Узелки, 1-20.
Все узелки: 1-20, 21-40, 41-60, 61-80, 81-95
Начну новый цикл мемуарных постов под названием "Узелки".
Это мои воспоминания о глубоком детстве, до 6 лет, когда мы с семьей жили в Куйбышеве, где я и родился.
Текст представляет собой разбитые на отдельные абзацы, несвязанные между собой короткие эпизоды, которые остались у меня в памяти и которые я однажды решил зафиксировать. Эти заметки призваны служить узелками для памяти: читая их, я вспоминаю соответствующую картинку и, может быть, детские переживания. Совершенно не обязательно, чтобы эти эпизоды были важными событиями и вообще событиями - где-то есть просто попытка напомнить себе детские ощущения. Скорее всего, моим читателей, которые не знают соответствующих картинок, будет неинтересно. Все же я старался не делать узелки абстрактными, а каждый эпизод записать как законченный сюжет.
Написана книга в 1988 году, когда мне было 19 лет, и описываемые детские впечатления были еще весьма твердыми. Я очень доволен собой молодым, что у меня теперь есть эти заметки. Всего набралось ровными счетом 100 узелков, и я буду их публиковать сериями по 20 штук, примерно раз в неделю.
1. Одно из самых первых впечатлений: я чем-то болен и прохожу какую-то процедуру, что-то вроде рентгена. Лежу на столе, сверху меня какая-то аппаратура, очень хорошо ее помню. Следующий момент (я почему-то уверен, что это продолжение предыдущего) - сижу в больнице, в какой-то комнате, жду маму. Вижу ее в окно, очень радуюсь. Мама входит, дает мне яблоко.
2. Впечатление тоже очень молодое: ясли, все лежат в кроватках, а я, кажется, заболел очень чем-то сильным, может, тем из-за чего меня положили в больницу в п. 1. Входит мама, мне от этого хорошо, но, по-моему, она волновалась. Смутнейшее воспоминание.
3. Я уже постарше, учусь завязывать шнурки. Вижу, как это здорово получается у мамы: раз-раз, пальцами поводила и уже готово. Я повторяю точно за мамой, с ее скоростью треплю пальцами шнурки, ничего не выходит.
4. В детском саду много что помню. Выступал во всех утренниках, хотя выступление запомнилось только одно: водит хоровод и поем "Березоньку", махая платочками. А один раз был какой-то праздник, я нигде не выступал. То есть выступал в постановке "Репка" для младшей группы, а перед родителями, когда они пришли смотреть, не выступал. Даже в массовой сцене, где все двигались по залу и пели что-то вроде "Летите, голуби, летите", что-то про голубей, точно. Кажется, хотели меня сначала задействовать в сценке, где "петрушка, морковка, горох, свекла, картошка, ох". Даже помню эти фрукты и кухонный ножик, завернутый в целлофан, чтобы не порезались. Но так я и не выступал, сидел на скамеечке, и мне было обидно. А мама потом все спрашивала, не наказан ли я.
5. Ходил я в два садика. Но от первого у меня воспоминаний не осталось, кроме сцены прощания. Мама пришла за мной, они поговорили с воспитателем, что я ухожу. Детям сказали, чтобы мне сказали "до свидания". Дети загалдели "до свидания", я тоже сказал. Все воспоминание.
6. Зато о новом садике, который открылся у нас во дворе, помню неизмеримо больше. Записываться туда мы пришли третьими или четвертыми. Помню мое первое впечатление от новых перильцев. Записали меня, видимо, на одну группу старше, чем я должен был быть, потому что года через два меня перевели в меньшую группу. Очень я плакал по этому поводу в кабинете заведующей.
7. В детском саду я любил есть снег. Отвернусь от воспитательницы и варежку ко рту. Она, конечно, видела. Говорила с родителями, пытались на меня воздействовать. Я потом еще долго ел снег, лет до десяти.
8. Хотели меня оставить одну ночь в садике на продленную смену. Вроде бы и было уже со мной договорено, но в последний момент я почему-то испугался. Когда папа вечером пришел меня навестить, я наотрез отказался оставаться в саду. Папа весело меня уговаривал, ему, видимо, было смешно, как я отказываюсь. Он мне показывал на бегущих ребят и говорил, что им ведь весело. И воспитательница говорила, что ничего страшного. Но я проявил-таки характер, заплакал, и меня не оставили.
