Как "Искренний голос" стал еще искреннее
В бюрократической махине Госдепа не нашлось людей, выбравших правильный подход к информационному противостоянию. Но почему бы таким людям не найтись в ведомствах, для которых война является более привычным занятием?
«Мы пробуем искать пути для стимуляции такого контр-нарратива, таких контр-коммуникаций без «руки правительства» США в этих делах. Люди, которых это <экстремизм - Giovanni> привлекает, не идут к своему правительству за указаниями, что им делать - ни к правительству США, ни, тем более, к своим правительствам на Ближнем Востоке», - делает любопытное заявление Николас Расмуссен, новый директор американского Национального контртеррористического центра.
Если слова Расмуссена кажутся вам расплывчатыми - значит, вы плохо знаете Николаса Расмуссена. Впрочем, мало кто хорошо знает Расмуссена - за исключением его ближайших коллег из разведывательного сообщества США. Это очень серьезный человек. Каждое его слово должно цениться на вес полония-210. Николас вообще человек немногословный, и того, что он сказал (а сказал он на это на выступлении перед Сенатом), может быть вполне достаточно для очень далеко идущих выводов.
По счастью, у нас имеются более весомые свидетельства, нежели толкования скупых комментариев высокопоставленного американского разведчика. За четыре года до выступления Расмуссена в США разразился небольшой, но довольно неприятный скандальчик. Его детали вкупе со множеством совпадений позволяют нарисовать весьма интересную картину ведущейся Штатами информационной войны.
Итак, в марте 2011, как раз когда была в разгаре работа по созданию CSCC, пресса раскопала детали очень неоднозначного государственного контракта.Свежесозданная (спрашивается, куда смотрел Навальный?) фирма Ntrepid за 2,8 млн. долларов обязалась создать для Центрального Командования США (Центком) комплекс программного обеспечения для специфических задач. Комплекс должен был обслуживать «управление онлайн-личностями» ("online persona management service"). За гладкой формулировкой скрыта довольно прозаическая деятельность. При помощи такого комплекса сотрудник штаба (или другие их подрядчики) смогут контролировать со своего рабочего места до 10 отдельных сетевых персоналий. Персоналий, существующих только в виртуальном мире и никогда не существовавших в реальном, ботов, фальшивок - но очень качественных фальшивок. Каждая «личность» должна иметь убедительный бэкграунд, историю и вспомогательные детали, которые в совокупности создадут «технически, культурно и географически» цельный образ. Боты должны быть неотличимы от живых людей. Технологии надлежит обеспечивать работу девяти виртуальных частных серверов (VPS), чтобы создавать иллюзию, что «онлайн-личности» подключаются к интернету в соответствующих точках земного шара. Операторы будут работать, цитата, «без страха быть раскрытыми грамотным противником». Доверие, ребята, доверие. Один из основных определяющих факторов в информационной войне.
Комплекс должен был позволить работу в круглосуточном режиме, скоординированный постинг сообщений и многое другое. Защищенная VPN давала возможность писать со случайно выбранных IP-адресов. Одним из самых впечатляющих пунктов в тех. задании является “смешение трафика”. Оно подразумевает наложение интернет-активности обычных, рядовых пользователей на управляемые Центкомом аккаунты, добиваясь тем самым максимальной аутентичности онлайн-поведения ботов. Отметим еще один любопытный пункт: комплекс ПО был спроектирован так, чтобы им могли пользоваться сразу несколько разных правительственных агентств.
Судя по некоторым деталям контракта, операторы располагались бы на крупной военно-воздушной базе МакДилл во Флориде. Помимо штаба Центкома и собственно подразделений военной авиации, в МакДилле также находятся Центральное командование морской пехоты, Африканское комадование, подразделение Национального агентства геопространственной разведки, множество вспомогательных служб и, напоследок, Командование спецоперациями. Последняя структура, в частности, ведает психологическими войнами (psychological warfare). Тема психологических операций (или «операций военной информационной поддержки» - более политкорректный вариант, под которым они ныне проходят в американской военной доктрине) сама по себе, безусловно, очень интересна, но всё-таки она несколько выходит за рамки цикла «Горизонтов…», поэтому будем стараться ее по возможности деликатно обходить.
Признавая очевидное, пресс-секретарь Центкома Б. Спикс уверенно шпарит на бюрократическом новоязе: «Технология поддерживает установленные виды деятельности по блоггингу на иноязычных вебсайтах, позволяя Центкому противодействовать радикальному экстремизму и вражеской пропаганде за пределами США». Противодействовать вражеской пропаганде. Красиво звучит, правда?
Пресс-секретарь всячески открещивался от использования раскрытых инструментов в англоязычном вебе - по всё тем же соображениям законности. Зато использовать их против граждан третьего мира, по-видимому, законом не возбраняется. Было объявлено, что «онлайн-личности» будут говорить на арабском, урду, пушту, фарси и др. Cравнивайте с языками «вещания» CSCC. Уместно упомянуть, что Центральное Командование как одно из шести территориальных штабных подразделений армии США отвечает за Ближний Восток и Среднюю Азию.
Эмблема Центкома. #БлижнийВостокНаш!
Программный комплекс не был предназначен для работы в сетях Facebook и Twitter. Однако из комментариев не ясно, идет ли речь только о «засвеченном» контракте либо же обо всём кибер-арсенале Центкома. Поскольку некоторые эксперты предположили, что скандальный контракт является только частью более обширной кампании с примечательным названием «Операция «Искренний голос» (“Operation Earnest Voice”). Эта операция развилась из усилий американских военных спецов по psychological warfare в оккупированном Ираке. Оттачивались технологии, расширялась программа, и к 2011 году «Искренний голос» разросся до внушительных масштабов. Под её эгидой была сосредоточена вся активность Центкома в «информационных операциях». Бюджет программы к этому моменту оценивался в 200 миллионов долларов. Сравнивайте с «Раша Тудэй». Да, двести миллионов - это на все медиа, и наверняка львиная доля уходила на традиционные их виды. Но и по самым скромным прикидкам на интернет выходило немало. Что касается CSCC, бюджет, выделяемый собственно на «команду цифрового досягания», и вовсе составляет 3 миллиона долларов. Да и журналисты, посещавшие Центр, были явно не в восторге от тесных комнатушек, в которых ютились тамошние аналитики.
