Илья Эренбург. Судьба Европы || «Правда» 9 апреля 1943 года
Оригинал взят у 0gnev
# Все статьи за 9 апреля 1943 года.
* * *
Недавно мне пришлось побывать в Гжатском районе, освобождённом от немцев. Слово «пустыня» вряд ли может передать то зрелище катаклизма, величайшей катастрофы, которое встаёт перед глазами, как только попадаешь в места, где немцы хозяйничали семнадцать месяцев. Гжатский район был богатым и весёлым. Оттуда шло в Москву молоко балованных швицких коров. Оттуда приезжали в столицу искусные портные и швейки. Причудливо в нашей стране старое переплеталось с новым. Рядом с древним Казанским собором, рядом с маленькими деревянными домиками в Гжатске высились просторные, пронизанные светом здания-школа, клуб, больница. Были в Гжатске и переулочки с непролазной грязью и подростки, мечтавшие о полете в стратосферу. Теперь вместо города - уродливое нагромождение железных брусков, обгоревшего камня, щебня. Гжатск значится на карте - он значится и в сердцах, но его больше нет на земле. По последнему слову техники вандалы нашего века уничтожали город. Они взрывали толом ясли и церкви. Врываясь в дома, они выбивали оконные стёкла, обливали стены горючим и радовались «бенгальскому огню»: Гжатск горел. В районе половина деревень сожжена, уцелели только те деревни, из которых немцы убирались впопыхах под натиском Красной Армии. Мало и людей осталось. Шесть тысяч русских немцы угнали из Гжатска в Германию. Встают видения темной древности, начала человеческой истории. Напрасно матери пытались спрятать своих детей от немецких работорговцев. Матери зарывали мальчишек в снег - и те замерзали. Матери прикрывали девочек сеном, но немцы штыками прокалывали стога. По улицам города шли малыши двенадцати-тринадцати лет, подгоняемые прикладами: это немцы гнали детей в рабство. Порой угоняли целые семьи, целые сёла. Район опустел. Голод, сыпняк, дифтерит и застенки гестапо сделали своё дело. Но, может быть, не менее страшно, чем физическое истребление, моральное подавление человеческого достоинства. Когда попадаешь в город, освобождённый от немцев, пугают не только развалины и трупы, пугают и человеческие глаза, как бы отгоревшие. Люди говорят шопотом, вздрагивают при звуке шагов, шарахаются от тени. Я видел это в марте в Гжатске. Я видел это и в феврале в Курске. В начале войны газеты говорили о том, что́ несёт миру фашизм. Теперь мы видим, что́ фашизм принёс захваченным немцами областям. Слово «смерть» слишком входит в жизнь, оно здесь не на месте, лучше сказать: небытие, зияние, и права старая крестьянка, которая скорбно сказала мне о немцах: «хуже смерти».
Когда глядишь на запад, видишь страшные картины - где-то далёко есть такой же Курск и такой же Гжатск. Их называют сначала близкими нам именами - Минском или Черниговом. Потом имена меняются. Вот это пепелище было французским городом Аррасом. Вот эти расстрелянные вывезены из чешского города Табора. Крайний западный район Бретани, мыс Европы, обращённый к Новому свету, французы называют «финистер» - «конец земли». От Гжатска до Бреста, до Финистера - та же ночь, то же запустение, те же картины издевательства, умерщвления, варварства. «Конец земли» стал концом великой европейской ночи.
