Ф.Инголл. "Последний из Бенгальских улан". Глава 16. "Раздел"
Глава 16. "Раздел". Оглавление предыдущих глав.
Разгромленные магазины в Лахоре, август 1947г.
Естественно, я принял предложение создать Пакистанскую военную академию. Как объяснили сэр Клод Окинлек и Лиакат Али Хан, новой Пакистанской армии, разумеется, будут нужны кадры собственных молодых офицеров - и быстро. Короче говоря, Пакистану понадобится Сандхерст, Вест-Пойнт, собственный Дантрун. Во время войны у меня был короткий, но успешный опыт в качестве комманданта Учебной школы офицеров Танкового корпуса в Ахмеднагаре, близ Бомбея; таким образом, я был хорошо осведомлён, что эта работа из себя представляет. Назначение соответствует званию бригадира и продлится столько, сколько потребуется для создания училища и регулярного выпуска молодых первоклассных офицеров, хотя для начала я подписал соглашение служить Пакистану в течение трех лет, до августа 1950 года.
Не все думали, что я поступаю правильно. Генерал-адъютант сэр Реджинальд Сэйвори сказал прямо, что считает меня дураком; он проявлял интерес к моей карьере со времен проверки УШО в Ахмеднагаре, когда я там командовал. Я должен выбрать перевод в Британскую армию, говорил он. Он даже показал мне списки и объяснил, что пометка «А1» напротив моего имени означает прекрасное будущее в Британской армии. «Чертовски мало (людей) с такой пометкой», - рявкнул он. «Ты будешь чертовски глуп, если не переведешься к ним».
Но я решился. Я иногда мечтал вернуться в Сандхерст в качестве инструктора, но это было еще лучше. Создать военную академию с нуля и командовать ею - просто невозможно удержаться.
Однако времени было мало, и меня ждали бесчисленные приготовления, перед тем как покинуть Дели. Казалось, что вся страна охвачена насилием, и я планировал, как лучше всего добраться до Равалпинди, большого города на севере того, что будет Пакистаном, и где будет штаб-квартира Пакистанской армии. В конце концов, я решил выехать из Дели 14 августа, за день до «Дня Р».
Больше всего я беспокоился о моем старом и верном слуге Адалате Хане. Мусульманин, он был со мной около десяти лет; очевидно, что я должен взять его с собой в Пакистан. Однако дороги между Дели и Равалпинди были очень небезопасными, каждый день приходили новости о нападениях и убийствах мусульман индусами, и наоборот. Как англичанин я, вероятно, буду в относительной безопасности, если попаду в засаду, но если со мной будет Адалат, и мы столкнемся с враждебной толпой индусов, его судьба будет под вопросом. Казалось, что лучше послать его поездом, до сих пор они не подвергались нападениям, и я слышал, поскольку многие мусульмане поедут на север, чтобы достичь Пакистана при Разделе, им будет обеспечена вооруженная охрана. Я забронировал билет Адалату на поезд в Равалпинди 13го.
Дни пролетели незаметно. Пока я бегал, заканчивая приготовления и прощаясь со всеми в Дели, Адалат собрал весь мой скарб; к этому времени я накопил довольно много, набралось несколько ящиков. Это было 13 августа. Я отвез Адалата на главный железнодорожный вокзал Дели вместе со всеми своими вещами. Там мы обнаружили, что поезда беженцев, направляющиеся в Пакистан, еще не охраняются. Однако я не слишком волновался, пассажиры железной дороги по-прежнему гораздо меньше подвергались угрозе нападений, чем на дорогах. Я сказал Адалату оставаться в поезде для безопасности, что бы ни случилось, он не должен беспокоиться о моем багаже, который все равно загружен в грузовой вагон. Я попрощался с ним, пообещав встретиться через два-три дня в отеле «Флэшмен`c» в Равалпинди. Я даже не знал, до какой степени мы искушаем Судьбу.
Поезда с беженцами в 1947г.
Поезда с охраной, которые начали ходить несколько дней спустя, стали катастрофой. Двигаясь на юг, они были полны индуистских беженцев, а на север везли мусульман, в обоих случаях они подвергались нападениям противоборствующих группировок. Поезда штурмовали сотни, а иногда и тысячи людей, и небольшое сопровождение из дюжины, или около того, человек было совершенно недостаточно. Никто не ожидал свирепости этих нападений и тщательного планирования, с которым они готовились. Засады устраивались и на станциях, и на открытой местности, где выводились из строя пути. Налетчики часто были вооружены минометами и легкими пулеметами, приобретенными в Ассаме и у границ Бирмы, где в конце войны была брошена масса лишнего оружия, закопанного в огромных ямах для экономии транспортных расходов.