А ведь у военных есть своя «команда». Еще в 2008 Центком создал «Команду цифрового вовлечения» (“Digital Engagement Team”). Какое замечательное совпадение. И главное, функционал двух команд - госдеповской и военной - не отличался ни на йоту. Те же «специалисты по цифровому досяганию». Та же аналитическая поддержка. Разве что вояки и здесь перестарались с методичностью и субординацией. Каждый, гм, акт вовлечения, равно как и содержание сообщения, требовали одобрения руководителя команды. Вкупе с временными затратами на поиск подходящих тем, перевод и передачу информации вверх-вниз по цепочке команд, оператор мог «вовлечься» в дискуссию только через полдня после того, как она стала актуальной. Иными словами, «команда» безнадежно опаздывала.
В свете этой информации становится более понятной позиция Джона О. Брэннана и Дэниса МакДано на том самом заседании в июле 2010 у Обамы. К тому времени «команда» Центкома работала уже около двух лет. Причем работала не так, как «команда» Госдепа - военные работали на результат, военные работали комплексно и стратегически, военные работали целенаправленно против исламского экстремизма. Военные уже поняли все перспективы пути, предлагаемого для будущего Центра стратегических контртеррористических коммуникаций. Ведь в то время и Команда цифрового вовлечения Центкома работала «с открытым забралом», снабжая все свои сообщения подписью а ля «С наилучшими пожеланиями, Министерство обороны США». И это - в оккупированной стране!
Брэннан и МакДано видели CSCC Госдепа не просто как организацию с полностью дублирующими функциями. И не только как распыление ресурсов, финансовых, организационных, аналитических и других. И даже не как конкурента, укравшего идею и пытающегося потеснить вояк в придворных играх. Прежде всего скепсис силовиков основывался на выводах из работы Digital Engagement Team. На том, что работа по принципам «открытости» и «рынка идей» неэффективна и малоперспективна.
Силовикам была очевидна необходимость в смене тактики. Ограниченные средства и образ действий публичной дипломатии не позволяли создать достаточно убедительный нарратив. И если потребность в таком нарративе диктуется концепцией «военной информационной поддержки» - необходимо прибегнуть к другим методам. Отсюда такие требования к VPN и VPS, рандомизации IP, деталям бэкграунда и «смешению трафика». Это совершенно иной тип «информационных операций», требующий не открытости, а максимальной скрытности, не конкуренции, а манипуляции, не значимости, а беспринципности. И для этого типа операций параллельное существование «официальных» аналогов очень сильно усложняет работу. Доверие, никуда нам не уйти от этого фактора… Если хоть один источник открыто занимается пропагандой, несмотря на уверения в полной прозрачности, уровень доверия ко всем участникам в онлайн-пространстве значительно снижается. Верить в рациональность Сети ничем не лучше, чем верить в торжество «рынка идей».
Техническое задание для закрытого конкурса по созданию программного обеспечения для «управления онлайн-личностями» было готово в июне 2010. За месяц до заседания у президента, на котором был одобрен CSCC. Когда работы по комплексу ПО были готовы, нам неизвестно. В сентябре 2011 «Команда цифрового вовлечения» еще работала по старинке, от имени Министерства обороны. Потом любое упоминание о «Команде» Центкома исчезает из открытых источников. Очевидно, параллельный проект Госдепа отвлекает на себя всё внимание. Возможно, это одно из положительных последствий создания CSCC, которое позволило высокопоставленным критикам этого проекта нехотя смириться с решением Обамы. Исчезают и упоминания об «Операции «Искренний голос». Маловероятно, что программа с внушительным бюджетом была свернута после скандала. Скорее всего, ее название просто изменилось, благо был и повод - вывод американских войск из Ирака. Но сокращение «жесткой силы» в Ираке должно было сопровождаться экспансией «мягкой силы» - в том числе и такой ее составляющей, как «информационные операции».
Кое-какие выводы могут быть сделаны из карьерного роста осведомленных участников заседания в июле 2010 года. Джон Брэннан в начале 2013 стал директором ЦРУ. Трудно придумать более подходящее кресло для покровителя манипулятивных технологий информационной войны. Само назначение упорно продвигалось Дэнисом Макдано, который незадолго до этого стал главой президентской администрации.
…А где-то через год Рунет сделал знаменитой «крымчанку, дочь офицера». Один из самых шикарных мемов, созданных Русской Весной, он полностью отражал дух того момента и той среды, по которой распространялся.
Один из популярных графических вариантов мема, к слову, изображает сидящего за ноутбуком майора ивуарийской армии в окружении трех старших офицеров из других африканских стран. Очевидно, фото сделано в некоем штабе по подготовке международной военной операции в северном Мали, проведенной за год до появления «крымчанки-дочери».
Казалось бы, где связь между малийским кризисом и Крымом, в котором «не всё так однозначно»? Нет, при желании всегда можно притянуть за уши те или иные параллели, но смысла в этом будет немного. Правильнее будет вновь сослаться на иррациональность Сети, благо иные примеры, что «вежливые люди», что «прокурор Няша», что Дженни Псаки в своей меметической ипостаси вполне ложатся в эту канву.
А если мы сформулируем вопрос так: где связь между «дочерью офицера» и «Командой цифрового вовлечения» Центкома? Или, скажем, с аналогичной «командой» Госдепартамента? Вопрос не слишком значительный с точки зрения меметики - поскольку, да, в ней неприменим подход с общепринятыми мерками, и, да, мем в первую очередь характеризует среду, по которой распространяется. И, одновременно, среда определяет содержание мема - среда, а не триггер. Хороший мем - это популярный мем. Логичность и достоверность здесь не являются значимыми факторами.
Но с точки зрения достоверности утверждать о принадлежности «дочери» к Госдепу/Минобороны США едва ли уместнее, чем пользоваться фото из штаба военной операции в Мали. Что мы имеем? Несоответствие самоидентификации комментирующего (-ей) юзернейму? Ложь в описании окружающей действительности? Последнее вообще не должно никого удивлять, половина комментариев на политические темы попадает под эту категорию (а то и 90%). Первое тоже не является чем-то из ряда вон выходящим. Мультиаккаунтинг здесь далеко не очевиден. Более того, само существование комментария, породившего мем, может быть подвергнуто сомнению. В любом графическом редакторе подобная картинка может быть состряпана за минуту. Наконец, автором комментария мог быть «провокатор» с пророссийской стороны, намеренно дискредитировавший суть своего сообщения.
