«Кригскорреспондент» || «Известия» 30 апреля 1943 года
Взято у 0gnev
Привелось мне увидеть на фронте редкую птицу - немецкого военного корреспондента.
Было это в деревне Телебеево. На закате хорошего летнего дня наши танки ворвались в неё с боем. Они мчались сквозь солнечную пыль и поливали по сторонам. Немцы отстреливались из блиндажей, устроенных посреди огородных грядок, либо из окон, забранных белыми занавесками, позади которых торчали тёмные стволы противотанковых пушек. Снаряды их бились о толстую броню наших славных «KB» и ничего не могли с ней сделать. Автоматчики, спрыгнув с танков, пробирались в деревню задами.
Немцы разбегались кто куда. Многие бросались в пруд и прятались с головой в воду. Бойцы, рассыпавшись по дворам, пронзали штыками навозные кучи. Оттуда выползали немцы - смрадные, дымящиеся, протирая залепленные глаза.
В суматохе боя из одного дома выбежал немец. За спиной у него висел ящик. Левая рука пониже плеча казалась окровавленной. Под каской блестели очки. Он встал посреди улицы и высоко задрал руки. Видя перед собой человека, сдающегося в плен, танки обегали немца, не трогая его. Так он стоял посреди грохочущего потока танков и помахивал белым флажком, наскоро сооруженным из пустых ножен от тесака и полотенца. При этом он широко разевал рот, видимо, изо всех сил кричал что-то. Но ничего не было слышно в адском шуме боя.
Скоро всё было кончено. Над Телебеевым взвился красный флаг. Боевое охранение пошло вперёд. Остальные расположились на краткий отдых. Задымили уцелевшие трубы. Связисты потянули провода сквозь дворы. Где-то заиграла гармошка. Люди чистили оружие, мылись, другие пошли по деревне осматривать следы пребывания немцев. Мы вспомнили о фрице с белым флажком и пошли к нему. Низкое солнце сверкало на его очках и каске. У него было маленькое бледное лицо, тоненькие усики фата, он с тревогой смотрел на нас и старался выкроить на кислом своём лице любезную улыбку. То, что мы принимали за кровь на его руке, оказалось красной повязкой. На ней была надпись печатными буквами
Лейтенант Колесников из морской пехоты, низкорослый богатырь, прочёл вслух:
- «Kriegskorrespondent».
- Да, да, господин офицер! - обрадованно и хрипло закричал фриц по-немецки, - я военный корреспондент!
И, не переводя дыханья, он выпалил:
- Согласно параграфу 24-му Гаагской конвенции 1907 года о законах и обычаях сухопутной войны между цивилизованными нациями я есть лицо неприкосновенное!
- О чём он толкует? - спросили в толпе.
Колесников перевёл. Кто-то невесело засмеялся.
- Законник...
Немец снял со спины ящик. В нём оказалась маленькая рация.
Потом, опасливо поглядывая на нас, он принялся вытаскивать из карманов свои документы. Их было много, этих пропусков, удостоверений, мандатов, справок на все случаи жизни. Наконец, как жемчужину этого архива, он извлёк нечто в роде длинного свитка, украшенного печатями, и не без торжественности протянул его Колесникову. Это была всё та же знаменитая конвенция.
При этом немец не переставал говорить:
- Вы извините, я охрип, я всё кричал вашим солдатам, кто я. Я, знаете, никогда не приближаюсь к бою. Сегодня это вышло случайно. Здесь было так спокойно. Никто не думал, что вы на нас нападёте. Вы сделали это совсем неожиданно.
- Да? - сказал Колесников, смотря на немца, с любопытством. - Может быть, это недопустимо по конвенции?
Немец не понял юмора.
- Нет, почему же, это допустимо, - поспешно сказал он со своей нелепой любезной гримасой.
- Идёмте, - коротко приказал Колесников.
- Куда вы меня ведёте? - закричал фриц. - Будьте так добры, я вам напоминаю, что согласно параграфу 24-му Гаагской конвенции 1907 года...
- Мы пришли, - сказал Колесников.
Он втолкнул немца в сарай. Мы все вошли вслед за ними.
