Царица Музыки
Предыдущий отрывок
Начало всей саги
Две молодые училки начальных классов делили учащихся 3-го “В”. Римма Нурхаметовна только-только из декретного вышла к началу нового учебного года, готовая принять бразды правления у Нины Павловны. За “декретный” период 3 “В” вырос качественно (в соответствии с возрастом), а еще больше - количественно: за пятьдесят с чем-то душ перевалило с притоком новых учащихся из Девятого микрорайона, бурно застраивающегося, и детей новоселов девать было некуда там. Нине Павловне предстояло взять на себя новый класс, и чтоб разобраться, кто из их их подопечных перейдет в ее 3 “Г”, а кто у Риммы останется “вэшником”, записали училки имена всех учащихся на бумажки, сложили в мешок для второй обуви чей-то и тянули по очереди.
Я Римме досталась, правда, они с Ниной едва не подрались из-за этого: уж так меня обе хотели, что Аля и то не поверила: “Да вы что? Что в ней такого особенного? - это мать моя обо мне так отзывалась. Самой-то мне лишь оставалось гордиться - не только любовью к себе сразу двух милых учительниц, но и общественным положением: еще во втором классе Нина Павловна перевела меня из санитаров в новую “должность”: я командиром звездочки стала, и на коричневом рукаве школьной формы красовалась уже не белая повязка с красным крестом, а красная звездочка, аккуратно пришитая Алей.
Прибавила я и в физическом росте: я уже не замыкала шеренгу по росту третьей с конца. В новом учебном году Римма Нурхаметовна посадила меня за четвертую парту в среднем ряду, рядом с симпатичным Валерочкой Кирием. Но не это все стало главным событием в начале третьего класса: оно произошло где-то на пятый-шестой день сентября, когда на столе любимой учительницы уже почти увял букет георгинов из бабушкиного палисадника.
В тот памятный - по летнему теплый и солнечный день Римма Нурхаметовна вошла в класс вместе с другой учительницей. Явно та была не из нашей школы - мы бы помнили точно, если б ее видели раньше. Внешность у той довольно уже пожилой дамы казалась неординарной: худая и очень высокая, лицо слегка вытянутое, голос низкий - будто не дама, а переодетый дядька, накрасивший губы ярко-красной помадой. Римма Ивановна (так даму представили) оказалась учительницей из Третьей музыкальной школы, где в том году случился недобор учащихся по классу скрипки. Всем заинтересованным поучаствовать в прослушивании Римма Ивановна предложила явиться по адресу заводского дома культуры в Девятом микрорайоне в три часа дня в сопровождении родителей.
Конечно, я разглядела в этом знак судьбы, на которую указывал перст моего кумира Маринки, и такого шанса упустить не могла. Одна беда: в третьем часу дня дома не было не только мамы, но и вообще ни одного взрослого, который мог бы сойти за “родителя” и сопроводить меня на прослушивание. Что делать - пошла я одна. Адрес заводского дома культуры мне хорошо был известен: Аля и раньше неоднократно таскала меня туда на свои репетиции; пешком от Краснофлотской минут тридцать, быстрее было бы на троллейбусе, да у меня пяти копеек не нашлось за проезд.
Само прослушивание я помню смутно, если честно. Наверняка там не было никаких неожиданностей ни для меня, ни для приемной комиссии, все стандартно: я ведь знала уже, как музыкальный слух у детей проверяли, и неоднократно свидетельствовала, как это делали и мои родители, и дядя Владик Куприянов. Надо было спеть песню, настучать заданный ритм, попасть голосом в воспроизведенные ноты - я и без приемной комиссии знала уже, что слух у меня абсолютный. В класс к Римме Ивановне меня приняли бы без лишних разговоров, будь со мной на прослушивании один из родителей или хотя бы бабушка, но та, возможно, в тот день была занята: она в церкви пела, “на клиросе”, - как я комиссии сообщила. Те поржали удовлетворенно: “Ах вот откуда у тебя музыкальные данные, бабуся поет на клиросе!” Про отца своего - известного в городе музыканта, я промолчала благоразумно: комиссия знала, возможно, о его последней семье, но вряд ли о предыдущей. Мою маму члены комиссии тоже вполне могли знать: музыкальная школа арендовала то же помещение, что и заводской клуб, куда она бегала на репетиции, но все решили, наверное, что с меня хватит генов церковной певчей. Однако музыкальная школа - заведение коммерческое, сама за себя я платить не могла, соответственно, меня туда приняли “кандидатом” при двух условиях: 1) согласие родителей, 2) освободившееся место в классе у Риммы Ивановны. На правах кандидата я могла посещать занятия в музыкальной школе. Но и это для меня стало огромной победой.
Мама белье гладила за круглым столом (гладильных досок еще и в помине не было), когда я вернулась с прослушивания, излучая такую ауру, что утюг тяжелый завис у Али в руке: “Ну? Что? Пятерку что ль за диктант получила?”
“Я в музыкальную школу поступила, мам!”
Она утюг едва не выронила, но совладала с движениями. Улыбнулась. С гордостью и не без самодовольства глянула на аккордеон: ведь “для меня” же его и купила. Только вдруг: “Постой-ка! Тебе ж только девять исполнилось!” Отец не советовал отдавать меня в музыкалку раньше десяти лет, дабы тяжелым аккордеоном позвоночник не испортить.
“Я поступила по классу скрипки!”
Раздался грохот: утюг полетел из Алиных рук: “Да ты что? Как?! Почему скрипки-то?!”
И ответила я ей голосом своего кумира Маринки: “Да потому что скрипка - царица музыки”.
