(no subject)
Продолжение. Часть первая. Часть вторая. Часть третья. Часть четвертая. Часть пятая. Часть шестая.
Всей дальнейшей жизнью дети Крыловых были обязаны двум старым девам. И не только потому, что те спасли их физически. Провинциальные пожилые барышни заложили в воспитанниках нечто такое, что помогало им держаться потом в течение самых тяжелых лет.
Были они, конечно, прирожденные педагоги.
"В самое голодное время в городском приюте взбунтовались ребята: разогнали все начальство, повыбивали окна. Нашу тетю Настю вызвали в райисполком: «Вы должны идти работать в детский дом. Там бунт». Тетя Юля очень волновалась, что сестру могут избить - одного воспитателя там спустили с высокой лестницы. Тетя Настя вся как-то притихла. На другой день, видимо, все обдумав, надела свое лучшее осеннее пальто (Юлия Константиновна была против: «Они тебя заплюют, пальто изрежут») и ушла очень рано.
Вернулась она в десять вечера. Тетя Юля плакала, стояла на коленях и молилась. А Анастасия Константиновна, оказывается, вставляла с «бунтовщиками» стекла, мыла полы, готовила обед, поскольку весь обслуживающий персонал разбежался. А мне дала задание достать из шкафа книгу А.К. Толстого «Князь Серебряный». Я была изумлена тем, что она собирается читать такую книгу этим бандитам, как их называли в городе.
Через несколько дней толпы «бандитов» провожали каждый вечер тетю Настю до дома. Весь город был поражен. Жизнь в приюте наладилась. Анастасия Константиновна заново укомплектовала кадры, сделала даже некоторых старшеклассников поварами, еще кем-то из обслуги и вернулась к своей бухгалтерской работе.
Учились мы хорошо, с нас этого требовали обязательно. Сестры Глушковы доказывали, что учимся мы для себя, а не для них.
Они всегда знали, как живет каждый из учеников. Тех, что ходили в школу из окрестных деревень, в холода и вьюгу оставляли ночевать в школе на кухне у сторожихи Андреевны. Все спали на полатях. Уже потом, в Москве, Андреевна мне рассказывала, как она просила: «Ну-ко, парнишки, сосчитай-ко сколь голов-то вас, сколь мне надо шей да каши сварить». Сама сторожиха считать была не сильна, выучилась, когда ей перевалило уже за полвека.
Юлия Константиновна покупала на свои деньги материю и часто шила сиротам рубашки и штаны. Анастасия Константиновна рассказывала, как однажды на уроке мальчик из чувашской деревни вынул из парты носовой платок, расправил его на парте и начал туда сморкаться. «Зачем ты так делаешь?» - спросила его тетя Настя. - «А мне, - отвечает, - Юла Костинтин штаны сшивал, а карман не пришивал». Перед занятиями в школе всегда молились, и Анастасия Константиновна вдруг услышала, что тот же мальчик не «Отче наш» повторяет, а: «Батко Бог, дай хлеба досыта, молюсь тебя».
Мы были дети, и нам больше хотелось забавляться, ходить к подружкам и ребятам в гости. Я дружила в основном с мальчиками: они не кичились своими нарядами и лаской мамочек. Чаще всего играла с Колей Чупраковым, семья которого жила в квартале от нас. Мы строили в его дворе плотины, фонтаны, колодцы… Он был умный, изобретательный мальчик. Потом Коля окончил политехнический институт и двадцать два года руководил Главэнерго в Ташкенте, получив за автоматизацию электростанций Сталинскую премию. Позднее его перевели заместителем министра в союзное министерство, где он вел загранэнерго и участвовал в строительстве семидесяти электростанций в разных странах.
Однако у нас было очень мало времени на игры и забавы: каждый день нужда и мысль о хлебе. О детстве золотом как о безоблачной счастливой поре и мечтать не приходилось: сирота - всегда сирота, всю жизнь. Ты никому не нужен".
Всей дальнейшей жизнью дети Крыловых были обязаны двум старым девам. И не только потому, что те спасли их физически. Провинциальные пожилые барышни заложили в воспитанниках нечто такое, что помогало им держаться потом в течение самых тяжелых лет.
Были они, конечно, прирожденные педагоги.
"В самое голодное время в городском приюте взбунтовались ребята: разогнали все начальство, повыбивали окна. Нашу тетю Настю вызвали в райисполком: «Вы должны идти работать в детский дом. Там бунт». Тетя Юля очень волновалась, что сестру могут избить - одного воспитателя там спустили с высокой лестницы. Тетя Настя вся как-то притихла. На другой день, видимо, все обдумав, надела свое лучшее осеннее пальто (Юлия Константиновна была против: «Они тебя заплюют, пальто изрежут») и ушла очень рано.
Вернулась она в десять вечера. Тетя Юля плакала, стояла на коленях и молилась. А Анастасия Константиновна, оказывается, вставляла с «бунтовщиками» стекла, мыла полы, готовила обед, поскольку весь обслуживающий персонал разбежался. А мне дала задание достать из шкафа книгу А.К. Толстого «Князь Серебряный». Я была изумлена тем, что она собирается читать такую книгу этим бандитам, как их называли в городе.
Через несколько дней толпы «бандитов» провожали каждый вечер тетю Настю до дома. Весь город был поражен. Жизнь в приюте наладилась. Анастасия Константиновна заново укомплектовала кадры, сделала даже некоторых старшеклассников поварами, еще кем-то из обслуги и вернулась к своей бухгалтерской работе.
Учились мы хорошо, с нас этого требовали обязательно. Сестры Глушковы доказывали, что учимся мы для себя, а не для них.
Они всегда знали, как живет каждый из учеников. Тех, что ходили в школу из окрестных деревень, в холода и вьюгу оставляли ночевать в школе на кухне у сторожихи Андреевны. Все спали на полатях. Уже потом, в Москве, Андреевна мне рассказывала, как она просила: «Ну-ко, парнишки, сосчитай-ко сколь голов-то вас, сколь мне надо шей да каши сварить». Сама сторожиха считать была не сильна, выучилась, когда ей перевалило уже за полвека.
Юлия Константиновна покупала на свои деньги материю и часто шила сиротам рубашки и штаны. Анастасия Константиновна рассказывала, как однажды на уроке мальчик из чувашской деревни вынул из парты носовой платок, расправил его на парте и начал туда сморкаться. «Зачем ты так делаешь?» - спросила его тетя Настя. - «А мне, - отвечает, - Юла Костинтин штаны сшивал, а карман не пришивал». Перед занятиями в школе всегда молились, и Анастасия Константиновна вдруг услышала, что тот же мальчик не «Отче наш» повторяет, а: «Батко Бог, дай хлеба досыта, молюсь тебя».
Мы были дети, и нам больше хотелось забавляться, ходить к подружкам и ребятам в гости. Я дружила в основном с мальчиками: они не кичились своими нарядами и лаской мамочек. Чаще всего играла с Колей Чупраковым, семья которого жила в квартале от нас. Мы строили в его дворе плотины, фонтаны, колодцы… Он был умный, изобретательный мальчик. Потом Коля окончил политехнический институт и двадцать два года руководил Главэнерго в Ташкенте, получив за автоматизацию электростанций Сталинскую премию. Позднее его перевели заместителем министра в союзное министерство, где он вел загранэнерго и участвовал в строительстве семидесяти электростанций в разных странах.
Однако у нас было очень мало времени на игры и забавы: каждый день нужда и мысль о хлебе. О детстве золотом как о безоблачной счастливой поре и мечтать не приходилось: сирота - всегда сирота, всю жизнь. Ты никому не нужен".