Виртуальная свобода
Продолжая рассказ о «Новом цифровом мире» за авторством Джареда Коэна и Эрика Шмидта, отметим, что их «интернет-проектирование» в политической сфере пока отдает маниловщиной. Однако технологическая экспансия в посткризисные общества продвигается авторами настойчиво и со всей серьёзностью.
Так, восстановление цифровых коммуникаций (естественно, силами западных корпораций) в дезинтегрированном социуме называется приоритетнейшей задачей - на уровне гуманитарной помощи едой, медикаментами и палатками. Объясняется это тем, что связь и Интернет - это же теперь настолько базовая человеческая потребность, как чистая вода, пища, кров и свобода слова (куда уж без нее).
С самых первых дней новой, «демократической» эры общества будут выстраиваться уже вокруг предложенных «старшими товарищами» технологических платформ и социальной модели. Нельзя сказать, что Коэн и Шмидт были первыми, кто поставил знак равенства между контролем над электронными коммуникациями и контролем над обществом. Зато они стали одними из первых сторонников, столь громко пропагандирующих идею технологической колонизации. Надо добавить, что «Новый цифровой мир» был издан за полтора месяца до того, как случился Сноуденгейт, так что отдельные места книги смотрятся в свете тех откровений весьма интересно.
По крайней мере, мы можем сказать спасибо Эдварду Сноудену за наглядную иллюстрацию колониальных отношений в цифровую эпоху. Обнародованные им документы рассказывают о том, что, например, в Афганистане американское Агентство национальной безопасности перехватывает и записывает все (то есть вообще, абсолютно все!) разговоры по мобильным телефонам местных сетей. Понятно, что объем голосового трафика в Афганистане и Багамах (аналогичный случай, тотальный контроль АНБ) невелик по сравнению с иными странами. Но объем доступных вычислительных мощностей будет расти экспоненциально, чего не скажешь о количестве телефонных разговоров. Поэтому объективных причин, ограничивающих распространение таких практик, я не вижу.
Нельзя сказать, чтобы эти факты как-то выделялись своим масштабом на фоне операций Министерства Любви АНБ по контролю за интернет-коммуникациями. Однако имеется забавное стечение обстоятельств. В свое время, в июле 2009, никто иной как Джаред Коэн проявлял немалую активность в том, чтобы убедить афганских операторов сотовой связи перенести вышки связи на территорию американских военных баз. Конечно, им двигали благородные мотивы обеспечения безопасности оборудования от бандитов и мародеров…
Наверняка не менее благородные мотивы присутствуют и в нынешнем предложении Коэна выдавать бывшим бандитам и мародерам боевикам-революционерам мобильные телефоны в качестве «реабилитационной» меры - например, в обмен на сданное оружие. В самом деле, трудно придумать лучшее средство социализации, чем телефон, еще лучше - с выходом в интернет. Ведь Старшему Брату совсем неинтересно знать, о чем разговаривают эти люди, правда, Джаред?
При этом авторы разумно полагают, что нет необходимости в тотальном насаждении западных технологических продуктов. Перспективной выглядит концепция, в которой на базе предлагаемой инфраструктуры и платформ местные сообщества создают прикладные решения и вырабатывают контент. Выгоды такого варианта очевидны: в первую очередь, это гибкость и более глубокое принятие технологий.
Во многих местах «Нового цифрового мира» подчеркивается важность диаспоры как инструмента культурной экспансии метрополии в страны бывшего проживания эмигрантов. Во-первых, коммуникационные возможности эмигрантов выше, чем на родине, особенно если уровень жизни там низок. Это делает голос диаспоры «громче», заметнее. Во-вторых, традиционные отношения в слаборазвитых обществах делают крайне важным родственные, клановые и пр. связи, предоставляя качественно иные возможности по трансляции того или иного месседжа.
Идеи книги очень часто перекликаются с «Государственной политикой в 21 веке» ("21st Century statecraft"), что, конечно, не должно нас удивлять. При этом книга может позволить себе быть более обстоятельной и откровенной. Интернет-пространство - это, по сути, такой же фронтир для государства, как и failed states на карте мира. И государство должно создавать и наращивать свое присутствие в Интернете, встраивая виртуальный мир в свою систему и увеличивая таким образом свое влияние - и в реальном мире в том числе. Государство должно быть проактивным, стратегически выстраивая свои действия в киберпространстве и упреждая возможные вызовы своей власти.