Вы! Кригскорреспондент! Любитель законов и обычаев! - загремел Колесников своим мощным басом. - Смотрите на ваши немецкие законы и обычаи.
В сарае было полутемно. В воздухе плавал сладковатый тошнотворный запах смерти. Вскоре глаза наши привыкли к мраку и мы увидели внизу на соломе людей. Ближе всех лежала обнажённая пожилая крестьянка. Она была покрыта неописуемыми ранами. Потом мы увидели тельце засечённой девочки, и нет слов изобразить силу страдания, запечатлевшегося на мертвом детском лице. Был здесь труп пленного бойца. Он лежал, раскинув беспалые руки. Орудие пыток, окровавленный немецкий тесак валялся рядом.
Немец не смел отвести глаз от трупов. Субтильное тело его трепетало. На лице застыла нелепая и отвратительная маска любезности, которую он забыл сдёрнуть. Мы, молча, смотрели перед собой. Слышно было тяжёлое дыханье бойцов.
- Мать моя родная, - прошептал Колесников, - чем вы заплатите за всё это нам?.. Да вы не дрожите. Мы не немцы. Мы люди.
Немец со страхом посмотрел на моряка. Мы вышли на улицу. Гармошка где-то за домами рассыпалась трелью и умолкла. Люди закусывали, рассевшись прямо на земле среди обломков зарядных ящиков, расстрелянных гильз, обугленного рванья, брошенных немецких писем и прочего сора войны. Горнист протрубил сбор. Бойцы побежали к танкам. Всё было жёлтым от низкого солнца, и в воздухе стояла золотая летняя пыль. Загудели моторы. Надо было отправляться дальше, вперёд.
Кригскорреспондент вскарабкался в грузовик с немецкими пленными, которых отправляли в тыл. Он, видимо, оправился от страха, и на маленькое бледное лицо его вернулось природное выражение самодовольства. Он отыскал глазами могучую квадратную фигуру Колесникова и отвесил ему прелюбезный поклон. Колесников пробормотал сквозь зубы некое изречение, невоспроизводимое в печати, и пошёл к своему танку.
А окончательно успокоившийся кригскорреспондент уселся в углу грузовика, посмотрел с некоторым превосходством на соседей, вынул из кармана аккуратный целлулоидовый конвертик и принялся бережно укладывать в него Гаагскую конвенцию 1907 года о законах и обычаях сухопутной войны, принятых между цивилизованными нациями. // Л.Славин. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
ЗВЕРСКОЕ ОБРАЩЕНИЕ С СОВЕТСКИМИ РАБОЧИМИ НА ГИТЛЕРОВСКОЙ КАТОРГЕ
СТОКГОЛЬМ, 29 апреля. (ТАСС). В Швеции вышла книга «Германия изнутри». Автор ее швед Эста Блок в 1942 году работал в качестве диктора на одной из гитлеровских радиостанций в Германии. В сентябре он вернулся в Швецию и решил не возвращаться в Германию, так как считал больше невозможным для себя агитировать по радио за гитлеровские «идеи».
В одной из глав этой книги автор описывает зверское обращение немцев с иностранными рабочими, которое он наблюдал при посещении заводов Юнкерса в Дессау. К иностранным рабочим в Германии, пишет Эста Блок, относятся, как к каторжникам. В одном из цехов автор видел русских женщин, угнанных гитлеровцами из оккупированных районов на работу в Германию. Все они были одеты в одинаковую арестантскую одежду с клеймом «ОСТ». Подавляющее большинство их ходило босиком по цементному полу, так как свою собственную обувь они износили, а никакой новой обуви иностранным, особенно русским, рабочим в Германии не выдают. В разговоре через переводчика русские работницы поголовно выражали свое возмущение тем, что их заставляют жить впроголодь и обращаются с ними по-зверски. Автор сам видел, что русских работниц кормили отбросами из помойных ведер. Многие из них до того изголодались, что подбирали остатки пищи с тарелок других рабочих. «Я, - пишет автор, - видел синяки и другие следы побоев на телах женщин и мужчин. Я сам видел, как заводская охрана на улице истязала одного иностранного рабочего».
