социализм для чайников (2)
начало
Неудивительно, что когда ERR неделей позже организует эвакуацию в Винницу, Филипов идет в списке местных работников под первым номером с примечанием "наше доверенное лицо". Тем временем его обзорные работы попадают в Прагу, в институт социальной психологии и психологии народов, чей директор, балтийский немец Рудольф Гиппиус, отмечает, что ему особенно "пришлась по душе точность формулировок работников харьковской группы", в том числе "проф. А.Филиппова".
Сам Филипов работает в Виннице над текстом под заголовком "Замечания на статью 'К психологии советского человека', выпущенную ERR". В бундесархиве сохранился русский черновик:
Автор исходит из необходимости понять психику народных масс Советского Союза. Эту задачу он решает ссылкой на Бисмарка, который заметил, что у славян женская душа! Обосновывает и поясняет эту мысль наш автор тем, что сотни славянских пословиц говорят о преобладании у славян чувства над разумом. Однако, из всех этих пословиц он приводит всего лишь одну, которая, по его мнению, лучше всего разъясняет положение дела: "Не по хорошу мил, а по милу хорош." Нельзя не заметить, что такое трактование славянской психики является, по меньшей мере, крайне недостаточным, тем более, что и у других народов встречаются такие же пословицы, как и единственная приведенная нашим автором, например у немцев: "Liebe ist blind und macht blimd". Кроме того ведь автор говорят о психике народов Советского Союза, в числе же 111 народов этого Союза можно насчитать лишь семь славянских народностей (великоруссы, украинцы, белоруссы, поляки, чехословаки , сербо-хорваты и болгары), что же надо сказать о психике остальных 104 народностей!? Впрочем, эта единственная, решающая, по мнению автора, пословица не стоит ни в каком отношеним ко всему дальнейшему изложению. Читатель может, конечно, догадаться, что народы Советского Союза, по мнению нашего автора, полюбили советскую систему не потому, что она хороша, а она для них хороша потому, что они полюбили ее, однако, допуская подобную извращенность чувств у народов Советского Союза, можно то же самое сказать и о коммунизме, который автором противопоставляется советизму...
... автор считает возможным утверждать, что в глазах населения "советский" не совпадал отнюдь с "коммунистический", а означал "прямую противоположность" Для подтверждения этого своего взгляда автор приводит пример, как однажды. когда спросили русских рабочих "Вы коммунисты?", они ответили "Упаси Боже, мы советские".
Само собой разумеется, что "советский" отнюдь не всегда совпадает c "коммунистическим". Как известно, большевики упразднили название "Россия" и "русский подданный" заменив соответственно "Советский Союз" и "советский гражданин", так что не только те рабочие о которых говорит наш автор, но и тысячи теперешних беженцев из Советского Союза должны ответить что они "советские", у каждого из них в Fremdenpass в графе "гражданство" стоит UdSSR.
Однако из официальной терминологии нельзя еще делать никакого вывода о внутреннем настроении.
В дальнейшем наш автор указывает, что, охватывая все разнообразные даже очень отсталые народности бывшей России, названием "советские", большевики добились того, что эти народности "впервые почувствовали себя у себя дома" Принадлежащие к этим народностям почувствовали себя гражданами, равноправными со всеми другими гражданами советской России...
Надо ли говорить, что свобода и равенство во всех советских национальных республика были чисто декоративные?
Во всякой советской республике всю политику делал генеральный секретарь коммунистической партии, назначавшийся из Москвы, как правило не из числа туземцев (например, вот генеральные секретари украинской коммунистической партии - еврей Каганович, поляк Кассиор, русский Постышев, москвич Хрущев). И вот как раз одной из основных задач этой политики была борьба с местным национализмом, при чем буквально уничтожались не только настоящие националисты, но и угодливые сторонники московской политики, не поспевавшие за быстрой руссификаторской политикой, отвечавшие в текущем году за то, что придерживались в прошлом году прошлогодних московских директив. Так например на Украине сначала уничтожались все петлюровцы и лица, связанные с "Союзом освобождения Украины", возглавляемого академиком Ефремовым, затем пострадал старый жестокий большевик Скрипник - ярый противник Петлюры со всеми своими сторонниками, затем пострадали ярые противники Скрипника П.Любченко и Затонский с их приверженцами и т.д. И такая картина наблюдалась во всех национальных советских республиках (все это можно установить документально), Словом для всякой Советской национальной республики оставалось лишь почти одно право - славословить Сталина на своем родном языке, да и то свыше всякой меры сближенным с русским языком. Разумеется все это было хорошо известно всем народностям советских национальных республик и нужно быть очень не высокого мнения об их умственных способностях, чтобы полагать, что эти народности считали себя свободными и равноправными с русскими...
В заключении автор считает нужным остановиться на вопросе о том, как могла иметь успех пропаганда "советского патриотизма" среди советских граждан - истинных пасынков советского государства. Автор говорит: "У советского человека (русского, татарина, украинца) в его жизни на деле нет ровно ничего: ни приличного жилища, ни красивых и многочисленных предметов гардероба, ни вдоволь еды. Будущее для него не имеет перспектив, даже завтрашний день в самом прямом смысле слова неясен, ведь есть ГПУ, которая по ложному доносу может его схватить и сослать до конца жизни".
Со всем этим по мнению автора примиряет советского человека величие его государства, "...которое обладает самой большей территорией в мире, чьи летчики летают над полюсом как заблагорассудится , чьи моряки живут среди полярной ночи... Несчастлив ли советский человек? Возможно, но советские люди сильнее, чем сам Бог".
Автор не отрицает также бедственной жизни при советской власти киргизов, калмыков и чувашей, однако он уверяет, что "их примитивная душа дрожит так же как и экзальтированная славянская душа при виде громадности и роскоши государственных зданий".
Таким образом мы видим, что наш автор для объяснения успеха советского патриотизма утверждает отсутствие всякого личного интереса и лишь господство общего интереса у советских граждан. Конечно, это отсутствие личного интереса может встречаться у отдельных личностей, это отсутствие личного интереса может иногда на короткое время охватить массы, но, разумеется, это отсутствие личного интереса не может быть у многих десятков миллионов людей в течение почти четверти века. Автор рисует не членов политического и гражданского общества Советсково Союза, но каких-то советских блаженных угодников.
