Путь белого офицера. Как становятся главнокомандующим?
Вот и пришла пора для обещанного продолжения материала, представленного здесь. 13 апреля 1918 года под большевистским обстрелом погиб Лавр Георгиевич Корнилов. В тот же день в командование Добровольческой Армией вступил Антон Иванович Деникин. Деникин с первых дней Ледяного Похода официально числился "помощником" главнокомандующего, имея в качестве основной обязанности - преемство в случае гибели Корнилова. Армия не должна оставаться без руководства ни минуты. Если бы Корнилов по тем ли иным причинам потерял бы способность командовать, у армии не должно было оставаться ни малейшего сомнения о том, кто вступит в командование - по крайней мере, на первое время. Именно так - "на первое время" - и воспринял своё положение Деникин когда закрыл глаза своему командиру. О случившемся он отправил рапорт генералу Алексееву, находившемуся в станице Елизаветинской, испрашивая его распоряжений и приглашая прибыть к армии.
Антон Иванович Деникин с медалью за 1-й Кубанский Ледяной Поход на груди
Позднее Деникин вспоминал: "Жизнь шла своим чередом, не позволяла предаваться унынию и от горестных мыслей о тяжкой утрате возвращала к суровой действительности. В тот момент, когда от берега Кубани понесли носилки с прахом командующего, его начальник штаба обратился ко мне:
- Вы примете командование армией?
- Да.
Не было ни минуты колебания. Официально по званию «помощника командующего армией» мне надлежало заменить убитого. Морально я не имел права уклониться от тяжелой ноши, выпавшей на мою долю в ту минуту, когда армии грозила гибель. Но только временно - здесь, на поле боя...
Приехал Алексеев и обратился ко мне:
- Ну, Антон Иванович, принимайте тяжелое наследство. Помоги вам Бог!
Мы обменялись крепким рукопожатием" [1].
М.В. Алексеев.
Таким образом, Деникин воспринимал нежданно свалившееся на него главнокомандование как тяжкий крест. В общем-то, было, чего опасаться: перед Корниловым армия преклонялась. В Корнилова верили слепо, за ним готовы были идти и в огонь, и в воду. После гибели Лавра Георгиевича многих поразило отчаяние. "Всё погибло", - стало практически общей мыслью. В.Е. Павлов в своих воспоминаниях о Ледяном Походе рисует яркие картины охватившего армию отчаяния: как некоторые офицеры судорожно искали нож, чтобы спороть погоны и шевроны Добровольческой Армии, как пытались купить себе советские документы, чтобы с ними затеряться среди охваченного советчиной Кубанского края, как расползались по армии слухи о заговорах против нового командования [2]...
Деникину предстояло принять эту впавшую в отчаяние армию и снова вселить в неё веру. В свои собственные силы и в командование. Ему предстояло заменить того, кто для патриотически настроенного офицерства успел стать без преувеличения иконой. Незадолго до смерти, Корнилов в ответ на сомнения Деникина: "После неудачного штурма отступить нам вряд ли удастся", - сказал неожиданное: "Вы выведете!" Назначая именно Деникина своим официальным преемником, Корнилов тем самым определённо давал понять, что верит в способности Антона Ивановича и в его собственную харизму, не сомневается и в его преданности общему делу, в том, что Добровольческая Армия в руках Деникина не изменит своего курса. Жизнь показала прозорливость Корнилова. Попробуем разобраться, чем руководствовался Лавр Георгиевич, на чём основывал свои предположения.