В то же время мы знаем, что «Команда цифрового вовлечения» в 2011 году имела и русскоязычных операторов. По уверениям Центкома, русский рассматривался как язык для пропаганды в республиках Средней Азии. Да, ни Россия, ни Украина не входят в «зону ответственности» Центрального Командования США, обоими странами ведает Европейское Командование. Но пункт о доступе иных пользователей к разрабатываемой системе «управления онлайн-личностями» вряд ли появился случайно. И уж тем более лишними не были все те многочисленные элементы маскирования истинных авторов сообщений. Однако в любом хорошо продуманном комплексе существует и «человеческий фактор», и выражение это используется почти исключительно по поводу ошибок.
Впрочем, если какие-то ошибки и были кем-то допущены, они позволяют говорить нам не более чем о вероятностях. Какова вероятность того, что Соединенные Штаты в тот момент практиковали скрытые информационные операции в Интернете? Очень большая, и прежде всего для Министерства обороны и Центрального разведывательного управления США. Но не для Госдепартамента. Какова вероятность того, что такие операции использовались в украинском кризисе? Большая. Хотя бы исходя из сильной заинтересованности США в одном из сценариев развития этого кризиса. Были ли готовы информационные спецподразделения к борьбе после того, как сценарий был неожиданным образом сломан? Предполагается, что комментарий был оставлен 9 марта, спустя неделю с лишним после развертывания Россией активных действий на полуострове. Срок более чем достаточный, учитывая быстротечность информационной борьбы. Кстати, поглядев на дату, внимательный читатель поймет, что «крымчанка-дочь» могла иметь большее значение, чем «крымчанин - сын офицера»… Имеются ли достаточно убедительные свидетельства о масштабе, формах и задачах информационного воздействия? Нет, и с большой вероятностью они не появятся в обозримой перспективе - если кто-то не пойдет по стопам Брэдли Мэннинга и Эдварда Сноудена. Да, пресловутый человеческий фактор. Ошибка с точки зрения системы, но есть и иные точки зрения. Тем не менее, система учится на своих ошибках, и вероятность появления новых мэннингов и сноуденов постепенно снижается.
Но популярность мема говорит нам, что такие свидетельства не слишком нужны. Уже не нужны. Уничтожить доверие и так очень просто. Остается только удивляться тому, что в онлайн-пространстве Рунета на момент начала 2014 года было что уничтожать. Удивляться тому, что бесчисленная армия отечественных пропагандонов «специалистов по цифровому вовлечению» в глазах интернет-населения блекнет и меркнет по сравнению с одной лишь угрозой зарубежных «специалистов».
Пока мы удивляемся, где-то - возможно, в Вашингтоне, или на базе МакДилл, или в Москве, или в Ольгино - делают выводы.
Нет, как минимум в Вашингтоне определенные выводы были сделаны, пускай не из «крымчанки», а из общих итогов работы Центра стратегических контртеррористических коммуникаций. В феврале 2015 его директора Альберто Фернандеза было решено отправить в отставку. Противники Центра, нарастившие свой бюрократический вес, всё-таки побороли старого дипломата.
Сам Центр продолжит работать, и изменения в его работе не будут носить такой уж радикальный характер. Новым покровителям не нравится эмоциональность, которую пытался применять в работе Фернандез. Видимо, этот подход слишком похож на тот, что используется непубличными службами. Поэтому троллинг в коммуникациях уступит место стерильной и скучной фактологии. Кампания, проводимая Фернандезом, фактически свернута. Подразделение, создававшее видеоматериалы, сокращено. Создается отдельная структура - Группа координации информации (Information Coordination Cell), состоящая из 30 человек, в том числе специалистов разведки и Пентагона. Нетрудно догадаться, под какого рода операции Группа будет подгонять деятельность CSCC.
И CSCC, и Группа станут частью какой-то более масштабной организации. Её контуры пока толком не определены. Но уже известны некоторые тактические подробности ее работы. Так, она начнет применять некие «техники оптимизации контента», которые позволят «увеличить медиа-присутствие» в Сети. Эти техники в настоящее время используются в большей степени в коммерческих и PR-целях. Тактика потребует скоординированных действий сотен аккаунтов, принадлежащих различным правительственным агентствам и официальным лицам. Госдепартамент собирает единую сеть из своих пока обособленных цифровых инструментов. Впрочем, с моей точки зрения, государственный ботнет - это вполне естественное образование. Законы бюрократии должны объединять не только отделы и ведомства, но и распространяться на онлайн-пространство.
Следующий шаг вперед - это создание «сети сетей». И если вышеперечисленные изменения представляют собой лишь эволюцию идеи, этот шаг означает революционные перемены.
Даже с учетом выбора грамотной психологической тактики и эффективных инструментов продвижения возможности организаций вроде CSCC являются принципиально ограниченными. Возможности организаций, работающих скрытно, значительно шире, но и они упираются в пределы, задаваемые бюрократическими принципами управления. Это низкая гибкость, медленная скорость реакции и слабая обратная связь. Между тем, развитие практик управления, которое демонстрирует Западная цивилизация, предлагает использование альтернативных механизмов.
Элементы непрямого управления появились, возможно, даже раньше попыток создания государственных ведомств онлайн-пропаганды. Однако по своей природе они требуют гораздо больше времени на становление, интеграцию и усовершенствование. Двойственность их характера может повлечь за собой закономерный вопрос: допустимо ли сопоставлять эти элементы и сети с правительственными пропагандистскими «командами»? Но, принимая во внимание функциональную роль, направление коммуникаций, отношения с разными частями общества и средства воздействия, я склонен полагать, что такое сравнение уместно. Естественно, найдутся и серьезные различия, обусловленные принципиально разной механикой функционирования (что там, сама концепция «государства» в сетевой модели является весьма противоречивой). И всё-таки самая существенная разница - в моральной оценке. Последняя проистекает всего-навсего из господствующих убеждений в конкретном обществе. Сейчас мы солидарны в том, что государственная пропаганда, тем более скрытая - «плохо». Аналогичная активность со стороны так называемых grassroots, «искренних» общественных движений - «так себе», но однозначно «лучше», чем государственная. Зато пропаганда от лица зарубежных движений, будь они хоть трижды grassroots, получит у нас очень негативный приём…
Обратимся к организационной стороне вопроса. В непрямом управлении самой важной частью является выстраивание инфраструктуры. И первая вещь, с которой вся инфраструктура начинается - это финансы. Здесь мы видим несколько инициатив, естественно, на фронте противодействия терроризму. Некоторые - довольно громкие, однако не везде дела соответствуют заявленному. Возьмем "Глобальный фонд общественного участия и стойкости" (Global Community Engagement and Resilience Fund, GCERF). О создании Фонда было объявлено в сентябре 2013. Его планируемый объем - 200 миллионов долларов. В числе направлений, помимо прочего, числятся невинные «гражданское участие» и «медиа». На сегодняшний день, впрочем, Фонду удалось собрать только 4,5 млн. долларов, еще на сумму 20 млн. заключены соглашения с правительствами разных стран. Фактически, организация еще находится в процессе становления.