Надо ли добавить что сами большевики, как в лице коммунистической партии, так и в лице советского правительства, отнюдь не так рассматривали своих сограждан? Для поддержания советского патриотизма они развили до невиданных размеров органы принуждения - милицию, ГПУ, уголовные суды, перед которыми действительно трепетала, как примитивная душа малокультурных советских народов, так и экзальтированная славянская душа, и которые применяли одинаковые жесточайшие наказания, как в отношении взрослых , так и в отнесении двенадцатилетних детей.
В октябре 1943-го Филипов уже в Трускавце, в декабре в Силезии, в лагере беженцев под Явожно. Но ERR не теряет его из виду:
Мы намереваемся обеспечить работой в рамках ERR находящихся в вашем лагере г-жу Елену Кловацкую и проф. А.Филиппова (оба из Харькова - харьковская горуправа) и хотели бы устно обсудить детали. Поэтому просим отпустить вышеназванных в понедельник 20.12 и отправить в Ратибор... Они могут вернуться уже вечером в тот же день. Насчет остальных деталей мы уведомим вас после собеседования.
Но в Ратиборе Филипов не задерживается - пражский профессор Гиппиус, восторгавшийся его обзорными работами, забирает его к себе в институт социальной психологии и психологии народов. В марте Филипов уже в Праге и с этого момента сотрудничает с ERR лишь спорадически. Итогом совместной работы Филипова и Гиппиуса в 1945-м становится книга "Russentum und Bolschewismus, eine völker-psychologische Studie über die breiten Schichten des russischen Volkes" ("Русский народ и большевизм: исследование широких слоев русского народа с точки зрения психологии народов"). В мае 1945-го Гиппиус остался в Праге, попал в советский плен и пропал без вести. Филипов же успел убежать на Запад и осел в Баварии.
Среди широкого спектра эмигрантских политических движений профессор решительно выбирает консервативное крыло; он знакомится с известным историком С.П.Мельгуновым и становится представителем его Союза борьбы за свободу России в Германии. Статья Филипова 48-го года кажется прямым продолжением статьи 43-го: он продолжает объяснять большевизм непонятливым иностранцам:
Читая иностранную прессу, постоянно приходится сталкиваться с отожествлением СССР с Россией и большевиков с русским народом. Это отожествление имеет место и у руководящих иностранных государственных деятелей, враждебно относящихся к большевикам. Так, великобританский премьер-министр Эгтли и в своих речах в парламенте и в своих выступлениях по радио, говоря о большевизме, называет его "русским коммунизмом", великобританский министр иностранных дел Бевин, характеризуя внешнюю политику большевиков, называет большевизм "видоизмененным царизмом", а бывший министр иностранных дел США Джемс Бэрнс в своей книге "Говоря откровенно" просто считает внешнюю политику большевиков продолжением старой царской политики.
Подобное отожествление СССР с Россией объясняется тем, что иностранцы считают большевизм, выросшим из старой царской России и по своему существу принципиально ничем не отличающимся от принципов управления в старой России. Вот что говорит, например, швед Р.Эссен в своей знаменитой книге "Die russische Gleichung" Leipzig 1943, считавшейся настолько авторитетной в вопросах России и большевизма (вплоть до окончания войны). что когда немецкие ученые собирались на конференции, посвященные этим вопросам, они брали за основу своих рассуждений именно эту книгу...
"Что означает в России социалистическая революция?"- спрашивает Эссен и сейчас же отвечает: "Можно дать лишь один ответ: очень мало... Коллективизм не есть какое-либо советское изобретение. Это исконная русская действительность..."
И тем не менее в дореволюционной России официально провозглашалось, что частная собственность "священна и неприкосновенна"... Основной смысл большевизма и заключался в уничтожении частной собственности в России. Неужели автор серьезно думает, что отбирание большевиками в пользу государства земли у крестьян и помещиков, фабрик и заводов у фабрикантов, банков у банкиров, домов у домовладельцев, ценных бумаг, денег и вещей у имущих, а зачастую и малоимущих, все это не представляло ничего нового в жизни России? Неужели автор не знает о жестокой и упорной борьбе, "гражданской войне", которую вели как имущие, так и неимущие классы против большевиков и которая закончилась эмиграцией миллионов русских людей заграницу. Большевики проводили свою коллективизацию настолько последовательно, что отняли даже жалкие клочки земли у крестьян, превратив их в колхозы. Это, как признают сами большевики, вызвало жестокое сопротивление крестьян, обошедшееся последним в одном 1933 году в 10000000 жизней.
Не усматривают иностранцы ничего нового и в другой отличительной черте большевистского режима - в его системе террора.
"Опричнина Иоанна IV" - утверждает тот же Эссен, - "охранка Николая I и ГПУ большевиков и Сталина - все это истинно-русские полицейские и террористические организации, похожие друг на друга как одно яйцо на другое".
Что может быть проще сравнения полицейских и карательных органов в царское и большевистское время?...
В царствование Николая II всех заключенных числилось 30000 человек, а при большевиках в 1938 г. 15000000; в царское время ежегодно подвергалось смертной казни несколько человек, при большевиках же - тысячи, причем принципиальная разница, была та, что при царе наказывали за доказанное преступление, при большевиках же, как правило, без всякой вины: при царе бремя доказательства лежало на обвинителе, при большевиках же вообще не существует никакого "бремени доказательства", а всякий должен "сознаться" в любой вине, приписанной ему...
Чем же объясняются такие в высшей степени парадоксальные взгляды иностранцев на большевизм и его отношение к России? Тем, что иностранцы "серьезно" подходят к этой проблеме: они видят в большевизме не случайное явление в русской истории, но явление закономерное и необходимо вырастающее из нее. Однако, если даже признать закономерность и необходимость большевизма, то отсюда но следует, что большевизм не является совершенно новым фактором, меняющим резко прежнюю жизнь. И как раз этот вывод упускают из вида иностранцы; ведь гораздо легче установить историческую закономерность развития новых форм, чем определить и объяснить их новизну...