К апрелю 1918 года Деникин был уже довольно известной в военных кругах личностью. За его плечами имелся опыт двух войн - Русско-Японской и Первой Мировой. В ходе последней Антон Иванович командовал знаменитой 4-й бригадой "Железных стрелков", с которой отличился во время боёв в Карпатах и при взятии Луцка. Однако подлинную славу Деникину, как и Корнилову, снискали не столько боевые успехи на фронте, сколько принципиальная позиция, занятая им после Февральского переворота. Дроздовец Пётр Колтышев вспоминал, что известие о гибели Корнилова повергло отряд дроздовцев в отчаяние, но настроение резко поднялось, когда узнали, что армию принял Деникин. "Одно упоминание, - писал Колтышев, - об именах генералов М.В. Алексеева и А.И. Деникина вселяло во всех уверенность, что Добровольческая Армия с честью выйдет из безвыходного, как казалось в то время, положения... Имя генерала Деникина для нас, вышедших с Румынского и Юго-Западного фронтов, было хорошо известно. Мы знали его по тем бесчисленным подвигам, которые творила руководимая им "Железная дивизия", та дивизия, которая в октябре 1915 года совершила свою знаменитую Чарторийскую операцию, а в мае 1916 года блестяще выполнила главную задачу по прорыву ряда прекрасно укреплённых позиций противника на путях к Луцку и Владимиру-Волынскому. Мы знали его по славным делам 8-го армейского корпуса, когда во главе этого корпуса он спасал остатки разбитой румынской армии. И, наконец, мы знали генерала Деникина по той бесстрастной борьбе, которую он вёл с разрушителями и предателями армии, как человека и генерала, из уст которого на всю Россию впервые были произнесены слова в защиту многострадального русского офицерства" [3].
Пётр Колтышев
Когда солдатская масса, "освобождённая" революцией от всех дисциплинарных норм, ударилась в митинговую стихию, а выборные солдатские комитеты, учреждённые "приказом № 1", принялись блокировать распоряжения командования и отрешать офицеров от должности, когда распоряжениями "временного правительства" командиров не только лишили всех рычагов воздействия на нижних чинов, но и отняли у них личное оружие, когда военное министерство, вместо поддержки армии, развернуло настоящий террор против представителей командования, отрешая офицеров от должности по малейшему подозрению в "контрреволюционных" настроениях, в числе первых возвысили свой голос против этих безобразий генералы Алексеев и Деникин. Первый, будучи верховным главнокомандующим, создал Союз офицеров, второй, неожиданно для самого себя назначенный начальником штаба Ставки, активно включился в его работу. "Союз, - свидетельствовал А.И. Деникин, - исключая всякие политические цели, ставил своей задачей поднятие боевой мощи армии во имя спасения Родины... Офицерство просило и требовало власти - над собой и над армией. Твердой, единой, национальной - приказывающей, а не взывающей". Заключительная речь Деникина, произнесённая на заключительном собрании первого съезда Союза офицеров, расходилась в списках по фронтам и очень быстро сделалась достоянием самой широкой гласности. "Я имею право, - говорил Антон Иванович, - бросить тем господам, которые плюнули нам в душу, которые, с первых же дней революции, свершили свое Каиново дело над офицерским корпусом, я имею право бросить им: "Вы лжете! Русский офицер никогда не был ни наемником, ни опричником". Забитый, загнанный, обездоленный не менее, чем вы, влача полунищенское существование, наш армейский офицер - сквозь бедную трудовую жизнь свою - донес, однако, до отечественной войны - как яркий светильник - жажду подвига. Подвига - для счастья Родины.
Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни: Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности. Сменить его может только смерть" (конец цитаты). Нужно ли говорить, какое впечатление производили эти слова на затерроризированное, лишённое всякой власти офицерство и как злили они солдатские комитеты? И стоит ли удивляться, что Деникин не задержался долго на посту начальника штаба Ставки, несмотря на то, что верховным после смещения Алексеева был назначен давний сослуживец и командир Деникина - Алексей Брусилов?
А.А. Брусилов
Деникин, однако, понимал, что одними речами делу особо не поможешь. И потому согласился войти в состав тайного Главного Комитета Союза Офицеров, постановившего "готовить почву и силу для введение диктатуры" [4]. Так уже с первых дней после Февральского переворота Деникин определённо оказался в лагере контрреволюции. Пока же Деникин принялся бомбардировать телеграммами Петроград, требуя обуздать произвол комитетов, прекратить очернение офицерского корпуса и восстановить в армии дисциплину.
После своего отстранения от должности Деникин написал своей невесте Ксении Чиж: "Как ни странно, я горжусь. Много резкой правды приходилось им выслушать от меня. Так будет и впредь. Всеми силами буду бороться против развала армии". Перед отъездом из Ставки между Деникиным и Брусиловым состоялся откровенный разговор. "Они боятся, что если назначить Вас на фронт, Вы будете разгонять комитеты", - сказал Алексей Алексеевич. "Нет, - ответил Деникин. - Я не буду прибегать к помощи комитетов, но и трогать их не стану" [5]. В начале июля Деникин получил назначение командовать Западным фронтом и отбыл в Минск. Состояние, в котором он застал вверенные его руководству войска, было удручающим. Наступление, предпринятое временным правительством во исполнение союзных обязательств, очень быстро захлебнулось из-за неустойчивости частей и отсутствия той самой власти, о которой пёкся Союз офицеров. Полки замитинговали. Каждый приказ обсуждался на митингах и, как правило, не исполнялся. Наступление сменилось отступлением, а потом и повальным бегством. Деникину пришлось изыскивать верные части, чтобы оцеплять и разоружать с их помощью мятежные полки и дивизии.
