социализм для чайников (1)
Респондент #542 (Филипов)
Антисемитизм на Украине - результат материальных условий, в которых евреи находились при Советах. [Сказывались и] гиперболизация преследования "жидов" [по всей видимости, в царское время - ИП] и их недоброжелательность по отношению к другим национальностям. Под властью немцев вырос расовый, а не религиозный антагонизм. Для большинства евреев это стало сюрпризом. Обеспеченные евреи и чиновники уехали, остались лишь бедные (как и в 1918-м). Немцы грабили евреев. Позже они приказали евреям собраться с минимумом личных вещей в бараках тракторной фабрики, в шести километрах от Харькова. В случае неявки - расстрел. На весь город это произвело гнетущее впечатление. К примеру, одна старуха не могла ходить - на следующий день ее расстреляли. Всех евреев согнали в бараки, лишь немногие убежали к большевикам, из нескольких женщин сделали проституток. Остальных расстреляли. Мой сосед был евреем, но человеком пронемецких взглядов, нерелигиозным, его жена не была еврейкой. Он спросил у меня совет - идти ему в гетто или нет. Он боялся, что на него донесут. Он пошел, без жены. Вернулся через пару часов. Просто безумие какое-то. Я пошел к управдому, просил разрешения для соседа остаться, но тот сказал: "Он будет расстрелян". В итоге соседа увезла его жена.
Немцы не только грабили, но и громили еврейские жилища . Население в грабеже не участвовало.
В Виннице расстреляли не всех евреев, некоторых заставили работать. Одна машинистка, русская, довольно сумасшедшая, требовала, чтобы всех расстреляли, но многих удалось спрятать. В массах антисемитизма не было.
Под Винницей располагалось 2000 венгерских евреев, посланных на Украину с венгерской дивизией. В целом венгры вели себя цивилизованно, но не позволяли евреям заходить в свои помещения. Однако население, крестьяне, кормили евреев. Полковник Антонов рассказывал, как немецкая женщина била еврея палкой, власовец оттолкнул ее, освободил еврея; немцы вокруг смотрели, но не вмешивались.
Украинская полиция - бандиты. Во главе ее был немец, его заместителем - украинец. Полиция мародерствовала вовсю. В деревне под Винницей я видел колонну беженцев, которая вела с собой свой скот. Украинская полиция устроила невероятный грабеж. Они обирали своих тогдашних хозяев, пили, играли в карты с высокими ставками (по 1000 рублей).
Старосты назначались немцами. Многие из них были "репрессированными", в том числе уголовниками, немцы не делали различий. С нами эвакуировался один старый священник, "репрессированный", оказалось, что он убил своего незаконного сына. Среди старост было много партизан, часто случались провокации, были вовлечены также переводчики, женщины.
Работа с общественностью. Касательно пронемецкой ориентации социальная дифференциация невозможна: все группы были пронемецкими.
Большевики насильно эвакуировали население - советским режимом с его голодом, жилищными проблемами, стахановскими нормами, дисциплиной на работе, колхозами были недовольны все. У крестьян иллюзии относительно немцев сохранялись дольше, чем у прочих, они воровали, прятали свои трофеи и надеялись на дележ колхозов. В городах - голод.
Управа. В Харькове первым президентом управы был химик, защитивший диссертацию о 18 съезде партии, позже немцы его расстреляли. В управе было много бывших коммунистов, бывших чиновников, но много и, возможно, репрессированных. Меньшинство стремилось работать из материальных соображений, остальные по убеждениям. Их глупость была поразительной. Спекуляции, взятки, воровство среди них были еще распространеннее, чем среди немцев. В Харькове люди умирали от голода, в среднем по 500-600. Разрешения на торговлю выдавались за взятки. Один районный бургомистр за два месяца сменил пять начальников отдела торговли - за взяточничество. Сам он тоже брал взятки. Комиссионные магазины грабились.
Один бургомистр неподалеку от Харькова арестовал всю управу до прихода немцев, сам торговал солью и [komea?], выручил миллионы, завернул их в скатерть и уехал во Львов.
Многие приличные люди не работали на немцев и умерли от голода. Выборы бургомистров проходили в большевистской манере: многие из них были советскими авантюристами, которые быстро переметнулись.
В самом начале также присутствовали некоторые идеологические моменты. Оккупация была расплатой за советский эксперимент. Даже среди мародеров были настроения вроде "Позже мы все равно избавимся от немцев".
Третья сила и поиск политических идеалов.
Перед войной в Харькове жил один миллион человек, к концу немецкой оккупации - 70 тысяч (остальные умерли или разбежались).
Ростки политической независимости: (самоуправляемый) университет, лекции, "Просвита".
В 1918-м немцы нашли поддержку у определенных групп населения. В 1941-м этого не было. Фольксдойчи получали паспорта. Им раз в день выдавали баланду. Недовольства по отношению к ним не было - их поведение воспринималось как попытка спасти собственные жизни. Кто мог стать фольксдойчем? Принадлежность надо было доказать, хотя хватало и немецкой бабушки (к примеру, дочь казацкого офицера была зачислена в фольксдойчи), мужьям хватало, что у них жены-немки и пр.
Спекулянты жили лучше других, они перепродавали товары. Зарплат не хватало, но служба позволяла воровать и получать взятки. В деревнях колхозники работали больше (производили 600 литров молока).
Состояние умов претерпело изменения сразу: когда были разрешены грабежи, когда с людей стаскивали пальто и обувь прямо на улицах, отбирали ковры. Через несколько месяцев вышло запрещение заходить в частные квартиры. Недовольство немцами достигло пика перед их отступлением.
Второй приход немцев был много хуже. Когда они уходили, им никто не симпатизировал. Пришли Советы - впечатление было ужасным: плохо одетые, с плохой техникой - они были все теми же. Однако та же толпа рукоплескала.
Многие люди ушли со второй советской оккупацией, к примеру, евреи, нарушители военной дисциплины. Бургомистр и полицейские были расстреляны. На второй день была объявлена мобилизация всех от 18 до 49 лет, людей посылали прямо на фронт без оружия - многие тысячи погибли.
