Явление Корнилова народу
19 июля 1917 года произошло событие, которого поначалу, вероятно, никто особо не заметил, а между тем оно радикально изменило весь политический расклад в постфевральской России. Именно в этот день, 19 июля 1917 года на должность верховного главнокомандующего русской армии был назначен Лавр Георгиевич Корнилов.
Лавр Георгиевич Корнилов.
Это назначение стало уже четвёртым. После рокового 2 марта 1917 года на посту Главковерха последовательно сменились великий князь Николай Николаевич Романов, генералы Михаил Васильевич Алексеев и Алексей Алексеевич Брусилов. Великий князь не успел даже вступить в должность - по прибытии в Ставку в Могилёв его уже ожидал приказ об отставке с оскорбительной мотивировкой "как представитель свергнутой династии". Алексеева "рассчитали, как лакея" после того, как он посмел выступить против демократизации армии, в чём умудрённый опытом генерал не без оснований видел начало конца. Брусилов последовательно держал нос по ветру, поддерживая все начинания правительства и пытаясь опереться на "революционную сознательность" путём создания "ударных революционных батальонов". Провал наступления 1917 года наглядно показал всю ошибочность курса на демократизацию армии. А заодно - подвёл черту под главнокомандованием Брусилова. Теперь командование армией переходило к последовательному противнику её демократизации.
Начатая независимо друг от друга временным правительством и советом рабочих, крестьянских и солдатских депутатов демократизация армии предусматривала, по сути, создание параллельных структур власти. Дисциплинарная власть у офицеров отнималась. Одновременно солдаты получали право вступать в какие угодно политические партии (в том числе, как немедленно выяснилось, и в откровенно прогерманские, сиречь, изменнические). Им предписывалось избирать во всех частях и соединениях солдатские комитеты, которым предоставлялось право вето в отношении любых приказов командования. Революционные власти полагали, что таким образом обезопасят себя от "контрреволюционных происков" "старорежимного" офицерства, на деле же безграмотная солдатская масса получила право бесцеремонно вмешиваться в вопросы стратегии и оператики, комитеты путём дебатов и голосований решали вопросы наступления и обороны, и любой заезжий крикун (а в армию потоком хлынули агитаторы революционных партий) мог объявить любой приказ командира "контрреволюционным", что было достаточным основанием для обсуждения этого приказа на митингах и комитетах. В это же время в тылу крестьяне принялись явочным порядком делить помещичье имущество (точь-в-точь, как в 1905 году), что порождало в головах их односельчан в солдатских шинелях простой в своей бесхитростности вопрос: если все помещичьи земли сейчас поделят без меня, мне-то после возвращения с фронта чем кормить семью? Этот вопрос логично порождал стремление поскорее кончить войну на любых условиях. Шкурный интерес накладывался на умелую агитацию профессиональных площадных горлопанов. К тому же создание комитетов и солдатские митинги становились неплохой ширмой для обычных трусов, которых прежде сдерживала лишь воинская дисциплина, теперь же вдруг выяснилось, что дисциплина - это они, а офицеры находятся под подозрением у столичных властей.
Один из многочисленных солдатских митингов на фронте весной 1917 года
Временное же правительство, провозглашая лозунг "войны до победного конца", в то же время нисколько не стремилось поддержать подорванные демократизаторскими экспериментами авторитет командования, но, напротив, учинило в армии крупномасштабную чистку. Тысячи хорошо подготовленных офицеров оказались вышвырнуты из армии как "контрреволюционный элемент", не взирая на их личные командные качества, боевой опыт и заслуги. На высшие должности стали выдвигать не столько за способности, сколько за "прогрессивные убеждения", что зачастую приводило к назначению во главу фронтов и армий недостаточно подготовленных людей, офицерство же в целом ставило в положение вечных подозреваемых.
В таких условиях летнее наступление 1917 года было обречено захлебнуться. Оно и захлебнулось, части, достигнув поначалу некоторых успехов, после первого же удара австро-германцев покатились назад, не сумев удержаться даже на линии фронта 1916-го года.