Еще более внушительно выглядит предложение о создании Фонда партнерства в сфере контртерроризма (Counterterrorism Partnership Fund (CTPF). Его представил Б. Обама в мае 2014, заявив, что размер Фонда составит ни много ни мало 5 миллиардов долларов. В основном его расходы должны быть связаны с военной сферой, включая обучение персонала в странах-партнерах на Ближнем Востоке. Однако парламент, увидев цифру в графе «Итого», сделал круглые глаза и закачал головами. В декабре 2014 для Фонда было выделено только 1,3 миллиарда из планируемой суммы. Впрочем, и это очень большие деньги.
Ассигнования в новые фонды законодательно подкреплены опубликованной еще в 2011 году стратегией «Усиление местных партнеров для предотвращения радикального экстремизма в Соединенных Штатах» («Empowering local partners to prevent violent extremism in the United States»). Вскоре последовало дополнение - «Стратегический план реализации усиления…», конкретизировавший и детализировавший стратегию. Документы представляют собой достойный пример программ в сфере безопасности, опирающихся на принципы непрямого воздействия. Дэнис МакДано так комментирует эту инициативу: «Эта стратегия не столько описывает, какие изменения будут в нашей работе, сколько формулирует то, что мы уже делаем по ключевой проблеме». Одно из трех главных направлений программы - «контр-нарратив». В частности, запланировано «построить стратегию повышения роли новых технологий и обращения к проблеме радикализации агрессивных экстремистов онлайн».
Кто будет создавать технологии нарратива? Эта часть инфраструктуры пока выглядит наиболее зрелой. Как в США, так и за их пределами уже работает достаточное количество независимых институтов и think tanks, ориентированных на противодействие экстремизму. Многие занимаются и психологическими аспектами проблемы. В качестве интересного примера глобализованного подхода можно указать, в частности, на Международный центр совершенства в противодействии радикальному экстремизму «Хедайя». Центр находится в Абу-Даби, ОАЭ. Он был создан совместными усилиями десятков стран и работает с апреля 2012 г, став первой организацией такого рода.
Наконец, собственно «информационные операции». То, что в бюрократических документах деликатно именуется «вовлечением и поддержкой гражданской активности». «Активность» эту может неплохо проиллюстрировать программа «Viral Peace». Детище Шахеда Амануллы, старшего советника по технологиям Госдепартамента США, программа представляет собой фреймворк для создания пропагандистской сети, лояльной целям правительства. Ключевыми её характеристиками являются децентрализованный подход, грамотный отбор участников, их обучение и предоставление методик. Участники сами выбирают, как и где использовать полученные умения.
Обучение проходит быстро - за 1-2 дня, в оффлайн-группах. Программа занятий является весьма насыщенной. Участники узнают о разных типах инструментов и техник, относящихся и к содержанию, и к трансляции кампании по контр-коммуникациям, которая должна увеличивать их мотивацию, влияние и аудиторию. На семинарах рассказывается о стратегиях в социальных медиа, а также о личных данных и уязвимости в интернете. Участников обучают созданию притягательного нарратива и «оптимальных сообщений», которые с большой вероятностью будут восприняты целевой аудиторией, включая дискуссии о контенте, источнике и среде распространения. Другим пунктом является «медиа-тренинг», на котором ученики придумывают и записывают свою «персональную миссию», направленную на то, чтобы вдохновить местные субъекты воплотить программу обучения на практике.
Свобода и требования к эффективности позволяют забыть о скучном и казенном тоне, от которого так боятся отступить государственные чиновники. Напротив, программа учит использовать «логику, юмор, сатиру, религиозные аргументы, не только с целью противостоять [экстремистам], но и навредить им, деморализовать их».
Проведя обучение, «Viral Peace» устраняется от прямого вмешательства, ограничиваясь лишь мониторингом результатов. Наиболее успешные примеры кампаний контр-коммуникаций могут быть включены в программу следующих тренингов. Вместе с тем проект поощряет передачу опыта, полученного участниками, другим активистам.
“Viral Peace” стартовал в 2011, финансировался Госдепартаментом и проводился через американские посольства. В то же время ставка на децентрализацию предполагала, что материалы могут быть переданы иностранным партнерам, в том числе и из корпоративной сферы, и программа будет развиваться на местном уровне. Через какое-то время содержание «Viral Peace» поменялось: его стал курировать уже знакомый нам Центр Беркмана; проект стал работать исключительно как экспертная коммуникационная платформа. Но практики остались на вооружении Госдепартамента. Не составит труда отыскать их элементы в программе “TechCamps”.
Другим путем является своего рода франчайзинг «коммуникационных» центров. В этой модели специалисты Госдепартамента и иных профильных ведомств предоставляют технологии и методики работы правительствам стран-сателлитов. Уже объявлено, что такой «дочерний» центр создан в Объединенных Арабских Эмиратах. Что характерно, несмотря на то, что центр в ОАЭ уже работает, никто не нашел в сети обращений от его имени. Это поднимает вопрос о том, насколько открыто работает новая структура…
Κυβέρνησος ἐσχατιαί / Горизонты управления
[Список статей цикла]
«Мы пробуем искать пути для стимуляции такого контр-нарратива, таких контр-коммуникаций без «руки правительства» США в этих делах. Люди, которых это <экстремизм - Giovanni> привлекает, не идут к своему правительству за указаниями, что им делать - ни к правительству США, ни, тем более, к своим правительствам на Ближнем Востоке», - делает любопытное заявление Николас Расмуссен, новый директор американского Национального контртеррористического центра.