По итогам провалившегося летнего наступления Керенский собрал в Ставке совещание, на которое прибыли все командующие фронтами. На этом совещании Деникин обратился к главе верховного правительства с гневной обличительной речью. Констатируя факт, что армия развалилась, что армии у России, по существу, нет, он требовал, чтобы правительство признало свои ошибки, изъяло политику из армии, отменило "декларацию прав солдата" и прекратило, наконец, своё дилетантское законотворчество в военной сфере. "Вы втоптали наши знамёна в грязь! - бросил он в лицо Керенскому. - Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними!" Керенский, обычно наглый и самоуверенный, в этот раз, на фоне оглушительного разгрома "революционной" армии, стушевался. И начал неуклюже благодарить генерала за гражданское мужество.
Л.Г. Корнилов
А потом было Корниловское выступление. Назначенный верховным главнокомандующим Лавр Корнилов прекрасно был наслышан о протестах Деникина против "демократизации" армии. И потому поспешил встретиться с ним. "Нужно бороться, иначе страна погибнет", - без обиняков заявил Корнилов. И тут же поинтересовался: "Могу ли я рассчитывать на Вашу поддержу?" Деникин не колебался. "В полной мере", - ответил он. Когда же Корнилов, двинувший войска на Петроград по согласованию с Керенским неожиданно для всех был объявлен мятежником, в числе первых, кто не признал этого предательского распоряжения правительства и выразил поддержку Верховному, был Антон Иванович Деникин. Вскоре он был арестован. Началось Бердическое, а потом - Быховское сидение. Узникам приходилось терпеливо сносить не только ограничение свободы, но и бесконечные издёвки революционной солдатни, регулярно приходившей поглазеть на "буржуёв". Несмотря на это, в Быхове образовался кружок единомышленников, вместе рассуждавших на исторические, философские, военно-теоретические и - что было особенно ценно - политические вопросы. Уже никого не опасались - терять быховцам было уже нечего. Намечали пути бегства из заточения после того, как "временное правительство" падёт (в том, что оно падёт - уже не сомневались) и планы дальнейших действий, и в ходе этих обсуждений Деникин и Корнилов всё теснее сближались между собой. Корнилов видел в Деникине своего горячего сторонника. Деникин в Корнилове - харизматичного лидера, которому верит патриотическое офицерство, по зову которого оно непременно соберётся и под знамёна которого встанет. Так что, когда в начале Ледяного Похода встал вопрос о преемнике Верховного, у Корнилова не было сомнений, кто мог бы взять этот крест на себя. В Деникине Лавр Георгиевич был уверен как с военной, так и с идейной точки зрения. И с точки зрения популярности в офицерских кругах - тоже.
Серьёзную поддержку назначению Деникина оказал также Сергей Леонидович Марков. Марков был сослуживцем Деникина по фронтам Первой Мировой войны, служил начальником штаба в бригаде (впоследствии дивизии) "Железных Стрелков", командовал одним из полков этой дивизии. После Февральского переворота работал бок о бок с Деникиным в штабе Ставки, после перехода Деникина на фронт - возглавил штаб этого фронта. В Маркова бойцы Добровольческой Армии верили почти столь же безоговорочно, как и в Корнилова - видели, как Сергей Леонидович водил их в отчаянные атаки, как он появлялся порой в самых опасных местах боя, чтобы поддержать своих добровольцев, с какой бодростью переносил лишения тяжёлого похода. Когда встал вопрос о преемнике генерала Корнилова, Марков обратился к своему Офицерскому полку со словами: "Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за её судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе".
С.Л. Марков
Уже скоро Деникину представился случай доказать справедливость такой оценки из уст старого друга и сослуживца. Но об этом как-нибудь в другой раз.
__________________________________________
Примечания.
