Тысячелетие вокруг Балтики (31)
31. Повторение истории - мать её
(начало, предыд.)
Проводить параллели между событиями разных эпох или разных цивилизаций нужно очень осторожно, чтобы не перепутать уровни процессов. Хотя бы потому, что формы этих разных процессов бывают одинаковыми. Союз советских республик - политическая форма на уровне цивилизации, союз североамериканских штатов - субцивилизационный, мексиканский союз штатов или современное Соединенное Королевство - национальный, а Нидерландские соединенные штаты - субнациональный, и так далее. Можно сравнивать и процессы разного уровня, но сами уровни нужно знать точно, чтобы не перескакивать между ними. Потому что уровнем ниже очень часто можно подобрать похожие события и стадии развития, а политические центры разных уровней зачастую сопряжены.
Напомню, что удержание в фокусе одного уровня рассмотрения, без перескакивания туда и обратно - один из главных заветов Секста Эмпирика, первого по-настоящему научного философа и методолога. В связи с этим отдельная, специфическая сложность связана со сравнением схожих процессов Подъема и Надлома между европейской и соседними цивилизациями. Любимый пример такой аберрации сравнения - как раз между русской и французской революциями. Эта вполне простительная для историков, но не политиков, ошибка стоила политической карьеры, а то и жизни многим «старым большевикам» и молодым маршалам - кандидатам в советские «бонапарты».
Разница во внешних формах русской и западноевропейской истории обусловлена более сложным стартовым устройством, развитием германского Подъема на фоне завершения романского Надлома. Более того, именно разложение бывшей романской аристократии, пусть даже обновленной новой кровью «варварских королевств», породило и сами эти «варварские королевства», и самостоятельный германский Подъем. При этом механизм формирования и усиления первых германских королевств был, по сути, таким же, как и механизм узловых кризисов и революций левой ветви этого Подъема. Торгово-пиратские элиты стремились уравновесить влияние развитой романской бюрократии влиянием прикормленной ими новой военной аристократии, а потом наоборот и снова. Именно поэтому первые варварские «протоимперии» Карла Великого или Владимира Святого сформировались вокруг периферийных торговых факторий романской и ромейской цивилизаций, центрах будущей левой ветви новых дочерних цивилизаций.
По этой фундаментальной причине влияние романской третейской ветви на политические процессы в той же Франции всегда было идеологически и юридически оформленным. Третейский класс в широком смысле (клерикалы, юристы, врачи, писатели) в Европе наследовал развитой и институционально оформленной культуре Римской империи. Не только епископы и аббаты, но и судебные учреждения в той же Франции при старом режиме были автономным «государством в государстве», регулярно становясь фактически во главе самого государства - и при кардинале Ришелье, и при адвокате Робеспьере.
Иначе обстоят дела с третейской ветвью в русской или англосаксонской цивилизациях. Здесь военно-аристократический Подъем уравновешивался влиянием обычаев и духовных наследников двух варварских периферий двух Римов - евразийской степной и средиземноморской. По этой причине в той же фазе, когда в Западной Европе удивила мир репрессиями Французская революция, в США 1930-х кровавые разборки проходили в форме полицейско-гангстерского противостояния. Средиземноморское происхождение этих не менее автономных и по-своему упорядоченных гангстерских сообществ общеизвестно. Аналогичная фаза 1930-х в русской истории отличается разве что более продвинутой политической институционализацией полубандитских партийных и чекистских кланов. Однако эти советские институты были больше похожи на хуралы интернациональной монгольской степной империи.
Еще одно важное правило проведения актуальных исторических параллелей - не делать этого по свежим следам текущих событий, потому что не факт, что текущий кризисный узел близок к полному завершению. Однако все же мы не в Европе с ее строгими германо-романскими порядкам, и когда «очень хочется, то можно». А всем нам хочется понять, что же дальше может произойти в тех же США. Поэтому позволим себе принять рабочую гипотезу о близости к завершению текущего узлового кризиса в «левой» ветви «левой» цивилизации. Тогда можно сравнить с похожими узлами не только кризиса в Киеве 2014 года, но и кризисов в Париже 1830 и 1848 годов (с учетом вышеназванных оговорок).
