Усадьба Нача.
На просторах широких полей между Ляховичами и Клецком берёт своё начало небольшая речка Нача, которая, проделав путь едва ли в 20 километров, впадает в речку Лань в верховьях полесских болот. А неподалёку от истоков Начи издревле расположился шляхетский двор, история которого уходит ещё в далёкие времена правления князя Витовта. Тогда эта местность принадлежала его конюшему Яну Немире, который в конце 14 - начале 15 столетия был магнатом на зависть даже более поздним Радзивиллам и Сапегам! Его владения в начале 15 века протянулись на Литве от Припяти и до Нёмана. А родовым центром Яна Немиры было достаточно отдалённое и от Несвижа, и от Начи местечко Вселюб к северу от Новогрудка. Ян Немира был не только конюшим, но также и дипломатом, принимавшим участие в посольских делегациях в Тевтонский орден и Великий Новгород, присутствовал на заключении Городельской унии с Польским королевством, после которой получил для себя и своих потомков древний герб «Ястржембец». Таким образом, Немира пользовался благосклонностью великого князя и скопил за свою верную службу ему большое количество земельных владений, которые разделил между четырьмя сыновьями. Нача досталась самому младшему сыну Фёдору, который, как и его братья и потомки, уже носил фамилию в честь отца - Немирович.
От Фёдора Немировича Нача попала в приданое его дочери Анны, которая вышла замуж за шляхтича Бартоша Табаровича. Бартош был очень влиятельным человеком своего времени в Великом княжестве Литовском. Он занимал пост маршалка господарского и входил в ближайшую свиту великого князя Александра. Его брат Войцех был виленским католическим архиепископом. Между прочим, имена Войцеха и Бартоша Табаровичей стоят под привилеем, которым в 1499 году было дано магдебурское право городу Минску. Также можно отметить, что владелец двора в Наче был опекуном юных лет Юрия Ильинича - будущего устроителя Мирского замка.
Страница великокняжеского привилея Минску на магдебургское право. Внизу страницы стоит имя пана Бартоша Табаровича.
Юрий Ильинич стал фактически приёмным сыном Бартоша и Анны Табаровичей, поскольку своих детей у них не было. После смерти Бартоша, часть его имений отошла Ильиничу, а другая часть, вместе с двором Нача, перешла в княжескую казну, пополнив фонд земель, которыми князь мог наградить шляхтичей за службу в Новогрудском воеводстве. Такой момент наступил в 1566 году, когда на Новогрудчине был учреждён пост войского. Находящийся на этой должности должен был следить за порядком и сохранностью имений во время отъезда их хозяев на войну. Сам он от военной обязанности при этом был освобождён. Первым войским Новогрудского воеводства стал шляхтич Александр Брындза, которому в качестве служебного поощрения был отдан двор Нача.
В некоторых очерках о Наче упоминается, что во второй половине 16 века она принадлежала представителям рода Подаревских. Но скорее всего, это не так, поскольку упоминание о Подаревских как о владельцах Начи относится ровно к тому же времени, когда ей владели Брындзы. Подаревские владели какой-то другой Начей, и вероятнее всего той деревней, которая находится рядом с устьем одноимённой речки, в отличие от нашей Начи, которая расположена у её истоков.
Берега реки Начи возле усадьбы.
Начей владело, как минимум, несколько поколений Брындзов - Александр и его сын Давыд, - которые оба были новогрудскими войскими. С тех самых пор у Начи появилось продолжение названия, которое выделяло её из ряда одноимённых дворов и деревень - Нача Брындзовская. Это наименование дожило до самого 20 века, когда Брындзы уже давным-давно перестали быть владельцами Начи. Более того, название усадьбы на ляховичских просторах навсегда вошло в саму фамилию рода Брындзов, потомки которого живы до сих пор! Уже в 18 веке представители рода встречаются на страницах документов исключительно под фамилией Брындза-Нацкий (по-польски: Bryndza-Nacki), несмотря на то, что в собственности этой усадьбы они уже не имели. Кстати, после того, как Александр и Давыд Брындзы побыли на посту новогрудского войского, представители этого рода более не проявляли сколь-либо ярко на службе в Речи Посполитой до самого начала 20 столетия, когда Людвик Брындза-Нацкий стал депутатом российской Государственной думы.
В конце 18 века имение Нача предстаёт на исторической арене уже как владение знатнейшего рода князей Масальских. Есть сведения, что оно попало к ним из рук ордена иезуитов. В 1773 году он был упразднён самой католической церковью, а его имущество было передано светским властям. Одним из тех, кто занимался разделом бывшего иезуитского имущества, был виленский епископ Игнатий Масальский, который вошёл в историю как человек, мягко говоря, не чуравшийся коррупции. Можно предположить, что он мог помочь своим дальним родственникам из одного княжеского дома приобрести это хорошее имение в Новогрудском воеводстве. Собственно, владельцем Начи во второй половине 18 столетия стал полковник войска ВКЛ Томаш Масальский, а после его смерти в 1791 году имение унаследовал его сын майор кавалерии Онуфрий Масальский. Неподалёку, в окрестностях Несвижа, Онуфрий встретил свою жену Катерину из рода Корбутов, что жила в имении Рудавка. В 1799 году у них родился сын Эдвард, который в будущем стал известным писателем и публицистом. А свою первую науку Эдвард получал от домашних учителей в отеческой усадьбе в Наче. А наука, надо сказать, была непростая. - Уже с 4-х лет Эдварда обучали латыни, арифметике, и немецкому языку, а в 6 лет к этому добавились также география и французский язык. Для того, чтобы обучить этим предметам Эдварда в усадьбу в Наче одновременно приезжали трое разных учителей.