Если большевизм нельзя отожествить с Россией, как это часто делают иностранцы, то, с другой стороны, нельзя не признать роли Западной Европы в возникновении большевизма: Западная Европа разработала коммунистические и социалистические теории, осуществившиеся в России; Западная Европа со своими многочисленными кровавыми революциями дала на деле образчики большевизма, и. наконец, она нередко сознательно поддерживала большевизм в России. Вполне естественно поэтому, что в ней теперь начинает возникать советский строй, что ныне большевизм угрожает всякой европейской стране.(газета "На переломе", N2, 1948)
В конце 40-х политические, пропагандистские, разведывательные и исследовательские интенции американцев по отношению к СССР активно взаимоопылялись, что дало вскоре разнообразные плоды, в том числе американский Комитет по освобождению от большевизма, Гарвардский проект, радиостанцию "Освобождение" ("Свобода"), десяток эмигрантских объединений с (чаще всего) непроизносимыми аббревиатурами и Институт по изучению истории и культуры СССР:
Институт по изучению истории и культуры СССР был основан в Мюнхене 8 июля 1950 года. Он был организован как свободная корпорация научных работников и специалистов эмигрантов из СССР, ставивших своей целью всестороннее изучение СССР и ознакомление западного мира с результатами своих исследований.
Учредители Института эмигранты: М.А. Алдан [Нерянин], К.Г. Криптон [Молодецкий], А.А. Кунта [Авторханов], В.П. Марченко, Ю.П. Ниман, А.П. Филиппов, К.Ф. Штеппа, и Б.А. Яковлев [Троицкий] на своем первом организационном заседании приняли и подписали Устав Института, определивший его задачи, направление деятельности и структуру. Тогда же, 8 июля, был избран Президиум (Дирекция) Института в составе директора Института Б.А. Яковлева, заместителя директора профессора А.А. Кунта и секретаря, впоследствии ставшего ученым секретарем доцента В.П. Марченко.
Директор института Яковлев в мемуарах "Ты, моë столетие" вспоминал:
уже в январе следующего года нам удалось созвать 1-ю Конференцию научных работников. Большую поддержку, в том числе финансовую, оказал [Борис Николаевич] Николаевский. В одном из пивных залов Мюнхена собралось около трёхсот человек, половину которых составляли участники Конференции, а другую - любознательные агенты советских и американских спецслужб. С основными докладами выступили Авторханов и Штеппа. Много способствовал успешной работе Конференции другой учредитель Института, харьковский профессор философии А.П. Филиппов, один из ближайших советников Мельгунова... Филиппов надолго сделался постоянным научным сотрудником Мюнхенского института.
Уже известная нам критическим отношениям к американским инновациям газета Набат так прокомментировала это событие:
В городе Мюнхене в начале января состоялась какая то научная манифестация. Только после ее окончания, когда ей стали делать определенную рекламу, стали известны некоторые интересные подробности.
Конференция была устроена Институтом для исследования истории и культуры СССР, следовательно экспедицией Харварсдкого университета в Мюнхене, которая этот институт создала и поддерживает.
Конференция продолжалась с 11 по 14 января, на ней присутствовало 103 делегата... и 49 гостей. Кто делегировал этих 103 делегатов, от кого и от чего - неизвестно. Однако известно, что было прочтено много докладов и что общее впечатление от конференции было таково: устроители старались дать научно обоснованное и возможно более эффективное доказательство того, что марксизм это не коммунизм, что Сталин фальсифицировал марксизм и что если избавиться от Сталина, то марксизм для всех в России станет приемлемым и даст отличные результаты.
Такое назначение конференции неудивительно, если принять во внимание, что ее режиссерами и вдохновителями были довольно колоритные лица: г-да Яковлев, Филиппов и Николаевский.
Г-н Б.Яковлев (известный также под кличкой Нарейкиса...) директор института проявил недюжинные способности как организатор конференции. Г-н Б.Яковлев после войны впервые обратил на себя внимание российской эмиграции в мае 1948 года, когда он, а качестве лидера фракции "левых", укрывшейся под названием "Фракция Освободительного Движения", пытался сорвать 1 съезд делегатов российской эмиграции, с большим трудом собравшийся в американской зоне Германии для создания нашего эмигрантского Центрального представительства. Он был тогда же в этом публично уличен, на съезде же во время одного митинга в кулуарах...
Проф.А.Филиппов, видный научный сотрудник и руководитель института, был научной душой конференции. Он стал известен российской эмиграции в связи с политическими интригами, явившимися продолжением тех, которые были начаты на эмигрантском съезде 1948 года г-ном Яковлевым. Проф.А.Филиппов немало потрудился над дискредитацией российской эмиграции, ибо он возглавил в американской зоне Германии акцию все тех же левых, организованную ими для подрыва и уничтожения единственного демократического выборного общественного органа российской эмиграции - ее Центрального представительства в Германии. Клеветнические доносы профессора властям и его выступления в печати много повредили российской эмиграции в глазах иностранцев. Проф.Филиппов, как известно, профессор философии из Харькова. Следовательно его тесная дружба с марксистами и сентиментальность к марксизму вполне понятны и логичны как человека, привыкшего проповедовать с кафедры теории Маркса-Энгельса-Ленина... ну и конечно, Сталина.
Стоп, скажет внимательный читатель, выше утверждалось, что Филипов был консерватором, а тут его называют левым?! Дело в том, что "Набат" находился на крайне правом фланге политического спектра эмиграции - левыми для него были все. И действительно, полугодом раньше 3 съезд российской эмиграции (на деле, маргинальная группа) посвятил Филипову сотоварищи такую резолюцию:
3 съезд российской эмиграции, состоявшийся в Американской зоне Германии 11 июня 1950 г... выслушал сообщения о подрывной работе, развиваемой последние 9 месяцев в среде российской эмиграции 13 лицами, вышедшими из Центрального представительства на 2 чрезвычайной сессии 2 съезда российской эмиграции, состоявшейся 18 и 19 сентября 1949 года.
Установив, что означенная деятельность не только внесла раскол в жизнь Российской эмиграции, но и нанесла ей неисчислимый моральный и материальный вред, опозорила в глазах иностранцев русское имя и оказалось направленной лишь на пользу врагов Российского народа, Съезд постановил упомянутых лиц, а именно: Юрия Мейера, Якова Буданова, Александра Филиппова, Шамбу Балинова... считать недостойным высокого звания Российского эмигранта и исключить их из российской эмигрантской семьи как раскольников и смутьянов, наносящих сознательный вред Российской эмиграции...