Охранники неизменно подавлялись огромным количеством нападавших. Иногда они были даже хуже, чем бесполезны, ибо если инсургенты были их единоверцами, просто стояли и смотрели на бойню. Британских офицеров было слишком мало для выполнения этой службы, но когда были в наличии, то часто устраивали просто фантастические шоу. Один такой командир узнал, когда они уже ехали, что машинная команда поезда подкуплена, чтобы остановиться в заранее оговоренном месте; почти наверняка их ожидает засада. Он был в заднем вагоне, а поезда в те времена не имели сквозных коридоров. Он неустрашимо вылез наверх и, шатаясь, побежал по опасно качающимся крышам вагонов, пока не достиг локомотива. Машинист, догадавшись о его миссии, ударил по тормозам; но офицер не растерялся. Он вырубил машиниста и кочегара рукояткой пистолета, а затем провел поезд через места потенциальных засад на скорости 60 миль в час!
Увы, многие британские офицеры были убиты, выполняя такого рода службу. Группа из двадцати человек Собственного королевы Виктории Корпуса гидов под командой одного из своих офицеров возвращалась из южной Индии на родную базу в Мардан, ныне находящуюся в Пакистане. За исключением британского офицера, все они были мусульманами. Где-то в центральной Индии их поезд был остановлен и атакован индусами. Естественно, офицер остался со своими людьми. Говорят, что они сражались, пока не закончились патроны, бились штыками, но в конечном итоге были подавлены численностью. Их тела так и не были найдены.
Не довольствуясь резней, злоумышленники обычно грабили поезда, обыскивая тела своих жертв в поисках ценностей и вскрывая багаж.
Но я мог только надеяться, что Адалат будет в безопасности, отправляясь в свое путешествие на север 14 августа. Если бы я задержался еще на одну неделю, уверен, что не доехал бы целым.
Расстояние от Дели до Равалпинди примерно 500 миль по дороге. Я планировал преодолеть их в два этапа. Сначала нужно проехать 230 миль до Джалландара и провести там ночь. Я надеялся, что мне удастся встретить старого друга по кавалерии, бригадира Тиретт-Уилера, который командовал Пенджабской пограничной бригадой; их штаб был в Джалландаре. На следующем этапе я пересеку реку Биас и поеду через Амритсар к новой границе, а там в Лахор. Лахор будет первым пакистанским городом на моем пути, и я думал, что смогу провести там еще одну ночь, прежде чем отправиться в Равалпинди.
Рано утром 14 августа я в установленном порядке сел в свой маленький открытый чёрный «Воксхолл», с двумя австралийскими терьерами на заднем сиденье. Верх был скатан, постельные принадлежности и ручная кладь уложены как обычно, но на переднее сиденье рядом с собой я положил автоматический «Кольт» 45го калибра. Я был в форме, в черном берете 6го уланского на голове.
Первый этап прошел довольно спокойно. У меня было несколько сэндвичей и пиво (очень горячее к тому времени, когда я его открыл!) и я, делая паузы только для отдыха, уверенно продвигался к Джалландару. На Великом колёсном пути было намного больше трафика, чем обычно, но и особых причин для задержки не было.
Дак-бунгало - государственная придорожная гостиница, мотель, "караван-сарай" в Британской Индии.
Прибыв в Джалландар поздно вечером, я нашел кровать в местном дак-бунгало, доме отдыха для путешественников, и выгрузил свое добро из машины, заметив при этом, что одна из шин выглядела довольно уставшей; поэтому мне пришлось на некоторое время отложить визит в штаб бригады, дабы посетить базар и найти замену. Однако мне повезло, и вскоре проблема была решена.
Я нашел бригадира Тиретт-Уилера в его офисе; он был слишком занят, чтобы говорить сейчас, но пригласил меня на ужин. Я вернулся в дак и пошел выгуливать собак, отметив, как мирно все выглядело в Джалландаре, а затем присоединился к ужину своего друга. После отличной еды и одного-двух бренди мой хозяин спросил, куда я направляюсь. Лахор, ответил я, потом в Равалпинди. Его реакция поразила меня.
«Лахор?» - повторил он. «Ты безумен!»