Мы страстно любим свою землю, свои истоки, свою историю. Мы гордимся нашей славянской Элладой - Киевской Русью, стройностью Софии, плачем Ярославны, классической ясностью Андрея Рублёва, гражданскими вольностями Новгорода, ратными делами Александра Невского и Дмитрия Донского. Но никогда мы не отделяли нашей культуры от европейской, мы связаны с ней не проводами, не рельсами, но кровеносными сосудами, извилинами мозга. Мы были и старательными учениками, и учителями Европы. Только неучи могут представлять Россию, как дитя, двести лет тому назад допущенное в школу культуры. Заветы древней Греции, этой колыбели европейского сознания, пришли к нам не через Рим завоевателей и законников, но через Византию философов и подвижников. Достаточно сравнить живопись Андрея Рублева с фресками мастеров раннего Возрождения - Чимабуэ или Джотто, чтобы увидеть, насколько ближе к духу Эллады, к её ясности и веселью старое русское искусство. Когда в девятнадцатом веке Россия поразила мир высотами мысли и слова, это не было рождением, это было зрелостью. Кто скажет, что́ больше волновало Пушкина - стихи Байрона или сказки няни Арины? Передовые умы России в прошлом столетии - горячие патриоты, разделяли страсти Европы, её надежды, её горе. Они внесли в европейское сознание русскую страстность, правдивость, человечность. В «неистовстве» Белинского, в подвижничестве Чернышевского, в героизме русских революционеров видны не только дары Запада, наследье гуманизма и Французской революции, в них чувствуется и то искание правды, которое было историческим путём русской культуры: «взыскующие града». Вот почему Толстой, Достоевский и Чехов, Чайковский и Мусоргский обогатили любого культурного европейца, углубили и расширили само понятие Европы. Вот почему Ленин остаётся образцом и государственного гения России и вершиной всеевропейской и общечеловеческой мысли.
Мы понимаем горе Франции не только потому, что у нас есть Гжатск, Харьков, Минск, но и потому, что нам бесконечно дорога судьба европейской культуры. Мы помним, что декабристы вдохновлялись «Декларацией прав гражданина», что Тургенев был другом и вдохновителем лучших писателей Франции. На трагедию Европы мы смотрим не со стороны.
Тысячу дней немцы топчут завоёванные ими страны Европы. Я повторяю: тысячу дней. Стал страшным ещё недавно цветущий многообразный материк. Смерть монотонна. Достаточно увидеть Воронеж, Вязьму, Истру, чтобы представить себе множество европейских городов. Немцы или их ставленники не могут восстановить разрушенное: все их силы направлены на дальнейшее разрушение. Так, до сих пор испанский город Герника - пепелище, улицы Альмерии - мусор. За пять лет генерал Франко не сумел отстроить Барселону или Мадрид. Испанцы не могут заняться своим домом, они вынуждены обслуживать интендантство Германии и умирать за Берлин под Ленинградом. Развалины Роттердама похожи, как близнецы, на развалины Белграда. Север Франции, напоминавший каменный муравейник, где улицы одного города переходили в улицы другого, стал каменной пустыней. Города побережья Атлантики расщеплены и сожжены.
Что стало с людьми? Одна женщина в Гжатске, у которой немцы угнали четырёх детей, а потом сожгли дом, сказала мне: «Дом - дело наживное. А без детей не прожить…» Немцы посягнули не только на древние камни Европы, они растоптали её тело, её молодость, её детей. Люди лишены простейшего права: жить на своей земле. Подпольная французская газета «Вуа дю нор» сообщает, что в Лилле и Валансьене на каторжных работах работают профессора Киевского университета, студентки Харькова и Минска. А в городе Запорожье в военных мастерских изнывают французские инженеры и рабочие, привезенные немцами из Парижа. Гитлер торгует рабами. Так, он послал на лесные работы в Финляндию поляков и на земляные работы в Польшу - словенов. Эльзасцы отправлены на Украину - прокладывать немцам дороги. Бельгийские искусницы-кружевницы роют землю в Литве. На улицах французских городов происходят облавы: немцы ловят работоспособных и гонят рабов на Восток. Каждый день из Франции вывозят десять тысяч невольников. Плач матерей Гжатска, как эхо, раздается в Лионе, но это не эхо - это плачут матери Лиона.
