Тысячелетие вокруг Балтики (11)
11. Российский «Ахиллес» и балтийская «черепаха»
(начало, предыд.)
Наша разметка двух балтийских ветвей неспешно подошла к достаточно близким политическим событиям. Для русско-балтийского Надлома узел 18/19 «Кризис центра» ‑ это события двойной русской революции 1917 года. Нам будет еще удобнее провести параллели с событиями похожей российской «демократизации» 1990-х годов. Наверное, все согласятся, что для Прибалтики и Польши, как и для Финляндии 1917 год не был столь же трагичным, как для центральной России или русско-черноморской ветви нашей общей цивилизации. Для народов русско-балтийской ветви это был, скорее, аналог британской «славной революции», национально-демократической.
На примере российских «девяностых» нам хорошо знакомы основные признаки 19 стадии Реставрации, в том числе экономический кризис, сильная инфляция и переход на внешние валюты, распад имперского пространства на «национальные квартиры» и активный «нацбилдинг». Все эти признаки имели место в Финляндии, Прибалтике и Польше, в период 1918-1940 годов. Политика всех этих наций заключалась в поиске баланса между тремя соседними внешними силами ‑ Германией, советской Россией и нейтральной Швецией как проводником торгового влияния Британии. При этом в силу географии баланс в разных частях балтийской ветви был немного смещен в пользу ближних соседей, обеспечивая тем самым общий баланс внутри этой не очень устойчивой системы. Так же как в 1990-х на постсоветском пространстве разные части центрального ядра ‑ системы тесных политико-экономических связей Москвы, Минска, Киева и Астаны ориентировались на разные торговые и, как правило, закулисные политические связи с внешними игроками.
Еще одним признаком стадии Реставрации является, собственно, реставрация политических форм, предшествовавших началу революционного Надлома, узлу 13/14 общей истории. Для русско-балтийской ветви такая «страна, которую потеряли» - это конец 18 века, до раздела Польши и, главное, до французской революционной экспансии. Для остзейской немецкой и шведской аристократии именно революционная угроза из Европы стала основой столь же радикальной консервативной идеологии в основе общерусского имперского центра. К тому же именно такая идеология обеспечивала торговые и финансовые связи и поддержку Британии. Тем не менее, для балтийских, как и для польских элит начала 20 века благословенным временем не могла не выглядеть пусть бедная, но защищенная широкая автономия или вассалитет стабильной екатерининской эпохи. Межвоенный период 1918-40 годов был во многом повторением этой широкой политической автономии. Хотя кроме этого на стадии Реставрации идет также заимствование извне самых модных политических форм, сначала демократических, а затем, как последствие безбрежной демократии ‑ авторитарных.
Внутренняя динамика балтийской постимперской Реставрации тоже имеет явные параллели с Реставрацией российской, постсоветской. Активная четверть, как всегда, проходит под знаком взаимной экспансии и активной между двумя альтернативами. В случае польско-прибалтийской системы две конкурирующие ветви очевидны. Польша не только оккупировала Виленский край, но и в порядке «реставрации» строила планы «от можа до можа», организуя подрывную работу в соседних государствах, в том числе в Литве. При этом Германия могла стать союзником в разделе Литвы, получившей взамен Вильнюса Клайпеду (прусский Мемель). Хотя для веймарской республики было проще оставаться союзником и торговым партнером советской России, и тем самым закрепить раскол польско-литовского пространства и торговых элит.
Внешнее давление и влияние на внутреннюю «демократию» вынудили Литву в 1926 году первой стать на прибалтийский путь национальной буржуазной диктатуры Сметоны. Каунас стал форпостом на пути польского влияния, соответственно в пользу внешней и внутренней торгово-финансовой плутократии - не только пробританской, но и отчасти просоветской, ибо через Ригу, Ревель, Мемель, как и раньше при царе, шла бойкая торговля и расчеты, в том числе теневые.
Главное отличие балтийской Реставрации начала 20 века от российской 1990-х - отсутствие видимого политического центра, где разрешаются элитные противоречия. Для централизованной России недостаточно создать лимитрофный форпост на границе между ветвями элиты, нужно также остановить экспансию торгово-финансовой ветви в центре. А в остальном торгово-финансовые и военно-контрабандные интересы одесских или приднестровских элит были такими же, как у польских или данцигских. Соответственно, от их активности страдали интересы белорусских и питерских торгово-промышленных элит, как и рижских или таллинских в свое время.