[1] "Очерки Русской Смуты", том II.
[2] "Марков и марковцы", с. 217 - 218.
[3] "Дроздовский и дроздовцы", с. 341 - 342.
[4] Трамбицкий Ю.А. Генерал-лейтенант А.И. Деникин // Белое Дело. Исторические портреты. - М.: ООО "Издательство Астрель", 2003. - Том 1. - с. 181.
[5] Там же, с. 182.
Антон Иванович Деникин с медалью за 1-й Кубанский Ледяной Поход на груди
Позднее Деникин вспоминал: "Жизнь шла своим чередом, не позволяла предаваться унынию и от горестных мыслей о тяжкой утрате возвращала к суровой действительности. В тот момент, когда от берега Кубани понесли носилки с прахом командующего, его начальник штаба обратился ко мне:
- Вы примете командование армией?
- Да.
Не было ни минуты колебания. Официально по званию «помощника командующего армией» мне надлежало заменить убитого. Морально я не имел права уклониться от тяжелой ноши, выпавшей на мою долю в ту минуту, когда армии грозила гибель. Но только временно - здесь, на поле боя...
Приехал Алексеев и обратился ко мне:
- Ну, Антон Иванович, принимайте тяжелое наследство. Помоги вам Бог!
Мы обменялись крепким рукопожатием" [1].
М.В. Алексеев.
Таким образом, Деникин воспринимал нежданно свалившееся на него главнокомандование как тяжкий крест. В общем-то, было, чего опасаться: перед Корниловым армия преклонялась. В Корнилова верили слепо, за ним готовы были идти и в огонь, и в воду. После гибели Лавра Георгиевича многих поразило отчаяние. "Всё погибло", - стало практически общей мыслью. В.Е. Павлов в своих воспоминаниях о Ледяном Походе рисует яркие картины охватившего армию отчаяния: как некоторые офицеры судорожно искали нож, чтобы спороть погоны и шевроны Добровольческой Армии, как пытались купить себе советские документы, чтобы с ними затеряться среди охваченного советчиной Кубанского края, как расползались по армии слухи о заговорах против нового командования [2]...
Деникину предстояло принять эту впавшую в отчаяние армию и снова вселить в неё веру. В свои собственные силы и в командование. Ему предстояло заменить того, кто для патриотически настроенного офицерства успел стать без преувеличения иконой. Незадолго до смерти, Корнилов в ответ на сомнения Деникина: "После неудачного штурма отступить нам вряд ли удастся", - сказал неожиданное: "Вы выведете!" Назначая именно Деникина своим официальным преемником, Корнилов тем самым определённо давал понять, что верит в способности Антона Ивановича и в его собственную харизму, не сомневается и в его преданности общему делу, в том, что Добровольческая Армия в руках Деникина не изменит своего курса. Жизнь показала прозорливость Корнилова. Попробуем разобраться, чем руководствовался Лавр Георгиевич, на чём основывал свои предположения.
К апрелю 1918 года Деникин был уже довольно известной в военных кругах личностью. За его плечами имелся опыт двух войн - Русско-Японской и Первой Мировой. В ходе последней Антон Иванович командовал знаменитой 4-й бригадой "Железных стрелков", с которой отличился во время боёв в Карпатах и при взятии Луцка. Однако подлинную славу Деникину, как и Корнилову, снискали не столько боевые успехи на фронте, сколько принципиальная позиция, занятая им после Февральского переворота. Дроздовец Пётр Колтышев вспоминал, что известие о гибели Корнилова повергло отряд дроздовцев в отчаяние, но настроение резко поднялось, когда узнали, что армию принял Деникин. "Одно упоминание, - писал Колтышев, - об именах генералов М.В. Алексеева и А.И. Деникина вселяло во всех уверенность, что Добровольческая Армия с честью выйдет из безвыходного, как казалось в то время, положения... Имя генерала Деникина для нас, вышедших с Румынского и Юго-Западного фронтов, было хорошо известно. Мы знали его по тем бесчисленным подвигам, которые творила руководимая им "Железная дивизия", та дивизия, которая в октябре 1915 года совершила свою знаменитую Чарторийскую операцию, а в мае 1916 года блестяще выполнила главную задачу по прорыву ряда прекрасно укреплённых позиций противника на путях к Луцку и Владимиру-Волынскому. Мы знали его по славным делам 8-го армейского корпуса, когда во главе этого корпуса он спасал остатки разбитой румынской армии. И, наконец, мы знали генерала Деникина по той бесстрастной борьбе, которую он вёл с разрушителями и предателями армии, как человека и генерала, из уст которого на всю Россию впервые были произнесены слова в защиту многострадального русского офицерства" [3].
