Беженцы Первой мировой
Сегодня, в годовщину начала Великой войны, мы публикуем главу о беженцах из путеводителя по книгам Вячеслава Мешкова «Роковая война России».
Осенний день туманен и тосклив,
Струит свой свет безрадостный и строгий,
И вдоль сожжённых, беспредельных нив
Людской поток струится по дороге…
То беженцы… Их жалкая орда
Бредёт трусливо с воплями о мщеньи…
Встречайте их! Встречайте, города!
Их сожжены дома, разрушены селенья,
Они бежали от родных полей,
Спасаясь от огня безжалостных орудий…
И вот теперь, бредя в осенней мгле,
К вам, города, стремятся эти люди…
А сзади, как кошмарно-грозный сон,
За ними тянутся их скорбные могилы…
Они молчат… Обряды похорон
За них свершат дожди и вихрь унылый.
Грааль Арельский. Беженцы <1915>
У.Черчилль в своём творении «Вторая мировая война»: в 3 кн. Т. 1-2. (М. : Альпина нон-фикшн, 2011. 635 с.) поясняет: В кампании 1915 года центр борьбы переместился на русско-германский фронт, где действовало 107 немецких дивизий (в 1914 году - 52). Это обеспечило Франции и Англии передышку для мобилизации экономики на нужды войны (c. 18).
Предоставив англичанам с французами возможность не высовывая носа сидеть в окопах Западного фронта, Германия определила целью кампании 1915 года полное уничтожение русской армии и выведение России из войны. Германцы планировали новые «Канны»: рядом мощных фланговых ударов из Восточной Пруссии и Галиции прорвать оборону русской армии и окружить в «польском мешке» её основные силы.
Лето 1915 года - время «мучительного бесснарядного отступления» русских, по выражению того же У.Черчилля, «Великий отход», как говорили в России. Сотни тысяч беженцев потянулись вместе с отступающей армией на Восток. Русский офицер-артиллерист Б.В.Веверн был свидетелем этих безрадостных картин.
Веверн Б.В. 6-я батарея, 1914-1917 гг.: Повесть о времени великого служения Родине / Предисловие Н.Н.Головина. В 2-х т. Париж: [б.и.; тип. Никишина], 1938. [Т. 1]. 171 с.; Т. 2. 183 с.
Крестьянские повозки, запряжённые изморёнными, малорослыми лошадьми, полны всяким крестьянским добром - домашним скарбом. Раскрашенные затейливыми всякими узорами простые деревянные сундуки, узлы с носильной одеждой, подушки, простая глиняная посуда, мешок с мукой, связка луку, куры, утки, выглядывающие из решёт и лукошек, прикрытые грязными тряпками.
Перепуганные женщины, со страхом оглядывающие нас, и белокурые детские головки, выглядывающие из-за грязного полога пристроенной к телеге кибитки. Повозки жмутся одна к другой, растерянные крестьяне не знают, что им дальше делать, собираются кучками и горячо шепчутся между собой.
Детский плач, визги привязанного к телеге поросёнка и лай в пространство сопровождающей хозяев собаки с репьями в хвосте.
Что их ждёт, в будущем, этих несчастных, обездоленных людей?
У вдовы-крестьянки пала лошадь. С растерянным, убитым горем лицом безмолвно стоит она у своей телеги над трупом лошади, и только крупные слёзы текут из глаз по лицу. В телеге, между кучи разного добра, видны две плачущие маленькие девочки.
Кто ей поможет, этой вдвойне осиротелой семье?
Я приказал отдать ей одну из свободных сверхштатных лошадей. Горе сменилось безумной радостью. Но надолго ли хватить им этой радости?
К вечеру 2-й дивизион получил приказание отойти в Армейский резерв, к городу Холму. Т. 2 (c. 77-78).
Беженцы от линии фронта Первой мировой войны. Лагерь в Слуцке. Фото С.Фёдорова, 1915 г.
Несколько дней спустя:
Мы нагоняем другую колонну, идущую обочиной дороги…
Здесь уже никого не трогает чужое горе. Никто не подумал помочь суетящейся бабе и мальчугану лет двенадцати, из всех сил старающимся надеть колесо на ось. Хорошо, что мы их нагнали и наши солдаты мигом наладили дело, а то и осталась бы горемычная баба со своим мальчиком одна на дороге, совершенно беспомощная, поверять своё горе одному лишь свободному ветру.