Съезд с удовлетворением принял к сведению сообщение о том, что против г.г. Филиппова и Мейера, подписавших донос властям на Центральное представительство... возбуждено уголовное преследование в Американском суде.
Но вернемся к первой научной конференции Института. Конечно, вопреки утверждению "Набата" никакого восхваления марксизма на ней не было, тем не менее философская дискуссия действительно имела место. Вот как она описывается в одном из сборников института:
Так, например, К. Г. Криптон и В.Лагодин [Штепа], возражая профессору А. П. Филипову на мюнхенской конференции Института по изучению СССР в 1951 году, утверждали, что неверен тезис последнего о том, что советская истина есть диалектический материализм; по их мнению, метод советской науки "что угодно, но не диалектический материализм"... А. П. Филипов в двух словах убедительно опровергнул суждение своих оппонентов
Полный список статей и докладов, опубликованных Филиповым в сборниках института займет чуть не страницу, вот лишь некоторые названия: "Свобода и творчество в области советской науки и философии" (1951), "Культура на службе тоталитаризма и сталинские принципы"(1953), "Научный социализм и наука об обществе"(1955), "Кризис советской идеологии " (1958), "К 50-летию книги В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм"(1960), "О советской идеологии после Сталина" (1962).
Некоторые из них встречали радушный прием на родине:
В качестве ниспровергателя русской философии вообще можно назвать белоэмигранта Александра Филиппова, профессора социологии, подвизающегося в качестве председателя так называемого «Института изучения СССР» в Мюнхене. В своей гнусной работенке «Логика и диалектика в Советском Союзе» (Нью-Йорк, 1952 г.) он заявляет, что «национализм большевиков стимулирует прославление ими дореволюционной русской философии» и что это делается, мол, с предвзятой целью объяснения развития марксизма-ленинизма на русской почве. На самом же деле, продолжает лгать Филиппов, ни Белинский, ни Герцен, ни Чернышевский, ни Писарев вовсе не были самостоятельными мыслителями, более того: «Совершенно не было какой-либо «русской философии» в том смысле, в каком можно говорить о немецкой, французской или английской философии». Это, мол, в равной степени касается и религиозно настроенных идеалистических мыслителей, и радикальных атеистов, и материалистов, подобных Чернышевскому и Добролюбову. Филиппов изображает дело так, будто русские не доросли до философии не способны к философскому творчеству. Этот ученый лакей, выполняющий социальные заказы реакции, заявляет, что если в математике русские дали Осиповского, Остроградского, Бунякоеского, Лобачевского и других, то в философии - никого. «Не было никакой оригинальной русской философии, - заключает он, - в огромном большинстве случаев русская философия - только воспроизведение, иногда точное, иногда свободное, идей, заимствованных с Запада» (В.И. Степанов "Философские и социологические воззрения В. Г. Белинского", 1959)
Кстати, последняя цитата Филипова так пришлась по душе советским философам, что они последовательно опровергали ее в книгах "Основные черты мировоззрения Д. И. Писарева" (1963), "Революционная мысль России и Запад" (1966), "Н.Г. Чернышевский и современность" (1980).
Большинство своих работ Филипов опубликовал, уже находясь в США. Со стороны может показаться, что американские покровители засчитывали первому призыву работников института эдакий полярный (или возможно, уместнее сказать, военный) коэффициент - уже через 2-3 года "на зимние квартиры" в Америку перебралась большая половина: Алдан, Штеппа, Яковлев, Марченко и Филипов. В мемуарах Яковлев объяснил это так:
Как ни старался я оградить Институт от вмешательства извне, по мере того, как наше учреждение разрасталось и приобретало научный авторитет, стали учащаться попытки переориентировать деятельность Института, исходя из политических установок той или иной эмигрантской группировки. Уже в 1951-52 годах небольшая, но шумная группа “Народнодержавное движение” [РОНДД Е.Державина (Арцюка), чьим органом и была газета "Набат"]объявила в своих изданиях чуть ли не всех научных сотрудников Института, и меня в особенности, марксистами и коммунистическими агентами, а Американский комитет - иудео-масонской организацией...
А в 1953 году массированный удар по Институту был нанесен со стороны полусотни политических деятелей только что расколовшегося КЦАБа [Координационный Центр Антибольшевистской Борьбы - одно из искусственных и недолговечных эмигрантских образований], видных членов НТС и представителей старой эмиграции, приглашенных на 3-ю Конференцию научных работников. Ссылаясь на то, что им неизвестны “выводы основных докладов по вопросам, имеющим исключительное политическое значение”, они не только отказались от приглашений, но и призвали через печать присоединиться к их акции...
Началось с выпадов национальных организаций. В частности, украинские националисты характеризовали Институт как “гнездо пропаганды российского империализма и сборище людей, враждебных национальным движениям в СССР”...
После реорганизации в системе управления и распределения средств, после существенного пополнения состава постоянных научных сотрудников и обновления Учёного совета. Теперь в штате числилось 42 человека, их них 15 русских, 14 украинцев, 3 белоруса, 5 тюрко-татар и туркестанцев, 3 кавказца и 2 немца. Так же, по национальному признаку, был сформирован Учёный совет: по два украинца и русских, по одному белорусу, кавказцу и тюрку. Все вновь влившиеся были делегированы соответствующими эмигрантскими организациями и приняты списком незначительным большинством голосов членов старого Ученого совета и Общего собрания, фактически подчинившихся обстоятельствам...
Делясь со старыми научными сотрудниками своими впечатлениями от происходящего, я писал Василию Петровичу Марченко, одному из ведущих экономистов Института (кстати, украинцу): “Описать белиберду, которая делается в Институте, просто невозможно, и я еще раз думаю, что вряд ли это стоит выносить. Представители Американского комитета сами убеждаются в нелепости сделанного. Нелепость заключается в том, что вместо привлечения действительно научных работников, вне зависимости от их национальности, привлечены были политики”. Смотреть на случившееся сквозь пальцы, тем более способствовать, я не мог. А оставаться в Германии было опасно, и скрепя сердце я решил обратиться к [американскому советнику Института]... Вильямсу с просьбой помочь уехать в Америку.
Расставание Филипова с Институтом было вызвано вероятно схожими причинами, но прошло более мягко - недаром он активно продолжал сотрудничать с ним, и живя в США.
Александр Филипов умер в августе 1971-го в Нью-Джерси.