Многие люди ушли вместе с немцами, когда те отступали вторично - было лето и недовольство Советами после трех недель их власти было велико (даже уборщиц, работавших на немцев, расстреливали). [В те три недели] в Харькове было выписано 60000 ордеров на арест.
Харьков все время находился под военным управлением. В тылу, под гражданским управлением, было хуже. К примеру в Виннице, где город был меньше.
Население понимало, что администрация - марионетки в немецких руках. Во всех отраслях руководили немцы. Работники управы постоянно сменялись - в ней было много негодяев и много большевиков. Никто не хотел на эту работу.
Немцы сделали ставку на последователей Петлюры. Официально все было на украинском. Русским в Харькове не приходилось тяжелее - Харьков был прифронтовым городом. О "бандеровцах" население ничего не знало.
Украинская газета "Наша жизнь" была чисто немецким предприятием. Я написал статьи о Ленине и Сталине. Статью о Сталине опубликовали, о Ленине - нет. Газета выпускалась на низком уровне, листовки поражали своей глупостью. К примеру "У большевиков никаких успехов" во время советского наступления и пр. Даже переводы были искаженными, что было, возможно, следствием провокации. Абстрактная, не наглядная аргументация , гораздо хуже большевистских изданий.
Старые эмигранты не играли никакой роли вообще. С теми немногими, которые были в городе, обращались хорошо. Дома возвращались владельцев, но желающих было немного, земля не возвращалась.
Сначала рабочие добровольно ехали в Германию. Немцы обещали давать пайки рабочим и их родителям (но очень редко сдерживали обещания). Поехали и коммунисты, преследуя собственные цели. Вскоре однако людей стали брать силой - по ночам, из школ, из кинотеатров, из "техникума". Им не позволяли даже попрощаться, а прямо запихивали в вагоны.
Партизаны появились с самого начала. Существовали различные группы:
1) большевики - солдаты регулярной армии
2) недовольные крестьяне
3) люди, которые разыскивались немцами
4) украинские сепаратисты
Независимые партизанские отряды пользовались поддержкой населения: в деревнях их снабжали пищей.
Большевики использовали партизан: они изображали их рыцарями. В Виннице партизан было больше: немцы находились там дольше, а администрация была гражданской.
Под Киевом - Гайсинский район - гебитскомиссар обратился к населению со словами: вы все - партизаны, все - большевики.
В Виннице условия были лучше. На хуторах у крестьян было немало фруктов, дичи, сала, сыра. В то время как в Харькове только картошка и зерно вместо хлеба.
Худшей была первая зима. Настоящий голод. Можно было наблюдать как один член семьи вырывает у другого кусок хлеба. Некоторые распухли от голода.
Попадались немцы, которые помогали своим русским знакомым. Они приходили в гости. У некоторых были свои девушки - "паненки" (но их было не так много как немецких девушек у американских солдат). Были и такие немцы, которые считали русских "унтерменшами", но были и приличные.
На второй день оккупации я сказал одному немцу "Наш вождь - безумец". Он ответил: "Наш тоже". Я работал в библиотеке, там все немцы были докторами наук и приличными людьми.
Научная работа почти полностью остановилась. Когда тело уже не способно работать, мозг тем не менее продолжает функционировать хорошо. Были открыты начальные школы. Немцы доверили управе контроль учебников и ставили на них свою печать. Позже меня попросили проверить "зачистку", оказавшуюся весьма грубой, в частности из примеров они просто стерли слово "Москва". Учебники географии были полны ошибок. Тем не менее дух большевизма остался - антирелигиозная пропаганда, классовая борьба, мания величия. На картинках с красноармейцами стерли лишь красную звезду. Они просто не были способны понять, что такое "большевистский".
Были и "активисты", из прежних советских, которые сейчас собирали деньги для немцев или рисовали их портреты - изменения были чисто формальными. Оперный театр работал только для немцев.
Рубли в Харькове и карбованцы в Виннице ценились не слишком, по ту сторону Буга, в Транснистрии, большую ценность имели марки. Население ездило туда покупать сало, нитки: там можно было достать все, и рабочих не увозили насильно. Жизнь там была нормальной. Украинцы обвиняли румын в "русификации" школ.
В какой-то момент были освобождены военнопленные. Они смешались с остальным населением, некоторые позднее добровольно вступили в немецкую армию.
В 1942-43-м людей принимали в украинские подразделения, говорилось, что их будут кормить как немцев и хорошо одевать. [Со стороны населения] недовольства к тем, кто записывался, не было.
Тюрьмы были частично эвакуированы, частично сожжены Советами.
В городах партизаны появлялись редко, но тем не менее действовали: взрывы, убийства немцев. Немцы вешали виновных прямо в городе, что производило ужасное впечатление. Людей, которых затем казнили, хватали без разбора, по воле случая.
Промышленность не восстановилась, не было электрического света, временами воды. Мосты строились в спешке, из дерева. Отношение к собственности: если дом был слегка поврежден, его ломали и его бревна использовали.
Биржа труда - множество безработных со всех заводов. Их использовали большей частью для рытья окопов, хватали прямо на улице, не разрешая вернуться домой (женщины, идя по воду, носили на себе чужих детей). Такие работы длились месяц. Людям не платили, их только кормили. Забирали многих больных, старых людей и женщин.
Начнем с официальной биографии:
Александр Павлович Филипов родился в 1891 г. в Харьковской губернии. Окончил Харьковский Университет (по юридическому и физико-математическому факультетам. Научный сотрудник и действительный член научно-исследовательской кафедры Истории европейской культуры, старший научный сотрудник Украинской Академии наук, сотрудник украинской Психо-Неврологической Академии и Харьковского Медицинского института. В 1942 г. был профессором философии Харьковского Университета; с 1944 по 1945 гг. был профессором социологии (социальной психологии) в Карловом университете в Праге; в 1950 г. в Мюнхене был одним из основателей Института по изучению истории и культуры СССР; является сотрудником и членом Ассамблеи Института; состоял консультантом Гарвардской комиссии по изучению сообщений новых эмигрантов В Соединенных Штатах Америки является научным сотрудником Research Program on the USSR и полноправным членом Американской ассоциации философов. А. П. Филиповым опубликовано свыше тридцати больших статей и книг на русском, украинском, чешском, немецком и английском языках. Институтом издана его книга «Научный социализм и наука об обществе» (1955); в Вестнике Института помещен ряд его статей и рецензий.