«Только с годами чумы и мора в средневековьи можно сравнить наше время», - пишет «Журналь де Женев». Когда-то один французский король сказал: «Я хотел, чтобы в горшке каждого моего подданного была курица». В Гжатском районе до прихода немцев было 37 тысяч кур. Осталось 110… Недавно я прочитал в немецком экономическом журнале обстоятельную статью: об исчезновении в Европе яиц. Какой-то «герр доктор» разбирал вопрос о месте, которое занимали яйца в международной торговле, и меланхолично заключал: «Для Дании, Франции, для протектората необходимо найти новые продукты экспорта». «Продукты экспорта» найдены: рабы. Но стоит отметить, что, обсуждая вопрос о причинах исчезновения яиц в Европе, немецкий «учёный» не отметил одной: солдат-куроедов.
Что едят в Европе? Французы уже с’ели все запасы кормовой репы, с’ели ворон, с’ели и воробьев. На юге едят траву, называя её «салатом Лаваля», на севере едят жолуди и толчёную кору. В Греции обезумевшие от голода люди гложут кустарник. На улицах Афин бродят тени: это учёные и рабочие, художники и ремесленники. Их не берут на работу: они не в силах поднять лопату. Они просят милостыни, и немецкие солдаты их пихают ногами, как собак. А собак больше нет: с’едены.
Страшные болезни косят тех, кого оставили в своей стране рабовладельцы. Немцы, как чумные крысы, принесли с собой заразу. В некогда сытой краснощекой Голландии, в стране какао «Ван-Гутена» рост туберкулёза принял угрожающие размеры. В одной Гааге за первые девять месяцев 1942 года отмечено 17 тысяч случаев заболевания острым туберкулёзом. Во Франции, по данным подконтрольной газеты «Сет жур», насчитывается один миллион больных острой формой туберкулёза. Число больных сифилисом возросло в двенадцать раз, число больных кожными заболеваниями - в тридцать раз. Нет мыла. Нет лекарств. Нет хлеба. В Греции от голода и эпидемий погибла треть населения. Дифтерит обошёл Польшу и Чехословакию, прививок нет, и смертность среди детей достигает 60 процентов.
Ещё страшнее жизнь европейцев, выкорчеванных немцами. Полмиллиона французских рабов уже умерли в Германии, два миллиона ожидают смерти. «Мы живём в страшном бараке среди кала и вшей. Нас кормят похлебкой из картофельной кожуры. Нас бьют палками по спине», - рассказывает француз, убежавший из Германии («Ле Докюман», март 1943). Недавно немецкая газета «Данцигер форпостен» сообщила, что два серба были приговорены к тюрьме за «варварский поступок»: они с’ели котенка, принадлежавшего жительнице Данцига.
Европа заполнилась беспризорными. Корреспондент «Националь цейтунг» пишет, что во Франции ему приходится встречать «толпы одичавших детей, которые с криком убегают при приближении к ним человека». В Париже в госпитале Сальпетьер находятся 286 девочек в возрасте от 9 до 14 лет, больные сифилисом. В Марселе были арестованы два мальчика, один 8 лет, другой 11, обвиняемые в ряде убийств. В Сербии беспризорные дети бродят группами по 20-30. В Греции среди беспризорных детей отмечены случаи людоедства.
Нужно ли говорить о культурном одичании? Школы и университеты либо закрыты, либо обращены в рассадники гитлеровского невежества. В газете «Марсейез» описывается лекция «профессора» «Коллеж де Франс»: «Он долго об’яснял, что неясно очерченный подбородок и волнистая линия овала свидетельствуют о нечистоте расы». Это происходит в тех самых аудиториях, где читали лекции математик Пуанкаре, химик Перрен, физик Ланжевен. Газета «Депеш де Тулуз» с грустью отмечает: «Среди юношей, сдавших выпускные экзамены, отмечена небывалая малограмотность». Книжный фонд чешских библиотек после гитлеровских «чисток» понизился на 70 процентов. Мне удалось повидать некоторые книги, изданные во Франции при немецкой оккупации. Я не стану говорить об идеях: даже книги, посвященные философии, полны скотоводческого пафоса, который обязателен в «нео-Европе». Я говорю о другом: эти книги написаны дикарями. Во Франции каждый школьник умел хорошо выражать свою мысль. Теперь во Франции даже «писатели» не умеют сказать того, что хотят. Тысяча дней - немалый срок. За тысячу дней можно многому научиться, можно и многому разучиться.