Завтра будет День Раздела, и любой, пересекающий новую границу, непременно столкнется с бедой, сказал он; для безопасности я должен путешествовать с вооруженным эскортом. Я возражал, но он был настойчив. Он распорядился, чтобы несколько «сторожевых псов» присоединились к моему отъезду в 6 утра следующего дня.
Ему бы надо было запереть меня. К 5 утра я уже уехал - без сопровождения, только я и две мои маленькие собачки. Я чувствовал, что мне одному будет намного безопаснее.
Я уже знал, что самая опасная часть моего путешествия будет между рекой Биас и границей, в 30 милях от Амритсара. Это самый центр страны сикхов. Поэтому я не был удивлен, когда, приближаясь к мосту через реку Биас, должен был остановиться из-за дикой толпы сикхов, от 300 до 400 человек, которые текли через дорогу к соседней деревне. Они выглядели как настоящая сикхская джатха, организованная банда налетчиков, все были вооружены до зубов. Но беглый взгляд сказал им, что я один и вряд ли могу помешать их планам, а я принял меры предосторожности, чтобы мой пистолет не попал в поле зрения. Они не обратили на меня внимания. Они прошли мимо, выкрикивая свои воинственные кличи: «Вахе Гуру-джи ка Халса! Вахе Гуру-джи ки фатех!» (Да здравствует гуру сикхской религии! Да здравствует его победа!)
Я ехал в сторону Амристара. Дорога теперь все больше и больше была усеяна жалкими осколками бегства людей: обувь, старые горшки, сломанные колеса, куски ткани. А потом стали попадаться тела. Повсюду были следы резни. На расстоянии я увидел дым и пламя бесчисленных пожаров, слышал кричащие орды. Амритсар был похож на города, которые я видел в Европе во время войны, сразу после ухода врага: горящие дома, разбитые двери и окна, сломанные повозки, поваленные телефонные линии, пустые улицы. Не было видно ни живой души.
Амритсар в 1947г.
Я начал понимать, что совершил ошибку, возможно, мой друг в Джалландаре был прав. Присутствие роты пехоты, несомненно, сделало бы это место комфортнее. Но Пограничные силы вряд ли могли поделиться людьми, они уже были полностью раздерганы, реагируя на одни за другими известия и сообщения о беспорядках.
Покидая окраину Амритсара, я столкнулся с одной из самых зверских сцен, которые я когда-либо видел, хотя только позже узнал, что произошло. Четыре или пять сотен кочевников повинда мирно шли Великим колёсным путем к Амритсару, по своему обычному маршруту. Полгода они бродят по предгорным районам Афганистана и прилегающих штатов, но в это время года просачиваются через Пенджаб на луга для зимнего выпаса своих животных и в города, где они немного торгуют. Если у них вообще есть какая-либо религия, то это ислам, но как кочевники они были одиночками, аполитичными и ненасильственными. Рядом с Амритсаром эта группа кочевников была атакована джатхой сикхов, прячущейся в полях и вооруженной автоматическим оружием и легкими минометами. Мужчины, женщины и дети были все вырезаны, даже козы, ослы и верблюды.
Должно быть, это произошло совсем перед моим приездом, потому что я мог слышать, как убийцы преследовали выживших по пашням. Это было ужасно, как сцена из Дантовского «Ада». Я ничего не мог сделать, я просто должен был продолжать двигаться. Я прокладывал свой путь среди трупов и уже миновал худшее из этой бойни, как некоторые из убийц, должно быть, заметили меня. Они открыли огонь по машине. Я свернул на грязную берму на обочине дороги, скрывшись от преследователей за клубами пыли, пока мчался к границе. Позже я остановился, чтобы осмотреть повреждения: два пулевых отверстия в одном крыле. Повезло нам, сказал я двум своим очень потрясенным собачкам.
Клуб "Пенджаб", Лахор.
Я без лишних проблем пересек границу и приехал в Лахор, столицу Пенджаба, которую так хорошо знал, будучи здесь в 30е годы. Окраины выглядели нормально. Я проехал мимо бастиона британского чиновничества, клуба «Пенджаб», а напротив - «Джимхана», где мне всегда было так весело на танцах. Дом Правительства оставался таким же надменным и строгим, каким я его запомнил. Но затем я въехал на Молл со всеми его европейскими магазинами и кафе, и картина начала меняться. Рядом со статуей королевы Виктории стоял танк «Шерман», явно готовый к боевым действиям. Дома сгорели или были полуразрушены, везде свисали телефонные провода, магазины разграблены мародерами.
