Оранжевый космонавт
Это я продолжаю читать Bird by Bird - Энн Ламотт дает там совет новым авторам о том, с чего начать. “Начинайте с детства, - говорит. - Зажмите нос и ныряйте, - говорит. - Любой, кто пережил детство, набрал достаточно материала на всю оставшуюся жизнь. Если ваше детство было тяжелым и беспросветным - что ж, и мрачная вещь сойдет.
Ну так что ж - зажимаю нос - и...
Мое самое первые воспоминание о собственном жизненном опыте - это оранжевый космонавт. Большой, пластмассовый и яркий - потому и врезался в память, должно быть, когда я сама-то была от роду год с небольшим и еще не умела ходить, когда космонавта увидела. Я вообще пошла поздно, в год и три месяца, мама думала, у меня зато разовьется речь раньше, чем у других детей, но и с этим я запоздала. По всем показателям я отсталым ребенком была, единственное - с памятью повезло, воспитатели еще в младшей группе детского сада говорили, бывало: “Память у Танечки лошадиная, далеко пойдет”. И правда, память моя далеко пошла, раз запомнила космонавта в яслях, увиденного, когда было мне, было мне… черт, сколько же мне тогда было-то? Ходить я тогда точно еще не умела: мама потом говорила, что первый шаг сделала я в яслях - там, где жил мой друг - оранжевый космонавт, к нему я, наверное, и протянула свои ручки, пухленькие, “словно ниточкой перевязанные” (говорила мама), он мне помахал - и я устремилась. Но память о том, как я сделала первый шаг, начисто стерлась, лишь космонавт сидит в ней оранжевым пятном. Этот шаг засвидетельствовал “Анна-Ванна” - моя первая воспитательница в яслях, которую тоже не помню нисколько, разве что ее белый халат и шапочку, как у медсестры - накой воспитатели одевались тогда, как медработники, но имя ее стала я сокращать, когда начала говорить все же. Обрадовалась Анна-Ванна, еще бы: все дети в яслях уже были ходячие, одну меня, к тому же упитанную и тяжелую приходилось на ручках таскать. “Мамочки мои! - сообщила она моей маме, когда та пришла меня вечером забирать, почему Анна-Ванна к ней во множественном числе обращалась, уже никто не знает. - Мамочки мои! Пошла доченька наша!” (Врет: у меня был отец, а не две матери, я это знаю точно.)
Может, поэтому мое детство прошло под знаком космонавтики, а может, и потому, что незадолго до меня родилась Леночка - дочь Валентины Терешковой. Мама писала ей письма с просьбой помочь материально, потому что них с Валентиной дочки - считай одного возраста, и должно быть, похожи, лишь с той разницей, что у Леночки - дочери двух космонавтов, обеспеченных спецпайками ЦК КПСС, было, наверное, все, что угодно, а у меня, считай, не было ничего, даже отца, если честно.
(Тот самый, оранжевый: игрушка-космонавт. Пупс в космосе. 70 копеек штука. СССР. 1967 г. Фото из интернета.)
читать дальше
Ну так что ж - зажимаю нос - и...
Мое самое первые воспоминание о собственном жизненном опыте - это оранжевый космонавт. Большой, пластмассовый и яркий - потому и врезался в память, должно быть, когда я сама-то была от роду год с небольшим и еще не умела ходить, когда космонавта увидела. Я вообще пошла поздно, в год и три месяца, мама думала, у меня зато разовьется речь раньше, чем у других детей, но и с этим я запоздала. По всем показателям я отсталым ребенком была, единственное - с памятью повезло, воспитатели еще в младшей группе детского сада говорили, бывало: “Память у Танечки лошадиная, далеко пойдет”. И правда, память моя далеко пошла, раз запомнила космонавта в яслях, увиденного, когда было мне, было мне… черт, сколько же мне тогда было-то? Ходить я тогда точно еще не умела: мама потом говорила, что первый шаг сделала я в яслях - там, где жил мой друг - оранжевый космонавт, к нему я, наверное, и протянула свои ручки, пухленькие, “словно ниточкой перевязанные” (говорила мама), он мне помахал - и я устремилась. Но память о том, как я сделала первый шаг, начисто стерлась, лишь космонавт сидит в ней оранжевым пятном. Этот шаг засвидетельствовал “Анна-Ванна” - моя первая воспитательница в яслях, которую тоже не помню нисколько, разве что ее белый халат и шапочку, как у медсестры - накой воспитатели одевались тогда, как медработники, но имя ее стала я сокращать, когда начала говорить все же. Обрадовалась Анна-Ванна, еще бы: все дети в яслях уже были ходячие, одну меня, к тому же упитанную и тяжелую приходилось на ручках таскать. “Мамочки мои! - сообщила она моей маме, когда та пришла меня вечером забирать, почему Анна-Ванна к ней во множественном числе обращалась, уже никто не знает. - Мамочки мои! Пошла доченька наша!” (Врет: у меня был отец, а не две матери, я это знаю точно.)
Может, поэтому мое детство прошло под знаком космонавтики, а может, и потому, что незадолго до меня родилась Леночка - дочь Валентины Терешковой. Мама писала ей письма с просьбой помочь материально, потому что них с Валентиной дочки - считай одного возраста, и должно быть, похожи, лишь с той разницей, что у Леночки - дочери двух космонавтов, обеспеченных спецпайками ЦК КПСС, было, наверное, все, что угодно, а у меня, считай, не было ничего, даже отца, если честно.
(Тот самый, оранжевый: игрушка-космонавт. Пупс в космосе. 70 копеек штука. СССР. 1967 г. Фото из интернета.)
читать дальше