Институт заложников, зрелище казней и пыток деформируют души слабых. Дети видят виселицы. Подросткам говорят: «Если ты выдашь отца, ты получишь банку консервов и бутылку вина. Если ты скроешь отца, мы тебя поведём в гестапо, а там умеют загонять булавки под ногти». Террор деформирует людей. Некоторые становятся трусливыми. Некоторые - патологически жестокими. Исчезает норма поведения, колеблются основы любого общежития. Европа становится открытой для инфекции, для распада тканей, для анархии.
Европа не хочет умирать. Сражаются, обливаясь кровью, партизаны Франции и Югославии. Ещё много непоражённых клеток. Красные шарики борются с белокровьем. Наследье веков, прекрасное прошлое Европы сопротивляется коричневой чуме. Можно спасти Европу. Но время не терпит. Наивно думать, что народы, выдержавшие тысячу дней, выдержат и другую тысячу. Этой весной перед защитниками жизни и культуры, перед всеми народами, воюющими против фашистской смерти, встаёт грозное слово: время!
Никто не сомневается в конечной победе антигитлеровской коалиции. Сталинград был её блистательным началом. Красная Армия и поддерживающая её страна показали духовную силу, решимость. Мы знаем, что вместе с союзниками мы нанесём последний удар гитлеровской военной машине. Но спящую красавицу нужно освободить до того, как она станет мёртвой красавицей - я говорю о пленённой фашизмом Европе. Мало победить, нужно сохранить те живые силы, которые позволят виноградарям Бургундии снова насадить лозы, рыбакам Норвегии снова раскинуть сети, каменщикам Европы снова отстроить города и учёным донести до нового поколения полупогасший факел познания. Горькой будет победа, если во Франции не останется ни докторов, ни художников, на виноделов, ни электротехников!..
Я видел в Смоленской, Орловской, Курской областях деревни, которые сохранились: немцы не успели их сжечь. Красная Армия спасла много ценностей от разрушения. Она спасла от физической или моральной смерти миллионы людей. Армии антигитлеровской коалиции могут спасти Европу, её людей, её культуру, её душу. Есть нечто дорогое всем врагам фашизма. Учёные Оксфорда и Ленинграда знают, что такое Сорбонна или институт Пастера. В Лондоне любят пьесы Чапека, но без живой и свободной Праги нет Чапека. Но без живой и свободной Франции американцы никогда не увидят картины Матисса или Марке. Как бы ни представлял себе тот или иной государственный мыслитель будущее европейских государств, оно может покоиться только на культуре, на нормах общежития, на человеческом достоинстве. Из камня можно строить дома самых разнообразных стилей. Но в пустыне нет камня, в пустыне песок, а из песка ничего не построишь.
Никогда ещё весна так не томила старую Европу. Весна 1943 года встаёт перед Европой не только как смена времён года, как прилив космической жизни. Она встаёт как призыв к последней, решительной схватке, как начало воскресения. || Илья Эренбург.