Такие стремления рано или поздно приведут, как минимум, к частичной сегментации Интернета и возведению тех или иных барьеров внутри Всемирной паутины. Сегменты будут контролироваться конкретными странами либо группами стран, выработавшими совместную интернет-политику. Правила внутри разных сегментов могут существенно отличаться. Одной из важнейших таких характеристик станет наличие, степень и тематика цензуры. Разумеется, доступ к неподконтрольным сегментам для своих граждан должен быть ограничен, равно как и допуск «чужаков» в свои владения. В этом варианте развития событий между национальными обществами и их виртуальными отражениями разница в открытости внешнему миру будет практически отсутствовать.
Если государство должно быть вовлечено в дела «виртуальные», то корпорациям, в свою очередь, отводится весомая роль в политических процессах - правда, по большей части в странах третьего мира. Эффективность корпораций на этом направлении обусловлена их гибкостью, открытостью к инновациям, выгодным имиджем в глазах населения и альтернативными инструментами деятельности. Под знаменем «социальной ответственности» и «приверженности демократическим ценностям» корпоративный сектор должен «единым фронтом» выступать проводником интересов западного мира.
Процесс цифровой колонизации авторы видят безальтернативным. В самом деле, разве можно в здравом уме отказаться от таких благ прогресса, как доступная связь и Интернет? Разве можно представить себе правительство, запретившее своим граждан пользоваться свободой Сети, да еще из-за каких-то нелепых соображений «национальной безопасности»? Однако, несмотря на такое "поверхностное" отношение, технологический контроль над коммуникационной инфраструктурой и средствами кибербезопасности всё больше будут становиться аналогом военного присутствия в зависимой стране. Они, конечно, не в силах полностью заменить «традиционные» вооруженные силы, однако значительно расширят влияние метрополии.
Эту власть государственный аппарат развитых стран будет делить с ИТ-корпорациями, что потребует новых путей согласования интересов, целей и образа действий управляющих элит. С ростом числа и разнообразия акторов во внешней политике и неиерархических отношений между ними растут требования к согласованности дипломатических усилий, иначе о достижении каких-либо результатов говорить не получится.
Важность этой проблемы Шмидту и Коэну пришлось прочувствовать на собственной шкуре. Поездка в Северную Корею в начале 2013 в рамках написания книги стала поводом для нападок официальной американской дипломатии. Госдеп обрушился с критикой на приверженцев "21st Century statecraft" - потому что их действия шли вразрез с проводимым государственными ведомствами курсом. Как раз накануне Пхеньян запустил назло американским империалистам «метеорологический спутник» (предположительно), на что США в ответ решили инициировать в ООН введение новых санкций против КНДР. «Гуманитарная миссия» Google, осуществлённая во имя «свободного доступа к информации», «открытости» и прочих благих намерений, явно не вписывалась в кампанию по демонизации Ким Чен Ына. Собственно, инцидент аналогичен иранскому, случившемуся с Коэном 4 года тому назад, и показывает, что практическая реализация идеи сетевой дипломатии еще очень далека от идеала.
Впрочем, такие огрехи не отменяют эффективности концепции «мягкой силы» как таковой. В то же время процессы интернетизации и дигитализации не ограничиваются исключительно сферой «мягкой силы». «Жесткая сила», военная, относится к новому цифровому миру весьма серьезно. В частности, в Соединенных Штатах серьезность оценивается цифрами 80-150 млрд. долларов в год. Именно такие суммы, по оценке авторов, Минобороны США тратит на кибервооружение и кибербезопасность. Это больше, чем ВЕСЬ военный бюджет нашей Империи Зла; а если дать хотя бы десятую часть этих денег Ким Чен Ыну - боюсь, Ын играючи уделает Пу по части международного имиджа...
США хорошо понимают, в какой области надо быть «впереди планеты всей». В будущем, уверены Шмидт и Коэн, Интернет превратится в еще одну сферу военных действий. И хотя они не будут сопряжены с человеческими жертвами, экономический ущерб такие войны будут способны нанести существенный. Самое скверное - стороны будет связывать очень мало ограничений, как формальных, так и общего характера. Проблема в том, что Интернет эффективно обезличивает агрессора. Крайне сложно определить, кто именно является инициатором кибератаки. Это не только оставляет реальных виновников безнаказанными, но еще и дает широкий простор для провокаций и «ложных целей», что может привести к раскручиванию по спирали взаимных кибератак.