Вот какое милое и живописное описание о шляхетской Наче своих детских лет составил Эдвард Масальский в будущем. - «Окрестности Начи были местом весёлым с многочисленными соседями; люди в большинстве своём мыслили по-новому, но жили по старосветским обычаям, скромно, без роскоши, без мягкой мебели: лавки, простые столы, стулья домашней работы, и кухня простая, хоть и щедрая. Этой щедростью выделяется Литва. Знаю теперь все давние провинции Речи Посполитой и могу засвидетельствовать, что нигде нет такого разнообразия блюд, нигде так вкусно, хоть и просто, не угощают. Это неисчерпаемое множество блюд молочных, копчёностей, дичи, чудесных фруктов, множество рыбы; только в Литве хозяйки заботились о запасах. Кладовые там неисчерпаемые. Встречи соседей случались тогда очень часто; то именины, то крестины, то дожинки, то по какой-либо ещё причине происходили съезды целых семей, и часто продолжались в одном доме несколько дней, но нигде не опустошили кладовые. Зима от Рождества до поста - почти беспрерывные забавы: целая толпа переодетых с музыкантами объедают двор, танцуют, гуляют, ночью беспробудно спят и, нагулявшись вволю в одном доме, забирают хозяев - и дальше к другому».
Шляхетские катания на санях зимой в Литве. Картина художника Альфреда Веруш-Ковальского 1883 г.
В 1806 году Онуфрий Масальский переехал жить с семьёй из Начи в столицу - Вильню. Своё имение он на это время сдал в аренду шляхтичам из Слуцкого повета Околовым. Чуть позже Масальский захотел приобрести себе новое имение в Игуменском уезде и чтобы добыть на это средства заложил Начу витебскому подстолию Франтишку Ксаверию Чарноцкому, который владел имением Летешин под Клецком неподалёку. Через несколько лет Масальский собирался выкупить Начу у Чарноцкого обратно, но обстоятельства сложились таким образом, что последний в итоге выкупил усадьбу полностью в свою собственность. И примерно с 1810 года у Начи открылась новая замечательная страница её истории.
Род Чарноцких герба Лис происходил из литовского Подляшья, где и по сей день есть деревня Чарноты. В 17 веке представители этого рода занимали ряд служебных постов в древних подляшских местечках Дрохичин и Мельник, которые стояли на берегах реки Буг. А в 1704 году Ян Чарноцкий по прозвищу «Мнишек» приобрёл несколько небольших имений около местечка Игумен. Его потомки стали жить и работать и в Литве, и в русских областях Великого княжества Литовского, приобретать здесь новые имения. В конце 18 века правнук Яна витебский подстолий Франтишек Ксаверий Чарноцкий приобрёл несколько имений и фольварков между Тимковичами и Клецком. А в начале 19 века, как уже говорилось, он присоединил к этим владениям земли усадьбы Нача князей Масальских. Франтишку Чарноцкому было уже к тому времени около 60 лет, и у него было двое взрослых сыновей. Расширяя свои владения, он заботился, в том числе, и о том, чтобы составить им надёжную основу для развития своего рода. Так и вышло - от двух сыновей Франтишка, Кароля и Михала, в имениях под Клецком развились две ветви рода. Старший Кароль Чарноцкий жил в усадьбе Летешин, а младший Михал с женой Викторией из Мержеевских стал хозяином в Наче.
К 1815 году в Наче появляется каменный прямоугольный усадебный дом в стиле классицизма на 18 комнат с центральным портиком с шестью колоннами дорического ордера. Очевидно, к тому же времени относится и строительство двухэтажного кирпичного флигеля для работников имения, который своими размерами едва ли не превосходил усадебный дом.
Наследником Михала Чарноцкого в Наче стал его сын Казимир, который стал капитаном инженерных войск, а затем его внук, также Михал. Причём Михал Чарноцкий был вторым по старшинству сыном Казимира. Старший сын Станислав вместо главного имения удовлетворился отписанным ему в наследство фольварком Бураковцы, который находился совсем рядом к северу от Начи.
Третий сын Казимира по имени Наполеон был по убеждениям социалистом и, вероятно, не слишком желал вести жизнь крупного помещика. Получив врачебное образование, он большую часть жизни провёл в служебном жилье там, где он вёл врачебную практику - Мире, Несвиже, Новогрудке и других литовских местечках. Свою долю наследства, полученную после смерти отца, он пустил на то, чтобы попытаться начать своё дело в эмиграции за океаном, в Канаде. Однако, дело в далёкой стране не заладилось, и он вновь вернулся к врачебному делу в родных краях. Лишь на склоне лет Наполеон Чарноцкий приобрёл себе небольшой фольварочек Лебёдка на Лидчине, где до конца жизни занимался изучением лекарственных трав. Между прочим, Наполеон очень сочувствовал белорусскому национальному движению, лично сделал несколько переводов произведений российских писателей на белорусский язык, писал статьи в газеты «Наша Ніва» и “Вольная Беларусь” и даже вообще стал одним из авторов одного из первых напечатанных на белорусском языке литературных произведений «Дзядзька Антон, або Гутарка аб усім чыста, што баліць, а чаму баліць - не ведаем». В своих статьях и произведениях Наполеон Чарноцкий стремился побудить читателя к борьбе с российским самодержавием и социальной несправедливостью. Ради этой борьбы он охотно шёл на контакт с единомышленниками любой национальности - и польской, и белорусской, и русской.