+ + + + + + + + +
Источник: « Правда» №93, 9 апреля 1943 года
# И.Эренбург. За человека! || «Красная звезда» №96, 24 апреля 1943 года
# И.Эренбург. Возвращение Прозерпины || «Красная звезда» №102, 1 мая 1943 года
# А.Шпирт. «Тотальное» ограбление Европы || «Красная звезда» №100, 29 апреля 1943 года
# Д.Мануильский: Гитлеровская тюрьма народов || «Красная звезда» №278, 26 ноября 1942 года
# Все статьи за 9 апреля 1943 года.
* * *
Недавно мне пришлось побывать в Гжатском районе, освобождённом от немцев. Слово «пустыня» вряд ли может передать то зрелище катаклизма, величайшей катастрофы, которое встаёт перед глазами, как только попадаешь в места, где немцы хозяйничали семнадцать месяцев. Гжатский район был богатым и весёлым. Оттуда шло в Москву молоко балованных швицких коров. Оттуда приезжали в столицу искусные портные и швейки. Причудливо в нашей стране старое переплеталось с новым. Рядом с древним Казанским собором, рядом с маленькими деревянными домиками в Гжатске высились просторные, пронизанные светом здания-школа, клуб, больница. Были в Гжатске и переулочки с непролазной грязью и подростки, мечтавшие о полете в стратосферу. Теперь вместо города - уродливое нагромождение железных брусков, обгоревшего камня, щебня. Гжатск значится на карте - он значится и в сердцах, но его больше нет на земле. По последнему слову техники вандалы нашего века уничтожали город. Они взрывали толом ясли и церкви. Врываясь в дома, они выбивали оконные стёкла, обливали стены горючим и радовались «бенгальскому огню»: Гжатск горел. В районе половина деревень сожжена, уцелели только те деревни, из которых немцы убирались впопыхах под натиском Красной Армии. Мало и людей осталось. Шесть тысяч русских немцы угнали из Гжатска в Германию. Встают видения темной древности, начала человеческой истории. Напрасно матери пытались спрятать своих детей от немецких работорговцев. Матери зарывали мальчишек в снег - и те замерзали. Матери прикрывали девочек сеном, но немцы штыками прокалывали стога. По улицам города шли малыши двенадцати-тринадцати лет, подгоняемые прикладами: это немцы гнали детей в рабство. Порой угоняли целые семьи, целые сёла. Район опустел. Голод, сыпняк, дифтерит и застенки гестапо сделали своё дело. Но, может быть, не менее страшно, чем физическое истребление, моральное подавление человеческого достоинства. Когда попадаешь в город, освобождённый от немцев, пугают не только развалины и трупы, пугают и человеческие глаза, как бы отгоревшие. Люди говорят шопотом, вздрагивают при звуке шагов, шарахаются от тени. Я видел это в марте в Гжатске. Я видел это и в феврале в Курске. В начале войны газеты говорили о том, что́ несёт миру фашизм. Теперь мы видим, что́ фашизм принёс захваченным немцами областям. Слово «смерть» слишком входит в жизнь, оно здесь не на месте, лучше сказать: небытие, зияние, и права старая крестьянка, которая скорбно сказала мне о немцах: «хуже смерти».
Когда глядишь на запад, видишь страшные картины - где-то далёко есть такой же Курск и такой же Гжатск. Их называют сначала близкими нам именами - Минском или Черниговом. Потом имена меняются. Вот это пепелище было французским городом Аррасом. Вот эти расстрелянные вывезены из чешского города Табора. Крайний западный район Бретани, мыс Европы, обращённый к Новому свету, французы называют «финистер» - «конец земли». От Гжатска до Бреста, до Финистера - та же ночь, то же запустение, те же картины издевательства, умерщвления, варварства. «Конец земли» стал концом великой европейской ночи.