Уязвимость от не поддающихся идентификации интернет-террористов может стать весомым оправданием для сегментации Сети по государственному признаку. Атаки могут повлечь за собой фильтрацию и блокировку трафика сетей целых стран и регионов. По мере того, как эта мера станет обыденной, а масштаб блокировок оставит открытым лишь небольшую часть Паутины, бывшей когда-то Всемирной, виртуальные границы будут все более осязаемыми.
Вообще, Сеть «Нового цифрового мира» достаточно далека от наивно-либеральных идеалов «открытости», «толерантности» и «абсолютной свободы». Мы будем разменивать нашу виртуальную свободу на виртуальную безопасность. То, что мы воспринимаем как виртуальную безопасность, с точки зрения государства будет являться усилением контроля над Сетью. Это может кому-то не понравиться, но в то же время такой процесс будет означать рост порядка в системе, что позитивно скажется на ее устойчивости и потенциале.
Забавно, что авторы преподносят цифровые коммуникации как невиданный инструмент гражданской свободы для развивающихся стран, и в то же время предрекают возникновение множества ограничений в Сети для более «зрелых» обществ. Для книги вообще характерны противоречия такого рода; «двойные стандарты» Джареда и Эрика нимало не смущают. Впрочем, с практической точки зрения такой сценарий вполне укладывается в русло усиления власти управляющих структур Запада и выноса хаоса на периферию глобального мира.
Самое удивительное, что мы сами, добровольно, попросим виртуального «закрепощения». Точно так же, как добровольно мы снабжаем сегодня Сеть потоком подробной информации о нашей жизни. Но достаточно будет нескольких шумных неприятных сюрпризов. «Когда общество полностью осознает масштаб описанных изменений, его подавляющая часть потребует от властей действий по защите тайны частной жизни», - мостят дорогу благими намерениями Эрик и Джаред. Как водится, «защита тайны частной жизни» может обернуться чем-то совершенно противоположным.
Что именно мы можем потерять? Например, анонимность. В будущем, предполагают авторы, некоторые правительства могут решить, «что иметь тысячи анонимных, бесконтрольных и непроверенных граждан - «подполье» - слишком рискованно». Всего через полтора года после выхода книги мы уже видим серьезные шаги Китая в этом направлении. Каждый аккаунт, каждое сообщение, каждый твой шаг в Сети будет привязан к конкретной персоне из физического мира. По сравнению с тотальностью контроля в виртуальном мире «1984» Дж. Оруэлла будет казаться детской сказкой. А неидентифицированный человек в Интернете автоматически будет считаться источником угрозы и потенциальным преступником.
Та же угроза может исходить и от шифрования данных. Если правительство не может прочитать зашифрованную информацию - оно, по мнению соавторов, имеет моральное право и вовсе запретить эту «неудобную» технологию. С одной оговоркой: если это правительство прогрессивное, демократическое, приверженное общечеловеческим ценностям и прочим кошерным вещам. По отношению к авторитарным странам шифрование, напротив, рассматривается как важный инструмент освободительной борьбы.
Собственно, а почему стремление к контролю и «проверенности» должно ограничиваться рамками виртуального мира? Такие вещи, как SkyHook, Stingray, UPSTREAM и HAPPYFOOT, увязывающие цифровые коммуникации с реальным, физическим пространством, работают уже сегодня. Завтра у нас будут надежные технологии автоматического распознавания лиц и плотная сеть камер видеонаблюдения. Хорошее подспорье - слежку за цифровыми девайсами слишком легко нейтрализовать. Кстати, можете поразмышлять самостоятельно в меру своей паранойи о связях между прогрессом в распознавании лиц, инициативами по запрету некоторых головных уборов и (на всякий случай) страшным-ужасным-радикально-исламским международным терроризмом.