Если слова Расмуссена кажутся вам расплывчатыми - значит, вы плохо знаете Николаса Расмуссена. Впрочем, мало кто хорошо знает Расмуссена - за исключением его ближайших коллег из разведывательного сообщества США. Это очень серьезный человек. Каждое его слово должно цениться на вес полония-210. Николас вообще человек немногословный, и того, что он сказал (а сказал он на это на выступлении перед Сенатом), может быть вполне достаточно для очень далеко идущих выводов.
По счастью, у нас имеются более весомые свидетельства, нежели толкования скупых комментариев высокопоставленного американского разведчика. За четыре года до выступления Расмуссена в США разразился небольшой, но довольно неприятный скандальчик. Его детали вкупе со множеством совпадений позволяют нарисовать весьма интересную картину ведущейся Штатами информационной войны.
Итак, в марте 2011, как раз когда была в разгаре работа по созданию CSCC, пресса раскопала детали очень неоднозначного государственного контракта.Свежесозданная (спрашивается, куда смотрел Навальный?) фирма Ntrepid за 2,8 млн. долларов обязалась создать для Центрального Командования США (Центком) комплекс программного обеспечения для специфических задач. Комплекс должен был обслуживать «управление онлайн-личностями» ("online persona management service"). За гладкой формулировкой скрыта довольно прозаическая деятельность. При помощи такого комплекса сотрудник штаба (или другие их подрядчики) смогут контролировать со своего рабочего места до 10 отдельных сетевых персоналий. Персоналий, существующих только в виртуальном мире и никогда не существовавших в реальном, ботов, фальшивок - но очень качественных фальшивок. Каждая «личность» должна иметь убедительный бэкграунд, историю и вспомогательные детали, которые в совокупности создадут «технически, культурно и географически» цельный образ. Боты должны быть неотличимы от живых людей. Технологии надлежит обеспечивать работу девяти виртуальных частных серверов (VPS), чтобы создавать иллюзию, что «онлайн-личности» подключаются к интернету в соответствующих точках земного шара. Операторы будут работать, цитата, «без страха быть раскрытыми грамотным противником». Доверие, ребята, доверие. Один из основных определяющих факторов в информационной войне.
Комплекс должен был позволить работу в круглосуточном режиме, скоординированный постинг сообщений и многое другое. Защищенная VPN давала возможность писать со случайно выбранных IP-адресов. Одним из самых впечатляющих пунктов в тех. задании является “смешение трафика”. Оно подразумевает наложение интернет-активности обычных, рядовых пользователей на управляемые Центкомом аккаунты, добиваясь тем самым максимальной аутентичности онлайн-поведения ботов. Отметим еще один любопытный пункт: комплекс ПО был спроектирован так, чтобы им могли пользоваться сразу несколько разных правительственных агентств.
Судя по некоторым деталям контракта, операторы располагались бы на крупной военно-воздушной базе МакДилл во Флориде. Помимо штаба Центкома и собственно подразделений военной авиации, в МакДилле также находятся Центральное командование морской пехоты, Африканское комадование, подразделение Национального агентства геопространственной разведки, множество вспомогательных служб и, напоследок, Командование спецоперациями. Последняя структура, в частности, ведает психологическими войнами (psychological warfare). Тема психологических операций (или «операций военной информационной поддержки» - более политкорректный вариант, под которым они ныне проходят в американской военной доктрине) сама по себе, безусловно, очень интересна, но всё-таки она несколько выходит за рамки цикла «Горизонтов…», поэтому будем стараться ее по возможности деликатно обходить.
Признавая очевидное, пресс-секретарь Центкома Б. Спикс уверенно шпарит на бюрократическом новоязе: «Технология поддерживает установленные виды деятельности по блоггингу на иноязычных вебсайтах, позволяя Центкому противодействовать радикальному экстремизму и вражеской пропаганде за пределами США». Противодействовать вражеской пропаганде. Красиво звучит, правда?
Пресс-секретарь всячески открещивался от использования раскрытых инструментов в англоязычном вебе - по всё тем же соображениям законности. Зато использовать их против граждан третьего мира, по-видимому, законом не возбраняется. Было объявлено, что «онлайн-личности» будут говорить на арабском, урду, пушту, фарси и др. Cравнивайте с языками «вещания» CSCC. Уместно упомянуть, что Центральное Командование как одно из шести территориальных штабных подразделений армии США отвечает за Ближний Восток и Среднюю Азию.
Эмблема Центкома. #БлижнийВостокНаш!
Программный комплекс не был предназначен для работы в сетях Facebook и Twitter. Однако из комментариев не ясно, идет ли речь только о «засвеченном» контракте либо же обо всём кибер-арсенале Центкома. Поскольку некоторые эксперты предположили, что скандальный контракт является только частью более обширной кампании с примечательным названием «Операция «Искренний голос» (“Operation Earnest Voice”). Эта операция развилась из усилий американских военных спецов по psychological warfare в оккупированном Ираке. Оттачивались технологии, расширялась программа, и к 2011 году «Искренний голос» разросся до внушительных масштабов. Под её эгидой была сосредоточена вся активность Центкома в «информационных операциях». Бюджет программы к этому моменту оценивался в 200 миллионов долларов. Сравнивайте с «Раша Тудэй». Да, двести миллионов - это на все медиа, и наверняка львиная доля уходила на традиционные их виды. Но и по самым скромным прикидкам на интернет выходило немало. Что касается CSCC, бюджет, выделяемый собственно на «команду цифрового досягания», и вовсе составляет 3 миллиона долларов. Да и журналисты, посещавшие Центр, были явно не в восторге от тесных комнатушек, в которых ютились тамошние аналитики.
А ведь у военных есть своя «команда». Еще в 2008 Центком создал «Команду цифрового вовлечения» (“Digital Engagement Team”). Какое замечательное совпадение. И главное, функционал двух команд - госдеповской и военной - не отличался ни на йоту. Те же «специалисты по цифровому досяганию». Та же аналитическая поддержка. Разве что вояки и здесь перестарались с методичностью и субординацией. Каждый, гм, акт вовлечения, равно как и содержание сообщения, требовали одобрения руководителя команды. Вкупе с временными затратами на поиск подходящих тем, перевод и передачу информации вверх-вниз по цепочке команд, оператор мог «вовлечься» в дискуссию только через полдня после того, как она стала актуальной. Иными словами, «команда» безнадежно опаздывала.