Автор указывает, что администрация завода зверски обращается с иностранными рабочими для того, чтобы выслужиться перед высшими гитлеровскими органами. Эта администрация дрожит от страха при одной мысли, что её обращение с иностранными рабочими может быть сочтено слишком мягким, за что её ожидала бы отправка на фронт. Отношение немцев к иностранным рабочим, особенно к русским, заключает автор, можно характеризовать только двумя словами: садизм и зверство.
НЕВЕЖЕСТВО И УМСТВЕННОЕ ОСКУДЕНИЕ НЕМЕЦКОЙ МОЛОДЕЖИ
СТОКГОЛЬМ, 29 апреля. (ТАСС). Гитлеровская газета «Кёльнише цейтунг» вынуждена признать резкое снижение культурного уровня немецкой молодежи. «Нынешнее поколение, - пишет газета, - не обогащает свое сознание опытом и традициями старого поколения. Результатом этого является сужение умственного горизонта молодежи, душевное очерствение, обеднение языка, сводящегося к небольшому числу штампованных фраз».
Немецкий военный журнал «Милитер вохенблат» жалуется на низкий культурный уровень молодых немецких офицеров. «Просто поражаешься, - пишет журнал, - как получившие аттестат зрелости юнкера не умеют логически мыслить. У большинства из них в голове такой туман, что они если пишут что-нибудь, то, не задумываясь, отрицают в конце то, что утверждали в начале. Обращает на себя внимание, - заявляет далее журнал, - пристрастие молодых офицеров последних выпусков к бессодержательным трескучим фразам. Они могут исписать массу бумаги, не высказав ни одной сколько-нибудь содержательной мысли».
Газета «Гамбургер тагеблат» также признает вопиющую безграмотность и умственное оскудение немецкой молодежи. Газета сообщает, что на одном экзамене половина всех экзаменующихся не сумела правильно написать фамилию крупнейшего немецкого поэта Гете.
+ + + + + + + + +
Источник: « Известия» №101, 30 апреля 1943 года
# Р.Пересветов. Юноша из Люксембурга || «Известия» №111, 13 мая 1943 года
# И.Эренбург. Когда они отступают || «Красная звезда» №20, 26 января 1943 года
Привелось мне увидеть на фронте редкую птицу - немецкого военного корреспондента.
Было это в деревне Телебеево. На закате хорошего летнего дня наши танки ворвались в неё с боем. Они мчались сквозь солнечную пыль и поливали по сторонам. Немцы отстреливались из блиндажей, устроенных посреди огородных грядок, либо из окон, забранных белыми занавесками, позади которых торчали тёмные стволы противотанковых пушек. Снаряды их бились о толстую броню наших славных «KB» и ничего не могли с ней сделать. Автоматчики, спрыгнув с танков, пробирались в деревню задами.
Немцы разбегались кто куда. Многие бросались в пруд и прятались с головой в воду. Бойцы, рассыпавшись по дворам, пронзали штыками навозные кучи. Оттуда выползали немцы - смрадные, дымящиеся, протирая залепленные глаза.
В суматохе боя из одного дома выбежал немец. За спиной у него висел ящик. Левая рука пониже плеча казалась окровавленной. Под каской блестели очки. Он встал посреди улицы и высоко задрал руки. Видя перед собой человека, сдающегося в плен, танки обегали немца, не трогая его. Так он стоял посреди грохочущего потока танков и помахивал белым флажком, наскоро сооруженным из пустых ножен от тесака и полотенца. При этом он широко разевал рот, видимо, изо всех сил кричал что-то. Но ничего не было слышно в адском шуме боя.
Скоро всё было кончено. Над Телебеевым взвился красный флаг. Боевое охранение пошло вперёд. Остальные расположились на краткий отдых. Задымили уцелевшие трубы. Связисты потянули провода сквозь дворы. Где-то заиграла гармошка. Люди чистили оружие, мылись, другие пошли по деревне осматривать следы пребывания немцев. Мы вспомнили о фрице с белым флажком и пошли к нему. Низкое солнце сверкало на его очках и каске. У него было маленькое бледное лицо, тоненькие усики фата, он с тревогой смотрел на нас и старался выкроить на кислом своём лице любезную улыбку. То, что мы принимали за кровь на его руке, оказалось красной повязкой. На ней была надпись печатными буквами
Лейтенант Колесников из морской пехоты, низкорослый богатырь, прочёл вслух:
- «Kriegskorrespondent».