Неудивительно, что когда ERR неделей позже организует эвакуацию в Винницу, Филипов идет в списке местных работников под первым номером с примечанием "наше доверенное лицо". Тем временем его обзорные работы попадают в Прагу, в институт социальной психологии и психологии народов, чей директор, балтийский немец Рудольф Гиппиус, отмечает, что ему особенно "пришлась по душе точность формулировок работников харьковской группы", в том числе "проф. А.Филиппова".
Сам Филипов работает в Виннице над текстом под заголовком "Замечания на статью 'К психологии советского человека', выпущенную ERR". В бундесархиве сохранился русский черновик:
Автор исходит из необходимости понять психику народных масс Советского Союза. Эту задачу он решает ссылкой на Бисмарка, который заметил, что у славян женская душа! Обосновывает и поясняет эту мысль наш автор тем, что сотни славянских пословиц говорят о преобладании у славян чувства над разумом. Однако, из всех этих пословиц он приводит всего лишь одну, которая, по его мнению, лучше всего разъясняет положение дела: "Не по хорошу мил, а по милу хорош." Нельзя не заметить, что такое трактование славянской психики является, по меньшей мере, крайне недостаточным, тем более, что и у других народов встречаются такие же пословицы, как и единственная приведенная нашим автором, например у немцев: "Liebe ist blind und macht blimd". Кроме того ведь автор говорят о психике народов Советского Союза, в числе же 111 народов этого Союза можно насчитать лишь семь славянских народностей (великоруссы, украинцы, белоруссы, поляки, чехословаки , сербо-хорваты и болгары), что же надо сказать о психике остальных 104 народностей!? Впрочем, эта единственная, решающая, по мнению автора, пословица не стоит ни в каком отношеним ко всему дальнейшему изложению. Читатель может, конечно, догадаться, что народы Советского Союза, по мнению нашего автора, полюбили советскую систему не потому, что она хороша, а она для них хороша потому, что они полюбили ее, однако, допуская подобную извращенность чувств у народов Советского Союза, можно то же самое сказать и о коммунизме, который автором противопоставляется советизму...
... автор считает возможным утверждать, что в глазах населения "советский" не совпадал отнюдь с "коммунистический", а означал "прямую противоположность" Для подтверждения этого своего взгляда автор приводит пример, как однажды. когда спросили русских рабочих "Вы коммунисты?", они ответили "Упаси Боже, мы советские".
Само собой разумеется, что "советский" отнюдь не всегда совпадает c "коммунистическим". Как известно, большевики упразднили название "Россия" и "русский подданный" заменив соответственно "Советский Союз" и "советский гражданин", так что не только те рабочие о которых говорит наш автор, но и тысячи теперешних беженцев из Советского Союза должны ответить что они "советские", у каждого из них в Fremdenpass в графе "гражданство" стоит UdSSR.
Однако из официальной терминологии нельзя еще делать никакого вывода о внутреннем настроении.
В дальнейшем наш автор указывает, что, охватывая все разнообразные даже очень отсталые народности бывшей России, названием "советские", большевики добились того, что эти народности "впервые почувствовали себя у себя дома" Принадлежащие к этим народностям почувствовали себя гражданами, равноправными со всеми другими гражданами советской России...
Надо ли говорить, что свобода и равенство во всех советских национальных республика были чисто декоративные?
Во всякой советской республике всю политику делал генеральный секретарь коммунистической партии, назначавшийся из Москвы, как правило не из числа туземцев (например, вот генеральные секретари украинской коммунистической партии - еврей Каганович, поляк Кассиор, русский Постышев, москвич Хрущев). И вот как раз одной из основных задач этой политики была борьба с местным национализмом, при чем буквально уничтожались не только настоящие националисты, но и угодливые сторонники московской политики, не поспевавшие за быстрой руссификаторской политикой, отвечавшие в текущем году за то, что придерживались в прошлом году прошлогодних московских директив. Так например на Украине сначала уничтожались все петлюровцы и лица, связанные с "Союзом освобождения Украины", возглавляемого академиком Ефремовым, затем пострадал старый жестокий большевик Скрипник - ярый противник Петлюры со всеми своими сторонниками, затем пострадали ярые противники Скрипника П.Любченко и Затонский с их приверженцами и т.д. И такая картина наблюдалась во всех национальных советских республиках (все это можно установить документально), Словом для всякой Советской национальной республики оставалось лишь почти одно право - славословить Сталина на своем родном языке, да и то свыше всякой меры сближенным с русским языком. Разумеется все это было хорошо известно всем народностям советских национальных республик и нужно быть очень не высокого мнения об их умственных способностях, чтобы полагать, что эти народности считали себя свободными и равноправными с русскими...
В заключении автор считает нужным остановиться на вопросе о том, как могла иметь успех пропаганда "советского патриотизма" среди советских граждан - истинных пасынков советского государства. Автор говорит: "У советского человека (русского, татарина, украинца) в его жизни на деле нет ровно ничего: ни приличного жилища, ни красивых и многочисленных предметов гардероба, ни вдоволь еды. Будущее для него не имеет перспектив, даже завтрашний день в самом прямом смысле слова неясен, ведь есть ГПУ, которая по ложному доносу может его схватить и сослать до конца жизни".
Со всем этим по мнению автора примиряет советского человека величие его государства, "...которое обладает самой большей территорией в мире, чьи летчики летают над полюсом как заблагорассудится , чьи моряки живут среди полярной ночи... Несчастлив ли советский человек? Возможно, но советские люди сильнее, чем сам Бог".
Автор не отрицает также бедственной жизни при советской власти киргизов, калмыков и чувашей, однако он уверяет, что "их примитивная душа дрожит так же как и экзальтированная славянская душа при виде громадности и роскоши государственных зданий".
Таким образом мы видим, что наш автор для объяснения успеха советского патриотизма утверждает отсутствие всякого личного интереса и лишь господство общего интереса у советских граждан. Конечно, это отсутствие личного интереса может встречаться у отдельных личностей, это отсутствие личного интереса может иногда на короткое время охватить массы, но, разумеется, это отсутствие личного интереса не может быть у многих десятков миллионов людей в течение почти четверти века. Автор рисует не членов политического и гражданского общества Советсково Союза, но каких-то советских блаженных угодников.