Однако авторы книги обходят скользкую тему кибер-тоталитаризма с изяществом примы-балерины Большого. Хоть автократические режимы и вызывают у них неприязнь, Шмидт и Коэн находят свободный доступ к информации очень нежелательным концептом. Проекты вроде WikiLeaks они встречают весьма прохладно. Ребята из Google боятся. Сноуденгейт показал, что им было и есть чего бояться. А WikiLeaks, по сути, лишь показал всему миру некоторые аспекты работы конторы, в которой работал Джаред Коэн. Очевидно, в глубине души тот еще не полностью принял столь чаемые им «подотчетность властей» и другие «демократические ценности Интернета»...
Иной раз, правда, не знаешь, говорить ли о «глубине души» или о двоемыслии. Потому что, поругивая WikiLeaks, на другой странице Коэн и Шмидт на голубом глазу восхищаются идеей создания некоей глобальной анонимной платформы для публикации журналистских расследований. Вам тоже нравится такая «последовательность»? Объясняю: задуманная авторами платформа должна служить борьбе с кровавыми автократическими режимами, в то время как предаваемые анафаме ВикиЛикс и Эдди Сноуден норовят очернить светлый образ продвинутых «демократий».
Сами же продвинутые демократии, как я уже говорил, авторам не очень интересны. Судя по «Новому цифровому миру», оный не несет им никаких новых возможностей. Книга отделывается общими фразами про «гражданское участие», рост «подотчетности властей» и их прозрачности. А то и позволяет себе откровенные нелепости вроде того, что Интернет якобы «затрудняет распространение неправды».
Жаль, что самые оригинальные и яркие находки авторов бросаются ими в тексте походя, не получая должного развития. Нечасто встречаешь книгу, в которой «между строк» вычитывается едва ли не столько же, сколько и в «обычном» режиме. Это касается и эволюций в политике. Сетевое общество - в общем-то, более простое общество - очень существенно меняет баланс между эмоциональным и рациональным в политическом пространстве. Принцип «наименьшего общего знаменателя», подмеченный Коэном, работает и в развитых демократиях Запада. Здесь он означает тягу к простым решениям и предпочтение сиюминутного за счет стратегического.
Другими словами, означает рост ошибок. Уязвимость политиков в цифровую эпоху - это лишь отражение меньшей устойчивости политического аппарата. Возросшая волатильность и перманентная нестабильность будут определять динамику политики будущего и для вполне зрелых обществ. Да и с «гражданским участием» не все так просто. Новые коммуникационные возможности позволяют каждому публично выразить свою позицию. Но это количественное расширение не ведет к качественному росту. Более того, оно ведет к росту шума в системе, к хаотизации политического пространства. Да, этот шум гораздо ближе к принципам демократии как идеализированной формы общественного устройства. Но эта идеализированная форма на практике, увы, даёт далеко не идеальные результаты. Очень интересными могли бы быть рассуждения о том, как с помощью новых технологий усилить потенциал наиболее совершенных существующих политических систем; о новых институтах, инструментах и отношениях; о прогрессивной эволюции гражданского общества.
Пожалуй, это отражает один из главных недостатков книги. Недостаток, который я связываю с авторством Дж. Коэна. Те места, где первую скрипку должен играть Эрик Шмидт, еще более-менее устремлены в будущее. «Политическую» же часть Коэна будущее совсем не интересует. Коэна интересует настоящее. То, что происходит здесь и сейчас. В России и Украине, в Сирии и Ираке, в Бразилии и Китае.
Теперь различий между обществами в этих странах всё меньше и меньше. Новый цифровой мир пока стирает границы, а не возводит их. Мы можем говорить ему за это спасибо или ненавидеть его за это. И Эрик с Джаредом знают, почему мы становимся ближе - хотя опять оставляют на страницах книги лишь ключ, предлагая читателю размышлять самостоятельно. Всё просто - мы являемся свидетелями “перехода от ситуации, когда личность формируется офлайн и позднее проецируется в сеть, к созданию онлайн-личности, которая затем воплощается в реальном мире”.
Новый цифровой мир - их мир?
Он скоро будет и нашим миром.
Κυβέρνησος ἐσχατιαί / Горизонты управления
[Список статей цикла]
Так, восстановление цифровых коммуникаций (естественно, силами западных корпораций) в дезинтегрированном социуме называется приоритетнейшей задачей - на уровне гуманитарной помощи едой, медикаментами и палатками. Объясняется это тем, что связь и Интернет - это же теперь настолько базовая человеческая потребность, как чистая вода, пища, кров и свобода слова (куда уж без нее).