Вот они, плоды кабинетных рассуждений: уничтожить посевы, убрать население с пути неприятеля.
По сторонам нашей дороги то и дело попадаются маленькие холмики свеженасыпанной земли. Это всё могилы беженцев, среди которых быстро развиваются всякие болезни. Больше всё умирают дети, но взрослых смерть тоже не оставляет в покое.
Нет, в тысячу раз лучше зрелище кровью насыщенной земли, с трупами мёртвых, разбросанных по всему полю бойцов, чем зрелище этих несчастных, обречённых болезням и смерти, тупо-покорных людей (c. 102-103).
Беженцы в лесу близ Барановичей
…Его не трогают ни слёзы матерей,
Клянущие и смерть, и горести, и холод,
Ни плач детей… Он выше всех царей,
Он мститель грозный, - имя ему - Голод…
И шаг ему бесстрашен, как года…
И все за ним идут без рассуждений…
Встречайте их! Встречайте, города! -
Их вопль звучит о хлебе и о мщеньи…
Грааль Арельский. Беженцы. <1915>
А так русские оставляли Брест-Литовск:
Брест-Литовск переполнен. Главным образом здесь сосредоточились обозы, лазареты, парки, беженцы со своими повозками. Полевых войск не видно совсем - как будто только одна наша дивизия и несколько дружин ополченцев.
Лихорадочной жизнью живёт Брест-Литовск. Магазины и разные кафе открыты. Хозяева их, пользуясь временем, собирают обильную жатву. С вокзала на восток всё время отходят переполненные поезда с гражданским населением, спешащим покинуть ненадёжное пристанище, - обречённый уже как будто город. <…>
Дня через два после нашего прибытия получилось распоряжение спешно разгрузить Брест-Литовск от частных жителей, до последнего человека включительно.
В городе поднялась паника: приходилось бросать всё имущество на произвол судьбы. Квартиры с полной обстановкой, с бельём и даже с носильным платьем. Магазины, переполненные товарами, - всё было брошено несчастными жителями и торговцами. Брест-Литовск сразу изменил своё лицо: замолк, заснул, и только военные мундиры и форменные платья сестёр милосердия время от времени появлялись на улицах (c. 107-108).
Германские солдаты на пожаре мучных складов. Брест-Литовск, 1915 г.
Сумерки. Какие-то особенно мрачные. А может быть, это так мрачно у меня на душе?
Вдали на горизонте зарево: пылает деревня, третья.... Кто мог поджечь, точно по уговору, пустые, покинутые жителями селения? Не немцы же?
Дивизион длинной ломаной линией вытянулся на голом внутреннем, крепостном поле. Сзади, справа, слева всё в огне, всё горит. Мы идём прямо к бушующему морю огня: горит город Брест-Литовск.
Страшное, ужасающее зарево колоссального пожара! Зловещее зрелище!.. Это ад!
А.М.Козырев бросает зажжённую спичку в кучу сваленных на поле крепостных ракет*, приготовленных для уничтожения, мимо которых мы проходим. Вспыхнула куча. Высокие языки пламени взвились к небу, закружились в воздухе искры. Огонь в один миг перекинулся на соседние кучи, невидимые нами в темноте.
Лошади, в испуге, шарахнулись в сторону. Сильный свет залил всё поле. Ночь превратилась в день, не яркий летний день, залитый золотистыми лучами солнца, а бледный, горячий, зловещий (c. 113-114).
[* Крепостная ракета - осадная ракета. Запускалась с помощью лёгкой пусковой установки (ракетного станка) на треноге, содержала пороховой заряд, гранаты, картечь, зажигательные или осветительные снаряды, имела дальность стрельбы до 4 км. Полевые и осадные ракеты применялись в русской армии в XIX веке, но к началу XX века их выпуск и использование были почти прекращены. (Примеч. leninka_ru).]