Надо ли добавить что сами большевики, как в лице коммунистической партии, так и в лице советского правительства, отнюдь не так рассматривали своих сограждан? Для поддержания советского патриотизма они развили до невиданных размеров органы принуждения - милицию, ГПУ, уголовные суды, перед которыми действительно трепетала, как примитивная душа малокультурных советских народов, так и экзальтированная славянская душа, и которые применяли одинаковые жесточайшие наказания, как в отношении взрослых , так и в отнесении двенадцатилетних детей.
В октябре 1943-го Филипов уже в Трускавце, в декабре в Силезии, в лагере беженцев под Явожно. Но ERR не теряет его из виду:
Мы намереваемся обеспечить работой в рамках ERR находящихся в вашем лагере г-жу Елену Кловацкую и проф. А.Филиппова (оба из Харькова - харьковская горуправа) и хотели бы устно обсудить детали. Поэтому просим отпустить вышеназванных в понедельник 20.12 и отправить в Ратибор... Они могут вернуться уже вечером в тот же день. Насчет остальных деталей мы уведомим вас после собеседования.
Но в Ратиборе Филипов не задерживается - пражский профессор Гиппиус, восторгавшийся его обзорными работами, забирает его к себе в институт социальной психологии и психологии народов. В марте Филипов уже в Праге и с этого момента сотрудничает с ERR лишь спорадически. Итогом совместной работы Филипова и Гиппиуса в 1945-м становится книга "Russentum und Bolschewismus, eine völker-psychologische Studie über die breiten Schichten des russischen Volkes" ("Русский народ и большевизм: исследование широких слоев русского народа с точки зрения психологии народов"). В мае 1945-го Гиппиус остался в Праге, попал в советский плен и пропал без вести. Филипов же успел убежать на Запад и осел в Баварии.
Среди широкого спектра эмигрантских политических движений профессор решительно выбирает консервативное крыло; он знакомится с известным историком С.П.Мельгуновым и становится представителем его Союза борьбы за свободу России в Германии. Статья Филипова 48-го года кажется прямым продолжением статьи 43-го: он продолжает объяснять большевизм непонятливым иностранцам:
Читая иностранную прессу, постоянно приходится сталкиваться с отожествлением СССР с Россией и большевиков с русским народом. Это отожествление имеет место и у руководящих иностранных государственных деятелей, враждебно относящихся к большевикам. Так, великобританский премьер-министр Эгтли и в своих речах в парламенте и в своих выступлениях по радио, говоря о большевизме, называет его "русским коммунизмом", великобританский министр иностранных дел Бевин, характеризуя внешнюю политику большевиков, называет большевизм "видоизмененным царизмом", а бывший министр иностранных дел США Джемс Бэрнс в своей книге "Говоря откровенно" просто считает внешнюю политику большевиков продолжением старой царской политики.
Подобное отожествление СССР с Россией объясняется тем, что иностранцы считают большевизм, выросшим из старой царской России и по своему существу принципиально ничем не отличающимся от принципов управления в старой России. Вот что говорит, например, швед Р.Эссен в своей знаменитой книге "Die russische Gleichung" Leipzig 1943, считавшейся настолько авторитетной в вопросах России и большевизма (вплоть до окончания войны). что когда немецкие ученые собирались на конференции, посвященные этим вопросам, они брали за основу своих рассуждений именно эту книгу...
"Что означает в России социалистическая революция?"- спрашивает Эссен и сейчас же отвечает: "Можно дать лишь один ответ: очень мало... Коллективизм не есть какое-либо советское изобретение. Это исконная русская действительность..."
И тем не менее в дореволюционной России официально провозглашалось, что частная собственность "священна и неприкосновенна"... Основной смысл большевизма и заключался в уничтожении частной собственности в России. Неужели автор серьезно думает, что отбирание большевиками в пользу государства земли у крестьян и помещиков, фабрик и заводов у фабрикантов, банков у банкиров, домов у домовладельцев, ценных бумаг, денег и вещей у имущих, а зачастую и малоимущих, все это не представляло ничего нового в жизни России? Неужели автор не знает о жестокой и упорной борьбе, "гражданской войне", которую вели как имущие, так и неимущие классы против большевиков и которая закончилась эмиграцией миллионов русских людей заграницу. Большевики проводили свою коллективизацию настолько последовательно, что отняли даже жалкие клочки земли у крестьян, превратив их в колхозы. Это, как признают сами большевики, вызвало жестокое сопротивление крестьян, обошедшееся последним в одном 1933 году в 10000000 жизней.
Не усматривают иностранцы ничего нового и в другой отличительной черте большевистского режима - в его системе террора.
"Опричнина Иоанна IV" - утверждает тот же Эссен, - "охранка Николая I и ГПУ большевиков и Сталина - все это истинно-русские полицейские и террористические организации, похожие друг на друга как одно яйцо на другое".
Что может быть проще сравнения полицейских и карательных органов в царское и большевистское время?...
В царствование Николая II всех заключенных числилось 30000 человек, а при большевиках в 1938 г. 15000000; в царское время ежегодно подвергалось смертной казни несколько человек, при большевиках же - тысячи, причем принципиальная разница, была та, что при царе наказывали за доказанное преступление, при большевиках же, как правило, без всякой вины: при царе бремя доказательства лежало на обвинителе, при большевиках же вообще не существует никакого "бремени доказательства", а всякий должен "сознаться" в любой вине, приписанной ему...
Чем же объясняются такие в высшей степени парадоксальные взгляды иностранцев на большевизм и его отношение к России? Тем, что иностранцы "серьезно" подходят к этой проблеме: они видят в большевизме не случайное явление в русской истории, но явление закономерное и необходимо вырастающее из нее. Однако, если даже признать закономерность и необходимость большевизма, то отсюда но следует, что большевизм не является совершенно новым фактором, меняющим резко прежнюю жизнь. И как раз этот вывод упускают из вида иностранцы; ведь гораздо легче установить историческую закономерность развития новых форм, чем определить и объяснить их новизну...