С самых первых дней новой, «демократической» эры общества будут выстраиваться уже вокруг предложенных «старшими товарищами» технологических платформ и социальной модели. Нельзя сказать, что Коэн и Шмидт были первыми, кто поставил знак равенства между контролем над электронными коммуникациями и контролем над обществом. Зато они стали одними из первых сторонников, столь громко пропагандирующих идею технологической колонизации. Надо добавить, что «Новый цифровой мир» был издан за полтора месяца до того, как случился Сноуденгейт, так что отдельные места книги смотрятся в свете тех откровений весьма интересно.
По крайней мере, мы можем сказать спасибо Эдварду Сноудену за наглядную иллюстрацию колониальных отношений в цифровую эпоху. Обнародованные им документы рассказывают о том, что, например, в Афганистане американское Агентство национальной безопасности перехватывает и записывает все (то есть вообще, абсолютно все!) разговоры по мобильным телефонам местных сетей. Понятно, что объем голосового трафика в Афганистане и Багамах (аналогичный случай, тотальный контроль АНБ) невелик по сравнению с иными странами. Но объем доступных вычислительных мощностей будет расти экспоненциально, чего не скажешь о количестве телефонных разговоров. Поэтому объективных причин, ограничивающих распространение таких практик, я не вижу.
Нельзя сказать, чтобы эти факты как-то выделялись своим масштабом на фоне операций Министерства Любви АНБ по контролю за интернет-коммуникациями. Однако имеется забавное стечение обстоятельств. В свое время, в июле 2009, никто иной как Джаред Коэн проявлял немалую активность в том, чтобы убедить афганских операторов сотовой связи перенести вышки связи на территорию американских военных баз. Конечно, им двигали благородные мотивы обеспечения безопасности оборудования от бандитов и мародеров…
Наверняка не менее благородные мотивы присутствуют и в нынешнем предложении Коэна выдавать бывшим бандитам и мародерам боевикам-революционерам мобильные телефоны в качестве «реабилитационной» меры - например, в обмен на сданное оружие. В самом деле, трудно придумать лучшее средство социализации, чем телефон, еще лучше - с выходом в интернет. Ведь Старшему Брату совсем неинтересно знать, о чем разговаривают эти люди, правда, Джаред?
При этом авторы разумно полагают, что нет необходимости в тотальном насаждении западных технологических продуктов. Перспективной выглядит концепция, в которой на базе предлагаемой инфраструктуры и платформ местные сообщества создают прикладные решения и вырабатывают контент. Выгоды такого варианта очевидны: в первую очередь, это гибкость и более глубокое принятие технологий.
Во многих местах «Нового цифрового мира» подчеркивается важность диаспоры как инструмента культурной экспансии метрополии в страны бывшего проживания эмигрантов. Во-первых, коммуникационные возможности эмигрантов выше, чем на родине, особенно если уровень жизни там низок. Это делает голос диаспоры «громче», заметнее. Во-вторых, традиционные отношения в слаборазвитых обществах делают крайне важным родственные, клановые и пр. связи, предоставляя качественно иные возможности по трансляции того или иного месседжа.
Идеи книги очень часто перекликаются с «Государственной политикой в 21 веке» ("21st Century statecraft"), что, конечно, не должно нас удивлять. При этом книга может позволить себе быть более обстоятельной и откровенной. Интернет-пространство - это, по сути, такой же фронтир для государства, как и failed states на карте мира. И государство должно создавать и наращивать свое присутствие в Интернете, встраивая виртуальный мир в свою систему и увеличивая таким образом свое влияние - и в реальном мире в том числе. Государство должно быть проактивным, стратегически выстраивая свои действия в киберпространстве и упреждая возможные вызовы своей власти.
Такие стремления рано или поздно приведут, как минимум, к частичной сегментации Интернета и возведению тех или иных барьеров внутри Всемирной паутины. Сегменты будут контролироваться конкретными странами либо группами стран, выработавшими совместную интернет-политику. Правила внутри разных сегментов могут существенно отличаться. Одной из важнейших таких характеристик станет наличие, степень и тематика цензуры. Разумеется, доступ к неподконтрольным сегментам для своих граждан должен быть ограничен, равно как и допуск «чужаков» в свои владения. В этом варианте развития событий между национальными обществами и их виртуальными отражениями разница в открытости внешнему миру будет практически отсутствовать.