Прежде всего, во многом схожи сами эти «революции», решавшие и не решившие сходные политические задачи в интересах крупной буржуазии. Кавычки нужны, чтобы отличить от решительных французской и русской революций в ныне общепринятом разрушительном смысле. Хотя изначально после Славной революции в Англии «революция» означало «возвращение на круги своя». Очевидно, различается и масштаб двух революций 1830 и 1848 года, составивших своего рода каскад от национального на наднациональный уровень.
При Наполеоне I события развивались очень быстро по историческим меркам, потому что формировались внешним контекстом европейского и всемирного кризисного узла, завершившегося в 1815 году. Поэтому 17 и 18 стадии для национальной элиты Франции поместились между 1800 и 1815, и столько же заняла 19 стадия Реставрации, завершившая конструктивную четверть Надлома. При этом на наднациональном уровне франко-нидерландской ветви политическая структура осталась как при Бонапарте, только Голландское королевство поменяло ориентацию и своего протектора на Священный союз и российского императора. То есть на этом уровне 17 стадия (1800-1815) и 18 стадия (1815-1830) заняли 30 лет, а 19 стадия - около 20 лет.
Одним из главных признаков 19 стадии Реставрации является воссоздание части внешних форм, существовавших до узла 13/14 Смены центра. Между тем Луи-Филипп Орлеанский, провозглашенный «кролем французов», с точки зрения монархистов, так называемой династической оппозиции, был не королем, а именно что регентом внука Карла X, отрекшегося с таким условием. Но именно такая политическая форма регентства во главе с герцогом Орлеанским, дедом Луи-Филиппа, предшествовала Смене центра (1740) на субцивилизационном уровне. Разделение Голландского королевства надвое и образование Бельгийского королевства также является частичной реставрацией прежней политической структуры.
Внутри стадии франко-нидерландской Реставрации (1830-1850) также можно увидеть разделение, похожее на российскую Реставрацию (1992-2014). Внешняя политика Луи-Филиппа по отношению к соседям была либерально-буржуазной по содержанию, но при этом реставрационно-монархической по форме. В середине стадии, как и в России, состоялась частичная реабилитация и кооптация прежней имперской элиты. Маршал Сульт, имевший давний пиренейский опыт совместного с герцогом Веллингтоном выкачивания и грабежа средств из испанских и португальских колоний, становится первым министром и символом внутриэлитной консолидации. Хотя переориентация на союз с Англией встретила сопротивление в обеих странах и привела к политическому кризису 1848 года, но либерально-монархическое крыло внешних союзов во главе с Луи-Филиппом в ходе кризиса уступило консервативному неоимперскому крылу.
Для внутренней политики Франции, на национальном уровне период 1830-1850 годов был гегелевским повторением революционных 1790-х. Это во внешней политике Луи-Филипп был монархист и союзник монархий, получивших новые статусы и границы при Бонапарте. А для французской публики он был «гражданин король» и сторонник республиканских ценностей. Слишком явное для публики увлечение устройством династических браков к концу 1840-х подорвало внутреннюю легитимность, основанную на балансе монархических и национал-республиканских ценностей, используемом в пользу крупной буржуазии.
Вернемся к актуальным американским параллелям, уровня субцивилизации. После кризиса 2020 года мало кого нужно убеждать, что внутри США взаимодействуют не одна, и даже не две нации с разными интересами и политическими характерами. Так же как это проявилось на Украине в ходе кризиса в 2014 году. Сохранение видимого политического единства в обоих случаях обусловлено интересами внешних сил, вопреки нарастающей динамике внутренней конфронтации. И как спекулятивный финансовый рынок вокруг искусственно завышенного курса гривны остается главной политической скрепой в Киеве, такой же скрепой, объединяющей внешние и внутренние политические интересы, остается сегодня спекулятивный долларовый рынок в США.