Мы страстно любим свою землю, свои истоки, свою историю. Мы гордимся нашей славянской Элладой - Киевской Русью, стройностью Софии, плачем Ярославны, классической ясностью Андрея Рублёва, гражданскими вольностями Новгорода, ратными делами Александра Невского и Дмитрия Донского. Но никогда мы не отделяли нашей культуры от европейской, мы связаны с ней не проводами, не рельсами, но кровеносными сосудами, извилинами мозга. Мы были и старательными учениками, и учителями Европы. Только неучи могут представлять Россию, как дитя, двести лет тому назад допущенное в школу культуры. Заветы древней Греции, этой колыбели европейского сознания, пришли к нам не через Рим завоевателей и законников, но через Византию философов и подвижников. Достаточно сравнить живопись Андрея Рублева с фресками мастеров раннего Возрождения - Чимабуэ или Джотто, чтобы увидеть, насколько ближе к духу Эллады, к её ясности и веселью старое русское искусство. Когда в девятнадцатом веке Россия поразила мир высотами мысли и слова, это не было рождением, это было зрелостью. Кто скажет, что́ больше волновало Пушкина - стихи Байрона или сказки няни Арины? Передовые умы России в прошлом столетии - горячие патриоты, разделяли страсти Европы, её надежды, её горе. Они внесли в европейское сознание русскую страстность, правдивость, человечность. В «неистовстве» Белинского, в подвижничестве Чернышевского, в героизме русских революционеров видны не только дары Запада, наследье гуманизма и Французской революции, в них чувствуется и то искание правды, которое было историческим путём русской культуры: «взыскующие града». Вот почему Толстой, Достоевский и Чехов, Чайковский и Мусоргский обогатили любого культурного европейца, углубили и расширили само понятие Европы. Вот почему Ленин остаётся образцом и государственного гения России и вершиной всеевропейской и общечеловеческой мысли.
Мы понимаем горе Франции не только потому, что у нас есть Гжатск, Харьков, Минск, но и потому, что нам бесконечно дорога судьба европейской культуры. Мы помним, что декабристы вдохновлялись «Декларацией прав гражданина», что Тургенев был другом и вдохновителем лучших писателей Франции. На трагедию Европы мы смотрим не со стороны.
Тысячу дней немцы топчут завоёванные ими страны Европы. Я повторяю: тысячу дней. Стал страшным ещё недавно цветущий многообразный материк. Смерть монотонна. Достаточно увидеть Воронеж, Вязьму, Истру, чтобы представить себе множество европейских городов. Немцы или их ставленники не могут восстановить разрушенное: все их силы направлены на дальнейшее разрушение. Так, до сих пор испанский город Герника - пепелище, улицы Альмерии - мусор. За пять лет генерал Франко не сумел отстроить Барселону или Мадрид. Испанцы не могут заняться своим домом, они вынуждены обслуживать интендантство Германии и умирать за Берлин под Ленинградом. Развалины Роттердама похожи, как близнецы, на развалины Белграда. Север Франции, напоминавший каменный муравейник, где улицы одного города переходили в улицы другого, стал каменной пустыней. Города побережья Атлантики расщеплены и сожжены.
Что стало с людьми? Одна женщина в Гжатске, у которой немцы угнали четырёх детей, а потом сожгли дом, сказала мне: «Дом - дело наживное. А без детей не прожить…» Немцы посягнули не только на древние камни Европы, они растоптали её тело, её молодость, её детей. Люди лишены простейшего права: жить на своей земле. Подпольная французская газета «Вуа дю нор» сообщает, что в Лилле и Валансьене на каторжных работах работают профессора Киевского университета, студентки Харькова и Минска. А в городе Запорожье в военных мастерских изнывают французские инженеры и рабочие, привезенные немцами из Парижа. Гитлер торгует рабами. Так, он послал на лесные работы в Финляндию поляков и на земляные работы в Польшу - словенов. Эльзасцы отправлены на Украину - прокладывать немцам дороги. Бельгийские искусницы-кружевницы роют землю в Литве. На улицах французских городов происходят облавы: немцы ловят работоспособных и гонят рабов на Восток. Каждый день из Франции вывозят десять тысяч невольников. Плач матерей Гжатска, как эхо, раздается в Лионе, но это не эхо - это плачут матери Лиона.