Если государство должно быть вовлечено в дела «виртуальные», то корпорациям, в свою очередь, отводится весомая роль в политических процессах - правда, по большей части в странах третьего мира. Эффективность корпораций на этом направлении обусловлена их гибкостью, открытостью к инновациям, выгодным имиджем в глазах населения и альтернативными инструментами деятельности. Под знаменем «социальной ответственности» и «приверженности демократическим ценностям» корпоративный сектор должен «единым фронтом» выступать проводником интересов западного мира.
Процесс цифровой колонизации авторы видят безальтернативным. В самом деле, разве можно в здравом уме отказаться от таких благ прогресса, как доступная связь и Интернет? Разве можно представить себе правительство, запретившее своим граждан пользоваться свободой Сети, да еще из-за каких-то нелепых соображений «национальной безопасности»? Однако, несмотря на такое "поверхностное" отношение, технологический контроль над коммуникационной инфраструктурой и средствами кибербезопасности всё больше будут становиться аналогом военного присутствия в зависимой стране. Они, конечно, не в силах полностью заменить «традиционные» вооруженные силы, однако значительно расширят влияние метрополии.
Эту власть государственный аппарат развитых стран будет делить с ИТ-корпорациями, что потребует новых путей согласования интересов, целей и образа действий управляющих элит. С ростом числа и разнообразия акторов во внешней политике и неиерархических отношений между ними растут требования к согласованности дипломатических усилий, иначе о достижении каких-либо результатов говорить не получится.
Важность этой проблемы Шмидту и Коэну пришлось прочувствовать на собственной шкуре. Поездка в Северную Корею в начале 2013 в рамках написания книги стала поводом для нападок официальной американской дипломатии. Госдеп обрушился с критикой на приверженцев "21st Century statecraft" - потому что их действия шли вразрез с проводимым государственными ведомствами курсом. Как раз накануне Пхеньян запустил назло американским империалистам «метеорологический спутник» (предположительно), на что США в ответ решили инициировать в ООН введение новых санкций против КНДР. «Гуманитарная миссия» Google, осуществлённая во имя «свободного доступа к информации», «открытости» и прочих благих намерений, явно не вписывалась в кампанию по демонизации Ким Чен Ына. Собственно, инцидент аналогичен иранскому, случившемуся с Коэном 4 года тому назад, и показывает, что практическая реализация идеи сетевой дипломатии еще очень далека от идеала.
Впрочем, такие огрехи не отменяют эффективности концепции «мягкой силы» как таковой. В то же время процессы интернетизации и дигитализации не ограничиваются исключительно сферой «мягкой силы». «Жесткая сила», военная, относится к новому цифровому миру весьма серьезно. В частности, в Соединенных Штатах серьезность оценивается цифрами 80-150 млрд. долларов в год. Именно такие суммы, по оценке авторов, Минобороны США тратит на кибервооружение и кибербезопасность. Это больше, чем ВЕСЬ военный бюджет нашей Империи Зла; а если дать хотя бы десятую часть этих денег Ким Чен Ыну - боюсь, Ын играючи уделает Пу по части международного имиджа...
США хорошо понимают, в какой области надо быть «впереди планеты всей». В будущем, уверены Шмидт и Коэн, Интернет превратится в еще одну сферу военных действий. И хотя они не будут сопряжены с человеческими жертвами, экономический ущерб такие войны будут способны нанести существенный. Самое скверное - стороны будет связывать очень мало ограничений, как формальных, так и общего характера. Проблема в том, что Интернет эффективно обезличивает агрессора. Крайне сложно определить, кто именно является инициатором кибератаки. Это не только оставляет реальных виновников безнаказанными, но еще и дает широкий простор для провокаций и «ложных целей», что может привести к раскручиванию по спирали взаимных кибератак.
Уязвимость от не поддающихся идентификации интернет-террористов может стать весомым оправданием для сегментации Сети по государственному признаку. Атаки могут повлечь за собой фильтрацию и блокировку трафика сетей целых стран и регионов. По мере того, как эта мера станет обыденной, а масштаб блокировок оставит открытым лишь небольшую часть Паутины, бывшей когда-то Всемирной, виртуальные границы будут все более осязаемыми.