- Да, да, господин офицер! - обрадованно и хрипло закричал фриц по-немецки, - я военный корреспондент!
И, не переводя дыханья, он выпалил:
- Согласно параграфу 24-му Гаагской конвенции 1907 года о законах и обычаях сухопутной войны между цивилизованными нациями я есть лицо неприкосновенное!
- О чём он толкует? - спросили в толпе.
Колесников перевёл. Кто-то невесело засмеялся.
- Законник...
Немец снял со спины ящик. В нём оказалась маленькая рация.
Потом, опасливо поглядывая на нас, он принялся вытаскивать из карманов свои документы. Их было много, этих пропусков, удостоверений, мандатов, справок на все случаи жизни. Наконец, как жемчужину этого архива, он извлёк нечто в роде длинного свитка, украшенного печатями, и не без торжественности протянул его Колесникову. Это была всё та же знаменитая конвенция.
При этом немец не переставал говорить:
- Вы извините, я охрип, я всё кричал вашим солдатам, кто я. Я, знаете, никогда не приближаюсь к бою. Сегодня это вышло случайно. Здесь было так спокойно. Никто не думал, что вы на нас нападёте. Вы сделали это совсем неожиданно.
- Да? - сказал Колесников, смотря на немца, с любопытством. - Может быть, это недопустимо по конвенции?
Немец не понял юмора.
- Нет, почему же, это допустимо, - поспешно сказал он со своей нелепой любезной гримасой.
- Идёмте, - коротко приказал Колесников.
- Куда вы меня ведёте? - закричал фриц. - Будьте так добры, я вам напоминаю, что согласно параграфу 24-му Гаагской конвенции 1907 года...
- Мы пришли, - сказал Колесников.
Он втолкнул немца в сарай. Мы все вошли вслед за ними.
Вы! Кригскорреспондент! Любитель законов и обычаев! - загремел Колесников своим мощным басом. - Смотрите на ваши немецкие законы и обычаи.
В сарае было полутемно. В воздухе плавал сладковатый тошнотворный запах смерти. Вскоре глаза наши привыкли к мраку и мы увидели внизу на соломе людей. Ближе всех лежала обнажённая пожилая крестьянка. Она была покрыта неописуемыми ранами. Потом мы увидели тельце засечённой девочки, и нет слов изобразить силу страдания, запечатлевшегося на мертвом детском лице. Был здесь труп пленного бойца. Он лежал, раскинув беспалые руки. Орудие пыток, окровавленный немецкий тесак валялся рядом.
Немец не смел отвести глаз от трупов. Субтильное тело его трепетало. На лице застыла нелепая и отвратительная маска любезности, которую он забыл сдёрнуть. Мы, молча, смотрели перед собой. Слышно было тяжёлое дыханье бойцов.
- Мать моя родная, - прошептал Колесников, - чем вы заплатите за всё это нам?.. Да вы не дрожите. Мы не немцы. Мы люди.
Немец со страхом посмотрел на моряка. Мы вышли на улицу. Гармошка где-то за домами рассыпалась трелью и умолкла. Люди закусывали, рассевшись прямо на земле среди обломков зарядных ящиков, расстрелянных гильз, обугленного рванья, брошенных немецких писем и прочего сора войны. Горнист протрубил сбор. Бойцы побежали к танкам. Всё было жёлтым от низкого солнца, и в воздухе стояла золотая летняя пыль. Загудели моторы. Надо было отправляться дальше, вперёд.
Кригскорреспондент вскарабкался в грузовик с немецкими пленными, которых отправляли в тыл. Он, видимо, оправился от страха, и на маленькое бледное лицо его вернулось природное выражение самодовольства. Он отыскал глазами могучую квадратную фигуру Колесникова и отвесил ему прелюбезный поклон. Колесников пробормотал сквозь зубы некое изречение, невоспроизводимое в печати, и пошёл к своему танку.