Наполеон Чарноцкий
Не только Наполеон, но и сам Казимир Чарноцкий деятельно интересовался народной культурой. В 1880-х годах он принимал в Наче Михала Федоровского - автора одного из крупнейших фундаментальных трудов по белорусской этонграфии «Люд беларускі на Русі Літоўскай». Этнографический материал из народных песен, описаний быта, сказок, пословиц и многого другого из окрестностей Начи составили значительную часть этого сборника.
От эпохи Казимира Чарноцкого середины 19 столетия в усадебном парке Начи остались несколько памятных валунов. Один из них сегодня полностью врос в старые липы, некогда посаженные рядом с ним, а на другом можно прочитать некие таинственные письмена и дату - 22 мая 1869 года. Буквы на памятнике более всего подходят на некие инициалы. Существует версия, что таким образом Казимир Чарноцкий почтил память друзей, погибших в восстании 1863 года. Однако, не менее правдоподобно то, что на самом деле никто не погиб, а на камне высечены имена тех, кто присутствовал при его установке в указанную дату. Как бы там ни было, инициалов самого Казимира Чарноцкого там нет.
Памятный валун в начском парке.
Легенды местных краеведов связывают с восстанием 1863 года даже одну из полян начского парка, где было высажено 12 лиственниц - якобы они также в память погибших повстанцев. Но на самом деле 12 лиственниц и ещё одна в центре должны были составлять всего лишь своеобразные парковые солнечные часы.
Всё, что осталось от поляны с лиственницами в начском парке сегодня.
Между тем, у таких легенд в Наче есть определённое основание. Брат Казимира Чарноцкого Виктор, также живший в имении, принял деятельное участие в восстании. Он был схвачен российскими военными в первом же бою его отряда на территории Слуцкого уезда, но не отрёкся от своих убеждений даже на суде. Виктор Чарноцкий был приговорён к 10 годам тюремного заключения, а затем ещё 5 лет жил под надзором полиции. В родную Начу он смог вернуться только в 1879 году.
А Казимир Чарноцкий, вероятно, вовсе не принимал в восстании личного участия, поскольку уже в 1865 году он приобрёл для своей семьи новое большое имение, что вряд ли позволили бы сделать российские власти повстанцу. Это новое имение находилось в непосредственной близости от города Минска и называлась Петровщина. И это именно там, где сегодня в самом городе Минске находится одноимённая станция метро! Оказывается, значительная часть нынешней белорусской столицы некогда принадлежала дворянскому роду из Начи! Впоследствии усадьба Петровщина перешла в наследство четвёртому сыну Казимира Августу, который был её владельцем до 1918 года.
Казимир Чарноцкий
В самой же Наче хозяином в начале 20 века стал, как уже упоминалось, Михал Чарноцкий. Ко времени смерти своего отца ему было уже около 50 лет, и у него было 8 детей от двух браков. Первая жена Михала Вильгельмина из Маевских умерла всего через 4 года после их свадьбы, оставив двух маленьких сыновей, и тогда он женился на своей двоюродной сестре Марии Чарноцкой, с которой у них появилось на свет ещё шестеро детей. Чарноцкий был талантливым земледельцем и садоводом, долго практиковавшимся в этом деле, будучи управляющим имений графов Тышкевичей в Украине. Теперь же он мог применить свои знания и в собственной усадьбе.
При Михале Чарноцком в Наче было затеяно капитальное переустройство. Был реконструирован усадебный дом, который теперь, помимо классицизма, стал включать в себя черты популярного в начале 20 столетия стиля неоготики. Значительную часть дома, как было ещё во времена Масальских, составляли мебельные изделия местных мастеров из окрестностей Начи.
Усадебный дом в Наче.
В том же неоготическом стиле с правой стороны от широкой въездной аллеи была построена усадебная официна. Переустроенный пейзажный парк и приусадебные сады впечатляли своими размерами и красотой! Они растянулись на полтора километра вдоль берега речки Начи, а по площади превосходили даже замковые парки Несвижа! В парке были липовые, ясеневые, кленовые и каштановые аллеи, упоминавшаяся лиственничная поляна с солнечными часами, памятные валуны времён Казимира Чарноцкого.
Ограда усадьбы в Наче времён Чарноцких и старые деревья рядом с ней.
На поляне на входе в парк со стороны усадебного дома стоял большой декоративный каменный стол, навевающий романтические ассоциации о легендах о короле Артуре.
Каменный стол в усадебном парке в Наче
Не удивительно, что Нача стала считаться одной из самых уютных и живописных усадеб в Литовском крае.
Усадьба в Наче посреди декоративных насаждений. Фотография Яна Булгака 1920-1930 годов.
К сожалению, наслаждаться красотой и уютом Михалу Чарноцкому довелось недолго. Сначала грянула первая мировая война, ожесточённые бои и обстрелы проходили в каких-то десяти километрах от усадьбы. Но, к счастью, от них имение не пострадало. Пострадать ему пришлось в принципе вовсе не от немцев.