Следующий крупный узловой кризис в Польше и Прибалтике созрел к середине 1930-х, в том числе вследствие милитаризации и фашизации Германии. Изменилась конфигурация внешних связей и возникла угроза со стороны пронемецких националистов в Прибалтике англо-советским торговым интересам. Поэтому сначала в Таллине, а затем в Риге весной 1934 года состоялись превентивные политические перевороты, использовавшие энергию националистов для установления плутократической диктатуры. Как следствие, через шесть лет диктаторы Пятс и Ульманис совсем без сопротивления сдали власть своим закулисным советским партнерам.
Можно было бы посчитать, что установление диктатуры торговцев во всех трех прибалтийских республиках ‑ это аналог путинской консолидации. Однако речь идет только об одной, «правой» ветви балтийской элиты. Польша Пилсудского в этот период, хотя идейно поддержала и исторически вдохновляла эти перевороты, скорее, оказалась в кризисе безвластия, следуя за внешними событиями. Поэтому балтийская весна 1934 года больше похожа на внутренний «кризис центра» и имеет параллелью российский кризис осени 1998 года, установления авторитарного режима Примакова внутри «правой», исполнительной ветви федеральной элиты, и с опорой на «правую» российско-белорусскую ветвь постсоветских союзов.
Здесь кстати обратить внимание на то, что исторические параллели нужно проводить между ветвями элиты, а не только по внешним изменениям границ. Так, освободительный поход Красной Армии на берега Западного Буга был в общих интересах «красных» плутократов-троцкистов и сталинских милитаристов с опорой на национальные элиты республик. Ввод войск для защиты Прибалтики в режиме «народной демократии» и сохранением торговых связей устроил бы всех прагматически, но идеология «мировой революции» сыграла с троцкистами злую шутку, усилив национальную опору милитаристов. Так что в финской войне 1940 года троцкисты вместе с идеей мировой экспансии Союза советских республик были политически уничтожены усилиями советских и финских милитаристов.
Соответственно, путинская консолидация 2000 года имеет своим аналогом в балтийской ветви события осени 1939 года после начала второй мировой войны. Сначала происходит зачистка польской элиты («нижней палаты левой подветви»), затем воссоединение народов Украины, Белоруссии (консолидация советского центра), а также Литвы. Переформатирование Литвы из национального анклава, управляемого внешними связями, в государство, включающего разные народы, как до этого Польша, ‑ является аналогией переформатирования верхней палаты представительной «левой» ветви российской элиты. До 2000 года этот политический институт формировался внешними связями с региональными элитами, а после ‑ делегированием представителей.
Следует признать, что многие важные детали даже не очень давней истории остаются скрытыми для внешних наблюдателей. Например, можно лишь по косвенным признакам догадываться об истинной роли генерала русской военной разведки Карла Маннергейма, ставшего в конце карьеры маршалом и президентом Финляндии. Так что в отличие от явных и теневых торговых отношений Москвы с Ригой или Таллином, связи политического руководства России и Финляндии, как явные, так и тайные, строились по поводу стратегических вопросов политики. Например, по поводу границы рядом с Ленинградом. Примем это как рабочую гипотезу, что политические связи Финляндии с СССР и другими балтийскими странами являются центральным ядром русско-балтийской ветви.
Финский национальный лидер Маннергейм имел в конце 1930-х такие же сложные отношения со своей элитой, ориентированной кто проанглийски, кто прогермански, как и Путин к 2008 году. Советско-финская война 1940 года имела намного большее значение для раскладов во внутренней политике обеих стран, чем в международном плане. Кому, в общем-то, еще интересен небольшой город Выборг, как и небольшой город Цхинвал? Но для укрепления позиций «силовиков» в финской или в российской политике обе короткие войны и последующие изменения границ были значимыми. Разница в темпах событий между 1939-1940 и 2000-2008 является, естественно, поводом для сомнений. Но темпы смены фаз определяются, прежде всего, темпами развития внешнего политического контекста ‑ в нашем случае динамичным контекстом второй мировой войны. Кроме того, в результате этих событий объем политических и особенно внешних связей балтийских стран сильно уменьшился, политической инерции стало меньше.