Пётр Колтышев
Когда солдатская масса, "освобождённая" революцией от всех дисциплинарных норм, ударилась в митинговую стихию, а выборные солдатские комитеты, учреждённые "приказом № 1", принялись блокировать распоряжения командования и отрешать офицеров от должности, когда распоряжениями "временного правительства" командиров не только лишили всех рычагов воздействия на нижних чинов, но и отняли у них личное оружие, когда военное министерство, вместо поддержки армии, развернуло настоящий террор против представителей командования, отрешая офицеров от должности по малейшему подозрению в "контрреволюционных" настроениях, в числе первых возвысили свой голос против этих безобразий генералы Алексеев и Деникин. Первый, будучи верховным главнокомандующим, создал Союз офицеров, второй, неожиданно для самого себя назначенный начальником штаба Ставки, активно включился в его работу. "Союз, - свидетельствовал А.И. Деникин, - исключая всякие политические цели, ставил своей задачей поднятие боевой мощи армии во имя спасения Родины... Офицерство просило и требовало власти - над собой и над армией. Твердой, единой, национальной - приказывающей, а не взывающей". Заключительная речь Деникина, произнесённая на заключительном собрании первого съезда Союза офицеров, расходилась в списках по фронтам и очень быстро сделалась достоянием самой широкой гласности. "Я имею право, - говорил Антон Иванович, - бросить тем господам, которые плюнули нам в душу, которые, с первых же дней революции, свершили свое Каиново дело над офицерским корпусом, я имею право бросить им: "Вы лжете! Русский офицер никогда не был ни наемником, ни опричником". Забитый, загнанный, обездоленный не менее, чем вы, влача полунищенское существование, наш армейский офицер - сквозь бедную трудовую жизнь свою - донес, однако, до отечественной войны - как яркий светильник - жажду подвига. Подвига - для счастья Родины.
Пусть же сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой государственной жизни: Берегите офицера! Ибо от века и доныне он стоит верно и бессменно на страже русской государственности. Сменить его может только смерть" (конец цитаты). Нужно ли говорить, какое впечатление производили эти слова на затерроризированное, лишённое всякой власти офицерство и как злили они солдатские комитеты? И стоит ли удивляться, что Деникин не задержался долго на посту начальника штаба Ставки, несмотря на то, что верховным после смещения Алексеева был назначен давний сослуживец и командир Деникина - Алексей Брусилов?
А.А. Брусилов
Деникин, однако, понимал, что одними речами делу особо не поможешь. И потому согласился войти в состав тайного Главного Комитета Союза Офицеров, постановившего "готовить почву и силу для введение диктатуры" [4]. Так уже с первых дней после Февральского переворота Деникин определённо оказался в лагере контрреволюции. Пока же Деникин принялся бомбардировать телеграммами Петроград, требуя обуздать произвол комитетов, прекратить очернение офицерского корпуса и восстановить в армии дисциплину.
После своего отстранения от должности Деникин написал своей невесте Ксении Чиж: "Как ни странно, я горжусь. Много резкой правды приходилось им выслушать от меня. Так будет и впредь. Всеми силами буду бороться против развала армии". Перед отъездом из Ставки между Деникиным и Брусиловым состоялся откровенный разговор. "Они боятся, что если назначить Вас на фронт, Вы будете разгонять комитеты", - сказал Алексей Алексеевич. "Нет, - ответил Деникин. - Я не буду прибегать к помощи комитетов, но и трогать их не стану" [5]. В начале июля Деникин получил назначение командовать Западным фронтом и отбыл в Минск. Состояние, в котором он застал вверенные его руководству войска, было удручающим. Наступление, предпринятое временным правительством во исполнение союзных обязательств, очень быстро захлебнулось из-за неустойчивости частей и отсутствия той самой власти, о которой пёкся Союз офицеров. Полки замитинговали. Каждый приказ обсуждался на митингах и, как правило, не исполнялся. Наступление сменилось отступлением, а потом и повальным бегством. Деникину пришлось изыскивать верные части, чтобы оцеплять и разоружать с их помощью мятежные полки и дивизии.