О первых пятидесяти годах жизни Филипова (сам он предпочитал написание именно с одним "п") сведений практически нет, если не считать краткого упоминания в истории Украинской академии наук (переводы с украинского и немецкого здесь и далее мои - ИП):
С 1930 г. центром работы Филосософской комиссии стал Харьков, где постоянно находился ее глава - академик Семковский. В этой комиссии принимали участие научные сотрудники А.П.Филипов [в оригинале О. П. Філіпов] , Левик, Демчук и другие. В 1937-м С.Ю.Семковского арестовали, а комиссию ликвидировали. Комиссия занималась составлением философского словаря, возглавлял работу над которым А.П.Филипов.
Список примечательный, особенно если почитать разгромные статьи 1936 г.:
Одной из характерных черт националистической и троцкистской фальсификации философии марксизма является игнорирование и извращение сути ленинского этапа в развитии диалектического материализма. Левик, Демчук, Юринец, Нырчук, Бервицкий, Семковский и др. под видом борьбы против меньшевиствующих идеалистов протаскивали совершенно ревизионистские тезисы о внутренней незавершенности учения Маркса
Петро Демчука арестовали в 1933-м, расстреляли в 1937-м, Романа Левика арестовали в 1934-м, Семена Юльевича Семковского - двоюродного брата Льва Троцкого - арестовали в 1936-м, расстреляли в 1937-м.
Вопрос, впрочем, не столько в том, как Филипову удалось вывернуться, сколько в том, по праву ли он вписал себя в этот список. Дело в том, что историю Украинской Академии Наук издал в 1958 г. все тот же Институт по изучению истории и культуры СССР, и в примечании авторы благодарят за информацию о Философской Комиссии... "професора О. П. Філіпова".
Удивительно, но никаких упоминаний Филипова в сторонних статьях об истории довоенной украинской философии мне найти не удалось. Не нашлось его работ и в библиотечных каталогах.
В декабре 1941-го в оккупированном Харькове Аркадий Любченко записывает в дневник:
4.12.41 Уже месяц, как занялись мы газетой, а она до сих пор не вышла. До сих пор нет электричества, нет воды, в главное немцы тянули, уклонялись под разными предлогами. Теперь ясно: на них сильно напирали русские, говоря, что Харьков - русский город, и что они, российские граждане категорически просят издавать тут русскую газету. Но немцы, наконец, взвесили все, как следует (мы на них тем временем напирали, желая украинской газеты) и разрешили нам газету под названием "Нова Україна"...
Вчера ко мне в редакцию приходил какой-то Филипов, много про себя рассказывал - философ, говорил, сотрудник Всеукраинской академии наук, теперь пишет работу о большевиках.
- На украинском? - спрашиваю его.
- На русском.
- Нет, этого не требуется.
- Как? Почему же? Позвольте. Из-за языка?
- А вот если бы вы принесли, например, в Петрограде статью на украинском, у вас бы взяли?
- Нет. Но там ведь не знают украинского языка.
- А мы тут русского не знаем. Понимаете? Не знаем!
Он вытаращил на меня глаза, покраснел. Вижу - кипит, аж губы трясутся.
На самом деле, говорит, он уважает украинский язык, у него мать - украинка...
- А вы кто по национальности?
- Я... мне все равно... русским быть или украинцем...
Тут уж я вскипел.
- Вы, значит, интернационалист, а пишете против большевиков? Вы сами не знаете, кто вы. Сидите на двух стульях, ходите двуликим Янусом! Ну в итоге-то дело ваше... А наше дело - сотрудничать с откровенными людьми, которые себя хотя бы немного уважают.
Он ушел. Потом рассказывали, что он был очень растерян и на меня сетовал: Это Любченко даже... страшен - так ненавидит Россию и русских.
Возможно, именно об этом случае Филипов рассказал в интервью. В биографии сказано, напомню, "в 1942 г. был профессором философии Харьковского Университета", вот только университет влачил весьма условное существование. В статье Н.М.Березюк о судьбе библиотеки Харьковского университета в годы войны Филипов, видимо на основе платежных ведомостей упоминается в списке библиотекарей:
Вышли из тени забвения имена ее скромных тружеников, сохранивших библиотеку, ее бесценные фонды: О. В. Линтварева, О. Д. Багалей, В. Д. Ткаченко, М. П. Самарин, О. П. Филиппов...
Вспомним, что и в интервью он говорит, что работал в библиотеке. Подтверждений того, что во время первой оккупации Филипов активно сотрудничал с нацистами нет, но в марте 1943 г. все меняется. Почти сразу вслед за войсками в город возвращаются работники айнзацштаба Розенберга. В Киевском архиве ЦДАВО сохранились их еженедельные отчеты за 1943 г., Филипов фигурирует практически в каждом. Отметим, что эти отчеты не подтверждают описанный Филиповым в интервью масштаб советских репрессий:
Наш местный персонал - переводчики, сотрудники, работники кухни и прислуга - обнаружился в полном составе. С ними ничего не произошло, так как у красных не было времени, чтобы основательно заняться акциями возмездия. Благодаря быстрому наступлению немецких войск было спасено несчетное количество жизней...
Интерес красных к нашему штабу представляется довольно большим... Служанку Марусю Рубанову допрашивали в ГПУ о характере и задачах нашего отдела. Она прикинулась дурочкой. Следователей интересовало, праздновали ли немцы день рождения Розенберга...