А что же Корнилов? Корнилов на момент начала летнего наступления командовал 8-й армией Юго-Западного фронта. Принял он это командование в мае 1917 года, оставив пост командующего Петроградским военным округом. У временного правительства претензий к Корнилову не было - именно он арестовал в Царском Селе императрицу Александру Фёдоровну вместе с царскими детьми, чем, к слову, навлёк на себя ненависть всех правоверных монархистов. Теперь, снова оказавшись в действующей армии, Лавр Георгиевич получил реальную возможность сравнивать и сопоставлять дореволюционное состояние армии с её постреволюционными реалиями. Сравнение, увы, было не в пользу последних. Новый командующий, едва успев прибыть на фронт, увидел солдат, самовольно покидающих окопы. Увидел безобразные сцены "братаний", в ходе которых в русские окопы беспрепятственно передавалась немецкая пропаганда. Вступив в должность, Корнилов ревностно взялся за наведение порядка. Братания были прекращены под угрозой открытия огня в спину. Солдаты поворчали, но, чувствуя за энергичным командующим поддержку из столицы, нехотя подчинились. Поддержал Корнилов и инициативу капитана Генерального Штаба Митрофана Неженцева о формировании на добровольческой основе ударного полка из солдат и офицеров, "готовых без колебания пожертвовать собой во имя победы". Полк, получивший именное шефство генерала Корнилова и особую униформу, подобной которой в русской армии доселе никогда не существовало, неплохо себя зарекомендовал в последующих боях и в полном составе влился затем в белую Добровольческую Армию.
Корниловский ударный полк изготовился к атаке. Лето 1917 года.
Характерным отличием ударников-корниловцев стали двуцветные чёрно-красные погоны с мёртвой головой.
По приказу Корнилова в войска были разосланы специальные наставления, содержавшие выжимки из дореволюционного устава полевой службы. В этих наставлениях отчётливо слышны отголоски суворовской "Науки побеждать": "Сам погибай, а товарища выручай. Иди вперёд, хотя бы и передних били, - наставлял генерал своих бойцов. - В бою бьёт тот, кто упорнее и смелее, а не кто сильнее и искуснее. Победа сразу не даётся, враг тоже бывает стоек. Иной раз не удаётся взять и с двух, и с трёх раз, тогда нужно лезть и в четвёртый... Нет того положения, из которого нельзя было бы выйти с честью... В бою нет смены. Раз попал в бой, останешься в нём до конца: поддержка будет, смена - никогда".
Воодушевлённые такими наставлениями, бойцы Корниловского ударного полка у деревни Ямница в первом же штыковом бою опрокинули и погнали вперёд знаменитую немецкую "Стальную дивизию". За два часа атаки фронт был прорван, в плен к ударникам попало 26 офицеров и более 800 солдат.
Корнилов часто бывает в войсках, беседует с солдатами, разъясняя необходимость соблюдать дисциплину. С комитетами Корнилов предпочёл не вести бесконечных и нудных тяжб за власть, но всегда и везде жёстко старался ставить комитеты в рамки, отведённые законом. Как результат - его армия повела успешное наступление в то самое время, когда соседние армии замитинговали и остановились.
Александр Самсонов пишет: "23 июня (6 июля) 1917 года армия Корнилова атаковала 3-ю австро-венгерскую армию Терстянского в долине Быстрицы. В первые два дня наступления 16-й корпус отвлек внимание противника на юг. 25 июня (8 июля) под гром 300 орудий пошёл в атаку 12-й корпус генерала Черемисова. Фронт австрийской армии был прорван под Ямницей. 26-й австро-венгерский корпус был полностью разгромлен (его остатки расформировали и влили в 40-й германский резервный корпус). За день противник потерял только пленными более 7 тыс. человек и 48 орудий. Вся долина Быстрицы была в наших руках. 26 июня (9 июля) наши войска отражали контратаки противника. Подошедшие германские подкрепления и 13-й корпус были отброшены. Германская южная армия спешно загнула свой правый фланг, оголившийся после уничтожения 26-го корпуса. В этих боях отличились полки 11-й и 19-й дивизий и новый Корниловский ударный полк.
27-28 июня (10-11 июля) наши войска продолжали рваться вперёд. Сказывалось то, что 8-я армия наследовала брусиловские и калединские традиции. Корнилов же их продолжил, его любили и уважали и офицеры, и солдаты. Ударный клин 12-го корпуса прорвался до Ломницы, на правом фланге армии заамурцы быстрым ударом взяли Галич. При этом частями 1-й и 4-й Заамурских дивизий было взято 2 тыс. пленных и 26 орудий. 164-я дивизия смогла внезапно атаковать германцев и взяла Калуш, немцы бежали. В этом лихом наскоке на Калуш наши войска взяли 1 тыс. пленными и 13 орудий" (конец цитаты).