Параллели нынешнего финансово-экономического кризиса с глобальным кризисом конца 1840-х, с одной стороны, очевидны - и тогда, и сейчас речь идет о завершении кондратьевского цикла (первого и пятого, соответственно). И тогда, и сейчас речь идет о полной перестройке глобальной финансовой системы. С другой стороны, кризис середины 19 века - это начало явной Глобализации, становление системы центробанков, а сейчас речь о полной перестройке этой системы.
Политический режим Июльской монархии (1830-48) был альянсом финансовой олигархии и крупной буржуазии так же, как политический режим в США в 1992-2020 годах. Хронический дефицит бюджета, направляемого на лоббируемые крупным бизнесом «распильные» проекты, тотальная коррупция и рост государственного долга - одинаковые внешние формы реализации этого альянса при ведущей роли финансистов. Однако, системный кризис в завершении этой 19 стадии привел к распаду этого альянса и противостоянию финансовой олигархии с консерваторами, представлявшими крупный национальный бизнес, как и политический развод финансистов с системными либералами.
Лидером системных либералов был Луи-Филипп, как Клинтоны в США, лидером консерваторов - Франсуа Гизо, который в конце периода, как и Трамп, попытался явно опереться на «осевую» ветвь (австрийскую и российскую, соответственно). Впрочем, само по себе открытое выдвижение в премьеры Гизо, фактически женатого на сестре А.Х.Бенкендорфа княгине Ливен, было таким же скандальным, как пророссийская риторика Трампа В результате политического кризиса 1848 года Гизо пришлось эмигрировать, так что прогноз для Трампа тоже пока неутешительный, если учесть еще и параллель с пророссийским Януковичем.
Политическая структура Июльской монархии, особенно к концу периода, тоже знакома нам до степени дежавю. Либерально-консервативная династическая коалиция у власти, плюс разделенная на три партии династическая оппозиция, и самая слабая антидинастическая фронда. Все как в России при Путине, на Украине при Кучме или Ющенко, да и в США отличить правящую и оппозиционную системные партии тоже сложно. Разница только в политических методах обеспечения господства финансовой олигархии в союзе с крупным бизнесом. В этом смысле система выборов в США, где выборщики как раз и представляют крупный бизнес конкретных штатов, изначально была сформирована под интересы местной олигархии.
Июльский либерально-консервативный режим во Франции гарантировал интересы крупного бизнеса за счет высокого имущественного ценза. Избирать могли только буржуа, а быть избранными - только представители крупного бизнеса. Расхождение интересов крупного бизнеса и финансистов вследствие финансового кризиса, как и в нынешних США, привело к тому, что лидеры консерваторов Гизо и Трамп отстаивали сохранение избирательной системы в пользу национальной буржуазии, а финансисты были вынуждены опереться на люмпенское движение, чтобы фактически разрушить прежнюю политическую систему. Создание в Париже «пролетарских» подразделений Национальной гвардии, финансируемых банкирами, является аналогом боевиков «антифа» люмпенского движения BLM или таких же неонацистских отрядов боевиков в Киеве. (Заметим, что до 1848 года французская Нацгвардия - это вооруженные избиратели-буржуа, сами финансирующие свою самооборону.)
Разумеется, французские финансисты, вырастившие в свое время Бонапарта, сами хотели бы рулить европейской и колониальной торговлей. Однако британские партнеры оказались проворнее и дальновиднее, в том числе, когда разрушали в 1814-15 годах промышленный потенциал Франции и отрезали ее от европейских торговых путей. Так что лидером финансовой глобализации с 1844 года, принятия закона о центральном банке Англии, становится лондонский Сити. Франция и Германия тоже быстро спохватились, и к 1848 году приняли аналогичные законы. Однако на стороне Лондона был не просто один центробанк, а целая сеть центральных банков в Шотландии, Ирландии, колониальных странах-сателлитах как Нидерланды и Бельгия, не говоря уже о банках в колониях. Плюс к этому накопленные запасы золота для провозглашения «золотого стандарта» обмена фунта стерлингов, плюс замена протекционизма фритредерством. И еще совсем некстати для европейских консерваторов - резкое ослабление российского противовеса английскому влиянию из-за ранней смерти того же А.Х.Бенкендорфа в том же 1844 году.