После большевистского переворота 1917 года одним из первых декретов новой власти стал так называемый «Декрет о земле», который передавал всю землю, которая принадлежала ранее дворянам, в управление волостным земельным комитетам. На территории Беларуси такие комитеты находились в большинстве своём под управлением пробольшевистски настроенных солдат бывшей императорской армии, к которым примыкали низшие дворовые служащие и беднейшие крестьяне - все те, кто рассчитывал при дележе чужой собственности награбить себе кусок побольше. Близкий сосед Чарноцких, Эдвард Войнилович из имения Савичи , так писал о сложившейся ситуации: «В одних случаях отношение комитетов к бывшим владельцам было сносным, в других - не позволяли даже купить собственное зерно на хлеб насущный, отказывали в стакане молока, дровах, лошадях для поездки в костел или к доктору; все зависело от доброй воли комитетов и их состава. Члены комитетов менялись очень часто, так как многим хотелось получить доходы без всякого контроля, в худшем случае - поделиться ими с волостными комитетами. Землевладельцы оставались на месте, терпя унижение, поскольку, подобно комитетам, предчувствовали, что так долго продолжаться не может и особенно в условиях, когда и сам объект эксплуатации не мог долго выдержать,- помещичьи запасы исчерпались. Не все желающие дождались своей очереди поуправлять двором, как повеяло другое направление, особенно среди возвращающихся из глубины России солдат, воодушевленных идеей создания в нашем Крае рая, о котором из газет доходила до нас информация с Днепра и Волги. Начались погромы, которые не столько зависели от богатства двора или его отношений с соседней деревней, сколько от настроений, витающих в деревне или среди дворовых служб, которые талантливые агитаторы смогли возбудить».
За какие-то четыре месяца усадьба в Наче пережила пять подобных погромов! Наступление немецких войск в феврале 1918 года на некоторое время остановило вакханалию этих грабежей. Однако, когда в конце 1918 года революция разрушила уже Германию, и немецкие войска спешно оставляли завоёванные территории, «комитеты» вновь сползлись на дворянское добро, чтобы ещё до прихода основных сил большевиков взять власть в свои руки. В Наче они потребовали от Михала Чарноцкого выдать им продовольствие из усадебных амбаров. Когда же он направился это сделать, то был зарублен ударами топоров из-за спины. Вместе с ним был убит младший 18-летний сын, также Михал. После этого представители передовой идеологии человечества собирались убить и жену Чарноцкого, а также находившегося с ней в доме другого сына Стефана, но, к счастью, те успели сбежать от них через парк. Эдвард Войнилович вспоминал, что Михал Чарноцкий всегда отличался дружелюбным отношением к своей прислуге и крестьянам…
Михал Чарноцкий
Рижский мирный договор, заключённый по итогам войны Польши с большевиками, не оставил Начу в руках последних. А значит, Чарноцкие могли вернуться туда и вновь заняться созидательной деятельностью, которой была бы славна их родная земля на долгие годы. Продолжателем дела предков выступил сын Михала Чарноцкого Зыгмунт. Во время войны с большевиками он служил ветеринаром в польской армии (лечил кавалеристских лошадей). Затем он окончил Варшавский университет сельского хозяйства и продолжил дело отца по обустройству усадьбы в Наче. В межвоенное время Зыгмунт стал известен как выдающийся садовод. К 1939 году сады вокруг начской усадьбы занимали площадь в 54 гектара. Также отдельный сад в конце 1930-х годов появился в фольварке Бураковцы (имении дяди Зыгмунта Станислава Чарноцкого). В садах росли яблони, сливы, вишни и алыча. В имении Зыгмунт организовал собственную садоводческую школу, выпускники которой ездили сдавать экзамены в Варшавский университет. А последний, в свою очередь, присылал своих студентов на стажировку в Начу. Также Зыгмунт Чарноцкий создал на базе своего имения селекционное общество, которое занималась выведением новых сортов пшеницы и других аграрных культур.
Усадьба в Наче. Фотография Яна Булгака 1920-1930 годов.
В 1939 году Зыгмунт Чарноцкий сумел убежать от большевиков, напавших на Польшу 17 сентября. Сталинским НКВДшникам досталась только его тётя Виктория, дочь Казимира Чарноцкого, которой было уже под 80 лет. Она была схвачена в одном из фольварков под Начей и, несмотря на свой преклонный возраст, была брошена в концлагерь просто за своё происхождение.
В 1941 году во время немецкой оккупации, Зыгмунт Чарноцкий вновь вернулся в Начу. В его усадьбу нацисты практически не наведывались, чем он воспользовался, активно снабжая провиантом партизан Армии Крайовой. А в 1944 году он всё же был вынужден в третий раз покинуть родной дом. На этот раз уже навсегда.
После войны усадьба Чарноцких с монговековой историей была грубо и бездарно перестроена в колхозное сельхозпредприятие. Усадебный дом превратили в производственный цех по выработке яблочного уксуса, основой которого служили плоды садов, оставшиеся со времён Зыгмунта Чарноцкого. Сегодня уксус стал уже не нужен, и усадьба стоит заброшенной.
Усадебный дом в Наче с колхозно-заводскими пристройками.
Не нужны сегодняшним советским хозяйственникам и сады Чарноцких - с каждым годом всё большие площади садов вырубаются под посев злаковых культур. Возможно, что усадебный дом ждёт судьба старого флигеля, который, будучи отдан под колхозное жильё, был доведён до аварийного состояния и сейчас медленно превращается в руины.