Вообще, Сеть «Нового цифрового мира» достаточно далека от наивно-либеральных идеалов «открытости», «толерантности» и «абсолютной свободы». Мы будем разменивать нашу виртуальную свободу на виртуальную безопасность. То, что мы воспринимаем как виртуальную безопасность, с точки зрения государства будет являться усилением контроля над Сетью. Это может кому-то не понравиться, но в то же время такой процесс будет означать рост порядка в системе, что позитивно скажется на ее устойчивости и потенциале.
Забавно, что авторы преподносят цифровые коммуникации как невиданный инструмент гражданской свободы для развивающихся стран, и в то же время предрекают возникновение множества ограничений в Сети для более «зрелых» обществ. Для книги вообще характерны противоречия такого рода; «двойные стандарты» Джареда и Эрика нимало не смущают. Впрочем, с практической точки зрения такой сценарий вполне укладывается в русло усиления власти управляющих структур Запада и выноса хаоса на периферию глобального мира.
Самое удивительное, что мы сами, добровольно, попросим виртуального «закрепощения». Точно так же, как добровольно мы снабжаем сегодня Сеть потоком подробной информации о нашей жизни. Но достаточно будет нескольких шумных неприятных сюрпризов. «Когда общество полностью осознает масштаб описанных изменений, его подавляющая часть потребует от властей действий по защите тайны частной жизни», - мостят дорогу благими намерениями Эрик и Джаред. Как водится, «защита тайны частной жизни» может обернуться чем-то совершенно противоположным.
Что именно мы можем потерять? Например, анонимность. В будущем, предполагают авторы, некоторые правительства могут решить, «что иметь тысячи анонимных, бесконтрольных и непроверенных граждан - «подполье» - слишком рискованно». Всего через полтора года после выхода книги мы уже видим серьезные шаги Китая в этом направлении. Каждый аккаунт, каждое сообщение, каждый твой шаг в Сети будет привязан к конкретной персоне из физического мира. По сравнению с тотальностью контроля в виртуальном мире «1984» Дж. Оруэлла будет казаться детской сказкой. А неидентифицированный человек в Интернете автоматически будет считаться источником угрозы и потенциальным преступником.
Та же угроза может исходить и от шифрования данных. Если правительство не может прочитать зашифрованную информацию - оно, по мнению соавторов, имеет моральное право и вовсе запретить эту «неудобную» технологию. С одной оговоркой: если это правительство прогрессивное, демократическое, приверженное общечеловеческим ценностям и прочим кошерным вещам. По отношению к авторитарным странам шифрование, напротив, рассматривается как важный инструмент освободительной борьбы.
Собственно, а почему стремление к контролю и «проверенности» должно ограничиваться рамками виртуального мира? Такие вещи, как SkyHook, Stingray, UPSTREAM и HAPPYFOOT, увязывающие цифровые коммуникации с реальным, физическим пространством, работают уже сегодня. Завтра у нас будут надежные технологии автоматического распознавания лиц и плотная сеть камер видеонаблюдения. Хорошее подспорье - слежку за цифровыми девайсами слишком легко нейтрализовать. Кстати, можете поразмышлять самостоятельно в меру своей паранойи о связях между прогрессом в распознавании лиц, инициативами по запрету некоторых головных уборов и (на всякий случай) страшным-ужасным-радикально-исламским международным терроризмом.
Однако авторы книги обходят скользкую тему кибер-тоталитаризма с изяществом примы-балерины Большого. Хоть автократические режимы и вызывают у них неприязнь, Шмидт и Коэн находят свободный доступ к информации очень нежелательным концептом. Проекты вроде WikiLeaks они встречают весьма прохладно. Ребята из Google боятся. Сноуденгейт показал, что им было и есть чего бояться. А WikiLeaks, по сути, лишь показал всему миру некоторые аспекты работы конторы, в которой работал Джаред Коэн. Очевидно, в глубине души тот еще не полностью принял столь чаемые им «подотчетность властей» и другие «демократические ценности Интернета»...