В свете этой информации становится более понятной позиция Джона О. Брэннана и Дэниса МакДано на том самом заседании в июле 2010 у Обамы. К тому времени «команда» Центкома работала уже около двух лет. Причем работала не так, как «команда» Госдепа - военные работали на результат, военные работали комплексно и стратегически, военные работали целенаправленно против исламского экстремизма. Военные уже поняли все перспективы пути, предлагаемого для будущего Центра стратегических контртеррористических коммуникаций. Ведь в то время и Команда цифрового вовлечения Центкома работала «с открытым забралом», снабжая все свои сообщения подписью а ля «С наилучшими пожеланиями, Министерство обороны США». И это - в оккупированной стране!
Брэннан и МакДано видели CSCC Госдепа не просто как организацию с полностью дублирующими функциями. И не только как распыление ресурсов, финансовых, организационных, аналитических и других. И даже не как конкурента, укравшего идею и пытающегося потеснить вояк в придворных играх. Прежде всего скепсис силовиков основывался на выводах из работы Digital Engagement Team. На том, что работа по принципам «открытости» и «рынка идей» неэффективна и малоперспективна.
Силовикам была очевидна необходимость в смене тактики. Ограниченные средства и образ действий публичной дипломатии не позволяли создать достаточно убедительный нарратив. И если потребность в таком нарративе диктуется концепцией «военной информационной поддержки» - необходимо прибегнуть к другим методам. Отсюда такие требования к VPN и VPS, рандомизации IP, деталям бэкграунда и «смешению трафика». Это совершенно иной тип «информационных операций», требующий не открытости, а максимальной скрытности, не конкуренции, а манипуляции, не значимости, а беспринципности. И для этого типа операций параллельное существование «официальных» аналогов очень сильно усложняет работу. Доверие, никуда нам не уйти от этого фактора… Если хоть один источник открыто занимается пропагандой, несмотря на уверения в полной прозрачности, уровень доверия ко всем участникам в онлайн-пространстве значительно снижается. Верить в рациональность Сети ничем не лучше, чем верить в торжество «рынка идей».
Техническое задание для закрытого конкурса по созданию программного обеспечения для «управления онлайн-личностями» было готово в июне 2010. За месяц до заседания у президента, на котором был одобрен CSCC. Когда работы по комплексу ПО были готовы, нам неизвестно. В сентябре 2011 «Команда цифрового вовлечения» еще работала по старинке, от имени Министерства обороны. Потом любое упоминание о «Команде» Центкома исчезает из открытых источников. Очевидно, параллельный проект Госдепа отвлекает на себя всё внимание. Возможно, это одно из положительных последствий создания CSCC, которое позволило высокопоставленным критикам этого проекта нехотя смириться с решением Обамы. Исчезают и упоминания об «Операции «Искренний голос». Маловероятно, что программа с внушительным бюджетом была свернута после скандала. Скорее всего, ее название просто изменилось, благо был и повод - вывод американских войск из Ирака. Но сокращение «жесткой силы» в Ираке должно было сопровождаться экспансией «мягкой силы» - в том числе и такой ее составляющей, как «информационные операции».
Кое-какие выводы могут быть сделаны из карьерного роста осведомленных участников заседания в июле 2010 года. Джон Брэннан в начале 2013 стал директором ЦРУ. Трудно придумать более подходящее кресло для покровителя манипулятивных технологий информационной войны. Само назначение упорно продвигалось Дэнисом Макдано, который незадолго до этого стал главой президентской администрации.
…А где-то через год Рунет сделал знаменитой «крымчанку, дочь офицера». Один из самых шикарных мемов, созданных Русской Весной, он полностью отражал дух того момента и той среды, по которой распространялся.
Один из популярных графических вариантов мема, к слову, изображает сидящего за ноутбуком майора ивуарийской армии в окружении трех старших офицеров из других африканских стран. Очевидно, фото сделано в некоем штабе по подготовке международной военной операции в северном Мали, проведенной за год до появления «крымчанки-дочери».
Казалось бы, где связь между малийским кризисом и Крымом, в котором «не всё так однозначно»? Нет, при желании всегда можно притянуть за уши те или иные параллели, но смысла в этом будет немного. Правильнее будет вновь сослаться на иррациональность Сети, благо иные примеры, что «вежливые люди», что «прокурор Няша», что Дженни Псаки в своей меметической ипостаси вполне ложатся в эту канву.
А если мы сформулируем вопрос так: где связь между «дочерью офицера» и «Командой цифрового вовлечения» Центкома? Или, скажем, с аналогичной «командой» Госдепартамента? Вопрос не слишком значительный с точки зрения меметики - поскольку, да, в ней неприменим подход с общепринятыми мерками, и, да, мем в первую очередь характеризует среду, по которой распространяется. И, одновременно, среда определяет содержание мема - среда, а не триггер. Хороший мем - это популярный мем. Логичность и достоверность здесь не являются значимыми факторами.
Но с точки зрения достоверности утверждать о принадлежности «дочери» к Госдепу/Минобороны США едва ли уместнее, чем пользоваться фото из штаба военной операции в Мали. Что мы имеем? Несоответствие самоидентификации комментирующего (-ей) юзернейму? Ложь в описании окружающей действительности? Последнее вообще не должно никого удивлять, половина комментариев на политические темы попадает под эту категорию (а то и 90%). Первое тоже не является чем-то из ряда вон выходящим. Мультиаккаунтинг здесь далеко не очевиден. Более того, само существование комментария, породившего мем, может быть подвергнуто сомнению. В любом графическом редакторе подобная картинка может быть состряпана за минуту. Наконец, автором комментария мог быть «провокатор» с пророссийской стороны, намеренно дискредитировавший суть своего сообщения.
В то же время мы знаем, что «Команда цифрового вовлечения» в 2011 году имела и русскоязычных операторов. По уверениям Центкома, русский рассматривался как язык для пропаганды в республиках Средней Азии. Да, ни Россия, ни Украина не входят в «зону ответственности» Центрального Командования США, обоими странами ведает Европейское Командование. Но пункт о доступе иных пользователей к разрабатываемой системе «управления онлайн-личностями» вряд ли появился случайно. И уж тем более лишними не были все те многочисленные элементы маскирования истинных авторов сообщений. Однако в любом хорошо продуманном комплексе существует и «человеческий фактор», и выражение это используется почти исключительно по поводу ошибок.