Разрушающийся флигель усадьбы в Наче.
Прекрасный старый парк, некогда бывший красой окрестностей, сегодня превратился в сырой и густой лес, в котором доживают свой век без ухода благородные могучие деревья.
В усадебном парке в Наче.
И только старые яблони и вишни, посаженные заботливой рукой Чарноцких, из года в год приносят на ветвях свой вкусный урожай, который сегодня уже никому не нужен.
Остатки садов, посаженных Зыгмунтом Чарноцким в фольварке Бураковцы под Начей.
От Фёдора Немировича Нача попала в приданое его дочери Анны, которая вышла замуж за шляхтича Бартоша Табаровича. Бартош был очень влиятельным человеком своего времени в Великом княжестве Литовском. Он занимал пост маршалка господарского и входил в ближайшую свиту великого князя Александра. Его брат Войцех был виленским католическим архиепископом. Между прочим, имена Войцеха и Бартоша Табаровичей стоят под привилеем, которым в 1499 году было дано магдебурское право городу Минску. Также можно отметить, что владелец двора в Наче был опекуном юных лет Юрия Ильинича - будущего устроителя Мирского замка.
Страница великокняжеского привилея Минску на магдебургское право. Внизу страницы стоит имя пана Бартоша Табаровича.
Юрий Ильинич стал фактически приёмным сыном Бартоша и Анны Табаровичей, поскольку своих детей у них не было. После смерти Бартоша, часть его имений отошла Ильиничу, а другая часть, вместе с двором Нача, перешла в княжескую казну, пополнив фонд земель, которыми князь мог наградить шляхтичей за службу в Новогрудском воеводстве. Такой момент наступил в 1566 году, когда на Новогрудчине был учреждён пост войского. Находящийся на этой должности должен был следить за порядком и сохранностью имений во время отъезда их хозяев на войну. Сам он от военной обязанности при этом был освобождён. Первым войским Новогрудского воеводства стал шляхтич Александр Брындза, которому в качестве служебного поощрения был отдан двор Нача.
В некоторых очерках о Наче упоминается, что во второй половине 16 века она принадлежала представителям рода Подаревских. Но скорее всего, это не так, поскольку упоминание о Подаревских как о владельцах Начи относится ровно к тому же времени, когда ей владели Брындзы. Подаревские владели какой-то другой Начей, и вероятнее всего той деревней, которая находится рядом с устьем одноимённой речки, в отличие от нашей Начи, которая расположена у её истоков.
Берега реки Начи возле усадьбы.
Начей владело, как минимум, несколько поколений Брындзов - Александр и его сын Давыд, - которые оба были новогрудскими войскими. С тех самых пор у Начи появилось продолжение названия, которое выделяло её из ряда одноимённых дворов и деревень - Нача Брындзовская. Это наименование дожило до самого 20 века, когда Брындзы уже давным-давно перестали быть владельцами Начи. Более того, название усадьбы на ляховичских просторах навсегда вошло в саму фамилию рода Брындзов, потомки которого живы до сих пор! Уже в 18 веке представители рода встречаются на страницах документов исключительно под фамилией Брындза-Нацкий (по-польски: Bryndza-Nacki), несмотря на то, что в собственности этой усадьбы они уже не имели. Кстати, после того, как Александр и Давыд Брындзы побыли на посту новогрудского войского, представители этого рода более не проявляли сколь-либо ярко на службе в Речи Посполитой до самого начала 20 столетия, когда Людвик Брындза-Нацкий стал депутатом российской Государственной думы.
В конце 18 века имение Нача предстаёт на исторической арене уже как владение знатнейшего рода князей Масальских. Есть сведения, что оно попало к ним из рук ордена иезуитов. В 1773 году он был упразднён самой католической церковью, а его имущество было передано светским властям. Одним из тех, кто занимался разделом бывшего иезуитского имущества, был виленский епископ Игнатий Масальский, который вошёл в историю как человек, мягко говоря, не чуравшийся коррупции. Можно предположить, что он мог помочь своим дальним родственникам из одного княжеского дома приобрести это хорошее имение в Новогрудском воеводстве. Собственно, владельцем Начи во второй половине 18 столетия стал полковник войска ВКЛ Томаш Масальский, а после его смерти в 1791 году имение унаследовал его сын майор кавалерии Онуфрий Масальский. Неподалёку, в окрестностях Несвижа, Онуфрий встретил свою жену Катерину из рода Корбутов, что жила в имении Рудавка. В 1799 году у них родился сын Эдвард, который в будущем стал известным писателем и публицистом. А свою первую науку Эдвард получал от домашних учителей в отеческой усадьбе в Наче. А наука, надо сказать, была непростая. - Уже с 4-х лет Эдварда обучали латыни, арифметике, и немецкому языку, а в 6 лет к этому добавились также география и французский язык. Для того, чтобы обучить этим предметам Эдварда в усадьбу в Наче одновременно приезжали трое разных учителей.