В работе «О культурных революциях» (в главе 12 «Повторение - мать учения») мы довольно подробно разобрали на этих же французских примерах 19 века, чем фарсовое гегелевское повторение в завершающей четверти Надлома отличается от предыдущих трагических стадий. Повторение внешних форм, как Июльская революция или Вторая империя во Франции сопровождается противоположным, по сути, политическим содержанием. Так, французские финансисты из «партии королевы» Жозефины не только выдвинули Бонапарта в лидеры авторитарного режима, но и пролоббировали имперскую политическую форму, объединившую «семейные монархии», чтобы расчистить барьеры на пути европейской торговли и финансов и устранить английских конкурентов. В той же фазе Дна Надлома завершающей четверти национального Надлома повторение имперских форм является фарсовым, потому что служит строго противоположным целям - подчинению французских элит, в том числе финансовых, внешним альянсам во главе с Англией.
Такая же фарсовая борьба «за незалежность» и экономическую «самостийность» в Киеве тоже привела к полному финансовому закабалению «державы» англосаксонской финансовой олигархией. А теперь похожий сценарий разыгрывается и в самих США. Политически слабая, отягощенная компроматом и «альцгеймером» фигура Байдена точно не призвана усилить национальную буржуазию, а наоборот - ослабить ее влияние. Уже фактически разрушена система выборов, которая до сих пор зависела от консервативных региональных элит. Западные и восточные торговые партнеры США приветствуют такое развитие событий, закрывая глаза на всю грязь фарсового политического шоу. Ведь Байден призван глобальной финансовой элитой, чтобы прикрывать усилия ФРС и МВФ по спасению долларовой системы и удержанию международной торговли от разрушительного краха. Внешний политический контекст доминирования глобальных финансистов тот же, как и в кризис 1848-50 годов, да все же не совсем. Тогда глобалисты выходили на международную арену, а сейчас пределы экспансии достигнуты, и с этой точки зрения настал цугцванг - все ходы плохие, и остается выбирать наименьшее зло. Однако структура внутриполитического процесса США от этого не перестает быть похожей на Францию 1848 или Украину 2014 годов.
Если наша рабочая гипотеза верна, то кризис 2020 года в США соответствует 1848 году во Франции, такое же возбуждение и организация люмпен-пролетариата через масс-медиа, подконтрольные финансистам в союзе с частью политически расколотых спецслужб. Провокация с захватом Капитолия 6 января тоже имеет прямой аналог в виде захвата протестующими зала заседаний Учредительного собрания 4 мая 1848 г. Причем современники тоже подозревали полицейскую провокацию. Если так, то после периода закручивания гаек можно ожидать весной, как минимум, еще одну серию протестных выступлений и связанных с ними провокаций, вводов войск в столицу и установлением репрессивной «диктатуры демократов» по аналогии с недолгим режимом Кавеньяка (или Турчинова в Киеве). Это необходимо и для самой рискованной начальной реструктуризации глобальной финансовой системы. После чего также неизбежно достижение внутриэлитного компромисса, и даже политической опоры на консерваторов, но строго на условиях подчинения общим интересам глобальной финансовой олигархии, пусть даже расколотой на две-три части, как и подчиненные им элиты США.
Впрочем, предсказывать конкретные формы реализации вполне прогнозируемых трендов - занятие совсем неблагодарное. Да и ожидать недолго, поживем - увидим. Можно только заранее сказать, что в части полицейского государства в США неизбежно фарсовое повторение маккартизма наизнанку, направленное на подавление консерваторов левыми либералами, подчинение элиты США интересам финансовых элит, в том числе внешних. Внешние политические формы при этом могут и сохраниться, но будут выхолощены, с декоративной подавленной оппозицией, а потом и декоративным «правящим» большинством, как в том же Киеве. Будут ли при этом в том же Техасе признавать решения таких федеральных властей - вопрос пока открытый. Вернее вопрос - будет ли открытым самостийный саботаж на местах или прикрытым фарсовыми формами внешней лояльности?