9. Был у меня приступ как-то два дня подряд, я очень начинал скучать без мамы. В тот раз, помню, мы играли слева от садика на асфальте во что-то с мячом. Пришли за первым ребенком в пять часов. А я плачу, требуюсь домой, хотя прекрасно знаю, что мама приходит между пятью и шестью. Даже играть отказывался. Почему? Сам себе удивлялся. Мама заволновалась, помню.
10. Папа иногда нас брал на "парады" в своей части. Я уж не знаю, по праздникам это было в каждой части или как. Я, Дима и еще один мальчик смотрели, как все начинали идти по дорожке, обходили дом и, поворачивая, шли по противоположной дорожке. Меня всегда очень радовало, что папа шел одним из первых. А ему было весело смотреть, как мы бегаем. Он шел и пытался не улыбаться. И еще какие-то рапорты папы перед большим дядей помню, грамоты солдатам вручали.
11. Я лежу дома, засыпаю уже на своей кушетке. Входит Дима и что-то говорит, фонетически похожее на "чертова мать". Я повторяю, что понял, за старшим братом. Он меня хватает и ведет жаловаться маме, гадкий ребенок. Он жалуется, я оправдываюсь, что он тоже говорил. Он говорит, что не говорил. Мама, похоже, ничего не понимает и отправляет нас спать.
12. Писать печатными буквами я вроде бы и раньше умел. А в группе у нас была девочка, которая по письменному писать умела. Она ходила с карандашом, а мы ее просили: напиши "шкаф", напиши "стул", любопытно ведь. А в этот день Дима за мной в садик пришел. Увидел и взялся меня тоже по письменному обучить. Вот мы с ним по вечерам в школу играть начали. Звоночек сделали: насыпали в пустой флакончик от лекарства железных шариков и звенели ими. Дима научил меня писать по письменному, но я все-таки больше любил печатными, проще. И еще он чему-то меня научил, не помню.
13. Однажды зимой мы с папой ездили в Алушту отдыхать. Перед отъездом он пришел меня забирать из садика. Мы с мальчиком как раз в сугробе рыли ходы. Хотели, чтобы можно было бросить снежок или машинку в одном месте, а он бы выкатился в другом. Вырыли мы что-то хитро-архитектурное, машинка въехала, где-то там застряла в сугробе, и не выехала, откуда надо. В сугробе машину искать огромное веселье. В общем, хорошо было. А тут папа пришел. Все сугробы забыты, я бегу к папе. Во-первых, когда забирают раньше, чем обычно, это в детском саду всегда праздник. Во-вторых, я же знал, что мы уезжаем. В-третьих, мне дали шоколадную конфету. В-четвертых, мы с папой на машине поехали. Восторг!
14. Из того, что было в Алуште, помню два момента. Мы с папой шли по улице, а у одной женщины с третьего этажа упало полотенце, и она попросила папу его забросить. У меня был праздник забрасывания полотенца. А еще мы с папой откуда-то рассматривали город, и он мне показывал единственный жилой девятиэтажный дом в Алуште (остальные высотные дома гостиницы). Это удивляло, так как высотных зданий вокруг было много.
15. В саду лепили огромные снежные комья. Один мальчик, кажется Валера, научил меня, как их делать. Надо маленький комок слепить руками, а потом бросить его за беседкой и пинать ногами. Пока беседку обойдешь, получается ком. Мы делали, у кого больше. Потом втроем катили один ком, пока он не стал выше нас, и уже стало тяжело его катить. Мы бросили, а Валера пытался катить один, но сдвинуть не мог и даже заплакал. Так этот ком потом и стоял.
16. В саду у нас был тихий час, в течение которого Валера устраивал концерты. Вскакивал на кровати и кривлялся по всякому. Воспитательница его часто наказывала. А вообще я в тихий час никогда не спал. Как-то вздумал считать до миллиона. Неделю считал в тихие часы и, видимо, часто сбивался или вообще плохо умел считать, так как досчитал.