Пожарище в Брест-Литовске. 1915. Германская открытка
Знакомый читателю британский профессор Норман Стоун в своей книге «Первая мировая война: краткая история» (М.: ACT: АСТ Москва, 2010. 219 с., карт.) оценивает бедственное положение русских союзников летом 1915 года таким образом:
Турецкая поговорка гласит: одна беда научит больше, чем тысяча советов. Ставка наконец приняла правильное решение - отступать по схеме 1812 года, уничтожая и сжигая всё, что пригодилось бы немцам. С военной точки зрения отступление происходило достаточно осмысленно. Брест-Литовск был сожжён, и сотни тысяч беженцев запрудили дороги, уходя из еврейской черты осёдлости и переполняя другие города. Немцы исчерпали свои запасы материальных средств и продовольствия, оставались иногда даже без питьевой воды (c. 107).
То есть, на взгляд британца, всё шло как надо (кому - другой вопрос!): русские с боями отступают, германцы прочно задействованы, получая себе в награду выжженную пустыню. А то, что миллионы голодных беженцев из прифронтовых губерний, заполоняя города и веси Центральной России, влекли за собой, выражаясь современным языком, гуманитарную катастрофу, - это, судя по всему, для британца не столь уж важно.
Искусственность англо-русско-французкого союза была ощутима с самого начала. По ходу войны она проявлялась всё резче. Это хорошо показано в книге И.В.Алексеевой «Агония Сердечного согласия: царизм, буржуазия и их союзники по Антанте. 1914-1917» (Л.: Лениздат, 1990. 318 с., ил.). Содержание: Пролог. 1917, март; Глава I. 1914 - год начала войны; Глава II. 1915 - год разочарований; Глава III. 1916 - год контактов; Эпилог. Петроград. 1917, февраль.
Горячие заверения в дружбе со стороны союзников были не случайны: если русская буржуазная оппозиция громко выражала свой энтузиазм по поводу вступления в войну на стороне западных «демократий», то эти последние, хотя и «стыдясь» несколько, по выражению Милюкова, своей автократической союзницы, питали в эти дни восторженную уверенность в её несокрушимой военной мощи: легенда о «русском паровом катке» (Russian steam-roller) затмевала умы государственных деятелей и стратегов Англии и Франции… Наименее умные из них громогласно рассуждали о том, что жизнь одного из многих и многих тысяч русских солдат не так ценна, как жизнь «образованного» англичанина или француза. Так, французский посол в Петрограде Морис Палеолог, которого его предшественник, умный и скептический Жорж Луи, назвал в своих мемуарах «напыщенным дураком», в разговоре с одним из русских государственных деятелей развивал подобные положения (c. 20).
Русская армия отступала по всей линии. Приходилось отдавать одну за другой с таким трудом завоеванные позиции. В июне были сданы Перемышль и Львов, в августе - Варшава, Новогеоргиевск, Ковно, Гродно и Брест-Литовск. Потери убитыми, ранеными и пленными во время этого долгого, ужасного отступления были колоссальными. Недостаток в ружьях был так велик, что значительная часть солдат оставалась безоружной до тех пор, пока им не доставались ружья убитых товарищей (c. 78).
За время трагического отступления 1915 года Россия потеряла значительные территории в Польше, Прибалтике, Украине, Белоруссии. Поток беженцев из западных губерний хлынул в Петроград, значительно осложнив и без того обострившийся уже продовольственный вопрос.
Столицу наводнили беженцы, - вспоминает Мириэль Бьюкенен (дочь английского посла. - В.М.). - У Варшавского вокзала, в наспех выстроенных бараках, ютились мужчины, женщины и дети. Здесь можно было видеть маленьких детей, матери которых умерли в дороге, родителей, потерявших своих детей, и очень много людского горя и слёз. Все беженцы были в ужасном состоянии: многие женщины потеряли рассудок, дети были в лохмотьях, и многие из них умирали от недостатка пищи и заботы о них (c. 79).
Помогите беженцам. 14-15 сентября 1915 г. Серпухов
Штабы поднялись. Оборвалась торговля и труд.
Весь день по шоссе громыхают обозы.
Тяжёлые пушки, как дальние грозы,
За лесом ревут.
Кругом горизонта пылают костры:
Сжигают снопы золотистого жита, -
Полнеба клубами закрыто...
Вдоль улицы нищего скарба бугры.
Снимаются люди - бездомные птицы-скитальцы,
Фургоны набиты детьми, лошадёнки дрожат...
Вдали по жнивью, обмотав раздроблённые пальцы,
Угрюмо куда-то шагает солдат.