Нападение Германии на СССР консолидировало остатки политических элит балтийских стран под немецкой оккупацией. Условно самостоятельным союзником Германии стала Финляндия, не переходившая при этом «старой границы». После Сталинграда и Курска началось активное формирование контрэлит Прибалтики и Польши. Переход Финляндии в антигерманскую коалицию, заключение военного сюза с СССР стал моментом консолидации всей балтийской ветви. Аналогом такого же узла 19/20 Консолидации в российской истории стал полный разворот от союза с Западом к противостоянию Западу весной 2014 года.
Дальнейшая история России после 2014 года пока еще не так богата узловыми событиями, чтобы опереться на нее для сравнительного анализа аналогичной 20 стадии русско-балтийской Активизации. Можно только отметить, что после 1945 года в «левой» балтийской подветви (Польша, Литва, Галиция) постепенно затихала гражданская война, как и на Донбассе после 2014 года (а это тоже «левая» подветвь постсоветских союзов). Конфронтационный внешний контекст тоже был связан с кризисами в Корее и на Ближнем Востоке вокруг Израиля. После смерти Сталина и Берии в 1953 году завершилась активная четверть 20 балтийской стадии. Как и в аналогичной российской фазе в 2018 году, это совпало с замирением в Корее, а также с появлением у Кремля нового мощного оружия, обнулившего политические ставки прозападных инсургентов и сочувствующих на интервенцию Запада.
На этом пока что непрерывная цепочка параллелей российской и русско-балтийской политической истории временно исчерпана. Поэтому нам придется обратиться к другому относительно близкому источнику исторических параллелей - балтийской ветви германского Надлома после Великой Северной войны и Ништадтского мира (1721).
Таблица 12. Фазы российского, русско-балтийского и германо-балтийского Надлома:
Фазы
Российский Надлом
Русско-балтийский
R18/19
1992 распад СССР
1918 Брестский мир
19.16/17
1993 разгон ВС РФ
1926 переворот в Литве
19.18/19
1998 премьер Примаков
1934 переворот в Риге
19.19/20
2000 президент Путин
1939 освободительный поход
19.20/21
война 08.08.08 в Ю.Осетии
1940 финская война
19.21/22
2011 ООН против Ливии
1941 ВОВ, вторая финская
19/20
2014 «Крымнаш»
1944 советско-финский союз
20.16/17
2018 послание Путина 1 марта
1953 термоядерный СССР
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Наша разметка двух балтийских ветвей неспешно подошла к достаточно близким политическим событиям. Для русско-балтийского Надлома узел 18/19 «Кризис центра» ‑ это события двойной русской революции 1917 года. Нам будет еще удобнее провести параллели с событиями похожей российской «демократизации» 1990-х годов. Наверное, все согласятся, что для Прибалтики и Польши, как и для Финляндии 1917 год не был столь же трагичным, как для центральной России или русско-черноморской ветви нашей общей цивилизации. Для народов русско-балтийской ветви это был, скорее, аналог британской «славной революции», национально-демократической.
На примере российских «девяностых» нам хорошо знакомы основные признаки 19 стадии Реставрации, в том числе экономический кризис, сильная инфляция и переход на внешние валюты, распад имперского пространства на «национальные квартиры» и активный «нацбилдинг». Все эти признаки имели место в Финляндии, Прибалтике и Польше, в период 1918-1940 годов. Политика всех этих наций заключалась в поиске баланса между тремя соседними внешними силами ‑ Германией, советской Россией и нейтральной Швецией как проводником торгового влияния Британии. При этом в силу географии баланс в разных частях балтийской ветви был немного смещен в пользу ближних соседей, обеспечивая тем самым общий баланс внутри этой не очень устойчивой системы. Так же как в 1990-х на постсоветском пространстве разные части центрального ядра ‑ системы тесных политико-экономических связей Москвы, Минска, Киева и Астаны ориентировались на разные торговые и, как правило, закулисные политические связи с внешними игроками.
Еще одним признаком стадии Реставрации является, собственно, реставрация политических форм, предшествовавших началу революционного Надлома, узлу 13/14 общей истории. Для русско-балтийской ветви такая «страна, которую потеряли» - это конец 18 века, до раздела Польши и, главное, до французской революционной экспансии. Для остзейской немецкой и шведской аристократии именно революционная угроза из Европы стала основой столь же радикальной консервативной идеологии в основе общерусского имперского центра. К тому же именно такая идеология обеспечивала торговые и финансовые связи и поддержку Британии. Тем не менее, для балтийских, как и для польских элит начала 20 века благословенным временем не могла не выглядеть пусть бедная, но защищенная широкая автономия или вассалитет стабильной екатерининской эпохи. Межвоенный период 1918-40 годов был во многом повторением этой широкой политической автономии. Хотя кроме этого на стадии Реставрации идет также заимствование извне самых модных политических форм, сначала демократических, а затем, как последствие безбрежной демократии ‑ авторитарных.