«Только с годами чумы и мора в средневековьи можно сравнить наше время», - пишет «Журналь де Женев». Когда-то один французский король сказал: «Я хотел, чтобы в горшке каждого моего подданного была курица». В Гжатском районе до прихода немцев было 37 тысяч кур. Осталось 110… Недавно я прочитал в немецком экономическом журнале обстоятельную статью: об исчезновении в Европе яиц. Какой-то «герр доктор» разбирал вопрос о месте, которое занимали яйца в международной торговле, и меланхолично заключал: «Для Дании, Франции, для протектората необходимо найти новые продукты экспорта». «Продукты экспорта» найдены: рабы. Но стоит отметить, что, обсуждая вопрос о причинах исчезновения яиц в Европе, немецкий «учёный» не отметил одной: солдат-куроедов.
Что едят в Европе? Французы уже с’ели все запасы кормовой репы, с’ели ворон, с’ели и воробьев. На юге едят траву, называя её «салатом Лаваля», на севере едят жолуди и толчёную кору. В Греции обезумевшие от голода люди гложут кустарник. На улицах Афин бродят тени: это учёные и рабочие, художники и ремесленники. Их не берут на работу: они не в силах поднять лопату. Они просят милостыни, и немецкие солдаты их пихают ногами, как собак. А собак больше нет: с’едены.
Страшные болезни косят тех, кого оставили в своей стране рабовладельцы. Немцы, как чумные крысы, принесли с собой заразу. В некогда сытой краснощекой Голландии, в стране какао «Ван-Гутена» рост туберкулёза принял угрожающие размеры. В одной Гааге за первые девять месяцев 1942 года отмечено 17 тысяч случаев заболевания острым туберкулёзом. Во Франции, по данным подконтрольной газеты «Сет жур», насчитывается один миллион больных острой формой туберкулёза. Число больных сифилисом возросло в двенадцать раз, число больных кожными заболеваниями - в тридцать раз. Нет мыла. Нет лекарств. Нет хлеба. В Греции от голода и эпидемий погибла треть населения. Дифтерит обошёл Польшу и Чехословакию, прививок нет, и смертность среди детей достигает 60 процентов.
Ещё страшнее жизнь европейцев, выкорчеванных немцами. Полмиллиона французских рабов уже умерли в Германии, два миллиона ожидают смерти. «Мы живём в страшном бараке среди кала и вшей. Нас кормят похлебкой из картофельной кожуры. Нас бьют палками по спине», - рассказывает француз, убежавший из Германии («Ле Докюман», март 1943). Недавно немецкая газета «Данцигер форпостен» сообщила, что два серба были приговорены к тюрьме за «варварский поступок»: они с’ели котенка, принадлежавшего жительнице Данцига.
Европа заполнилась беспризорными. Корреспондент «Националь цейтунг» пишет, что во Франции ему приходится встречать «толпы одичавших детей, которые с криком убегают при приближении к ним человека». В Париже в госпитале Сальпетьер находятся 286 девочек в возрасте от 9 до 14 лет, больные сифилисом. В Марселе были арестованы два мальчика, один 8 лет, другой 11, обвиняемые в ряде убийств. В Сербии беспризорные дети бродят группами по 20-30. В Греции среди беспризорных детей отмечены случаи людоедства.
Нужно ли говорить о культурном одичании? Школы и университеты либо закрыты, либо обращены в рассадники гитлеровского невежества. В газете «Марсейез» описывается лекция «профессора» «Коллеж де Франс»: «Он долго об’яснял, что неясно очерченный подбородок и волнистая линия овала свидетельствуют о нечистоте расы». Это происходит в тех самых аудиториях, где читали лекции математик Пуанкаре, химик Перрен, физик Ланжевен. Газета «Депеш де Тулуз» с грустью отмечает: «Среди юношей, сдавших выпускные экзамены, отмечена небывалая малограмотность». Книжный фонд чешских библиотек после гитлеровских «чисток» понизился на 70 процентов. Мне удалось повидать некоторые книги, изданные во Франции при немецкой оккупации. Я не стану говорить об идеях: даже книги, посвященные философии, полны скотоводческого пафоса, который обязателен в «нео-Европе». Я говорю о другом: эти книги написаны дикарями. Во Франции каждый школьник умел хорошо выражать свою мысль. Теперь во Франции даже «писатели» не умеют сказать того, что хотят. Тысяча дней - немалый срок. За тысячу дней можно многому научиться, можно и многому разучиться.