В том же смысле допрашивали и мою служанку Катю Стругову. Она якобы сказала лишь, что мы носили коричневую форму и повязки со свастикой. На вопрос принадлежали ли мы к гестапо, она ответила отрицательно и избежала тем самым судьбы всей службы безопасности, т.е. расстрела. В обоих случаях работники ГПУ хотели вернуться на следующий день, но из-за немецкого наступления покинули город, сломя голову. (отчет от 23.03.)
Несмотря на все усилия рабочей группе так и не удалось добыть конкретный материал для использования в пропаганде. Красные в течение их четырехнедельного правления проводили акции возмездия в тайне. Известно лишь, что исчезли некоторые переводчики, персонал службы безопасности и еще некоторые люди. Что с ними случилось, увезены они или убиты, неизвестно. Стало известно лишь об одном случае расстрела родившейся в Восточной Пруссии 30.07.1882 Эмилии Сумароковой урожд. Сименски, которая стала жертвой доноса. Многие аресты произошли из-за доносов без проверки их правдивости. ГПУ повесило на своем здании "Почтовый ящик для приема сообщений от населения". В остальном следует сказать, что акции возмездия красных находились еще в стадии подготовки, когда им снова пришлось покинуть город.
О собственном персонале можно сказать, что часть из них была допрошена комиссарами ГПУ, что ГПУ знала об их работе на ERR, но ни с кем из них ничего не произошло. Они все однако уверены, что если бы не пришли немцы, их бы рано или поздно арестовали. (отчет от 16.04.)
Возможно, на таком допросе побывал и Филипов, что и стало толчком к более тесному сотрудничеству с немцами. Из харьковских отчетов ERR:
25.03. Визит проф. Филипова, обговорены темы обзорных работы.
29.03. Беседа с проф.Филиповым о библиотечных вопросах в университетской библиотеке Харькова.
01.04. Беседа с проф.Филиповым. Ориентировка его обзорных работ согласно плану.
09.04. Беседа с проф.Филиповым. Указание тем для обзорных работ.
13.04. Беседа с проф.Филиповым по вопросам обзорных работ.
15.04. Беседа с проф.Филиповым. Обсуждение разделов его обзорной работы.
Параллельно Филипов пишет (к сожалению, не сохранившийся) отчет о положении на оккупированной Украине, который харьковский отдел ERR переправляет в Киев. В ответ из Киева сообщают, что отчет "очень интересен" и "имеет большое значение", но в нем, к сожалению, "лишь кратко упомянуто появление и действия Красной Армии во время четырехнедельного захват Харькова, подобной информации нам не хватает". Киевский отдел посылает филиповский отчет в Берлин. За ним 3 июня следует "чрезвычайно познавательный отчет проф.Филипова о ситуации в Харькове в ходе временного занятия его большевиками", который рекомендуется передать Розенбергу лично во время его визита на Украину .
Сам Филипов параллельно находит другую годную для пропаганды тему:
03.05. Беседа с проф.Филиповым касательно его рассказа о поведении Советов в деревнях.
28.05. Визит проф.Филипова. Обсуждение плана посещения тех окрестных деревень, из которых Советы якобы тысячами гнали безоружных людей на немецкий фронт.
20.06. Визит проф.Филипова. Разговор о планируемой поездке в Мерефу и Люботин для расследования.
23.06. Поездка с проф.Филиповым в Мерефу и Люботин. Беседа с тамошними бургомистрами, расследование принудительной мобилизации украинцев. При этом различные свидетельства очевидцев. Фиксация численных данных.
В интервью, как мы видели, Филипов вспоминает об этой истории, следов ее дальнейшего использования ни в материалах ERR, ни в пропаганде обнаружить не удалось. В конце июня Филипов сдает в ERR обзорную работу "Марксизм и советская наука" и получает два новых задания "Психологические и естественные предпосылки пропаганды для советских народов" и "Отношение советского населения к евреям (особо рассматриваются прежде всего студенты, крестьяне и рабочие)".
Затем 20 июля он обсуждает с работниками ERR "роль православной церкви и попов" и рассказывает о слухах в городе, 24 июля сдает три письменных отчета "Новое отношение к перебежчикам-красноармейцам" (жители Харькова с удовлетворением отмечают изменение отношения немцев к военнопленным), "Чудесный случай под Житомиром" (исцеление слепой и парализованной, по другой версии, глухонемой девушки; торжественные процессии по этому поводу, добравшиеся не только до Харькова, но и до линии фронта и дружелюбно встреченные красноармейцами). Третий документ привожу полностью:
Мнение работника айнзацштаба рейхсминистра Розенберга проф. Филипова (Харьков) касательно двух плакатов, выпущенных отделом пропаганды.
Считаю необходимым обратить Ваше внимание на два следующих плаката, выпущенных отделом пропаганды.
На одном плакате с (украинской) надписью "Они дудят в новую дуду, но остались все теми же" рядом со Сталиным, евреем за его спиной и еврейским генералом изображен епископ православной церкви в митре и ризе. "Архиепископ Сергий", написано на плакате.
Так как согласно учению православной церкви епископы, особенно в торжественном облачении, осенены особой милостью Божьей, они не могут быть предметом карикатуры, если мы не хотим оскорбить религиозные чувства верующих.
На другом плакате "Прочь маскарад!" изображен Сталин с ангельскими крыльями, нимбом над головой и святым крестом, предметом культа и почитания. Крест переходит в окровавленную дубину (!) - изображение, которое может лишь ранить религиозные чувства верующих.
Нужно подчеркнуть, что подобные вещи в царское время никогда не были предметом карикатур. Впервые в России они появились в советское время - они использовались большевиками для антирелигиозной агитации и пропаганды, эта большевистская традиция возрождается в двух названных плакатах. Существует причина считать, что эти плакаты будут восприняты верующими не как издевательство над Сталиным, а как издевательство над религией, тем более, что религия для подавляющей части украинского и русского населения ограничивается чисто внешними ритуалами.
Чтобы плакатами, листовками и пр. достичь действительно хорошего пропагандистского воздействия на местное население, в будущем подобные рассуждения не должны оставаться вне поля зрения.