Внутренняя динамика балтийской постимперской Реставрации тоже имеет явные параллели с Реставрацией российской, постсоветской. Активная четверть, как всегда, проходит под знаком взаимной экспансии и активной между двумя альтернативами. В случае польско-прибалтийской системы две конкурирующие ветви очевидны. Польша не только оккупировала Виленский край, но и в порядке «реставрации» строила планы «от можа до можа», организуя подрывную работу в соседних государствах, в том числе в Литве. При этом Германия могла стать союзником в разделе Литвы, получившей взамен Вильнюса Клайпеду (прусский Мемель). Хотя для веймарской республики было проще оставаться союзником и торговым партнером советской России, и тем самым закрепить раскол польско-литовского пространства и торговых элит.
Внешнее давление и влияние на внутреннюю «демократию» вынудили Литву в 1926 году первой стать на прибалтийский путь национальной буржуазной диктатуры Сметоны. Каунас стал форпостом на пути польского влияния, соответственно в пользу внешней и внутренней торгово-финансовой плутократии - не только пробританской, но и отчасти просоветской, ибо через Ригу, Ревель, Мемель, как и раньше при царе, шла бойкая торговля и расчеты, в том числе теневые.
Главное отличие балтийской Реставрации начала 20 века от российской 1990-х - отсутствие видимого политического центра, где разрешаются элитные противоречия. Для централизованной России недостаточно создать лимитрофный форпост на границе между ветвями элиты, нужно также остановить экспансию торгово-финансовой ветви в центре. А в остальном торгово-финансовые и военно-контрабандные интересы одесских или приднестровских элит были такими же, как у польских или данцигских. Соответственно, от их активности страдали интересы белорусских и питерских торгово-промышленных элит, как и рижских или таллинских в свое время.
Следующий крупный узловой кризис в Польше и Прибалтике созрел к середине 1930-х, в том числе вследствие милитаризации и фашизации Германии. Изменилась конфигурация внешних связей и возникла угроза со стороны пронемецких националистов в Прибалтике англо-советским торговым интересам. Поэтому сначала в Таллине, а затем в Риге весной 1934 года состоялись превентивные политические перевороты, использовавшие энергию националистов для установления плутократической диктатуры. Как следствие, через шесть лет диктаторы Пятс и Ульманис совсем без сопротивления сдали власть своим закулисным советским партнерам.
Можно было бы посчитать, что установление диктатуры торговцев во всех трех прибалтийских республиках ‑ это аналог путинской консолидации. Однако речь идет только об одной, «правой» ветви балтийской элиты. Польша Пилсудского в этот период, хотя идейно поддержала и исторически вдохновляла эти перевороты, скорее, оказалась в кризисе безвластия, следуя за внешними событиями. Поэтому балтийская весна 1934 года больше похожа на внутренний «кризис центра» и имеет параллелью российский кризис осени 1998 года, установления авторитарного режима Примакова внутри «правой», исполнительной ветви федеральной элиты, и с опорой на «правую» российско-белорусскую ветвь постсоветских союзов.
Здесь кстати обратить внимание на то, что исторические параллели нужно проводить между ветвями элиты, а не только по внешним изменениям границ. Так, освободительный поход Красной Армии на берега Западного Буга был в общих интересах «красных» плутократов-троцкистов и сталинских милитаристов с опорой на национальные элиты республик. Ввод войск для защиты Прибалтики в режиме «народной демократии» и сохранением торговых связей устроил бы всех прагматически, но идеология «мировой революции» сыграла с троцкистами злую шутку, усилив национальную опору милитаристов. Так что в финской войне 1940 года троцкисты вместе с идеей мировой экспансии Союза советских республик были политически уничтожены усилиями советских и финских милитаристов.