Корнилов провожает войска в бой
На участках других военачальников ситуация была куда менее радужной. В разгар наступления солдаты отказывались выходить на позиции. Очевидцами зафиксированы случаи, когда пехота запрещала своей же артиллерии стрелять по позициям противника, чтобы не провоцировать ответный огонь немцев. Командиры, поднимая в атаку бойцов, не могли быть уверены, что ответом на их приказ не станет выстрел в спину - тем более, что личное оружие у офицеров в порядке "демократизации" отобрали.
8 июля, видя успехи Корнилова и абсолютную беспомощность других военачальников, включая командующего фронтом генерала Гутора, правительство принимает решение поставить Корнилова во главе Юго-Западного фронта. Первым делом Лавр Георгиевич жёсткими мерами наводит порядок, не останавливаясь перед расстрелами дезертиров и паникёров. «Самовольный уход частей я считаю равносильным с изменой и предательством, - гласил приказ Корнилова, - поэтому категорически требую, чтобы все строевые начальники в таких случаях не колеблясь применяли против изменников огонь пулеметов и артиллерии. Всю ответственность за жертвы принимаю на себя, бездействие и колебание со стороны начальников буду считать неисполнением их служебного долга и буду таковых немедленно отрешать от командования и предавать суду». В условиях, когда перед немцами разбегались воинские соединения, заведомо превосходящие врага по численности, это было единственным средством навести порядок. Временному правительству Корнилов отправил телеграмму с подробным разъяснением своих действий: «Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя назвать полями сражений, царят сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия не знала с самого начала своего существования… Меры правительственной кротости расшатали дисциплину, они вызывают беспорядочную жестокость ничем не сдерживаемых масс… Смертная казнь спасет многие невинные жизни ценой гибели многих изменников, предателей и трусов». Далее Корнилов предлагает остановить начатое наступление и заняться приведением войск в порядок, без чего продолжение войны, по его мнению, решительно невозможно.
В итоге все меры, предложенные Корниловым, правительство спешно утвердило. А сам он был назначен верховным главнокомандующим на смену оскандалившемуся Брусилову. Весть о том, что закон о смертной казни за дезертирство и неисполнение приказов будет утверждён правительством, воодушевила офицерство и патриотическую общественность. А то, что меры эти продиктованы именно Корниловым, сразу же сделалось широко известно. Таким образом, Корнилов, старательно избегавший втягивания армии в какие бы то ни было политические партии, стремившийся лишь сохранить честь Русской Армии и довести войну до победного конца, оказался вдруг во главе собственной импровизированной партии, которую условно можно было бы назвать "партией порядка". Государственно мыслящие элементы и патриотически настроенное офицерство стало группироваться вокруг его имени. Корнилов, доселе бывший всего лишь одним из многих генералов, в одночасье сделался влиятельной политической фигурой.
Торжественная встреча Корнилова на вокзале. 1917 год.
Своей властью верховного главнокомандующего Корнилов запрещает митинги на фронте и в прифронтовой полосе. Специальные добровольческие отряды, созданные Корниловым из патриотически настроенных офицеров и юнкеров, разворачивают борьбу с дезертирством, грабежами и насилиями. Жестокими мерами Корнилову удаётся восстановить железнодорожное сообщение и подвоз боеприпасов в армию. Что ещё сильнее поднимало авторитет главнокомандующего.
Встаёт закономерный вопрос: для чего это назначение было нужно Керенскому? Понял ли "главноуговаривающий", что демократическими экспериментами войну не выиграть? Убедилось ли временное правительство в правоте настырного генерала-казака на примере неудачного летнего наступления? Поведение Керенского в конце августа - начале сентября 1917 года красноречиво доказывает обратное. Скорее всего, назначение Корнилова верховным главнокомандующим состоялось не без задней подлой мыслишки: авось, этот радетель воинской дисциплины и единоначалия не справится с громадностью масштабов работы, авось, надорвётся и сломает себе шею. Авось, разразится какая-нибудь новая крупная неудача из-за того, что этот странный генерал с лицом калмыка, бывший до революции всего лишь начдивом, чего-то не учтёт. Тогда можно будет с лёгким сердцем отделаться и от него, и от его назойливых телеграмм, и снова заняться "углублением революции". Правительство ждало, когда Корнилов оступится. В конце концов, оно организовало против него подлую провокацию, превратившую верховного главнокомандующего в подследственного к началу сентября. Но это уже совсем другая история, о которой будет и отдельный разговор.
