, действовал в логике взаимных репрессий, характерных для подстадии 1D (=B’.16), а не разграничения сфер влияния между новыми лидерами элит, как было тогда же в Галиче, но уже на подстадии 2B (= B’.17).
Ключевой эпизод со срочным возвращением Мстислава на подмогу новгородцам против своего же ставленника и зятя Ярослава (1216) - достаточно ярко высвечивает движущий интерес торговой олигархии, определяющий политику Мстислава. В то же время действия и имидж Ярослава так же двойственны, как у Романа Галицкого или общерусского прообраза обоих - Владимира Крестителя. Как военно-политический лидер Ярослав должен подчиняться общему интересу и этике сыновей «Большого Гнезда». Этот интерес со времен Юрия Долгорукого автономен по отношению к прочим Рюриковичам, поскольку автономны поволжские источники сырья и производство оружия, и есть где эту военную силу приложить - для экспансии и перехвата контроля северо-восточных путей. Ярослав вынужден маневрировать между разными, иногда совпадающим, а иногда конфликтующими интересами братьев и тестя, но тем самым он становится связующим звеном между Владимирской Русью и внешним политическим контекстом, а это и есть одна из функций политического центра.
Следовательно возвышение Ярослава в период монгольского нашествия вполне закономерно, если полагать, что за Мстиславом Удалым и за ханом Котяном стоит общий интерес торговой олигархии северных ветвей Великого Шелкового пути. Для сравнения - и Владимир Красное Солнышко, и Роман Галицкий через брак с византийскими принцессами обеспечивали союз с внешним заказчиком контроля торговых путей, и на этой взаимопомощи укрепились. Логично предположить, что и для возвышения Ярослава в той же фазе, но после смены внешнего центра на ордынский - главным фактором возвышения тоже была женитьба на внучке хана Котяна.
Разумеется, если рассматривать военно-политическую историю саму по себе, или даже с учетом церковно-политической истории, но без учета торгово-политического контура, тогда политическая судьба Ярослава Всеволодовича выглядит хаотичным набором случайностей. Однако, не слишком ли много случайных совпадений в судьбах двух зятьев Мстислава Удатного и их потомков? Почему именно на них двоих делают политическую ставку монголы, расчищая политическое поле от конкурентов?
Все же нам стоит лучше присмотреться к внешнему для Руси евразийскому торгово-политическому контуру - управляющей сети Великого Шелкового пути. Ключевые логистические узлы ВШП на западе - это черноморские торговые фактории, ориентированные на Константинополь и Средиземноморье, а на востоке - торговые города-оазисы уйгуров, контролирующие горные проходы в Китай и Монголию.
Феодально-революционные армии Чингизидов опирались именно на политико-экономическую машину уйгурской торговой олигархии и в ее интересах осуществили зачистку от лишних границ и таможен северокитайской части ВШП (1213). Если продолжать параллель между витками истории - то это средневековый аналог китайской революции 1913 года. Вопрос, в какой степени революционные события на востоке были обусловлены сокращением торговых оборотов из-за перекрытия и монополизации западных ворот ВШП крестоносцами в 1204 году - остается открытым.
Также открытым остается вопрос, почему был устранен двойственный Ярослав, которому монголы (а точнее - уйгуры или их торговые партнеры из наследников хазар) доверили власть на Руси сразу после нашествия. Неужели они больше доверяли его сыну - прямому потомку хана Котяна, вернее, неизвестной супруги хана Котяна, поскольку Александр Ярославич - правнук по женской линии. Ведь именно по женской линии еще со времен Великой Скифии шло наследование в евразийском торгово-политическом контуре (как и почему было обосновано в эссе «Ветряная мельница этноистории»).
Хотелось бы обратить, что предпосылки для такой постановки вопроса об истоках взаимного доверия будущих московских князей и золотоордынских ханов - буквально лежат на поверхности исторических хроник. Однако, даже если кто-то из историков мог вопреки идеологическим установкам заметить эти сюжетные линии, то по понятным причинам вряд ли решился бы эту версию озвучить.
Между тем, такое сочетание военно-политического наследования по мужской линии и торгово-политического наследования по женской линии - не является чем-то уникальным для всемирной истории, а скорее - закономерным для активных стадий. Другой вопрос, что летописцам-идеологам больше нравятся героические примеры из жизни таких уже не двойственных, а двойных лидеров, например рассказы о «Малой земле», а не вопросы о роли жены или мамы в возвышении военно-политического лидера.
Замечу только, что такая постановка вопроса никак не умаляет подвигов юного князя, лично отстоявшего автономию евразийских торговых путей от попыток захвата крестоносцами устья Невы и запасного пути вдоль Чудского озера. Однако не следует также умалять и верховную роль Ярослава Всеволодовича как организатора обороны по всему северному фронту от Ладоги до Смоленска. Оценим также важную роль стратегической разведки против западных партнеров со стороны евразийской торговой олигархии.
Продолжение следует