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Проводить параллели между событиями разных эпох или разных цивилизаций нужно очень осторожно, чтобы не перепутать уровни процессов. Хотя бы потому, что формы этих разных процессов бывают одинаковыми. Союз советских республик - политическая форма на уровне цивилизации, союз североамериканских штатов - субцивилизационный, мексиканский союз штатов или современное Соединенное Королевство - национальный, а Нидерландские соединенные штаты - субнациональный, и так далее. Можно сравнивать и процессы разного уровня, но сами уровни нужно знать точно, чтобы не перескакивать между ними. Потому что уровнем ниже очень часто можно подобрать похожие события и стадии развития, а политические центры разных уровней зачастую сопряжены.
Напомню, что удержание в фокусе одного уровня рассмотрения, без перескакивания туда и обратно - один из главных заветов Секста Эмпирика, первого по-настоящему научного философа и методолога. В связи с этим отдельная, специфическая сложность связана со сравнением схожих процессов Подъема и Надлома между европейской и соседними цивилизациями. Любимый пример такой аберрации сравнения - как раз между русской и французской революциями. Эта вполне простительная для историков, но не политиков, ошибка стоила политической карьеры, а то и жизни многим «старым большевикам» и молодым маршалам - кандидатам в советские «бонапарты».
Разница во внешних формах русской и западноевропейской истории обусловлена более сложным стартовым устройством, развитием германского Подъема на фоне завершения романского Надлома. Более того, именно разложение бывшей романской аристократии, пусть даже обновленной новой кровью «варварских королевств», породило и сами эти «варварские королевства», и самостоятельный германский Подъем. При этом механизм формирования и усиления первых германских королевств был, по сути, таким же, как и механизм узловых кризисов и революций левой ветви этого Подъема. Торгово-пиратские элиты стремились уравновесить влияние развитой романской бюрократии влиянием прикормленной ими новой военной аристократии, а потом наоборот и снова. Именно поэтому первые варварские «протоимперии» Карла Великого или Владимира Святого сформировались вокруг периферийных торговых факторий романской и ромейской цивилизаций, центрах будущей левой ветви новых дочерних цивилизаций.
По этой фундаментальной причине влияние романской третейской ветви на политические процессы в той же Франции всегда было идеологически и юридически оформленным. Третейский класс в широком смысле (клерикалы, юристы, врачи, писатели) в Европе наследовал развитой и институционально оформленной культуре Римской империи. Не только епископы и аббаты, но и судебные учреждения в той же Франции при старом режиме были автономным «государством в государстве», регулярно становясь фактически во главе самого государства - и при кардинале Ришелье, и при адвокате Робеспьере.
Иначе обстоят дела с третейской ветвью в русской или англосаксонской цивилизациях. Здесь военно-аристократический Подъем уравновешивался влиянием обычаев и духовных наследников двух варварских периферий двух Римов - евразийской степной и средиземноморской. По этой причине в той же фазе, когда в Западной Европе удивила мир репрессиями Французская революция, в США 1930-х кровавые разборки проходили в форме полицейско-гангстерского противостояния. Средиземноморское происхождение этих не менее автономных и по-своему упорядоченных гангстерских сообществ общеизвестно. Аналогичная фаза 1930-х в русской истории отличается разве что более продвинутой политической институционализацией полубандитских партийных и чекистских кланов. Однако эти советские институты были больше похожи на хуралы интернациональной монгольской степной империи.
Еще одно важное правило проведения актуальных исторических параллелей - не делать этого по свежим следам текущих событий, потому что не факт, что текущий кризисный узел близок к полному завершению. Однако все же мы не в Европе с ее строгими германо-романскими порядкам, и когда «очень хочется, то можно». А всем нам хочется понять, что же дальше может произойти в тех же США. Поэтому позволим себе принять рабочую гипотезу о близости к завершению текущего узлового кризиса в «левой» ветви «левой» цивилизации. Тогда можно сравнить с похожими узлами не только кризиса в Киеве 2014 года, но и кризисов в Париже 1830 и 1848 годов (с учетом вышеназванных оговорок).