Харьков, 3 августа 1943 г.
окончание
Антисемитизм на Украине - результат материальных условий, в которых евреи находились при Советах. [Сказывались и] гиперболизация преследования "жидов" [по всей видимости, в царское время - ИП] и их недоброжелательность по отношению к другим национальностям. Под властью немцев вырос расовый, а не религиозный антагонизм. Для большинства евреев это стало сюрпризом. Обеспеченные евреи и чиновники уехали, остались лишь бедные (как и в 1918-м). Немцы грабили евреев. Позже они приказали евреям собраться с минимумом личных вещей в бараках тракторной фабрики, в шести километрах от Харькова. В случае неявки - расстрел. На весь город это произвело гнетущее впечатление. К примеру, одна старуха не могла ходить - на следующий день ее расстреляли. Всех евреев согнали в бараки, лишь немногие убежали к большевикам, из нескольких женщин сделали проституток. Остальных расстреляли. Мой сосед был евреем, но человеком пронемецких взглядов, нерелигиозным, его жена не была еврейкой. Он спросил у меня совет - идти ему в гетто или нет. Он боялся, что на него донесут. Он пошел, без жены. Вернулся через пару часов. Просто безумие какое-то. Я пошел к управдому, просил разрешения для соседа остаться, но тот сказал: "Он будет расстрелян". В итоге соседа увезла его жена.
Немцы не только грабили, но и громили еврейские жилища . Население в грабеже не участвовало.
В Виннице расстреляли не всех евреев, некоторых заставили работать. Одна машинистка, русская, довольно сумасшедшая, требовала, чтобы всех расстреляли, но многих удалось спрятать. В массах антисемитизма не было.
Под Винницей располагалось 2000 венгерских евреев, посланных на Украину с венгерской дивизией. В целом венгры вели себя цивилизованно, но не позволяли евреям заходить в свои помещения. Однако население, крестьяне, кормили евреев. Полковник Антонов рассказывал, как немецкая женщина била еврея палкой, власовец оттолкнул ее, освободил еврея; немцы вокруг смотрели, но не вмешивались.
Украинская полиция - бандиты. Во главе ее был немец, его заместителем - украинец. Полиция мародерствовала вовсю. В деревне под Винницей я видел колонну беженцев, которая вела с собой свой скот. Украинская полиция устроила невероятный грабеж. Они обирали своих тогдашних хозяев, пили, играли в карты с высокими ставками (по 1000 рублей).
Старосты назначались немцами. Многие из них были "репрессированными", в том числе уголовниками, немцы не делали различий. С нами эвакуировался один старый священник, "репрессированный", оказалось, что он убил своего незаконного сына. Среди старост было много партизан, часто случались провокации, были вовлечены также переводчики, женщины.
Работа с общественностью. Касательно пронемецкой ориентации социальная дифференциация невозможна: все группы были пронемецкими.
Большевики насильно эвакуировали население - советским режимом с его голодом, жилищными проблемами, стахановскими нормами, дисциплиной на работе, колхозами были недовольны все. У крестьян иллюзии относительно немцев сохранялись дольше, чем у прочих, они воровали, прятали свои трофеи и надеялись на дележ колхозов. В городах - голод.
Управа. В Харькове первым президентом управы был химик, защитивший диссертацию о 18 съезде партии, позже немцы его расстреляли. В управе было много бывших коммунистов, бывших чиновников, но много и, возможно, репрессированных. Меньшинство стремилось работать из материальных соображений, остальные по убеждениям. Их глупость была поразительной. Спекуляции, взятки, воровство среди них были еще распространеннее, чем среди немцев. В Харькове люди умирали от голода, в среднем по 500-600. Разрешения на торговлю выдавались за взятки. Один районный бургомистр за два месяца сменил пять начальников отдела торговли - за взяточничество. Сам он тоже брал взятки. Комиссионные магазины грабились.
Один бургомистр неподалеку от Харькова арестовал всю управу до прихода немцев, сам торговал солью и [komea?], выручил миллионы, завернул их в скатерть и уехал во Львов.
Многие приличные люди не работали на немцев и умерли от голода. Выборы бургомистров проходили в большевистской манере: многие из них были советскими авантюристами, которые быстро переметнулись.
В самом начале также присутствовали некоторые идеологические моменты. Оккупация была расплатой за советский эксперимент. Даже среди мародеров были настроения вроде "Позже мы все равно избавимся от немцев".
Третья сила и поиск политических идеалов.
Перед войной в Харькове жил один миллион человек, к концу немецкой оккупации - 70 тысяч (остальные умерли или разбежались).
Ростки политической независимости: (самоуправляемый) университет, лекции, "Просвита".
В 1918-м немцы нашли поддержку у определенных групп населения. В 1941-м этого не было. Фольксдойчи получали паспорта. Им раз в день выдавали баланду. Недовольства по отношению к ним не было - их поведение воспринималось как попытка спасти собственные жизни. Кто мог стать фольксдойчем? Принадлежность надо было доказать, хотя хватало и немецкой бабушки (к примеру, дочь казацкого офицера была зачислена в фольксдойчи), мужьям хватало, что у них жены-немки и пр.
Спекулянты жили лучше других, они перепродавали товары. Зарплат не хватало, но служба позволяла воровать и получать взятки. В деревнях колхозники работали больше (производили 600 литров молока).
Состояние умов претерпело изменения сразу: когда были разрешены грабежи, когда с людей стаскивали пальто и обувь прямо на улицах, отбирали ковры. Через несколько месяцев вышло запрещение заходить в частные квартиры. Недовольство немцами достигло пика перед их отступлением.
Второй приход немцев был много хуже. Когда они уходили, им никто не симпатизировал. Пришли Советы - впечатление было ужасным: плохо одетые, с плохой техникой - они были все теми же. Однако та же толпа рукоплескала.
Многие люди ушли со второй советской оккупацией, к примеру, евреи, нарушители военной дисциплины. Бургомистр и полицейские были расстреляны. На второй день была объявлена мобилизация всех от 18 до 49 лет, людей посылали прямо на фронт без оружия - многие тысячи погибли.