Возы и двуколки, и кухни, и девушка с клеткой в телеге,
Поток бесконечных колёс,
Тревожная мысль о ночлеге,
И в каждых глазах торопливо-пытливый вопрос.
Встал месяц - оранжевый щит,
Промчались казаки. Грохочут обозы, -
Всё глуше и глуше невидимых пушек угрозы...
Всё громче бездомное сердце стучит.
Саша Чёрный. Отступление <1915>
Ранее мы уже отмечали содержательную книгу историка М.В.Оськина «Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы» (М.: Вече, 2011. 432 с.: ил. - Военные тайны XX века)*).
[* По каталогу РГБ, серия «Военные тайны ХХ века» включает 213 изданий, из них 52 оцифрованы в РГБ, пролистать их первые страницы (1/10 объёма) можно непосредственно в электронном каталоге РГБ по ссылкам «Описание», а полные электронные версии могут получить зарегистрированные читатели НЭБ в залах российских библиотек.]
Нельзя не сказать и о том, - замечает автор, - что главнокомандования фронтов проводили политику «принудительного выселения очищаемой полосы» порой вопреки распоряжениям свыше. Так, как пишет А.Н.Курцев, когда Ставка Верховного главнокомандования, возглавляемая уже императором Николаем II (с конца августа) потребовала прекратить насильственную эвакуацию, на отдельных участках фронта фронтовые командования всё равно продолжали выселение мирных жителей. Неудивительно, что, по сведениям Министерства внутренних дел, к сентябрю 1915 года передвижение беженцев вслед за отступающими русскими войсками приняло «характер великого переселения народов: несметные толпы голодных и полунагих людей движутся на восток… фактически грабя встречные деревни и увлекая за собою их жителей, увеличивая ими бездомную толпу». С начала войны к середине сентября в прифронтовой зоне насчитывалось 750 000 беженцев (всего за войну - до пяти миллионов).
Верховное главнокомандование, искусственно организовавшее беженство по образцу 1812 года, как будто бы забыло, что на дворе двадцатый век и что за сто лет многое изменилось. Великий князь Николай Николаевич и его сотрудники как будто запамятовали, что в Отечественной войне 1812 года народный порыв не организовывался «сверху», что «дубина народной войны», по выражению Л.Н.Толстого, поднялась стихийно, как ответ на действия оккупантов в захваченных районах.
И наконец, самое главное, никто в Ставке не подумал, что переселяемые внутрь империи люди - в основном не русские по своей национальной принадлежности (c. 393).
На милый край, где жизнь цвела,
До Вислы на равнины наши,
Тевтонов ярость разлила
Огонь и смерть из полной чаши.
Как в день Последнего Суда,
Сверкал огонь, гремели громы,
Пылали наши города
И разрушались наши домы.
Когда ожесточённый бой
К иным пределам устремлялся,
На наших улицах разбой
Тевтонской рати начинался.
Презревши страх детей и дев,
На слёзы отвечая смехом,
В бесстыдство перешедший гнев
К безумным тяготел потехам.
И кровь струилася, и вновь
Вставал угарный дым пожара,
И пеплом покрывала кровь
Родных и милых злая кара.
Из милых мест нас гонит страх,
Но говорим мы нашим детям:
«Не бойтесь: в русских городах
Мы все друзей и братьев встретим».
Фёдор Сологуб. Братьям <1915>
Но согнанные с берегов Вислы и Сана братья не читали стихов Сологуба.
…Беженцы несли с собой в глубь Российской Империи психологию маргиналов, - продолжает М.В.Оськин, - людей, лишённых всего и вся, зачастую даже - части членов своих семей, погибших у них на руках во время передвижения… В период Красной Смуты, начавшейся, разумеется, не после Октябрьского переворота, а сразу после падения монархии и прихода к власти оппозиционной буржуазии, начитавшейся книжек про западную демократию, но на деле абсолютно не способной играть первую скрипку в развитии российского революционного процесса.
Беженцы из Галиции
Роль беженцев (в львиной своей доле - нерусских и неправославных), как и военнопленных («интернациональные» батальоны Красной Армии), в Великой русской революции будет чрезвычайно велика, так как позволит рекрутировать в управленческий слой массу людей, озлобленно настроенных по отношению к России. И этими людьми были наводнены не только города, но и деревни, куда беженцев отправляли для работы на оборону (c. 401).