Прежде всего, во многом схожи сами эти «революции», решавшие и не решившие сходные политические задачи в интересах крупной буржуазии. Кавычки нужны, чтобы отличить от решительных французской и русской революций в ныне общепринятом разрушительном смысле. Хотя изначально после Славной революции в Англии «революция» означало «возвращение на круги своя». Очевидно, различается и масштаб двух революций 1830 и 1848 года, составивших своего рода каскад от национального на наднациональный уровень.
При Наполеоне I события развивались очень быстро по историческим меркам, потому что формировались внешним контекстом европейского и всемирного кризисного узла, завершившегося в 1815 году. Поэтому 17 и 18 стадии для национальной элиты Франции поместились между 1800 и 1815, и столько же заняла 19 стадия Реставрации, завершившая конструктивную четверть Надлома. При этом на наднациональном уровне франко-нидерландской ветви политическая структура осталась как при Бонапарте, только Голландское королевство поменяло ориентацию и своего протектора на Священный союз и российского императора. То есть на этом уровне 17 стадия (1800-1815) и 18 стадия (1815-1830) заняли 30 лет, а 19 стадия - около 20 лет.
Одним из главных признаков 19 стадии Реставрации является воссоздание части внешних форм, существовавших до узла 13/14 Смены центра. Между тем Луи-Филипп Орлеанский, провозглашенный «кролем французов», с точки зрения монархистов, так называемой династической оппозиции, был не королем, а именно что регентом внука Карла X, отрекшегося с таким условием. Но именно такая политическая форма регентства во главе с герцогом Орлеанским, дедом Луи-Филиппа, предшествовала Смене центра (1740) на субцивилизационном уровне. Разделение Голландского королевства надвое и образование Бельгийского королевства также является частичной реставрацией прежней политической структуры.
Внутри стадии франко-нидерландской Реставрации (1830-1850) также можно увидеть разделение, похожее на российскую Реставрацию (1992-2014). Внешняя политика Луи-Филиппа по отношению к соседям была либерально-буржуазной по содержанию, но при этом реставрационно-монархической по форме. В середине стадии, как и в России, состоялась частичная реабилитация и кооптация прежней имперской элиты. Маршал Сульт, имевший давний пиренейский опыт совместного с герцогом Веллингтоном выкачивания и грабежа средств из испанских и португальских колоний, становится первым министром и символом внутриэлитной консолидации. Хотя переориентация на союз с Англией встретила сопротивление в обеих странах и привела к политическому кризису 1848 года, но либерально-монархическое крыло внешних союзов во главе с Луи-Филиппом в ходе кризиса уступило консервативному неоимперскому крылу.
Для внутренней политики Франции, на национальном уровне период 1830-1850 годов был гегелевским повторением революционных 1790-х. Это во внешней политике Луи-Филипп был монархист и союзник монархий, получивших новые статусы и границы при Бонапарте. А для французской публики он был «гражданин король» и сторонник республиканских ценностей. Слишком явное для публики увлечение устройством династических браков к концу 1840-х подорвало внутреннюю легитимность, основанную на балансе монархических и национал-республиканских ценностей, используемом в пользу крупной буржуазии.
Вернемся к актуальным американским параллелям, уровня субцивилизации. После кризиса 2020 года мало кого нужно убеждать, что внутри США взаимодействуют не одна, и даже не две нации с разными интересами и политическими характерами. Так же как это проявилось на Украине в ходе кризиса в 2014 году. Сохранение видимого политического единства в обоих случаях обусловлено интересами внешних сил, вопреки нарастающей динамике внутренней конфронтации. И как спекулятивный финансовый рынок вокруг искусственно завышенного курса гривны остается главной политической скрепой в Киеве, такой же скрепой, объединяющей внешние и внутренние политические интересы, остается сегодня спекулятивный долларовый рынок в США.