Многие люди ушли вместе с немцами, когда те отступали вторично - было лето и недовольство Советами после трех недель их власти было велико (даже уборщиц, работавших на немцев, расстреливали). [В те три недели] в Харькове было выписано 60000 ордеров на арест.
Харьков все время находился под военным управлением. В тылу, под гражданским управлением, было хуже. К примеру в Виннице, где город был меньше.
Население понимало, что администрация - марионетки в немецких руках. Во всех отраслях руководили немцы. Работники управы постоянно сменялись - в ней было много негодяев и много большевиков. Никто не хотел на эту работу.
Немцы сделали ставку на последователей Петлюры. Официально все было на украинском. Русским в Харькове не приходилось тяжелее - Харьков был прифронтовым городом. О "бандеровцах" население ничего не знало.
Украинская газета "Наша жизнь" была чисто немецким предприятием. Я написал статьи о Ленине и Сталине. Статью о Сталине опубликовали, о Ленине - нет. Газета выпускалась на низком уровне, листовки поражали своей глупостью. К примеру "У большевиков никаких успехов" во время советского наступления и пр. Даже переводы были искаженными, что было, возможно, следствием провокации. Абстрактная, не наглядная аргументация , гораздо хуже большевистских изданий.
Старые эмигранты не играли никакой роли вообще. С теми немногими, которые были в городе, обращались хорошо. Дома возвращались владельцев, но желающих было немного, земля не возвращалась.
Сначала рабочие добровольно ехали в Германию. Немцы обещали давать пайки рабочим и их родителям (но очень редко сдерживали обещания). Поехали и коммунисты, преследуя собственные цели. Вскоре однако людей стали брать силой - по ночам, из школ, из кинотеатров, из "техникума". Им не позволяли даже попрощаться, а прямо запихивали в вагоны.
Партизаны появились с самого начала. Существовали различные группы:
1) большевики - солдаты регулярной армии
2) недовольные крестьяне
3) люди, которые разыскивались немцами
4) украинские сепаратисты
Независимые партизанские отряды пользовались поддержкой населения: в деревнях их снабжали пищей.
Большевики использовали партизан: они изображали их рыцарями. В Виннице партизан было больше: немцы находились там дольше, а администрация была гражданской.
Под Киевом - Гайсинский район - гебитскомиссар обратился к населению со словами: вы все - партизаны, все - большевики.
В Виннице условия были лучше. На хуторах у крестьян было немало фруктов, дичи, сала, сыра. В то время как в Харькове только картошка и зерно вместо хлеба.
Худшей была первая зима. Настоящий голод. Можно было наблюдать как один член семьи вырывает у другого кусок хлеба. Некоторые распухли от голода.
Попадались немцы, которые помогали своим русским знакомым. Они приходили в гости. У некоторых были свои девушки - "паненки" (но их было не так много как немецких девушек у американских солдат). Были и такие немцы, которые считали русских "унтерменшами", но были и приличные.
На второй день оккупации я сказал одному немцу "Наш вождь - безумец". Он ответил: "Наш тоже". Я работал в библиотеке, там все немцы были докторами наук и приличными людьми.
Научная работа почти полностью остановилась. Когда тело уже не способно работать, мозг тем не менее продолжает функционировать хорошо. Были открыты начальные школы. Немцы доверили управе контроль учебников и ставили на них свою печать. Позже меня попросили проверить "зачистку", оказавшуюся весьма грубой, в частности из примеров они просто стерли слово "Москва". Учебники географии были полны ошибок. Тем не менее дух большевизма остался - антирелигиозная пропаганда, классовая борьба, мания величия. На картинках с красноармейцами стерли лишь красную звезду. Они просто не были способны понять, что такое "большевистский".
Были и "активисты", из прежних советских, которые сейчас собирали деньги для немцев или рисовали их портреты - изменения были чисто формальными. Оперный театр работал только для немцев.
Рубли в Харькове и карбованцы в Виннице ценились не слишком, по ту сторону Буга, в Транснистрии, большую ценность имели марки. Население ездило туда покупать сало, нитки: там можно было достать все, и рабочих не увозили насильно. Жизнь там была нормальной. Украинцы обвиняли румын в "русификации" школ.
В какой-то момент были освобождены военнопленные. Они смешались с остальным населением, некоторые позднее добровольно вступили в немецкую армию.
В 1942-43-м людей принимали в украинские подразделения, говорилось, что их будут кормить как немцев и хорошо одевать. [Со стороны населения] недовольства к тем, кто записывался, не было.
Тюрьмы были частично эвакуированы, частично сожжены Советами.
В городах партизаны появлялись редко, но тем не менее действовали: взрывы, убийства немцев. Немцы вешали виновных прямо в городе, что производило ужасное впечатление. Людей, которых затем казнили, хватали без разбора, по воле случая.
Промышленность не восстановилась, не было электрического света, временами воды. Мосты строились в спешке, из дерева. Отношение к собственности: если дом был слегка поврежден, его ломали и его бревна использовали.
Биржа труда - множество безработных со всех заводов. Их использовали большей частью для рытья окопов, хватали прямо на улице, не разрешая вернуться домой (женщины, идя по воду, носили на себе чужих детей). Такие работы длились месяц. Людям не платили, их только кормили. Забирали многих больных, старых людей и женщин.
Начнем с официальной биографии:
Александр Павлович Филипов родился в 1891 г. в Харьковской губернии. Окончил Харьковский Университет (по юридическому и физико-математическому факультетам. Научный сотрудник и действительный член научно-исследовательской кафедры Истории европейской культуры, старший научный сотрудник Украинской Академии наук, сотрудник украинской Психо-Неврологической Академии и Харьковского Медицинского института. В 1942 г. был профессором философии Харьковского Университета; с 1944 по 1945 гг. был профессором социологии (социальной психологии) в Карловом университете в Праге; в 1950 г. в Мюнхене был одним из основателей Института по изучению истории и культуры СССР; является сотрудником и членом Ассамблеи Института; состоял консультантом Гарвардской комиссии по изучению сообщений новых эмигрантов В Соединенных Штатах Америки является научным сотрудником Research Program on the USSR и полноправным членом Американской ассоциации философов. А. П. Филиповым опубликовано свыше тридцати больших статей и книг на русском, украинском, чешском, немецком и английском языках. Институтом издана его книга «Научный социализм и наука об обществе» (1955); в Вестнике Института помещен ряд его статей и рецензий.