Вот какое милое и живописное описание о шляхетской Наче своих детских лет составил Эдвард Масальский в будущем. - «Окрестности Начи были местом весёлым с многочисленными соседями; люди в большинстве своём мыслили по-новому, но жили по старосветским обычаям, скромно, без роскоши, без мягкой мебели: лавки, простые столы, стулья домашней работы, и кухня простая, хоть и щедрая. Этой щедростью выделяется Литва. Знаю теперь все давние провинции Речи Посполитой и могу засвидетельствовать, что нигде нет такого разнообразия блюд, нигде так вкусно, хоть и просто, не угощают. Это неисчерпаемое множество блюд молочных, копчёностей, дичи, чудесных фруктов, множество рыбы; только в Литве хозяйки заботились о запасах. Кладовые там неисчерпаемые. Встречи соседей случались тогда очень часто; то именины, то крестины, то дожинки, то по какой-либо ещё причине происходили съезды целых семей, и часто продолжались в одном доме несколько дней, но нигде не опустошили кладовые. Зима от Рождества до поста - почти беспрерывные забавы: целая толпа переодетых с музыкантами объедают двор, танцуют, гуляют, ночью беспробудно спят и, нагулявшись вволю в одном доме, забирают хозяев - и дальше к другому».
Шляхетские катания на санях зимой в Литве. Картина художника Альфреда Веруш-Ковальского 1883 г.
В 1806 году Онуфрий Масальский переехал жить с семьёй из Начи в столицу - Вильню. Своё имение он на это время сдал в аренду шляхтичам из Слуцкого повета Околовым. Чуть позже Масальский захотел приобрести себе новое имение в Игуменском уезде и чтобы добыть на это средства заложил Начу витебскому подстолию Франтишку Ксаверию Чарноцкому, который владел имением Летешин под Клецком неподалёку. Через несколько лет Масальский собирался выкупить Начу у Чарноцкого обратно, но обстоятельства сложились таким образом, что последний в итоге выкупил усадьбу полностью в свою собственность. И примерно с 1810 года у Начи открылась новая замечательная страница её истории.
Род Чарноцких герба Лис происходил из литовского Подляшья, где и по сей день есть деревня Чарноты. В 17 веке представители этого рода занимали ряд служебных постов в древних подляшских местечках Дрохичин и Мельник, которые стояли на берегах реки Буг. А в 1704 году Ян Чарноцкий по прозвищу «Мнишек» приобрёл несколько небольших имений около местечка Игумен. Его потомки стали жить и работать и в Литве, и в русских областях Великого княжества Литовского, приобретать здесь новые имения. В конце 18 века правнук Яна витебский подстолий Франтишек Ксаверий Чарноцкий приобрёл несколько имений и фольварков между Тимковичами и Клецком. А в начале 19 века, как уже говорилось, он присоединил к этим владениям земли усадьбы Нача князей Масальских. Франтишку Чарноцкому было уже к тому времени около 60 лет, и у него было двое взрослых сыновей. Расширяя свои владения, он заботился, в том числе, и о том, чтобы составить им надёжную основу для развития своего рода. Так и вышло - от двух сыновей Франтишка, Кароля и Михала, в имениях под Клецком развились две ветви рода. Старший Кароль Чарноцкий жил в усадьбе Летешин, а младший Михал с женой Викторией из Мержеевских стал хозяином в Наче.
К 1815 году в Наче появляется каменный прямоугольный усадебный дом в стиле классицизма на 18 комнат с центральным портиком с шестью колоннами дорического ордера. Очевидно, к тому же времени относится и строительство двухэтажного кирпичного флигеля для работников имения, который своими размерами едва ли не превосходил усадебный дом.
Наследником Михала Чарноцкого в Наче стал его сын Казимир, который стал капитаном инженерных войск, а затем его внук, также Михал. Причём Михал Чарноцкий был вторым по старшинству сыном Казимира. Старший сын Станислав вместо главного имения удовлетворился отписанным ему в наследство фольварком Бураковцы, который находился совсем рядом к северу от Начи.
Третий сын Казимира по имени Наполеон был по убеждениям социалистом и, вероятно, не слишком желал вести жизнь крупного помещика. Получив врачебное образование, он большую часть жизни провёл в служебном жилье там, где он вёл врачебную практику - Мире, Несвиже, Новогрудке и других литовских местечках. Свою долю наследства, полученную после смерти отца, он пустил на то, чтобы попытаться начать своё дело в эмиграции за океаном, в Канаде. Однако, дело в далёкой стране не заладилось, и он вновь вернулся к врачебному делу в родных краях. Лишь на склоне лет Наполеон Чарноцкий приобрёл себе небольшой фольварочек Лебёдка на Лидчине, где до конца жизни занимался изучением лекарственных трав. Между прочим, Наполеон очень сочувствовал белорусскому национальному движению, лично сделал несколько переводов произведений российских писателей на белорусский язык, писал статьи в газеты «Наша Ніва» и “Вольная Беларусь” и даже вообще стал одним из авторов одного из первых напечатанных на белорусском языке литературных произведений «Дзядзька Антон, або Гутарка аб усім чыста, што баліць, а чаму баліць - не ведаем». В своих статьях и произведениях Наполеон Чарноцкий стремился побудить читателя к борьбе с российским самодержавием и социальной несправедливостью. Ради этой борьбы он охотно шёл на контакт с единомышленниками любой национальности - и польской, и белорусской, и русской.
Наполеон Чарноцкий
Не только Наполеон, но и сам Казимир Чарноцкий деятельно интересовался народной культурой. В 1880-х годах он принимал в Наче Михала Федоровского - автора одного из крупнейших фундаментальных трудов по белорусской этонграфии «Люд беларускі на Русі Літоўскай». Этнографический материал из народных песен, описаний быта, сказок, пословиц и многого другого из окрестностей Начи составили значительную часть этого сборника.