Если большевизм нельзя отожествить с Россией, как это часто делают иностранцы, то, с другой стороны, нельзя не признать роли Западной Европы в возникновении большевизма: Западная Европа разработала коммунистические и социалистические теории, осуществившиеся в России; Западная Европа со своими многочисленными кровавыми революциями дала на деле образчики большевизма, и. наконец, она нередко сознательно поддерживала большевизм в России. Вполне естественно поэтому, что в ней теперь начинает возникать советский строй, что ныне большевизм угрожает всякой европейской стране.(газета "На переломе", N2, 1948)
В конце 40-х политические, пропагандистские, разведывательные и исследовательские интенции американцев по отношению к СССР активно взаимоопылялись, что дало вскоре разнообразные плоды, в том числе американский Комитет по освобождению от большевизма, Гарвардский проект, радиостанцию "Освобождение" ("Свобода"), десяток эмигрантских объединений с (чаще всего) непроизносимыми аббревиатурами и Институт по изучению истории и культуры СССР:
Институт по изучению истории и культуры СССР был основан в Мюнхене 8 июля 1950 года. Он был организован как свободная корпорация научных работников и специалистов эмигрантов из СССР, ставивших своей целью всестороннее изучение СССР и ознакомление западного мира с результатами своих исследований.
Учредители Института эмигранты: М.А. Алдан [Нерянин], К.Г. Криптон [Молодецкий], А.А. Кунта [Авторханов], В.П. Марченко, Ю.П. Ниман, А.П. Филиппов, К.Ф. Штеппа, и Б.А. Яковлев [Троицкий] на своем первом организационном заседании приняли и подписали Устав Института, определивший его задачи, направление деятельности и структуру. Тогда же, 8 июля, был избран Президиум (Дирекция) Института в составе директора Института Б.А. Яковлева, заместителя директора профессора А.А. Кунта и секретаря, впоследствии ставшего ученым секретарем доцента В.П. Марченко.
Директор института Яковлев в мемуарах "Ты, моë столетие" вспоминал:
уже в январе следующего года нам удалось созвать 1-ю Конференцию научных работников. Большую поддержку, в том числе финансовую, оказал [Борис Николаевич] Николаевский. В одном из пивных залов Мюнхена собралось около трёхсот человек, половину которых составляли участники Конференции, а другую - любознательные агенты советских и американских спецслужб. С основными докладами выступили Авторханов и Штеппа. Много способствовал успешной работе Конференции другой учредитель Института, харьковский профессор философии А.П. Филиппов, один из ближайших советников Мельгунова... Филиппов надолго сделался постоянным научным сотрудником Мюнхенского института.
Уже известная нам критическим отношениям к американским инновациям газета Набат так прокомментировала это событие:
В городе Мюнхене в начале января состоялась какая то научная манифестация. Только после ее окончания, когда ей стали делать определенную рекламу, стали известны некоторые интересные подробности.
Конференция была устроена Институтом для исследования истории и культуры СССР, следовательно экспедицией Харварсдкого университета в Мюнхене, которая этот институт создала и поддерживает.
Конференция продолжалась с 11 по 14 января, на ней присутствовало 103 делегата... и 49 гостей. Кто делегировал этих 103 делегатов, от кого и от чего - неизвестно. Однако известно, что было прочтено много докладов и что общее впечатление от конференции было таково: устроители старались дать научно обоснованное и возможно более эффективное доказательство того, что марксизм это не коммунизм, что Сталин фальсифицировал марксизм и что если избавиться от Сталина, то марксизм для всех в России станет приемлемым и даст отличные результаты.
Такое назначение конференции неудивительно, если принять во внимание, что ее режиссерами и вдохновителями были довольно колоритные лица: г-да Яковлев, Филиппов и Николаевский.
Г-н Б.Яковлев (известный также под кличкой Нарейкиса...) директор института проявил недюжинные способности как организатор конференции. Г-н Б.Яковлев после войны впервые обратил на себя внимание российской эмиграции в мае 1948 года, когда он, а качестве лидера фракции "левых", укрывшейся под названием "Фракция Освободительного Движения", пытался сорвать 1 съезд делегатов российской эмиграции, с большим трудом собравшийся в американской зоне Германии для создания нашего эмигрантского Центрального представительства. Он был тогда же в этом публично уличен, на съезде же во время одного митинга в кулуарах...
Проф.А.Филиппов, видный научный сотрудник и руководитель института, был научной душой конференции. Он стал известен российской эмиграции в связи с политическими интригами, явившимися продолжением тех, которые были начаты на эмигрантском съезде 1948 года г-ном Яковлевым. Проф.А.Филиппов немало потрудился над дискредитацией российской эмиграции, ибо он возглавил в американской зоне Германии акцию все тех же левых, организованную ими для подрыва и уничтожения единственного демократического выборного общественного органа российской эмиграции - ее Центрального представительства в Германии. Клеветнические доносы профессора властям и его выступления в печати много повредили российской эмиграции в глазах иностранцев. Проф.Филиппов, как известно, профессор философии из Харькова. Следовательно его тесная дружба с марксистами и сентиментальность к марксизму вполне понятны и логичны как человека, привыкшего проповедовать с кафедры теории Маркса-Энгельса-Ленина... ну и конечно, Сталина.
Стоп, скажет внимательный читатель, выше утверждалось, что Филипов был консерватором, а тут его называют левым?! Дело в том, что "Набат" находился на крайне правом фланге политического спектра эмиграции - левыми для него были все. И действительно, полугодом раньше 3 съезд российской эмиграции (на деле, маргинальная группа) посвятил Филипову сотоварищи такую резолюцию:
3 съезд российской эмиграции, состоявшийся в Американской зоне Германии 11 июня 1950 г... выслушал сообщения о подрывной работе, развиваемой последние 9 месяцев в среде российской эмиграции 13 лицами, вышедшими из Центрального представительства на 2 чрезвычайной сессии 2 съезда российской эмиграции, состоявшейся 18 и 19 сентября 1949 года.
Установив, что означенная деятельность не только внесла раскол в жизнь Российской эмиграции, но и нанесла ей неисчислимый моральный и материальный вред, опозорила в глазах иностранцев русское имя и оказалось направленной лишь на пользу врагов Российского народа, Съезд постановил упомянутых лиц, а именно: Юрия Мейера, Якова Буданова, Александра Филиппова, Шамбу Балинова... считать недостойным высокого звания Российского эмигранта и исключить их из российской эмигрантской семьи как раскольников и смутьянов, наносящих сознательный вред Российской эмиграции...