О первых пятидесяти годах жизни Филипова (сам он предпочитал написание именно с одним "п") сведений практически нет, если не считать краткого упоминания в истории Украинской академии наук (переводы с украинского и немецкого здесь и далее мои - ИП):
С 1930 г. центром работы Филосософской комиссии стал Харьков, где постоянно находился ее глава - академик Семковский. В этой комиссии принимали участие научные сотрудники А.П.Филипов [в оригинале О. П. Філіпов] , Левик, Демчук и другие. В 1937-м С.Ю.Семковского арестовали, а комиссию ликвидировали. Комиссия занималась составлением философского словаря, возглавлял работу над которым А.П.Филипов.
Список примечательный, особенно если почитать разгромные статьи 1936 г.:
Одной из характерных черт националистической и троцкистской фальсификации философии марксизма является игнорирование и извращение сути ленинского этапа в развитии диалектического материализма. Левик, Демчук, Юринец, Нырчук, Бервицкий, Семковский и др. под видом борьбы против меньшевиствующих идеалистов протаскивали совершенно ревизионистские тезисы о внутренней незавершенности учения Маркса
Петро Демчука арестовали в 1933-м, расстреляли в 1937-м, Романа Левика арестовали в 1934-м, Семена Юльевича Семковского - двоюродного брата Льва Троцкого - арестовали в 1936-м, расстреляли в 1937-м.
Вопрос, впрочем, не столько в том, как Филипову удалось вывернуться, сколько в том, по праву ли он вписал себя в этот список. Дело в том, что историю Украинской Академии Наук издал в 1958 г. все тот же Институт по изучению истории и культуры СССР, и в примечании авторы благодарят за информацию о Философской Комиссии... "професора О. П. Філіпова".
Удивительно, но никаких упоминаний Филипова в сторонних статьях об истории довоенной украинской философии мне найти не удалось. Не нашлось его работ и в библиотечных каталогах.
В декабре 1941-го в оккупированном Харькове Аркадий Любченко записывает в дневник:
4.12.41 Уже месяц, как занялись мы газетой, а она до сих пор не вышла. До сих пор нет электричества, нет воды, в главное немцы тянули, уклонялись под разными предлогами. Теперь ясно: на них сильно напирали русские, говоря, что Харьков - русский город, и что они, российские граждане категорически просят издавать тут русскую газету. Но немцы, наконец, взвесили все, как следует (мы на них тем временем напирали, желая украинской газеты) и разрешили нам газету под названием "Нова Україна"...
Вчера ко мне в редакцию приходил какой-то Филипов, много про себя рассказывал - философ, говорил, сотрудник Всеукраинской академии наук, теперь пишет работу о большевиках.
- На украинском? - спрашиваю его.
- На русском.
- Нет, этого не требуется.
- Как? Почему же? Позвольте. Из-за языка?
- А вот если бы вы принесли, например, в Петрограде статью на украинском, у вас бы взяли?
- Нет. Но там ведь не знают украинского языка.
- А мы тут русского не знаем. Понимаете? Не знаем!
Он вытаращил на меня глаза, покраснел. Вижу - кипит, аж губы трясутся.
На самом деле, говорит, он уважает украинский язык, у него мать - украинка...
- А вы кто по национальности?
- Я... мне все равно... русским быть или украинцем...
Тут уж я вскипел.
- Вы, значит, интернационалист, а пишете против большевиков? Вы сами не знаете, кто вы. Сидите на двух стульях, ходите двуликим Янусом! Ну в итоге-то дело ваше... А наше дело - сотрудничать с откровенными людьми, которые себя хотя бы немного уважают.
Он ушел. Потом рассказывали, что он был очень растерян и на меня сетовал: Это Любченко даже... страшен - так ненавидит Россию и русских.
Возможно, именно об этом случае Филипов рассказал в интервью. В биографии сказано, напомню, "в 1942 г. был профессором философии Харьковского Университета", вот только университет влачил весьма условное существование. В статье Н.М.Березюк о судьбе библиотеки Харьковского университета в годы войны Филипов, видимо на основе платежных ведомостей упоминается в списке библиотекарей:
Вышли из тени забвения имена ее скромных тружеников, сохранивших библиотеку, ее бесценные фонды: О. В. Линтварева, О. Д. Багалей, В. Д. Ткаченко, М. П. Самарин, О. П. Филиппов...
Вспомним, что и в интервью он говорит, что работал в библиотеке. Подтверждений того, что во время первой оккупации Филипов активно сотрудничал с нацистами нет, но в марте 1943 г. все меняется. Почти сразу вслед за войсками в город возвращаются работники айнзацштаба Розенберга. В Киевском архиве ЦДАВО сохранились их еженедельные отчеты за 1943 г., Филипов фигурирует практически в каждом. Отметим, что эти отчеты не подтверждают описанный Филиповым в интервью масштаб советских репрессий:
Наш местный персонал - переводчики, сотрудники, работники кухни и прислуга - обнаружился в полном составе. С ними ничего не произошло, так как у красных не было времени, чтобы основательно заняться акциями возмездия. Благодаря быстрому наступлению немецких войск было спасено несчетное количество жизней...
Интерес красных к нашему штабу представляется довольно большим... Служанку Марусю Рубанову допрашивали в ГПУ о характере и задачах нашего отдела. Она прикинулась дурочкой. Следователей интересовало, праздновали ли немцы день рождения Розенберга...