А окончательно успокоившийся кригскорреспондент уселся в углу грузовика, посмотрел с некоторым превосходством на соседей, вынул из кармана аккуратный целлулоидовый конвертик и принялся бережно укладывать в него Гаагскую конвенцию 1907 года о законах и обычаях сухопутной войны, принятых между цивилизованными нациями. // Л.Славин. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
ЗВЕРСКОЕ ОБРАЩЕНИЕ С СОВЕТСКИМИ РАБОЧИМИ НА ГИТЛЕРОВСКОЙ КАТОРГЕ
СТОКГОЛЬМ, 29 апреля. (ТАСС). В Швеции вышла книга «Германия изнутри». Автор ее швед Эста Блок в 1942 году работал в качестве диктора на одной из гитлеровских радиостанций в Германии. В сентябре он вернулся в Швецию и решил не возвращаться в Германию, так как считал больше невозможным для себя агитировать по радио за гитлеровские «идеи».
В одной из глав этой книги автор описывает зверское обращение немцев с иностранными рабочими, которое он наблюдал при посещении заводов Юнкерса в Дессау. К иностранным рабочим в Германии, пишет Эста Блок, относятся, как к каторжникам. В одном из цехов автор видел русских женщин, угнанных гитлеровцами из оккупированных районов на работу в Германию. Все они были одеты в одинаковую арестантскую одежду с клеймом «ОСТ». Подавляющее большинство их ходило босиком по цементному полу, так как свою собственную обувь они износили, а никакой новой обуви иностранным, особенно русским, рабочим в Германии не выдают. В разговоре через переводчика русские работницы поголовно выражали свое возмущение тем, что их заставляют жить впроголодь и обращаются с ними по-зверски. Автор сам видел, что русских работниц кормили отбросами из помойных ведер. Многие из них до того изголодались, что подбирали остатки пищи с тарелок других рабочих. «Я, - пишет автор, - видел синяки и другие следы побоев на телах женщин и мужчин. Я сам видел, как заводская охрана на улице истязала одного иностранного рабочего».
Автор указывает, что администрация завода зверски обращается с иностранными рабочими для того, чтобы выслужиться перед высшими гитлеровскими органами. Эта администрация дрожит от страха при одной мысли, что её обращение с иностранными рабочими может быть сочтено слишком мягким, за что её ожидала бы отправка на фронт. Отношение немцев к иностранным рабочим, особенно к русским, заключает автор, можно характеризовать только двумя словами: садизм и зверство.
НЕВЕЖЕСТВО И УМСТВЕННОЕ ОСКУДЕНИЕ НЕМЕЦКОЙ МОЛОДЕЖИ
СТОКГОЛЬМ, 29 апреля. (ТАСС). Гитлеровская газета «Кёльнише цейтунг» вынуждена признать резкое снижение культурного уровня немецкой молодежи. «Нынешнее поколение, - пишет газета, - не обогащает свое сознание опытом и традициями старого поколения. Результатом этого является сужение умственного горизонта молодежи, душевное очерствение, обеднение языка, сводящегося к небольшому числу штампованных фраз».
Немецкий военный журнал «Милитер вохенблат» жалуется на низкий культурный уровень молодых немецких офицеров. «Просто поражаешься, - пишет журнал, - как получившие аттестат зрелости юнкера не умеют логически мыслить. У большинства из них в голове такой туман, что они если пишут что-нибудь, то, не задумываясь, отрицают в конце то, что утверждали в начале. Обращает на себя внимание, - заявляет далее журнал, - пристрастие молодых офицеров последних выпусков к бессодержательным трескучим фразам. Они могут исписать массу бумаги, не высказав ни одной сколько-нибудь содержательной мысли».
Газета «Гамбургер тагеблат» также признает вопиющую безграмотность и умственное оскудение немецкой молодежи. Газета сообщает, что на одном экзамене половина всех экзаменующихся не сумела правильно написать фамилию крупнейшего немецкого поэта Гете.
+ + + + + + + + +
Источник: « Известия» №101, 30 апреля 1943 года
# Р.Пересветов. Юноша из Люксембурга || «Известия» №111, 13 мая 1943 года
# И.Эренбург. Когда они отступают || «Красная звезда» №20, 26 января 1943 года