Съезд с удовлетворением принял к сведению сообщение о том, что против г.г. Филиппова и Мейера, подписавших донос властям на Центральное представительство... возбуждено уголовное преследование в Американском суде.
Но вернемся к первой научной конференции Института. Конечно, вопреки утверждению "Набата" никакого восхваления марксизма на ней не было, тем не менее философская дискуссия действительно имела место. Вот как она описывается в одном из сборников института:
Так, например, К. Г. Криптон и В.Лагодин [Штепа], возражая профессору А. П. Филипову на мюнхенской конференции Института по изучению СССР в 1951 году, утверждали, что неверен тезис последнего о том, что советская истина есть диалектический материализм; по их мнению, метод советской науки "что угодно, но не диалектический материализм"... А. П. Филипов в двух словах убедительно опровергнул суждение своих оппонентов
Полный список статей и докладов, опубликованных Филиповым в сборниках института займет чуть не страницу, вот лишь некоторые названия: "Свобода и творчество в области советской науки и философии" (1951), "Культура на службе тоталитаризма и сталинские принципы"(1953), "Научный социализм и наука об обществе"(1955), "Кризис советской идеологии " (1958), "К 50-летию книги В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм"(1960), "О советской идеологии после Сталина" (1962).
Некоторые из них встречали радушный прием на родине:
В качестве ниспровергателя русской философии вообще можно назвать белоэмигранта Александра Филиппова, профессора социологии, подвизающегося в качестве председателя так называемого «Института изучения СССР» в Мюнхене. В своей гнусной работенке «Логика и диалектика в Советском Союзе» (Нью-Йорк, 1952 г.) он заявляет, что «национализм большевиков стимулирует прославление ими дореволюционной русской философии» и что это делается, мол, с предвзятой целью объяснения развития марксизма-ленинизма на русской почве. На самом же деле, продолжает лгать Филиппов, ни Белинский, ни Герцен, ни Чернышевский, ни Писарев вовсе не были самостоятельными мыслителями, более того: «Совершенно не было какой-либо «русской философии» в том смысле, в каком можно говорить о немецкой, французской или английской философии». Это, мол, в равной степени касается и религиозно настроенных идеалистических мыслителей, и радикальных атеистов, и материалистов, подобных Чернышевскому и Добролюбову. Филиппов изображает дело так, будто русские не доросли до философии не способны к философскому творчеству. Этот ученый лакей, выполняющий социальные заказы реакции, заявляет, что если в математике русские дали Осиповского, Остроградского, Бунякоеского, Лобачевского и других, то в философии - никого. «Не было никакой оригинальной русской философии, - заключает он, - в огромном большинстве случаев русская философия - только воспроизведение, иногда точное, иногда свободное, идей, заимствованных с Запада» (В.И. Степанов "Философские и социологические воззрения В. Г. Белинского", 1959)
Кстати, последняя цитата Филипова так пришлась по душе советским философам, что они последовательно опровергали ее в книгах "Основные черты мировоззрения Д. И. Писарева" (1963), "Революционная мысль России и Запад" (1966), "Н.Г. Чернышевский и современность" (1980).
Большинство своих работ Филипов опубликовал, уже находясь в США. Со стороны может показаться, что американские покровители засчитывали первому призыву работников института эдакий полярный (или возможно, уместнее сказать, военный) коэффициент - уже через 2-3 года "на зимние квартиры" в Америку перебралась большая половина: Алдан, Штеппа, Яковлев, Марченко и Филипов. В мемуарах Яковлев объяснил это так:
Как ни старался я оградить Институт от вмешательства извне, по мере того, как наше учреждение разрасталось и приобретало научный авторитет, стали учащаться попытки переориентировать деятельность Института, исходя из политических установок той или иной эмигрантской группировки. Уже в 1951-52 годах небольшая, но шумная группа “Народнодержавное движение” [РОНДД Е.Державина (Арцюка), чьим органом и была газета "Набат"]объявила в своих изданиях чуть ли не всех научных сотрудников Института, и меня в особенности, марксистами и коммунистическими агентами, а Американский комитет - иудео-масонской организацией...
А в 1953 году массированный удар по Институту был нанесен со стороны полусотни политических деятелей только что расколовшегося КЦАБа [Координационный Центр Антибольшевистской Борьбы - одно из искусственных и недолговечных эмигрантских образований], видных членов НТС и представителей старой эмиграции, приглашенных на 3-ю Конференцию научных работников. Ссылаясь на то, что им неизвестны “выводы основных докладов по вопросам, имеющим исключительное политическое значение”, они не только отказались от приглашений, но и призвали через печать присоединиться к их акции...
Началось с выпадов национальных организаций. В частности, украинские националисты характеризовали Институт как “гнездо пропаганды российского империализма и сборище людей, враждебных национальным движениям в СССР”...
После реорганизации в системе управления и распределения средств, после существенного пополнения состава постоянных научных сотрудников и обновления Учёного совета. Теперь в штате числилось 42 человека, их них 15 русских, 14 украинцев, 3 белоруса, 5 тюрко-татар и туркестанцев, 3 кавказца и 2 немца. Так же, по национальному признаку, был сформирован Учёный совет: по два украинца и русских, по одному белорусу, кавказцу и тюрку. Все вновь влившиеся были делегированы соответствующими эмигрантскими организациями и приняты списком незначительным большинством голосов членов старого Ученого совета и Общего собрания, фактически подчинившихся обстоятельствам...
Делясь со старыми научными сотрудниками своими впечатлениями от происходящего, я писал Василию Петровичу Марченко, одному из ведущих экономистов Института (кстати, украинцу): “Описать белиберду, которая делается в Институте, просто невозможно, и я еще раз думаю, что вряд ли это стоит выносить. Представители Американского комитета сами убеждаются в нелепости сделанного. Нелепость заключается в том, что вместо привлечения действительно научных работников, вне зависимости от их национальности, привлечены были политики”. Смотреть на случившееся сквозь пальцы, тем более способствовать, я не мог. А оставаться в Германии было опасно, и скрепя сердце я решил обратиться к [американскому советнику Института]... Вильямсу с просьбой помочь уехать в Америку.
Расставание Филипова с Институтом было вызвано вероятно схожими причинами, но прошло более мягко - недаром он активно продолжал сотрудничать с ним, и живя в США.
Александр Филипов умер в августе 1971-го в Нью-Джерси.