В том же смысле допрашивали и мою служанку Катю Стругову. Она якобы сказала лишь, что мы носили коричневую форму и повязки со свастикой. На вопрос принадлежали ли мы к гестапо, она ответила отрицательно и избежала тем самым судьбы всей службы безопасности, т.е. расстрела. В обоих случаях работники ГПУ хотели вернуться на следующий день, но из-за немецкого наступления покинули город, сломя голову. (отчет от 23.03.)
Несмотря на все усилия рабочей группе так и не удалось добыть конкретный материал для использования в пропаганде. Красные в течение их четырехнедельного правления проводили акции возмездия в тайне. Известно лишь, что исчезли некоторые переводчики, персонал службы безопасности и еще некоторые люди. Что с ними случилось, увезены они или убиты, неизвестно. Стало известно лишь об одном случае расстрела родившейся в Восточной Пруссии 30.07.1882 Эмилии Сумароковой урожд. Сименски, которая стала жертвой доноса. Многие аресты произошли из-за доносов без проверки их правдивости. ГПУ повесило на своем здании "Почтовый ящик для приема сообщений от населения". В остальном следует сказать, что акции возмездия красных находились еще в стадии подготовки, когда им снова пришлось покинуть город.
О собственном персонале можно сказать, что часть из них была допрошена комиссарами ГПУ, что ГПУ знала об их работе на ERR, но ни с кем из них ничего не произошло. Они все однако уверены, что если бы не пришли немцы, их бы рано или поздно арестовали. (отчет от 16.04.)
Возможно, на таком допросе побывал и Филипов, что и стало толчком к более тесному сотрудничеству с немцами. Из харьковских отчетов ERR:
25.03. Визит проф. Филипова, обговорены темы обзорных работы.
29.03. Беседа с проф.Филиповым о библиотечных вопросах в университетской библиотеке Харькова.
01.04. Беседа с проф.Филиповым. Ориентировка его обзорных работ согласно плану.
09.04. Беседа с проф.Филиповым. Указание тем для обзорных работ.
13.04. Беседа с проф.Филиповым по вопросам обзорных работ.
15.04. Беседа с проф.Филиповым. Обсуждение разделов его обзорной работы.
Параллельно Филипов пишет (к сожалению, не сохранившийся) отчет о положении на оккупированной Украине, который харьковский отдел ERR переправляет в Киев. В ответ из Киева сообщают, что отчет "очень интересен" и "имеет большое значение", но в нем, к сожалению, "лишь кратко упомянуто появление и действия Красной Армии во время четырехнедельного захват Харькова, подобной информации нам не хватает". Киевский отдел посылает филиповский отчет в Берлин. За ним 3 июня следует "чрезвычайно познавательный отчет проф.Филипова о ситуации в Харькове в ходе временного занятия его большевиками", который рекомендуется передать Розенбергу лично во время его визита на Украину .
Сам Филипов параллельно находит другую годную для пропаганды тему:
03.05. Беседа с проф.Филиповым касательно его рассказа о поведении Советов в деревнях.
28.05. Визит проф.Филипова. Обсуждение плана посещения тех окрестных деревень, из которых Советы якобы тысячами гнали безоружных людей на немецкий фронт.
20.06. Визит проф.Филипова. Разговор о планируемой поездке в Мерефу и Люботин для расследования.
23.06. Поездка с проф.Филиповым в Мерефу и Люботин. Беседа с тамошними бургомистрами, расследование принудительной мобилизации украинцев. При этом различные свидетельства очевидцев. Фиксация численных данных.
В интервью, как мы видели, Филипов вспоминает об этой истории, следов ее дальнейшего использования ни в материалах ERR, ни в пропаганде обнаружить не удалось. В конце июня Филипов сдает в ERR обзорную работу "Марксизм и советская наука" и получает два новых задания "Психологические и естественные предпосылки пропаганды для советских народов" и "Отношение советского населения к евреям (особо рассматриваются прежде всего студенты, крестьяне и рабочие)".
Затем 20 июля он обсуждает с работниками ERR "роль православной церкви и попов" и рассказывает о слухах в городе, 24 июля сдает три письменных отчета "Новое отношение к перебежчикам-красноармейцам" (жители Харькова с удовлетворением отмечают изменение отношения немцев к военнопленным), "Чудесный случай под Житомиром" (исцеление слепой и парализованной, по другой версии, глухонемой девушки; торжественные процессии по этому поводу, добравшиеся не только до Харькова, но и до линии фронта и дружелюбно встреченные красноармейцами). Третий документ привожу полностью:
Мнение работника айнзацштаба рейхсминистра Розенберга проф. Филипова (Харьков) касательно двух плакатов, выпущенных отделом пропаганды.
Считаю необходимым обратить Ваше внимание на два следующих плаката, выпущенных отделом пропаганды.
На одном плакате с (украинской) надписью "Они дудят в новую дуду, но остались все теми же" рядом со Сталиным, евреем за его спиной и еврейским генералом изображен епископ православной церкви в митре и ризе. "Архиепископ Сергий", написано на плакате.
Так как согласно учению православной церкви епископы, особенно в торжественном облачении, осенены особой милостью Божьей, они не могут быть предметом карикатуры, если мы не хотим оскорбить религиозные чувства верующих.
На другом плакате "Прочь маскарад!" изображен Сталин с ангельскими крыльями, нимбом над головой и святым крестом, предметом культа и почитания. Крест переходит в окровавленную дубину (!) - изображение, которое может лишь ранить религиозные чувства верующих.
Нужно подчеркнуть, что подобные вещи в царское время никогда не были предметом карикатур. Впервые в России они появились в советское время - они использовались большевиками для антирелигиозной агитации и пропаганды, эта большевистская традиция возрождается в двух названных плакатах. Существует причина считать, что эти плакаты будут восприняты верующими не как издевательство над Сталиным, а как издевательство над религией, тем более, что религия для подавляющей части украинского и русского населения ограничивается чисто внешними ритуалами.
Чтобы плакатами, листовками и пр. достичь действительно хорошего пропагандистского воздействия на местное население, в будущем подобные рассуждения не должны оставаться вне поля зрения.
Харьков, 3 августа 1943 г.
окончание