Институт заложников, зрелище казней и пыток деформируют души слабых. Дети видят виселицы. Подросткам говорят: «Если ты выдашь отца, ты получишь банку консервов и бутылку вина. Если ты скроешь отца, мы тебя поведём в гестапо, а там умеют загонять булавки под ногти». Террор деформирует людей. Некоторые становятся трусливыми. Некоторые - патологически жестокими. Исчезает норма поведения, колеблются основы любого общежития. Европа становится открытой для инфекции, для распада тканей, для анархии.
Европа не хочет умирать. Сражаются, обливаясь кровью, партизаны Франции и Югославии. Ещё много непоражённых клеток. Красные шарики борются с белокровьем. Наследье веков, прекрасное прошлое Европы сопротивляется коричневой чуме. Можно спасти Европу. Но время не терпит. Наивно думать, что народы, выдержавшие тысячу дней, выдержат и другую тысячу. Этой весной перед защитниками жизни и культуры, перед всеми народами, воюющими против фашистской смерти, встаёт грозное слово: время!
Никто не сомневается в конечной победе антигитлеровской коалиции. Сталинград был её блистательным началом. Красная Армия и поддерживающая её страна показали духовную силу, решимость. Мы знаем, что вместе с союзниками мы нанесём последний удар гитлеровской военной машине. Но спящую красавицу нужно освободить до того, как она станет мёртвой красавицей - я говорю о пленённой фашизмом Европе. Мало победить, нужно сохранить те живые силы, которые позволят виноградарям Бургундии снова насадить лозы, рыбакам Норвегии снова раскинуть сети, каменщикам Европы снова отстроить города и учёным донести до нового поколения полупогасший факел познания. Горькой будет победа, если во Франции не останется ни докторов, ни художников, на виноделов, ни электротехников!..
Я видел в Смоленской, Орловской, Курской областях деревни, которые сохранились: немцы не успели их сжечь. Красная Армия спасла много ценностей от разрушения. Она спасла от физической или моральной смерти миллионы людей. Армии антигитлеровской коалиции могут спасти Европу, её людей, её культуру, её душу. Есть нечто дорогое всем врагам фашизма. Учёные Оксфорда и Ленинграда знают, что такое Сорбонна или институт Пастера. В Лондоне любят пьесы Чапека, но без живой и свободной Праги нет Чапека. Но без живой и свободной Франции американцы никогда не увидят картины Матисса или Марке. Как бы ни представлял себе тот или иной государственный мыслитель будущее европейских государств, оно может покоиться только на культуре, на нормах общежития, на человеческом достоинстве. Из камня можно строить дома самых разнообразных стилей. Но в пустыне нет камня, в пустыне песок, а из песка ничего не построишь.
Никогда ещё весна так не томила старую Европу. Весна 1943 года встаёт перед Европой не только как смена времён года, как прилив космической жизни. Она встаёт как призыв к последней, решительной схватке, как начало воскресения. || Илья Эренбург.
+ + + + + + + + +
Источник: « Правда» №93, 9 апреля 1943 года
# И.Эренбург. За человека! || «Красная звезда» №96, 24 апреля 1943 года
# И.Эренбург. Возвращение Прозерпины || «Красная звезда» №102, 1 мая 1943 года
# А.Шпирт. «Тотальное» ограбление Европы || «Красная звезда» №100, 29 апреля 1943 года
# Д.Мануильский: Гитлеровская тюрьма народов || «Красная звезда» №278, 26 ноября 1942 года