Соответственно, путинская консолидация 2000 года имеет своим аналогом в балтийской ветви события осени 1939 года после начала второй мировой войны. Сначала происходит зачистка польской элиты («нижней палаты левой подветви»), затем воссоединение народов Украины, Белоруссии (консолидация советского центра), а также Литвы. Переформатирование Литвы из национального анклава, управляемого внешними связями, в государство, включающего разные народы, как до этого Польша, ‑ является аналогией переформатирования верхней палаты представительной «левой» ветви российской элиты. До 2000 года этот политический институт формировался внешними связями с региональными элитами, а после ‑ делегированием представителей.
Следует признать, что многие важные детали даже не очень давней истории остаются скрытыми для внешних наблюдателей. Например, можно лишь по косвенным признакам догадываться об истинной роли генерала русской военной разведки Карла Маннергейма, ставшего в конце карьеры маршалом и президентом Финляндии. Так что в отличие от явных и теневых торговых отношений Москвы с Ригой или Таллином, связи политического руководства России и Финляндии, как явные, так и тайные, строились по поводу стратегических вопросов политики. Например, по поводу границы рядом с Ленинградом. Примем это как рабочую гипотезу, что политические связи Финляндии с СССР и другими балтийскими странами являются центральным ядром русско-балтийской ветви.
Финский национальный лидер Маннергейм имел в конце 1930-х такие же сложные отношения со своей элитой, ориентированной кто проанглийски, кто прогермански, как и Путин к 2008 году. Советско-финская война 1940 года имела намного большее значение для раскладов во внутренней политике обеих стран, чем в международном плане. Кому, в общем-то, еще интересен небольшой город Выборг, как и небольшой город Цхинвал? Но для укрепления позиций «силовиков» в финской или в российской политике обе короткие войны и последующие изменения границ были значимыми. Разница в темпах событий между 1939-1940 и 2000-2008 является, естественно, поводом для сомнений. Но темпы смены фаз определяются, прежде всего, темпами развития внешнего политического контекста ‑ в нашем случае динамичным контекстом второй мировой войны. Кроме того, в результате этих событий объем политических и особенно внешних связей балтийских стран сильно уменьшился, политической инерции стало меньше.
Нападение Германии на СССР консолидировало остатки политических элит балтийских стран под немецкой оккупацией. Условно самостоятельным союзником Германии стала Финляндия, не переходившая при этом «старой границы». После Сталинграда и Курска началось активное формирование контрэлит Прибалтики и Польши. Переход Финляндии в антигерманскую коалицию, заключение военного сюза с СССР стал моментом консолидации всей балтийской ветви. Аналогом такого же узла 19/20 Консолидации в российской истории стал полный разворот от союза с Западом к противостоянию Западу весной 2014 года.
Дальнейшая история России после 2014 года пока еще не так богата узловыми событиями, чтобы опереться на нее для сравнительного анализа аналогичной 20 стадии русско-балтийской Активизации. Можно только отметить, что после 1945 года в «левой» балтийской подветви (Польша, Литва, Галиция) постепенно затихала гражданская война, как и на Донбассе после 2014 года (а это тоже «левая» подветвь постсоветских союзов). Конфронтационный внешний контекст тоже был связан с кризисами в Корее и на Ближнем Востоке вокруг Израиля. После смерти Сталина и Берии в 1953 году завершилась активная четверть 20 балтийской стадии. Как и в аналогичной российской фазе в 2018 году, это совпало с замирением в Корее, а также с появлением у Кремля нового мощного оружия, обнулившего политические ставки прозападных инсургентов и сочувствующих на интервенцию Запада.
На этом пока что непрерывная цепочка параллелей российской и русско-балтийской политической истории временно исчерпана. Поэтому нам придется обратиться к другому относительно близкому источнику исторических параллелей - балтийской ветви германского Надлома после Великой Северной войны и Ништадтского мира (1721).
Таблица 12. Фазы российского, русско-балтийского и германо-балтийского Надлома:
Фазы
Российский Надлом
Русско-балтийский
R18/19
1992 распад СССР
1918 Брестский мир
19.16/17
1993 разгон ВС РФ
1926 переворот в Литве
19.18/19
1998 премьер Примаков
1934 переворот в Риге
19.19/20
2000 президент Путин
1939 освободительный поход
19.20/21
война 08.08.08 в Ю.Осетии
1940 финская война
19.21/22
2011 ООН против Ливии
1941 ВОВ, вторая финская
19/20
2014 «Крымнаш»
1944 советско-финский союз
20.16/17
2018 послание Путина 1 марта
1953 термоядерный СССР
Продолжение следует