Впрочем, если какие-то ошибки и были кем-то допущены, они позволяют говорить нам не более чем о вероятностях. Какова вероятность того, что Соединенные Штаты в тот момент практиковали скрытые информационные операции в Интернете? Очень большая, и прежде всего для Министерства обороны и Центрального разведывательного управления США. Но не для Госдепартамента. Какова вероятность того, что такие операции использовались в украинском кризисе? Большая. Хотя бы исходя из сильной заинтересованности США в одном из сценариев развития этого кризиса. Были ли готовы информационные спецподразделения к борьбе после того, как сценарий был неожиданным образом сломан? Предполагается, что комментарий был оставлен 9 марта, спустя неделю с лишним после развертывания Россией активных действий на полуострове. Срок более чем достаточный, учитывая быстротечность информационной борьбы. Кстати, поглядев на дату, внимательный читатель поймет, что «крымчанка-дочь» могла иметь большее значение, чем «крымчанин - сын офицера»… Имеются ли достаточно убедительные свидетельства о масштабе, формах и задачах информационного воздействия? Нет, и с большой вероятностью они не появятся в обозримой перспективе - если кто-то не пойдет по стопам Брэдли Мэннинга и Эдварда Сноудена. Да, пресловутый человеческий фактор. Ошибка с точки зрения системы, но есть и иные точки зрения. Тем не менее, система учится на своих ошибках, и вероятность появления новых мэннингов и сноуденов постепенно снижается.
Но популярность мема говорит нам, что такие свидетельства не слишком нужны. Уже не нужны. Уничтожить доверие и так очень просто. Остается только удивляться тому, что в онлайн-пространстве Рунета на момент начала 2014 года было что уничтожать. Удивляться тому, что бесчисленная армия отечественных пропагандонов «специалистов по цифровому вовлечению» в глазах интернет-населения блекнет и меркнет по сравнению с одной лишь угрозой зарубежных «специалистов».
Пока мы удивляемся, где-то - возможно, в Вашингтоне, или на базе МакДилл, или в Москве, или в Ольгино - делают выводы.
Нет, как минимум в Вашингтоне определенные выводы были сделаны, пускай не из «крымчанки», а из общих итогов работы Центра стратегических контртеррористических коммуникаций. В феврале 2015 его директора Альберто Фернандеза было решено отправить в отставку. Противники Центра, нарастившие свой бюрократический вес, всё-таки побороли старого дипломата.
Сам Центр продолжит работать, и изменения в его работе не будут носить такой уж радикальный характер. Новым покровителям не нравится эмоциональность, которую пытался применять в работе Фернандез. Видимо, этот подход слишком похож на тот, что используется непубличными службами. Поэтому троллинг в коммуникациях уступит место стерильной и скучной фактологии. Кампания, проводимая Фернандезом, фактически свернута. Подразделение, создававшее видеоматериалы, сокращено. Создается отдельная структура - Группа координации информации (Information Coordination Cell), состоящая из 30 человек, в том числе специалистов разведки и Пентагона. Нетрудно догадаться, под какого рода операции Группа будет подгонять деятельность CSCC.
И CSCC, и Группа станут частью какой-то более масштабной организации. Её контуры пока толком не определены. Но уже известны некоторые тактические подробности ее работы. Так, она начнет применять некие «техники оптимизации контента», которые позволят «увеличить медиа-присутствие» в Сети. Эти техники в настоящее время используются в большей степени в коммерческих и PR-целях. Тактика потребует скоординированных действий сотен аккаунтов, принадлежащих различным правительственным агентствам и официальным лицам. Госдепартамент собирает единую сеть из своих пока обособленных цифровых инструментов. Впрочем, с моей точки зрения, государственный ботнет - это вполне естественное образование. Законы бюрократии должны объединять не только отделы и ведомства, но и распространяться на онлайн-пространство.
Следующий шаг вперед - это создание «сети сетей». И если вышеперечисленные изменения представляют собой лишь эволюцию идеи, этот шаг означает революционные перемены.
Даже с учетом выбора грамотной психологической тактики и эффективных инструментов продвижения возможности организаций вроде CSCC являются принципиально ограниченными. Возможности организаций, работающих скрытно, значительно шире, но и они упираются в пределы, задаваемые бюрократическими принципами управления. Это низкая гибкость, медленная скорость реакции и слабая обратная связь. Между тем, развитие практик управления, которое демонстрирует Западная цивилизация, предлагает использование альтернативных механизмов.
Элементы непрямого управления появились, возможно, даже раньше попыток создания государственных ведомств онлайн-пропаганды. Однако по своей природе они требуют гораздо больше времени на становление, интеграцию и усовершенствование. Двойственность их характера может повлечь за собой закономерный вопрос: допустимо ли сопоставлять эти элементы и сети с правительственными пропагандистскими «командами»? Но, принимая во внимание функциональную роль, направление коммуникаций, отношения с разными частями общества и средства воздействия, я склонен полагать, что такое сравнение уместно. Естественно, найдутся и серьезные различия, обусловленные принципиально разной механикой функционирования (что там, сама концепция «государства» в сетевой модели является весьма противоречивой). И всё-таки самая существенная разница - в моральной оценке. Последняя проистекает всего-навсего из господствующих убеждений в конкретном обществе. Сейчас мы солидарны в том, что государственная пропаганда, тем более скрытая - «плохо». Аналогичная активность со стороны так называемых grassroots, «искренних» общественных движений - «так себе», но однозначно «лучше», чем государственная. Зато пропаганда от лица зарубежных движений, будь они хоть трижды grassroots, получит у нас очень негативный приём…
Обратимся к организационной стороне вопроса. В непрямом управлении самой важной частью является выстраивание инфраструктуры. И первая вещь, с которой вся инфраструктура начинается - это финансы. Здесь мы видим несколько инициатив, естественно, на фронте противодействия терроризму. Некоторые - довольно громкие, однако не везде дела соответствуют заявленному. Возьмем "Глобальный фонд общественного участия и стойкости" (Global Community Engagement and Resilience Fund, GCERF). О создании Фонда было объявлено в сентябре 2013. Его планируемый объем - 200 миллионов долларов. В числе направлений, помимо прочего, числятся невинные «гражданское участие» и «медиа». На сегодняшний день, впрочем, Фонду удалось собрать только 4,5 млн. долларов, еще на сумму 20 млн. заключены соглашения с правительствами разных стран. Фактически, организация еще находится в процессе становления.