Памятник королеве Виктории стоял в Лахоре с 1902г. до 1951г. на улице Чаринг-кросс. Мраморный павильон сохранился, а статуя сейчас демонстрируется в музее.
Отель "Фалетти`с" в 1950е гг.
Я чувствовал тоску и разочарование. Где была та чудесная свобода, которую мои люди так поспешно получили? У всех, казалось, свобода свелась к ножу или дубине. Я заехал в отель «Фалетти`с» и заказал выпивку. Там были некоторые из старых слуг, большинство из которых были мусульманами, и один-два узнали меня. Все были в страхе и ужасе, несмотря на то, что были в безопасности в пределах своей новой родины. Я думал о том, как их единоверцы борются, чтобы достичь этой земли обетованной из других районов Индии.
И другая сторона медали: отчаявшиеся сикхи и индусы пытаются пересечь границу в противоположном направлении. Более чем когда-либо, я был уверен, что Уэйвелл был прав, а Эттли и Маунтбеттен ошибались. Что касается сэра Сирила Рэдклиффа, человека, чей карандаш прочертил линии Раздела на карте, он сделал все, что мог, но, не понимая Индии и сути индийских вещей, совершил несколько грубых ошибок. Худшая заключалась в передаче этого преимущественно мусульманского района, Гурдаспура, Индии; последствия этого будут ощущаться десятилетия, а, возможно, вечно.
Я решил не оставаться ночевать в Лахоре в конце концов. Я допил и начал последний этап моего путешествия. Себя лично я чувствовал в относительной безопасности, потому что собирался служить государству Пакистан. Но повсюду были сумасшедшие, и нельзя было расслабляться ни на минуту. Рядом с Вазирабадом вновь встретились следы недавних злодеяний: толпа мусульман штурмовала остановившийся поезд, грабя и убивая индуистов-пассажиров. Таков был фон первого дня разделенной Индии.
Поздно вечером я въехал в комплекс отеля «Флешмен'с» в Равалпинди. Странный непостижимый невидимый телеграф Востока все еще работал. Не успел я пройти от машины до офиса отеля, как Адалат Хан снова взял на себя руководство моей жизнью. После моей ужасной поездки я с облегчением был рад увидеть его открытое честное лицо. Он встретил меня также тепло, но с озабоченным взглядом. Я скоро понял, почему.
Путешествие Адалата, на самом деле, было гораздо менее насыщенным событиями, чем мое. Позже выяснилось, что его поезд оказался последним, пересекшим границу беспрепятственно. Индуистская поездная бригада привела его до новорожденной границы, затем ее сменила мусульманская. Состав достиг Равалпинди в целости и сохранности.
Но не мой багаж. Его не было в поезде Адалата - отсюда его тревожное приветствие. Я устало решил, что он, вероятно, никогда не покидал Дели, и перестал об этом думать.
Ж\д вокзал в Равалпинди.
Несколько недель спустя, когда я обосновался в штаб-квартире Армии в Равалпинди в ожидании выбора места для новой Академии, один из уоррант-офицеров вошел в мой кабинет однажды утром и сказал, что он только что видел несколько ящиков, адресованных мне, на платформе станции Пинди. Я схватил Адалата, и мы бросились на вокзал. Все было там, все! Я просто не мог поверить, учитывая ежедневные сообщения о нападениях на поезда и полном разграблении перевозимого. Груз прибыл через шесть недель после отправки из Дели.
Это казалось настолько странным, что я начал расспросы. Оказалось, мои вещи были отправлены обычным товарным поездом; эти поезда не перевозили пассажиров и были укомплектованы индуистской бригадой до границы, а затем переданы пакистанским машинистам. Соответственно, на индийской стороне границы местные жители предполагали, что поезд везет грузы для индийских станций, и, наоборот, на пакистанской стороне. И в товарном поезде не было беженцев, поэтому он не считался достойным нападения!
Так что я все-таки вернул свой домашний скарб и сувениры. Действительно, большинство из них все еще находятся в моем распоряжении по сей день.
Вокзал в Равалпинди, 1929г.
Вокзал в Равалпинди в 1929г. На солдатах в центре видны наспинные накладки, о которых мы писали здесь.
ПС. Просьба знатокам автомобилестроения - какой марки мог быть открытый «Воксхолл» Инголла в 1947г.? И скорее всего это та же машина, что была у него в конце 1930-х гг, хотя конечно могла быть уже и другая.