17. Мой сосед по тихому часу, не помню, как его зовут, начал рассказывать мне в кровати про подвиги Геракла. Я мало что запомнил. Но после этого тихого часа у нас как раз начался спор, кто в группе самый сильный. Почему-то все решили, что Игорь, но я не понял, почему, вроде бы мы не дрались в детском саду. Я заявил, что я самый сильный, и мы начали с Игорем драться. Я применил прием Геракла, когда он змей душил. Взял Игоря за горло и душил, пока у него слезы не выступили. В общем, я победил. Но поскольку все болели за Игоря, то на меня пожаловались.
18. Целый час я сидел в углу, обиженный наказанием и гордый победой. А в это время группа готовилась, кажется, к 8 марта. Воспитательницы учили делать мамам из ниток куколок. А меня и еще несколько провинившихся после всех стали учить делать из бумаги фотоаппаратики. Потом мы научились делать и кукол. На следующий день фотоаппаратики были нарасхват. Мы, вчера наказанные, умеющие их делать, сегодня были очень популярны. А как фотоаппаратики и куклы делаются, я и сейчас помню.
19. У нас всех в детском саду был свой стульчик. Они были пронумерованы, и мы очень тщательно следили, чтобы каждый садился на свой стул. У кого-то был номер 17, как у Харламова, у кого-то 20, как у Третьяка. Кто-то гордился номером 1, а что, почетно. У меня был стул номер 5. Хорошее число, я пятого числа родился.
20. В детском саду, а потом и в школе, была приятная традиция: именинник приносил коробку конфет. Так как мой день рождения в середине лета, когда самые каникулы, то мне эта традиция очень нравилась, я почти никогда ничего не приносил. В саду это было только один раз. Мой день рождения у всех вызвал симпатии, и всякому вновь прибывшему о нем сообщалось. Одна девочка пришла и пожала плечами, у нее тоже оказался день рождения. Мой праздник спасло то, что мне было 5 лет, а ей 6. Дело было еще до того, как я перешел на одну группу младше. И еще то, что она конфеты не принесла, так что в центре внимания все равно был я.
Начну новый цикл мемуарных постов под названием "Узелки".
Это мои воспоминания о глубоком детстве, до 6 лет, когда мы с семьей жили в Куйбышеве, где я и родился.
Текст представляет собой разбитые на отдельные абзацы, несвязанные между собой короткие эпизоды, которые остались у меня в памяти и которые я однажды решил зафиксировать. Эти заметки призваны служить узелками для памяти: читая их, я вспоминаю соответствующую картинку и, может быть, детские переживания. Совершенно не обязательно, чтобы эти эпизоды были важными событиями и вообще событиями - где-то есть просто попытка напомнить себе детские ощущения. Скорее всего, моим читателей, которые не знают соответствующих картинок, будет неинтересно. Все же я старался не делать узелки абстрактными, а каждый эпизод записать как законченный сюжет.
Написана книга в 1988 году, когда мне было 19 лет, и описываемые детские впечатления были еще весьма твердыми. Я очень доволен собой молодым, что у меня теперь есть эти заметки. Всего набралось ровными счетом 100 узелков, и я буду их публиковать сериями по 20 штук, примерно раз в неделю.
1. Одно из самых первых впечатлений: я чем-то болен и прохожу какую-то процедуру, что-то вроде рентгена. Лежу на столе, сверху меня какая-то аппаратура, очень хорошо ее помню. Следующий момент (я почему-то уверен, что это продолжение предыдущего) - сижу в больнице, в какой-то комнате, жду маму. Вижу ее в окно, очень радуюсь. Мама входит, дает мне яблоко.
2. Впечатление тоже очень молодое: ясли, все лежат в кроватках, а я, кажется, заболел очень чем-то сильным, может, тем из-за чего меня положили в больницу в п. 1. Входит мама, мне от этого хорошо, но, по-моему, она волновалась. Смутнейшее воспоминание.
3. Я уже постарше, учусь завязывать шнурки. Вижу, как это здорово получается у мамы: раз-раз, пальцами поводила и уже готово. Я повторяю точно за мамой, с ее скоростью треплю пальцами шнурки, ничего не выходит.