От эпохи Казимира Чарноцкого середины 19 столетия в усадебном парке Начи остались несколько памятных валунов. Один из них сегодня полностью врос в старые липы, некогда посаженные рядом с ним, а на другом можно прочитать некие таинственные письмена и дату - 22 мая 1869 года. Буквы на памятнике более всего подходят на некие инициалы. Существует версия, что таким образом Казимир Чарноцкий почтил память друзей, погибших в восстании 1863 года. Однако, не менее правдоподобно то, что на самом деле никто не погиб, а на камне высечены имена тех, кто присутствовал при его установке в указанную дату. Как бы там ни было, инициалов самого Казимира Чарноцкого там нет.
Памятный валун в начском парке.
Легенды местных краеведов связывают с восстанием 1863 года даже одну из полян начского парка, где было высажено 12 лиственниц - якобы они также в память погибших повстанцев. Но на самом деле 12 лиственниц и ещё одна в центре должны были составлять всего лишь своеобразные парковые солнечные часы.
Всё, что осталось от поляны с лиственницами в начском парке сегодня.
Между тем, у таких легенд в Наче есть определённое основание. Брат Казимира Чарноцкого Виктор, также живший в имении, принял деятельное участие в восстании. Он был схвачен российскими военными в первом же бою его отряда на территории Слуцкого уезда, но не отрёкся от своих убеждений даже на суде. Виктор Чарноцкий был приговорён к 10 годам тюремного заключения, а затем ещё 5 лет жил под надзором полиции. В родную Начу он смог вернуться только в 1879 году.
А Казимир Чарноцкий, вероятно, вовсе не принимал в восстании личного участия, поскольку уже в 1865 году он приобрёл для своей семьи новое большое имение, что вряд ли позволили бы сделать российские власти повстанцу. Это новое имение находилось в непосредственной близости от города Минска и называлась Петровщина. И это именно там, где сегодня в самом городе Минске находится одноимённая станция метро! Оказывается, значительная часть нынешней белорусской столицы некогда принадлежала дворянскому роду из Начи! Впоследствии усадьба Петровщина перешла в наследство четвёртому сыну Казимира Августу, который был её владельцем до 1918 года.
Казимир Чарноцкий
В самой же Наче хозяином в начале 20 века стал, как уже упоминалось, Михал Чарноцкий. Ко времени смерти своего отца ему было уже около 50 лет, и у него было 8 детей от двух браков. Первая жена Михала Вильгельмина из Маевских умерла всего через 4 года после их свадьбы, оставив двух маленьких сыновей, и тогда он женился на своей двоюродной сестре Марии Чарноцкой, с которой у них появилось на свет ещё шестеро детей. Чарноцкий был талантливым земледельцем и садоводом, долго практиковавшимся в этом деле, будучи управляющим имений графов Тышкевичей в Украине. Теперь же он мог применить свои знания и в собственной усадьбе.
При Михале Чарноцком в Наче было затеяно капитальное переустройство. Был реконструирован усадебный дом, который теперь, помимо классицизма, стал включать в себя черты популярного в начале 20 столетия стиля неоготики. Значительную часть дома, как было ещё во времена Масальских, составляли мебельные изделия местных мастеров из окрестностей Начи.
Усадебный дом в Наче.
В том же неоготическом стиле с правой стороны от широкой въездной аллеи была построена усадебная официна. Переустроенный пейзажный парк и приусадебные сады впечатляли своими размерами и красотой! Они растянулись на полтора километра вдоль берега речки Начи, а по площади превосходили даже замковые парки Несвижа! В парке были липовые, ясеневые, кленовые и каштановые аллеи, упоминавшаяся лиственничная поляна с солнечными часами, памятные валуны времён Казимира Чарноцкого.
Ограда усадьбы в Наче времён Чарноцких и старые деревья рядом с ней.
На поляне на входе в парк со стороны усадебного дома стоял большой декоративный каменный стол, навевающий романтические ассоциации о легендах о короле Артуре.
Каменный стол в усадебном парке в Наче
Не удивительно, что Нача стала считаться одной из самых уютных и живописных усадеб в Литовском крае.
Усадьба в Наче посреди декоративных насаждений. Фотография Яна Булгака 1920-1930 годов.
К сожалению, наслаждаться красотой и уютом Михалу Чарноцкому довелось недолго. Сначала грянула первая мировая война, ожесточённые бои и обстрелы проходили в каких-то десяти километрах от усадьбы. Но, к счастью, от них имение не пострадало. Пострадать ему пришлось в принципе вовсе не от немцев.