Лавр Георгиевич Корнилов.
Это назначение стало уже четвёртым. После рокового 2 марта 1917 года на посту Главковерха последовательно сменились великий князь Николай Николаевич Романов, генералы Михаил Васильевич Алексеев и Алексей Алексеевич Брусилов. Великий князь не успел даже вступить в должность - по прибытии в Ставку в Могилёв его уже ожидал приказ об отставке с оскорбительной мотивировкой "как представитель свергнутой династии". Алексеева "рассчитали, как лакея" после того, как он посмел выступить против демократизации армии, в чём умудрённый опытом генерал не без оснований видел начало конца. Брусилов последовательно держал нос по ветру, поддерживая все начинания правительства и пытаясь опереться на "революционную сознательность" путём создания "ударных революционных батальонов". Провал наступления 1917 года наглядно показал всю ошибочность курса на демократизацию армии. А заодно - подвёл черту под главнокомандованием Брусилова. Теперь командование армией переходило к последовательному противнику её демократизации.
Начатая независимо друг от друга временным правительством и советом рабочих, крестьянских и солдатских депутатов демократизация армии предусматривала, по сути, создание параллельных структур власти. Дисциплинарная власть у офицеров отнималась. Одновременно солдаты получали право вступать в какие угодно политические партии (в том числе, как немедленно выяснилось, и в откровенно прогерманские, сиречь, изменнические). Им предписывалось избирать во всех частях и соединениях солдатские комитеты, которым предоставлялось право вето в отношении любых приказов командования. Революционные власти полагали, что таким образом обезопасят себя от "контрреволюционных происков" "старорежимного" офицерства, на деле же безграмотная солдатская масса получила право бесцеремонно вмешиваться в вопросы стратегии и оператики, комитеты путём дебатов и голосований решали вопросы наступления и обороны, и любой заезжий крикун (а в армию потоком хлынули агитаторы революционных партий) мог объявить любой приказ командира "контрреволюционным", что было достаточным основанием для обсуждения этого приказа на митингах и комитетах. В это же время в тылу крестьяне принялись явочным порядком делить помещичье имущество (точь-в-точь, как в 1905 году), что порождало в головах их односельчан в солдатских шинелях простой в своей бесхитростности вопрос: если все помещичьи земли сейчас поделят без меня, мне-то после возвращения с фронта чем кормить семью? Этот вопрос логично порождал стремление поскорее кончить войну на любых условиях. Шкурный интерес накладывался на умелую агитацию профессиональных площадных горлопанов. К тому же создание комитетов и солдатские митинги становились неплохой ширмой для обычных трусов, которых прежде сдерживала лишь воинская дисциплина, теперь же вдруг выяснилось, что дисциплина - это они, а офицеры находятся под подозрением у столичных властей.
Один из многочисленных солдатских митингов на фронте весной 1917 года
Временное же правительство, провозглашая лозунг "войны до победного конца", в то же время нисколько не стремилось поддержать подорванные демократизаторскими экспериментами авторитет командования, но, напротив, учинило в армии крупномасштабную чистку. Тысячи хорошо подготовленных офицеров оказались вышвырнуты из армии как "контрреволюционный элемент", не взирая на их личные командные качества, боевой опыт и заслуги. На высшие должности стали выдвигать не столько за способности, сколько за "прогрессивные убеждения", что зачастую приводило к назначению во главу фронтов и армий недостаточно подготовленных людей, офицерство же в целом ставило в положение вечных подозреваемых.
В таких условиях летнее наступление 1917 года было обречено захлебнуться. Оно и захлебнулось, части, достигнув поначалу некоторых успехов, после первого же удара австро-германцев покатились назад, не сумев удержаться даже на линии фронта 1916-го года.