Параллели нынешнего финансово-экономического кризиса с глобальным кризисом конца 1840-х, с одной стороны, очевидны - и тогда, и сейчас речь идет о завершении кондратьевского цикла (первого и пятого, соответственно). И тогда, и сейчас речь идет о полной перестройке глобальной финансовой системы. С другой стороны, кризис середины 19 века - это начало явной Глобализации, становление системы центробанков, а сейчас речь о полной перестройке этой системы.
Политический режим Июльской монархии (1830-48) был альянсом финансовой олигархии и крупной буржуазии так же, как политический режим в США в 1992-2020 годах. Хронический дефицит бюджета, направляемого на лоббируемые крупным бизнесом «распильные» проекты, тотальная коррупция и рост государственного долга - одинаковые внешние формы реализации этого альянса при ведущей роли финансистов. Однако, системный кризис в завершении этой 19 стадии привел к распаду этого альянса и противостоянию финансовой олигархии с консерваторами, представлявшими крупный национальный бизнес, как и политический развод финансистов с системными либералами.
Лидером системных либералов был Луи-Филипп, как Клинтоны в США, лидером консерваторов - Франсуа Гизо, который в конце периода, как и Трамп, попытался явно опереться на «осевую» ветвь (австрийскую и российскую, соответственно). Впрочем, само по себе открытое выдвижение в премьеры Гизо, фактически женатого на сестре А.Х.Бенкендорфа княгине Ливен, было таким же скандальным, как пророссийская риторика Трампа В результате политического кризиса 1848 года Гизо пришлось эмигрировать, так что прогноз для Трампа тоже пока неутешительный, если учесть еще и параллель с пророссийским Януковичем.
Политическая структура Июльской монархии, особенно к концу периода, тоже знакома нам до степени дежавю. Либерально-консервативная династическая коалиция у власти, плюс разделенная на три партии династическая оппозиция, и самая слабая антидинастическая фронда. Все как в России при Путине, на Украине при Кучме или Ющенко, да и в США отличить правящую и оппозиционную системные партии тоже сложно. Разница только в политических методах обеспечения господства финансовой олигархии в союзе с крупным бизнесом. В этом смысле система выборов в США, где выборщики как раз и представляют крупный бизнес конкретных штатов, изначально была сформирована под интересы местной олигархии.
Июльский либерально-консервативный режим во Франции гарантировал интересы крупного бизнеса за счет высокого имущественного ценза. Избирать могли только буржуа, а быть избранными - только представители крупного бизнеса. Расхождение интересов крупного бизнеса и финансистов вследствие финансового кризиса, как и в нынешних США, привело к тому, что лидеры консерваторов Гизо и Трамп отстаивали сохранение избирательной системы в пользу национальной буржуазии, а финансисты были вынуждены опереться на люмпенское движение, чтобы фактически разрушить прежнюю политическую систему. Создание в Париже «пролетарских» подразделений Национальной гвардии, финансируемых банкирами, является аналогом боевиков «антифа» люмпенского движения BLM или таких же неонацистских отрядов боевиков в Киеве. (Заметим, что до 1848 года французская Нацгвардия - это вооруженные избиратели-буржуа, сами финансирующие свою самооборону.)
Разумеется, французские финансисты, вырастившие в свое время Бонапарта, сами хотели бы рулить европейской и колониальной торговлей. Однако британские партнеры оказались проворнее и дальновиднее, в том числе, когда разрушали в 1814-15 годах промышленный потенциал Франции и отрезали ее от европейских торговых путей. Так что лидером финансовой глобализации с 1844 года, принятия закона о центральном банке Англии, становится лондонский Сити. Франция и Германия тоже быстро спохватились, и к 1848 году приняли аналогичные законы. Однако на стороне Лондона был не просто один центробанк, а целая сеть центральных банков в Шотландии, Ирландии, колониальных странах-сателлитах как Нидерланды и Бельгия, не говоря уже о банках в колониях. Плюс к этому накопленные запасы золота для провозглашения «золотого стандарта» обмена фунта стерлингов, плюс замена протекционизма фритредерством. И еще совсем некстати для европейских консерваторов - резкое ослабление российского противовеса английскому влиянию из-за ранней смерти того же А.Х.Бенкендорфа в том же 1844 году.