По итогам провалившегося летнего наступления Керенский собрал в Ставке совещание, на которое прибыли все командующие фронтами. На этом совещании Деникин обратился к главе верховного правительства с гневной обличительной речью. Констатируя факт, что армия развалилась, что армии у России, по существу, нет, он требовал, чтобы правительство признало свои ошибки, изъяло политику из армии, отменило "декларацию прав солдата" и прекратило, наконец, своё дилетантское законотворчество в военной сфере. "Вы втоптали наши знамёна в грязь! - бросил он в лицо Керенскому. - Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними!" Керенский, обычно наглый и самоуверенный, в этот раз, на фоне оглушительного разгрома "революционной" армии, стушевался. И начал неуклюже благодарить генерала за гражданское мужество.
Л.Г. Корнилов
А потом было Корниловское выступление. Назначенный верховным главнокомандующим Лавр Корнилов прекрасно был наслышан о протестах Деникина против "демократизации" армии. И потому поспешил встретиться с ним. "Нужно бороться, иначе страна погибнет", - без обиняков заявил Корнилов. И тут же поинтересовался: "Могу ли я рассчитывать на Вашу поддержу?" Деникин не колебался. "В полной мере", - ответил он. Когда же Корнилов, двинувший войска на Петроград по согласованию с Керенским неожиданно для всех был объявлен мятежником, в числе первых, кто не признал этого предательского распоряжения правительства и выразил поддержку Верховному, был Антон Иванович Деникин. Вскоре он был арестован. Началось Бердическое, а потом - Быховское сидение. Узникам приходилось терпеливо сносить не только ограничение свободы, но и бесконечные издёвки революционной солдатни, регулярно приходившей поглазеть на "буржуёв". Несмотря на это, в Быхове образовался кружок единомышленников, вместе рассуждавших на исторические, философские, военно-теоретические и - что было особенно ценно - политические вопросы. Уже никого не опасались - терять быховцам было уже нечего. Намечали пути бегства из заточения после того, как "временное правительство" падёт (в том, что оно падёт - уже не сомневались) и планы дальнейших действий, и в ходе этих обсуждений Деникин и Корнилов всё теснее сближались между собой. Корнилов видел в Деникине своего горячего сторонника. Деникин в Корнилове - харизматичного лидера, которому верит патриотическое офицерство, по зову которого оно непременно соберётся и под знамёна которого встанет. Так что, когда в начале Ледяного Похода встал вопрос о преемнике Верховного, у Корнилова не было сомнений, кто мог бы взять этот крест на себя. В Деникине Лавр Георгиевич был уверен как с военной, так и с идейной точки зрения. И с точки зрения популярности в офицерских кругах - тоже.
Серьёзную поддержку назначению Деникина оказал также Сергей Леонидович Марков. Марков был сослуживцем Деникина по фронтам Первой Мировой войны, служил начальником штаба в бригаде (впоследствии дивизии) "Железных Стрелков", командовал одним из полков этой дивизии. После Февральского переворота работал бок о бок с Деникиным в штабе Ставки, после перехода Деникина на фронт - возглавил штаб этого фронта. В Маркова бойцы Добровольческой Армии верили почти столь же безоговорочно, как и в Корнилова - видели, как Сергей Леонидович водил их в отчаянные атаки, как он появлялся порой в самых опасных местах боя, чтобы поддержать своих добровольцев, с какой бодростью переносил лишения тяжёлого похода. Когда встал вопрос о преемнике генерала Корнилова, Марков обратился к своему Офицерскому полку со словами: "Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за её судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе".
С.Л. Марков
Уже скоро Деникину представился случай доказать справедливость такой оценки из уст старого друга и сослуживца. Но об этом как-нибудь в другой раз.
__________________________________________
Примечания.
[1] "Очерки Русской Смуты", том II.
[2] "Марков и марковцы", с. 217 - 218.
[3] "Дроздовский и дроздовцы", с. 341 - 342.
[4] Трамбицкий Ю.А. Генерал-лейтенант А.И. Деникин // Белое Дело. Исторические портреты. - М.: ООО "Издательство Астрель", 2003. - Том 1. - с. 181.
[5] Там же, с. 182.