А что же Корнилов? Корнилов на момент начала летнего наступления командовал 8-й армией Юго-Западного фронта. Принял он это командование в мае 1917 года, оставив пост командующего Петроградским военным округом. У временного правительства претензий к Корнилову не было - именно он арестовал в Царском Селе императрицу Александру Фёдоровну вместе с царскими детьми, чем, к слову, навлёк на себя ненависть всех правоверных монархистов. Теперь, снова оказавшись в действующей армии, Лавр Георгиевич получил реальную возможность сравнивать и сопоставлять дореволюционное состояние армии с её постреволюционными реалиями. Сравнение, увы, было не в пользу последних. Новый командующий, едва успев прибыть на фронт, увидел солдат, самовольно покидающих окопы. Увидел безобразные сцены "братаний", в ходе которых в русские окопы беспрепятственно передавалась немецкая пропаганда. Вступив в должность, Корнилов ревностно взялся за наведение порядка. Братания были прекращены под угрозой открытия огня в спину. Солдаты поворчали, но, чувствуя за энергичным командующим поддержку из столицы, нехотя подчинились. Поддержал Корнилов и инициативу капитана Генерального Штаба Митрофана Неженцева о формировании на добровольческой основе ударного полка из солдат и офицеров, "готовых без колебания пожертвовать собой во имя победы". Полк, получивший именное шефство генерала Корнилова и особую униформу, подобной которой в русской армии доселе никогда не существовало, неплохо себя зарекомендовал в последующих боях и в полном составе влился затем в белую Добровольческую Армию.
Корниловский ударный полк изготовился к атаке. Лето 1917 года.
Характерным отличием ударников-корниловцев стали двуцветные чёрно-красные погоны с мёртвой головой.
По приказу Корнилова в войска были разосланы специальные наставления, содержавшие выжимки из дореволюционного устава полевой службы. В этих наставлениях отчётливо слышны отголоски суворовской "Науки побеждать": "Сам погибай, а товарища выручай. Иди вперёд, хотя бы и передних били, - наставлял генерал своих бойцов. - В бою бьёт тот, кто упорнее и смелее, а не кто сильнее и искуснее. Победа сразу не даётся, враг тоже бывает стоек. Иной раз не удаётся взять и с двух, и с трёх раз, тогда нужно лезть и в четвёртый... Нет того положения, из которого нельзя было бы выйти с честью... В бою нет смены. Раз попал в бой, останешься в нём до конца: поддержка будет, смена - никогда".
Воодушевлённые такими наставлениями, бойцы Корниловского ударного полка у деревни Ямница в первом же штыковом бою опрокинули и погнали вперёд знаменитую немецкую "Стальную дивизию". За два часа атаки фронт был прорван, в плен к ударникам попало 26 офицеров и более 800 солдат.
Корнилов часто бывает в войсках, беседует с солдатами, разъясняя необходимость соблюдать дисциплину. С комитетами Корнилов предпочёл не вести бесконечных и нудных тяжб за власть, но всегда и везде жёстко старался ставить комитеты в рамки, отведённые законом. Как результат - его армия повела успешное наступление в то самое время, когда соседние армии замитинговали и остановились.
Александр Самсонов пишет: "23 июня (6 июля) 1917 года армия Корнилова атаковала 3-ю австро-венгерскую армию Терстянского в долине Быстрицы. В первые два дня наступления 16-й корпус отвлек внимание противника на юг. 25 июня (8 июля) под гром 300 орудий пошёл в атаку 12-й корпус генерала Черемисова. Фронт австрийской армии был прорван под Ямницей. 26-й австро-венгерский корпус был полностью разгромлен (его остатки расформировали и влили в 40-й германский резервный корпус). За день противник потерял только пленными более 7 тыс. человек и 48 орудий. Вся долина Быстрицы была в наших руках. 26 июня (9 июля) наши войска отражали контратаки противника. Подошедшие германские подкрепления и 13-й корпус были отброшены. Германская южная армия спешно загнула свой правый фланг, оголившийся после уничтожения 26-го корпуса. В этих боях отличились полки 11-й и 19-й дивизий и новый Корниловский ударный полк.
27-28 июня (10-11 июля) наши войска продолжали рваться вперёд. Сказывалось то, что 8-я армия наследовала брусиловские и калединские традиции. Корнилов же их продолжил, его любили и уважали и офицеры, и солдаты. Ударный клин 12-го корпуса прорвался до Ломницы, на правом фланге армии заамурцы быстрым ударом взяли Галич. При этом частями 1-й и 4-й Заамурских дивизий было взято 2 тыс. пленных и 26 орудий. 164-я дивизия смогла внезапно атаковать германцев и взяла Калуш, немцы бежали. В этом лихом наскоке на Калуш наши войска взяли 1 тыс. пленными и 13 орудий" (конец цитаты).