В работе «О культурных революциях» (в главе 12 «Повторение - мать учения») мы довольно подробно разобрали на этих же французских примерах 19 века, чем фарсовое гегелевское повторение в завершающей четверти Надлома отличается от предыдущих трагических стадий. Повторение внешних форм, как Июльская революция или Вторая империя во Франции сопровождается противоположным, по сути, политическим содержанием. Так, французские финансисты из «партии королевы» Жозефины не только выдвинули Бонапарта в лидеры авторитарного режима, но и пролоббировали имперскую политическую форму, объединившую «семейные монархии», чтобы расчистить барьеры на пути европейской торговли и финансов и устранить английских конкурентов. В той же фазе Дна Надлома завершающей четверти национального Надлома повторение имперских форм является фарсовым, потому что служит строго противоположным целям - подчинению французских элит, в том числе финансовых, внешним альянсам во главе с Англией.
Такая же фарсовая борьба «за незалежность» и экономическую «самостийность» в Киеве тоже привела к полному финансовому закабалению «державы» англосаксонской финансовой олигархией. А теперь похожий сценарий разыгрывается и в самих США. Политически слабая, отягощенная компроматом и «альцгеймером» фигура Байдена точно не призвана усилить национальную буржуазию, а наоборот - ослабить ее влияние. Уже фактически разрушена система выборов, которая до сих пор зависела от консервативных региональных элит. Западные и восточные торговые партнеры США приветствуют такое развитие событий, закрывая глаза на всю грязь фарсового политического шоу. Ведь Байден призван глобальной финансовой элитой, чтобы прикрывать усилия ФРС и МВФ по спасению долларовой системы и удержанию международной торговли от разрушительного краха. Внешний политический контекст доминирования глобальных финансистов тот же, как и в кризис 1848-50 годов, да все же не совсем. Тогда глобалисты выходили на международную арену, а сейчас пределы экспансии достигнуты, и с этой точки зрения настал цугцванг - все ходы плохие, и остается выбирать наименьшее зло. Однако структура внутриполитического процесса США от этого не перестает быть похожей на Францию 1848 или Украину 2014 годов.
Если наша рабочая гипотеза верна, то кризис 2020 года в США соответствует 1848 году во Франции, такое же возбуждение и организация люмпен-пролетариата через масс-медиа, подконтрольные финансистам в союзе с частью политически расколотых спецслужб. Провокация с захватом Капитолия 6 января тоже имеет прямой аналог в виде захвата протестующими зала заседаний Учредительного собрания 4 мая 1848 г. Причем современники тоже подозревали полицейскую провокацию. Если так, то после периода закручивания гаек можно ожидать весной, как минимум, еще одну серию протестных выступлений и связанных с ними провокаций, вводов войск в столицу и установлением репрессивной «диктатуры демократов» по аналогии с недолгим режимом Кавеньяка (или Турчинова в Киеве). Это необходимо и для самой рискованной начальной реструктуризации глобальной финансовой системы. После чего также неизбежно достижение внутриэлитного компромисса, и даже политической опоры на консерваторов, но строго на условиях подчинения общим интересам глобальной финансовой олигархии, пусть даже расколотой на две-три части, как и подчиненные им элиты США.
Впрочем, предсказывать конкретные формы реализации вполне прогнозируемых трендов - занятие совсем неблагодарное. Да и ожидать недолго, поживем - увидим. Можно только заранее сказать, что в части полицейского государства в США неизбежно фарсовое повторение маккартизма наизнанку, направленное на подавление консерваторов левыми либералами, подчинение элиты США интересам финансовых элит, в том числе внешних. Внешние политические формы при этом могут и сохраниться, но будут выхолощены, с декоративной подавленной оппозицией, а потом и декоративным «правящим» большинством, как в том же Киеве. Будут ли при этом в том же Техасе признавать решения таких федеральных властей - вопрос пока открытый. Вернее вопрос - будет ли открытым самостийный саботаж на местах или прикрытым фарсовыми формами внешней лояльности?
Продолжение следует