Еще более внушительно выглядит предложение о создании Фонда партнерства в сфере контртерроризма (Counterterrorism Partnership Fund (CTPF). Его представил Б. Обама в мае 2014, заявив, что размер Фонда составит ни много ни мало 5 миллиардов долларов. В основном его расходы должны быть связаны с военной сферой, включая обучение персонала в странах-партнерах на Ближнем Востоке. Однако парламент, увидев цифру в графе «Итого», сделал круглые глаза и закачал головами. В декабре 2014 для Фонда было выделено только 1,3 миллиарда из планируемой суммы. Впрочем, и это очень большие деньги.
Ассигнования в новые фонды законодательно подкреплены опубликованной еще в 2011 году стратегией «Усиление местных партнеров для предотвращения радикального экстремизма в Соединенных Штатах» («Empowering local partners to prevent violent extremism in the United States»). Вскоре последовало дополнение - «Стратегический план реализации усиления…», конкретизировавший и детализировавший стратегию. Документы представляют собой достойный пример программ в сфере безопасности, опирающихся на принципы непрямого воздействия. Дэнис МакДано так комментирует эту инициативу: «Эта стратегия не столько описывает, какие изменения будут в нашей работе, сколько формулирует то, что мы уже делаем по ключевой проблеме». Одно из трех главных направлений программы - «контр-нарратив». В частности, запланировано «построить стратегию повышения роли новых технологий и обращения к проблеме радикализации агрессивных экстремистов онлайн».
Кто будет создавать технологии нарратива? Эта часть инфраструктуры пока выглядит наиболее зрелой. Как в США, так и за их пределами уже работает достаточное количество независимых институтов и think tanks, ориентированных на противодействие экстремизму. Многие занимаются и психологическими аспектами проблемы. В качестве интересного примера глобализованного подхода можно указать, в частности, на Международный центр совершенства в противодействии радикальному экстремизму «Хедайя». Центр находится в Абу-Даби, ОАЭ. Он был создан совместными усилиями десятков стран и работает с апреля 2012 г, став первой организацией такого рода.
Наконец, собственно «информационные операции». То, что в бюрократических документах деликатно именуется «вовлечением и поддержкой гражданской активности». «Активность» эту может неплохо проиллюстрировать программа «Viral Peace». Детище Шахеда Амануллы, старшего советника по технологиям Госдепартамента США, программа представляет собой фреймворк для создания пропагандистской сети, лояльной целям правительства. Ключевыми её характеристиками являются децентрализованный подход, грамотный отбор участников, их обучение и предоставление методик. Участники сами выбирают, как и где использовать полученные умения.
Обучение проходит быстро - за 1-2 дня, в оффлайн-группах. Программа занятий является весьма насыщенной. Участники узнают о разных типах инструментов и техник, относящихся и к содержанию, и к трансляции кампании по контр-коммуникациям, которая должна увеличивать их мотивацию, влияние и аудиторию. На семинарах рассказывается о стратегиях в социальных медиа, а также о личных данных и уязвимости в интернете. Участников обучают созданию притягательного нарратива и «оптимальных сообщений», которые с большой вероятностью будут восприняты целевой аудиторией, включая дискуссии о контенте, источнике и среде распространения. Другим пунктом является «медиа-тренинг», на котором ученики придумывают и записывают свою «персональную миссию», направленную на то, чтобы вдохновить местные субъекты воплотить программу обучения на практике.
Свобода и требования к эффективности позволяют забыть о скучном и казенном тоне, от которого так боятся отступить государственные чиновники. Напротив, программа учит использовать «логику, юмор, сатиру, религиозные аргументы, не только с целью противостоять [экстремистам], но и навредить им, деморализовать их».
Проведя обучение, «Viral Peace» устраняется от прямого вмешательства, ограничиваясь лишь мониторингом результатов. Наиболее успешные примеры кампаний контр-коммуникаций могут быть включены в программу следующих тренингов. Вместе с тем проект поощряет передачу опыта, полученного участниками, другим активистам.
“Viral Peace” стартовал в 2011, финансировался Госдепартаментом и проводился через американские посольства. В то же время ставка на децентрализацию предполагала, что материалы могут быть переданы иностранным партнерам, в том числе и из корпоративной сферы, и программа будет развиваться на местном уровне. Через какое-то время содержание «Viral Peace» поменялось: его стал курировать уже знакомый нам Центр Беркмана; проект стал работать исключительно как экспертная коммуникационная платформа. Но практики остались на вооружении Госдепартамента. Не составит труда отыскать их элементы в программе “TechCamps”.
Другим путем является своего рода франчайзинг «коммуникационных» центров. В этой модели специалисты Госдепартамента и иных профильных ведомств предоставляют технологии и методики работы правительствам стран-сателлитов. Уже объявлено, что такой «дочерний» центр создан в Объединенных Арабских Эмиратах. Что характерно, несмотря на то, что центр в ОАЭ уже работает, никто не нашел в сети обращений от его имени. Это поднимает вопрос о том, насколько открыто работает новая структура…
Κυβέρνησος ἐσχατιαί / Горизонты управления
[Список статей цикла]
- Стать #хэштегом
- Титаны эпохи
- Их мир
- Виртуальная свобода
- "Если знаешь место боя..."
- Декомпиляция Матрицы
- Дочери офицеров против Исламского Халифата
- Как "Искренний голос" стал еще искреннее
- Уничтожая доверие
- Силы финансового притяжения
- "А зачем им деньги?.."
- Свет на дне колодца
- Кролики голосуют за Дарта Вейдера!
- Объединяй и властвуй
- Кто победит Катю Андрееву?
- Высшая ценность
- В погоне за устойчивостью
- Вавилонская Башня 2.0
- Размерность имеет значение!
- Знание победит
- Электронная Немезида
- Обреченный быть константой
- Инженерия человеческих душ
Логика прогресса
Бремя первых- Фактор страха
- Гипнотическая улыбка капитализма
- Утро, XXI век
- Баттлы по фактам в эпоху Веб 3.0
- Плод раздора, плод надежды