Корнилов провожает войска в бой
На участках других военачальников ситуация была куда менее радужной. В разгар наступления солдаты отказывались выходить на позиции. Очевидцами зафиксированы случаи, когда пехота запрещала своей же артиллерии стрелять по позициям противника, чтобы не провоцировать ответный огонь немцев. Командиры, поднимая в атаку бойцов, не могли быть уверены, что ответом на их приказ не станет выстрел в спину - тем более, что личное оружие у офицеров в порядке "демократизации" отобрали.
8 июля, видя успехи Корнилова и абсолютную беспомощность других военачальников, включая командующего фронтом генерала Гутора, правительство принимает решение поставить Корнилова во главе Юго-Западного фронта. Первым делом Лавр Георгиевич жёсткими мерами наводит порядок, не останавливаясь перед расстрелами дезертиров и паникёров. «Самовольный уход частей я считаю равносильным с изменой и предательством, - гласил приказ Корнилова, - поэтому категорически требую, чтобы все строевые начальники в таких случаях не колеблясь применяли против изменников огонь пулеметов и артиллерии. Всю ответственность за жертвы принимаю на себя, бездействие и колебание со стороны начальников буду считать неисполнением их служебного долга и буду таковых немедленно отрешать от командования и предавать суду». В условиях, когда перед немцами разбегались воинские соединения, заведомо превосходящие врага по численности, это было единственным средством навести порядок. Временному правительству Корнилов отправил телеграмму с подробным разъяснением своих действий: «Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя назвать полями сражений, царят сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия не знала с самого начала своего существования… Меры правительственной кротости расшатали дисциплину, они вызывают беспорядочную жестокость ничем не сдерживаемых масс… Смертная казнь спасет многие невинные жизни ценой гибели многих изменников, предателей и трусов». Далее Корнилов предлагает остановить начатое наступление и заняться приведением войск в порядок, без чего продолжение войны, по его мнению, решительно невозможно.
В итоге все меры, предложенные Корниловым, правительство спешно утвердило. А сам он был назначен верховным главнокомандующим на смену оскандалившемуся Брусилову. Весть о том, что закон о смертной казни за дезертирство и неисполнение приказов будет утверждён правительством, воодушевила офицерство и патриотическую общественность. А то, что меры эти продиктованы именно Корниловым, сразу же сделалось широко известно. Таким образом, Корнилов, старательно избегавший втягивания армии в какие бы то ни было политические партии, стремившийся лишь сохранить честь Русской Армии и довести войну до победного конца, оказался вдруг во главе собственной импровизированной партии, которую условно можно было бы назвать "партией порядка". Государственно мыслящие элементы и патриотически настроенное офицерство стало группироваться вокруг его имени. Корнилов, доселе бывший всего лишь одним из многих генералов, в одночасье сделался влиятельной политической фигурой.
Торжественная встреча Корнилова на вокзале. 1917 год.
Своей властью верховного главнокомандующего Корнилов запрещает митинги на фронте и в прифронтовой полосе. Специальные добровольческие отряды, созданные Корниловым из патриотически настроенных офицеров и юнкеров, разворачивают борьбу с дезертирством, грабежами и насилиями. Жестокими мерами Корнилову удаётся восстановить железнодорожное сообщение и подвоз боеприпасов в армию. Что ещё сильнее поднимало авторитет главнокомандующего.
Встаёт закономерный вопрос: для чего это назначение было нужно Керенскому? Понял ли "главноуговаривающий", что демократическими экспериментами войну не выиграть? Убедилось ли временное правительство в правоте настырного генерала-казака на примере неудачного летнего наступления? Поведение Керенского в конце августа - начале сентября 1917 года красноречиво доказывает обратное. Скорее всего, назначение Корнилова верховным главнокомандующим состоялось не без задней подлой мыслишки: авось, этот радетель воинской дисциплины и единоначалия не справится с громадностью масштабов работы, авось, надорвётся и сломает себе шею. Авось, разразится какая-нибудь новая крупная неудача из-за того, что этот странный генерал с лицом калмыка, бывший до революции всего лишь начдивом, чего-то не учтёт. Тогда можно будет с лёгким сердцем отделаться и от него, и от его назойливых телеграмм, и снова заняться "углублением революции". Правительство ждало, когда Корнилов оступится. В конце концов, оно организовало против него подлую провокацию, превратившую верховного главнокомандующего в подследственного к началу сентября. Но это уже совсем другая история, о которой будет и отдельный разговор.