4. В детском саду много что помню. Выступал во всех утренниках, хотя выступление запомнилось только одно: водит хоровод и поем "Березоньку", махая платочками. А один раз был какой-то праздник, я нигде не выступал. То есть выступал в постановке "Репка" для младшей группы, а перед родителями, когда они пришли смотреть, не выступал. Даже в массовой сцене, где все двигались по залу и пели что-то вроде "Летите, голуби, летите", что-то про голубей, точно. Кажется, хотели меня сначала задействовать в сценке, где "петрушка, морковка, горох, свекла, картошка, ох". Даже помню эти фрукты и кухонный ножик, завернутый в целлофан, чтобы не порезались. Но так я и не выступал, сидел на скамеечке, и мне было обидно. А мама потом все спрашивала, не наказан ли я.
5. Ходил я в два садика. Но от первого у меня воспоминаний не осталось, кроме сцены прощания. Мама пришла за мной, они поговорили с воспитателем, что я ухожу. Детям сказали, чтобы мне сказали "до свидания". Дети загалдели "до свидания", я тоже сказал. Все воспоминание.
6. Зато о новом садике, который открылся у нас во дворе, помню неизмеримо больше. Записываться туда мы пришли третьими или четвертыми. Помню мое первое впечатление от новых перильцев. Записали меня, видимо, на одну группу старше, чем я должен был быть, потому что года через два меня перевели в меньшую группу. Очень я плакал по этому поводу в кабинете заведующей.
7. В детском саду я любил есть снег. Отвернусь от воспитательницы и варежку ко рту. Она, конечно, видела. Говорила с родителями, пытались на меня воздействовать. Я потом еще долго ел снег, лет до десяти.
8. Хотели меня оставить одну ночь в садике на продленную смену. Вроде бы и было уже со мной договорено, но в последний момент я почему-то испугался. Когда папа вечером пришел меня навестить, я наотрез отказался оставаться в саду. Папа весело меня уговаривал, ему, видимо, было смешно, как я отказываюсь. Он мне показывал на бегущих ребят и говорил, что им ведь весело. И воспитательница говорила, что ничего страшного. Но я проявил-таки характер, заплакал, и меня не оставили.
9. Был у меня приступ как-то два дня подряд, я очень начинал скучать без мамы. В тот раз, помню, мы играли слева от садика на асфальте во что-то с мячом. Пришли за первым ребенком в пять часов. А я плачу, требуюсь домой, хотя прекрасно знаю, что мама приходит между пятью и шестью. Даже играть отказывался. Почему? Сам себе удивлялся. Мама заволновалась, помню.
10. Папа иногда нас брал на "парады" в своей части. Я уж не знаю, по праздникам это было в каждой части или как. Я, Дима и еще один мальчик смотрели, как все начинали идти по дорожке, обходили дом и, поворачивая, шли по противоположной дорожке. Меня всегда очень радовало, что папа шел одним из первых. А ему было весело смотреть, как мы бегаем. Он шел и пытался не улыбаться. И еще какие-то рапорты папы перед большим дядей помню, грамоты солдатам вручали.
11. Я лежу дома, засыпаю уже на своей кушетке. Входит Дима и что-то говорит, фонетически похожее на "чертова мать". Я повторяю, что понял, за старшим братом. Он меня хватает и ведет жаловаться маме, гадкий ребенок. Он жалуется, я оправдываюсь, что он тоже говорил. Он говорит, что не говорил. Мама, похоже, ничего не понимает и отправляет нас спать.
12. Писать печатными буквами я вроде бы и раньше умел. А в группе у нас была девочка, которая по письменному писать умела. Она ходила с карандашом, а мы ее просили: напиши "шкаф", напиши "стул", любопытно ведь. А в этот день Дима за мной в садик пришел. Увидел и взялся меня тоже по письменному обучить. Вот мы с ним по вечерам в школу играть начали. Звоночек сделали: насыпали в пустой флакончик от лекарства железных шариков и звенели ими. Дима научил меня писать по письменному, но я все-таки больше любил печатными, проще. И еще он чему-то меня научил, не помню.