После большевистского переворота 1917 года одним из первых декретов новой власти стал так называемый «Декрет о земле», который передавал всю землю, которая принадлежала ранее дворянам, в управление волостным земельным комитетам. На территории Беларуси такие комитеты находились в большинстве своём под управлением пробольшевистски настроенных солдат бывшей императорской армии, к которым примыкали низшие дворовые служащие и беднейшие крестьяне - все те, кто рассчитывал при дележе чужой собственности награбить себе кусок побольше. Близкий сосед Чарноцких, Эдвард Войнилович из имения Савичи , так писал о сложившейся ситуации: «В одних случаях отношение комитетов к бывшим владельцам было сносным, в других - не позволяли даже купить собственное зерно на хлеб насущный, отказывали в стакане молока, дровах, лошадях для поездки в костел или к доктору; все зависело от доброй воли комитетов и их состава. Члены комитетов менялись очень часто, так как многим хотелось получить доходы без всякого контроля, в худшем случае - поделиться ими с волостными комитетами. Землевладельцы оставались на месте, терпя унижение, поскольку, подобно комитетам, предчувствовали, что так долго продолжаться не может и особенно в условиях, когда и сам объект эксплуатации не мог долго выдержать,- помещичьи запасы исчерпались. Не все желающие дождались своей очереди поуправлять двором, как повеяло другое направление, особенно среди возвращающихся из глубины России солдат, воодушевленных идеей создания в нашем Крае рая, о котором из газет доходила до нас информация с Днепра и Волги. Начались погромы, которые не столько зависели от богатства двора или его отношений с соседней деревней, сколько от настроений, витающих в деревне или среди дворовых служб, которые талантливые агитаторы смогли возбудить».
За какие-то четыре месяца усадьба в Наче пережила пять подобных погромов! Наступление немецких войск в феврале 1918 года на некоторое время остановило вакханалию этих грабежей. Однако, когда в конце 1918 года революция разрушила уже Германию, и немецкие войска спешно оставляли завоёванные территории, «комитеты» вновь сползлись на дворянское добро, чтобы ещё до прихода основных сил большевиков взять власть в свои руки. В Наче они потребовали от Михала Чарноцкого выдать им продовольствие из усадебных амбаров. Когда же он направился это сделать, то был зарублен ударами топоров из-за спины. Вместе с ним был убит младший 18-летний сын, также Михал. После этого представители передовой идеологии человечества собирались убить и жену Чарноцкого, а также находившегося с ней в доме другого сына Стефана, но, к счастью, те успели сбежать от них через парк. Эдвард Войнилович вспоминал, что Михал Чарноцкий всегда отличался дружелюбным отношением к своей прислуге и крестьянам…
Михал Чарноцкий
Рижский мирный договор, заключённый по итогам войны Польши с большевиками, не оставил Начу в руках последних. А значит, Чарноцкие могли вернуться туда и вновь заняться созидательной деятельностью, которой была бы славна их родная земля на долгие годы. Продолжателем дела предков выступил сын Михала Чарноцкого Зыгмунт. Во время войны с большевиками он служил ветеринаром в польской армии (лечил кавалеристских лошадей). Затем он окончил Варшавский университет сельского хозяйства и продолжил дело отца по обустройству усадьбы в Наче. В межвоенное время Зыгмунт стал известен как выдающийся садовод. К 1939 году сады вокруг начской усадьбы занимали площадь в 54 гектара. Также отдельный сад в конце 1930-х годов появился в фольварке Бураковцы (имении дяди Зыгмунта Станислава Чарноцкого). В садах росли яблони, сливы, вишни и алыча. В имении Зыгмунт организовал собственную садоводческую школу, выпускники которой ездили сдавать экзамены в Варшавский университет. А последний, в свою очередь, присылал своих студентов на стажировку в Начу. Также Зыгмунт Чарноцкий создал на базе своего имения селекционное общество, которое занималась выведением новых сортов пшеницы и других аграрных культур.
Усадьба в Наче. Фотография Яна Булгака 1920-1930 годов.
В 1939 году Зыгмунт Чарноцкий сумел убежать от большевиков, напавших на Польшу 17 сентября. Сталинским НКВДшникам досталась только его тётя Виктория, дочь Казимира Чарноцкого, которой было уже под 80 лет. Она была схвачена в одном из фольварков под Начей и, несмотря на свой преклонный возраст, была брошена в концлагерь просто за своё происхождение.
В 1941 году во время немецкой оккупации, Зыгмунт Чарноцкий вновь вернулся в Начу. В его усадьбу нацисты практически не наведывались, чем он воспользовался, активно снабжая провиантом партизан Армии Крайовой. А в 1944 году он всё же был вынужден в третий раз покинуть родной дом. На этот раз уже навсегда.
После войны усадьба Чарноцких с монговековой историей была грубо и бездарно перестроена в колхозное сельхозпредприятие. Усадебный дом превратили в производственный цех по выработке яблочного уксуса, основой которого служили плоды садов, оставшиеся со времён Зыгмунта Чарноцкого. Сегодня уксус стал уже не нужен, и усадьба стоит заброшенной.
Усадебный дом в Наче с колхозно-заводскими пристройками.
Не нужны сегодняшним советским хозяйственникам и сады Чарноцких - с каждым годом всё большие площади садов вырубаются под посев злаковых культур. Возможно, что усадебный дом ждёт судьба старого флигеля, который, будучи отдан под колхозное жильё, был доведён до аварийного состояния и сейчас медленно превращается в руины.
Разрушающийся флигель усадьбы в Наче.
Прекрасный старый парк, некогда бывший красой окрестностей, сегодня превратился в сырой и густой лес, в котором доживают свой век без ухода благородные могучие деревья.
В усадебном парке в Наче.
И только старые яблони и вишни, посаженные заботливой рукой Чарноцких, из года в год приносят на ветвях свой вкусный урожай, который сегодня уже никому не нужен.
Остатки садов, посаженных Зыгмунтом Чарноцким в фольварке Бураковцы под Начей.