(На фото мой отец - не со мной, если что, а с Павлом Евгеньичем)
Читать дальше
Начало всей саги
Две молодые училки начальных классов делили учащихся 3-го “В”. Римма Нурхаметовна только-только из декретного вышла к началу нового учебного года, готовая принять бразды правления у Нины Павловны. За “декретный” период 3 “В” вырос качественно (в соответствии с возрастом), а еще больше - количественно: за пятьдесят с чем-то душ перевалило с притоком новых учащихся из Девятого микрорайона, бурно застраивающегося, и детей новоселов девать было некуда там. Нине Павловне предстояло взять на себя новый класс, и чтоб разобраться, кто из их их подопечных перейдет в ее 3 “Г”, а кто у Риммы останется “вэшником”, записали училки имена всех учащихся на бумажки, сложили в мешок для второй обуви чей-то и тянули по очереди.
Я Римме досталась, правда, они с Ниной едва не подрались из-за этого: уж так меня обе хотели, что Аля и то не поверила: “Да вы что? Что в ней такого особенного? - это мать моя обо мне так отзывалась. Самой-то мне лишь оставалось гордиться - не только любовью к себе сразу двух милых учительниц, но и общественным положением: еще во втором классе Нина Павловна перевела меня из санитаров в новую “должность”: я командиром звездочки стала, и на коричневом рукаве школьной формы красовалась уже не белая повязка с красным крестом, а красная звездочка, аккуратно пришитая Алей.
Прибавила я и в физическом росте: я уже не замыкала шеренгу по росту третьей с конца. В новом учебном году Римма Нурхаметовна посадила меня за четвертую парту в среднем ряду, рядом с симпатичным Валерочкой Кирием. Но не это все стало главным событием в начале третьего класса: оно произошло где-то на пятый-шестой день сентября, когда на столе любимой учительницы уже почти увял букет георгинов из бабушкиного палисадника.
В тот памятный - по летнему теплый и солнечный день Римма Нурхаметовна вошла в класс вместе с другой учительницей. Явно та была не из нашей школы - мы бы помнили точно, если б ее видели раньше. Внешность у той довольно уже пожилой дамы казалась неординарной: худая и очень высокая, лицо слегка вытянутое, голос низкий - будто не дама, а переодетый дядька, накрасивший губы ярко-красной помадой. Римма Ивановна (так даму представили) оказалась учительницей из Третьей музыкальной школы, где в том году случился недобор учащихся по классу скрипки. Всем заинтересованным поучаствовать в прослушивании Римма Ивановна предложила явиться по адресу заводского дома культуры в Девятом микрорайоне в три часа дня в сопровождении родителей.
Конечно, я разглядела в этом знак судьбы, на которую указывал перст моего кумира Маринки, и такого шанса упустить не могла. Одна беда: в третьем часу дня дома не было не только мамы, но и вообще ни одного взрослого, который мог бы сойти за “родителя” и сопроводить меня на прослушивание. Что делать - пошла я одна. Адрес заводского дома культуры мне хорошо был известен: Аля и раньше неоднократно таскала меня туда на свои репетиции; пешком от Краснофлотской минут тридцать, быстрее было бы на троллейбусе, да у меня пяти копеек не нашлось за проезд.
Само прослушивание я помню смутно, если честно. Наверняка там не было никаких неожиданностей ни для меня, ни для приемной комиссии, все стандартно: я ведь знала уже, как музыкальный слух у детей проверяли, и неоднократно свидетельствовала, как это делали и мои родители, и дядя Владик Куприянов. Надо было спеть песню, настучать заданный ритм, попасть голосом в воспроизведенные ноты - я и без приемной комиссии знала уже, что слух у меня абсолютный. В класс к Римме Ивановне меня приняли бы без лишних разговоров, будь со мной на прослушивании один из родителей или хотя бы бабушка, но та, возможно, в тот день была занята: она в церкви пела, “на клиросе”, - как я комиссии сообщила. Те поржали удовлетворенно: “Ах вот откуда у тебя музыкальные данные, бабуся поет на клиросе!” Про отца своего - известного в городе музыканта, я промолчала благоразумно: комиссия знала, возможно, о его последней семье, но вряд ли о предыдущей. Мою маму члены комиссии тоже вполне могли знать: музыкальная школа арендовала то же помещение, что и заводской клуб, куда она бегала на репетиции, но все решили, наверное, что с меня хватит генов церковной певчей. Однако музыкальная школа - заведение коммерческое, сама за себя я платить не могла, соответственно, меня туда приняли “кандидатом” при двух условиях: 1) согласие родителей, 2) освободившееся место в классе у Риммы Ивановны. На правах кандидата я могла посещать занятия в музыкальной школе. Но и это для меня стало огромной победой.
Мама белье гладила за круглым столом (гладильных досок еще и в помине не было), когда я вернулась с прослушивания, излучая такую ауру, что утюг тяжелый завис у Али в руке: “Ну? Что? Пятерку что ль за диктант получила?”
“Я в музыкальную школу поступила, мам!”
Она утюг едва не выронила, но совладала с движениями. Улыбнулась. С гордостью и не без самодовольства глянула на аккордеон: ведь “для меня” же его и купила. Только вдруг: “Постой-ка! Тебе ж только девять исполнилось!” Отец не советовал отдавать меня в музыкалку раньше десяти лет, дабы тяжелым аккордеоном позвоночник не испортить.
“Я поступила по классу скрипки!”
Раздался грохот: утюг полетел из Алиных рук: “Да ты что? Как?! Почему скрипки-то?!”
И ответила я ей голосом своего кумира Маринки: “Да потому что скрипка - царица музыки”.
(На фото мой отец - не со мной, если что, а с Павлом Евгеньичем)
Читать дальше