13. Однажды зимой мы с папой ездили в Алушту отдыхать. Перед отъездом он пришел меня забирать из садика. Мы с мальчиком как раз в сугробе рыли ходы. Хотели, чтобы можно было бросить снежок или машинку в одном месте, а он бы выкатился в другом. Вырыли мы что-то хитро-архитектурное, машинка въехала, где-то там застряла в сугробе, и не выехала, откуда надо. В сугробе машину искать огромное веселье. В общем, хорошо было. А тут папа пришел. Все сугробы забыты, я бегу к папе. Во-первых, когда забирают раньше, чем обычно, это в детском саду всегда праздник. Во-вторых, я же знал, что мы уезжаем. В-третьих, мне дали шоколадную конфету. В-четвертых, мы с папой на машине поехали. Восторг!
14. Из того, что было в Алуште, помню два момента. Мы с папой шли по улице, а у одной женщины с третьего этажа упало полотенце, и она попросила папу его забросить. У меня был праздник забрасывания полотенца. А еще мы с папой откуда-то рассматривали город, и он мне показывал единственный жилой девятиэтажный дом в Алуште (остальные высотные дома гостиницы). Это удивляло, так как высотных зданий вокруг было много.
15. В саду лепили огромные снежные комья. Один мальчик, кажется Валера, научил меня, как их делать. Надо маленький комок слепить руками, а потом бросить его за беседкой и пинать ногами. Пока беседку обойдешь, получается ком. Мы делали, у кого больше. Потом втроем катили один ком, пока он не стал выше нас, и уже стало тяжело его катить. Мы бросили, а Валера пытался катить один, но сдвинуть не мог и даже заплакал. Так этот ком потом и стоял.
16. В саду у нас был тихий час, в течение которого Валера устраивал концерты. Вскакивал на кровати и кривлялся по всякому. Воспитательница его часто наказывала. А вообще я в тихий час никогда не спал. Как-то вздумал считать до миллиона. Неделю считал в тихие часы и, видимо, часто сбивался или вообще плохо умел считать, так как досчитал.
17. Мой сосед по тихому часу, не помню, как его зовут, начал рассказывать мне в кровати про подвиги Геракла. Я мало что запомнил. Но после этого тихого часа у нас как раз начался спор, кто в группе самый сильный. Почему-то все решили, что Игорь, но я не понял, почему, вроде бы мы не дрались в детском саду. Я заявил, что я самый сильный, и мы начали с Игорем драться. Я применил прием Геракла, когда он змей душил. Взял Игоря за горло и душил, пока у него слезы не выступили. В общем, я победил. Но поскольку все болели за Игоря, то на меня пожаловались.
18. Целый час я сидел в углу, обиженный наказанием и гордый победой. А в это время группа готовилась, кажется, к 8 марта. Воспитательницы учили делать мамам из ниток куколок. А меня и еще несколько провинившихся после всех стали учить делать из бумаги фотоаппаратики. Потом мы научились делать и кукол. На следующий день фотоаппаратики были нарасхват. Мы, вчера наказанные, умеющие их делать, сегодня были очень популярны. А как фотоаппаратики и куклы делаются, я и сейчас помню.
19. У нас всех в детском саду был свой стульчик. Они были пронумерованы, и мы очень тщательно следили, чтобы каждый садился на свой стул. У кого-то был номер 17, как у Харламова, у кого-то 20, как у Третьяка. Кто-то гордился номером 1, а что, почетно. У меня был стул номер 5. Хорошее число, я пятого числа родился.
20. В детском саду, а потом и в школе, была приятная традиция: именинник приносил коробку конфет. Так как мой день рождения в середине лета, когда самые каникулы, то мне эта традиция очень нравилась, я почти никогда ничего не приносил. В саду это было только один раз. Мой день рождения у всех вызвал симпатии, и всякому вновь прибывшему о нем сообщалось. Одна девочка пришла и пожала плечами, у нее тоже оказался день рождения. Мой праздник спасло то, что мне было 5 лет, а ей 6. Дело было еще до того, как я перешел на одну группу младше. И еще то, что она конфеты не принесла, так что в центре внимания все равно был я.