Что они, эти не русские по своей национальности беженцы - поляки, немцы, евреи, украинцы, литовцы - должны были думать о русских властях? Что это как не готовый контингент для рекрутирования сотен тысяч людей в революцию? Как же можно было потом белогвардейцам - кадровым военным - удивляться тому потоку евреев, что сражались на стороне большевиков в глубине самой России вплоть до Сибири, а не, скажем, в Украине, когда она была отрезана германским нашествием в 1918 году, где евреи проживали массово до революции? (с. 402).
Беженцы из Польши
…Министр земледелия А.В.Кривошеин, один из умнейших людей Российской империи, соратник и последователь П.А.Столыпина, фактический глава правительства в 1914-1915 годах, говорил на заседании Совета министров, отмечая искусственность беженского движения из западных губерний на восток: «Из всех тяжких последствий войны - это явление самое неожиданное, самое грозное и самое непоправимое. И что ужаснее всего - оно не вызвано действительной необходимостью или народным порывом, а придумано мудрыми стратегами для устрашения неприятеля… Я думаю, что немцы не без удовольствия наблюдают повторение 1812 года. Если даже они лишаются некоторых местных запасов, то вместе с тем они освобождаются от заботы о населении и получают полную свободу действий в безлюдных районах… в моей компетенции как члена Совета министров заявить, что устраиваемое Ставкой великое переселение народов влечёт Россию в бездну, к революции и гибели (с. 403).
И эти несчастные логично видели своих обидчиков в русских людях вообще, - заключает М.В. Оськин. - Уже не говоря о том, что очень многие евреи из западных губерний даже плохо говорили по-русски. Вот откуда взялись многочисленные «евреи-комиссары», по определению белогвардейцев, в ходе революции и Гражданской войны. Антиеврейски настроенным исследователям не стоит удивляться громадному наплыву еврейского населения в Центральную Россию к 1917 году (c. 407).
Становится понятным, почему вдруг на каждого профессора Преображенского и почти на каждого Шарикова оказалось по Швондеру.
Вновь вспоминается книга Мориса Палеолога «Царская Россия во время мировой войны» (М.: Междунар. отношения, 1991. 238 с. - (Россия в мемуарах дипломатов)):
Понедельник, 15 февраля 1915 г.
В районе Тильзита, на Нижнем Немане, вплоть до района Плоцка на Висле, т.е. на фронте в 150 километров, русская армия отступает. Она потеряла свои окопы у Ангерапа и все извилины Мазурских озёр, которые были так удобны для укрепления; она постепенно отступает на Ковно, Гродно и Осовец к Нареву.
Я говорю о Польше с графом Р., яростным националистом.
- Признайтесь, - говорю я, - что поляки имеют некоторые основания не питать никакой любви к России.
- Это правда; иногда у нас была тяжёлая рука по отношению к Польше… Но Польша воздала нам за это.
- Каким образом?
- Дав нам евреев.
Это верно, что еврейский вопрос существует для России только со времени раздела Польши (c. 159-160).
Я вспомнил Стоход.
Еврейское кладбище - влево.
А солнце
Коктейлевой вишней
Брошено в вермут заката.
Хочется пить. Стреляют. Бежим.
У первых могил залегли. Солдаты острили:
«Пожалуй,
Покойникам снится погром!»
……………………………
Тут начали нас колотить,
И в окопы,
В могилки,
Нарытые между могил,
Легли мы…
Арсений Несмелов. «Я вспомнил Стоход…»
Вячеслав Мешков
Книгу «Роковая война России» можно приобрести в Ассортиментном кабинете РГБ (открытая дверь сразу налево от главного входа, до турникетов) или заказать почтой.
Другие главы: Крах конного блицкрига | Мясо пушечное | Твой волшебный мир, Уэллс! | Пушки, розы и ратный труд | Августовские пушки, или О пользе чтения книг по истории войн | Разведка и контрразведка «до» и «во время»… | Кто виноват? Ответ господина Сазонова герру Гогенцоллерну | Русское «ничего» и послы Антанты | Интеллигенция и война | «Средь мук и стонов…» Медико-санитарная служба | «След оставляя пенный…» Балтийский флот в Первой мировой. Также смотрите на эту тему в нашем журнале: Кавказский фронт Первой мировой войны