Иной раз, правда, не знаешь, говорить ли о «глубине души» или о двоемыслии. Потому что, поругивая WikiLeaks, на другой странице Коэн и Шмидт на голубом глазу восхищаются идеей создания некоей глобальной анонимной платформы для публикации журналистских расследований. Вам тоже нравится такая «последовательность»? Объясняю: задуманная авторами платформа должна служить борьбе с кровавыми автократическими режимами, в то время как предаваемые анафаме ВикиЛикс и Эдди Сноуден норовят очернить светлый образ продвинутых «демократий».
Сами же продвинутые демократии, как я уже говорил, авторам не очень интересны. Судя по «Новому цифровому миру», оный не несет им никаких новых возможностей. Книга отделывается общими фразами про «гражданское участие», рост «подотчетности властей» и их прозрачности. А то и позволяет себе откровенные нелепости вроде того, что Интернет якобы «затрудняет распространение неправды».
Жаль, что самые оригинальные и яркие находки авторов бросаются ими в тексте походя, не получая должного развития. Нечасто встречаешь книгу, в которой «между строк» вычитывается едва ли не столько же, сколько и в «обычном» режиме. Это касается и эволюций в политике. Сетевое общество - в общем-то, более простое общество - очень существенно меняет баланс между эмоциональным и рациональным в политическом пространстве. Принцип «наименьшего общего знаменателя», подмеченный Коэном, работает и в развитых демократиях Запада. Здесь он означает тягу к простым решениям и предпочтение сиюминутного за счет стратегического.
Другими словами, означает рост ошибок. Уязвимость политиков в цифровую эпоху - это лишь отражение меньшей устойчивости политического аппарата. Возросшая волатильность и перманентная нестабильность будут определять динамику политики будущего и для вполне зрелых обществ. Да и с «гражданским участием» не все так просто. Новые коммуникационные возможности позволяют каждому публично выразить свою позицию. Но это количественное расширение не ведет к качественному росту. Более того, оно ведет к росту шума в системе, к хаотизации политического пространства. Да, этот шум гораздо ближе к принципам демократии как идеализированной формы общественного устройства. Но эта идеализированная форма на практике, увы, даёт далеко не идеальные результаты. Очень интересными могли бы быть рассуждения о том, как с помощью новых технологий усилить потенциал наиболее совершенных существующих политических систем; о новых институтах, инструментах и отношениях; о прогрессивной эволюции гражданского общества.
Пожалуй, это отражает один из главных недостатков книги. Недостаток, который я связываю с авторством Дж. Коэна. Те места, где первую скрипку должен играть Эрик Шмидт, еще более-менее устремлены в будущее. «Политическую» же часть Коэна будущее совсем не интересует. Коэна интересует настоящее. То, что происходит здесь и сейчас. В России и Украине, в Сирии и Ираке, в Бразилии и Китае.
Теперь различий между обществами в этих странах всё меньше и меньше. Новый цифровой мир пока стирает границы, а не возводит их. Мы можем говорить ему за это спасибо или ненавидеть его за это. И Эрик с Джаредом знают, почему мы становимся ближе - хотя опять оставляют на страницах книги лишь ключ, предлагая читателю размышлять самостоятельно. Всё просто - мы являемся свидетелями “перехода от ситуации, когда личность формируется офлайн и позднее проецируется в сеть, к созданию онлайн-личности, которая затем воплощается в реальном мире”.
Новый цифровой мир - их мир?
Он скоро будет и нашим миром.
Κυβέρνησος ἐσχατιαί / Горизонты управления
[Список статей цикла]
- Стать #хэштегом
- Титаны эпохи
- Их мир
- Виртуальная свобода
- "Если знаешь место боя..."
- Декомпиляция Матрицы
- Дочери офицеров против Исламского Халифата
- Как "Искренний голос" стал еще искреннее
- Уничтожая доверие
- Силы финансового притяжения
- "А зачем им деньги?.."
- Свет на дне колодца
- Кролики голосуют за Дарта Вейдера!
- Объединяй и властвуй
- Кто победит Катю Андрееву?
- Высшая ценность
- В погоне за устойчивостью
- Вавилонская Башня 2.0
- Размерность имеет значение!
- Знание победит
- Электронная Немезида
- Обреченный быть константой
- Инженерия человеческих душ
Логика прогресса
Бремя первых- Фактор страха
- Гипнотическая улыбка капитализма
- Утро, XXI век
- Баттлы по фактам в эпоху Веб 3.0
- Плод раздора, плод надежды