Усадьба и местечко Вольно.
То, что местечко Вольно, что на северо-востоке современного Барановичского района, прекрасно подходит для того, чтобы устроить в нём большую и красивую усадьбу, наши предки знали ещё много столетий назад. Первым это сделал, возможно, ещё в середине 16 века, представитель знаменитого в истории Литовского края рода Александр Ходкевич. В 1544 году, получив от великого князя Жигимонта I Старого должность воеводы новогрудского, он начинает строить здесь, в прилегающих к Новогрудку окрестностях, большое имение. В должности Александр Ходкевич пробыл всего 5 лет, а затем, в 1549 году, скончался, поэтому дело продолжил его сын Юрий, который стал трокским каштеляном, однако сохранил за собой и имение в Вольно. Как известно, земли дворянам давались великим князем не просто так, а за то, чтобы этот дворянин затем направлял за свой счёт всадников в княжеское войско, число которых было пропорционально величине владения. Юрий Ходкевич в 1567 году (а тогда шла очередная война с Московским княжеством) выставлял от своего имения в Вольно четырёх всадников, что было меньше, чем от любых других его владений в Великом княжестве Литовском. И вправду, его земли вокруг Вольно составляли относительно небольшой по сравнению с иными магнатскими латифундиями участок примерно в 20 квадратных километров. В него входили, сохранившиеся и по сей день, деревни Залесье, Бартники и Рабковичи.
Александр Ходкевич (1457-1549), новогрудский воевода. Владелец Вольно в 16 столетии. Литография из книги 1892 года, выполненная со старого портрета, находящегося в основанном им Супрасльском Благовещенском монастыре .
Что интересно, сама деревня Вольно не относилась к зависимым от панского двора. Её жители платили налоги непосредственно в государственную казну. Для того, чтобы окружить себя крестьянами, работавшими на двор, Ходкевичи построили в Вольно отдельную улицу-квартал - «юридику», - на которую селили своих крепостных. А улица, на которой жили государственные крестьяне называлась «Казённой», но сами жители предпочитали называть её «Вольной». Скорее всего, так и появилось название всего местечка!
Сама усадьба в Вольно была построена с магнатским размахом! В ней, кроме самого усадебного дома, были официна, баня, конюшни, амбары, хлевы, пивоварня и сыроварня, рыбный пруд на речке Змейке и три плодовых сада. Всё это богатство после смерти Юрия Ходкевича в возрасте всего 45 лет досталось его жене Софии Олельковне-Слуцкой. Но не той, которая впоследствии станет известной православной святой, а её двоюродной бабушке. Сыновья Юрия и Софии были в то время ещё слишком малы для вступления в наследство. Но позже Вольно стал законно владеть сын Юрия Ходкевича Иероним. Он отдал имение в приданное своей дочери Софии, вышедшей замуж за подскарбия надворного литовского Павла Воловича. Следующим владельцем Вольно был их сын литовский стольник Астафий Казимир Волович (не путать с его далёким родственником литовским канцлером Астафием Воловичем). Почему-то он решил от Вольно избавиться, либо каким-то образом лишился его - здесь исторические обстоятельства пока ещё не совсем ясны.
Так или иначе в 1632 году у Вольно уже был новый владелец - новогрудский подстолий Крыштоф Каминский, шляхтич герба «Натянутый лук». Каминские происходили из Подляшья из шляхетского застенка под названием Каменки Лацкие. Крыштоф Камнский был первым из рода, который поселился в Литве, получив вышеуказанную должность. Здесь же он и женился на местной дворянке - княгине Елене Друцкой-Горской, дочери оршанского подкомория Ивана Друцкого-Горского.
Одним из самых значительных нововведений в Вольно при Каминских стало основание в местечке монастыря ещё молодого на тот момент униатского ордена базилиан. Каминские отписали в пользу нового монастыря 12 волок земли от своего не самого большого имения. Обитель была освящена в честь Рождества Богородицы. Каминские поддерживали его на протяжении всего времени своего владения усадьбой в Вольно, и то же самое считали за честь делать многие шляхтичи Новогрудчины. На него жертвовал и сын Крыштофа Самуэль, а также, к примеру, новогрудский подчаший Казимир Малявский и владелец соседнего имения Задвея Павел Макушинский. В скором времени вольнянский монастырь обзавёлся и своей собственной святыней - в центральном алтаре церкви была установлена икона Девы Марии с Младенцем, которая вскоре прослыла чудотворной. Эта икона была написана в Несвиже ещё в 16 веке и до основания монастыря в Вольно находилась в одной из церквей местечка Ляховичи. Когда же открылась обитель в Вольно, монахи постарались, чтобы икона была передана туда и сделали её главной. Со временем в монастыре была даже заведена специальная книга, в которую записывались чудеса, совершённые по молитве у этой иконы.
Тем временем у усадьбы в Вольно вновь сменились владельцы. В 1711 году Иосафат Каминский (внук Крыштофа Каминского) продаёт её роду Домасловских. Пожалуй, самое значительным событием в жизни Вольно в эту эпоху, оставившим свой след на долгие века, являлось строительство нового комплекса зданий монастыря Рождества Богородицы. Новый каменный храм, освящённый в 1768 году в честь Святой Троицы, стал одним из самых больших и красивых в окрестностях! Изящная двухбашенная базилика со множеством плавных ажурных архитектурных деталей была настоящим шедевром стиля виленского барокко! Интересной особенностью здания храма было использование в архитектуре контрфорсов у башен, что было заимствовано у древнейшего края - Троицкого костёла в Ишколди, что находился километрах в 12 от Вольно. Внутри новая церковь также выделялась пышным убранством. Над амвоном возвышалась скульптура Моисея с таблицами заповедей, которому уподоблялся священник, нёсший с этого амвона Божию заповедь прихожанам. В алтарной части было множество скульптурных групп ангелов и лепной картуш с изображением Святой Троицы и Девы Марии. В центре алтаря в каменном обрамлении всё так же находилась икона Богородицы с Младенцем. Перпендикулярно новому храму рядом находился двухэтажный монастырский корпус.
Большую помощь в строительстве нового комплекса базилианам оказал тогдашний владелец вольнянской усадьбы Михал Домасловский, который пожертвовал на это дело больше 1000 злотых.
Почему-то до сих пор никто из исследователей не пытался разгадать символику, зашифрованную на замечательном лепном панно на фасаде Троицкой церкви, которое является одной из самых примечательных отличительных внешних деталей вольнянского храма. Между тем, в этой композиции заключена ещё одна памятка о славных шляхетских родах Великого княжества Литовского.
Лепное панно на фасаде Троицкой церкви в Вольно.
В обрамлении пушек, сабель и булав здесь находятся две фигуры. Это два дворянских герба. Справа находится герб “Погоня русская”, который был символом рода князей Святополк-Четвертинских, а слева герб “Свят”, бывший символом рода Слизней. А ведь в 1771 году именно подкоморий слонимский Стефан Игнатий Слизень и его жена княгиня София Святополк-Четвертинская стали новыми владельцами усадьбы в Вольно! И хотя считается, что Троицкий храм был к тому времени уже построен, это панно красноречиво свидетельствует, что эта пара явно как-то приняла участие в его строительстве ещё до официального вступления во владение усадьбой. Кстати, княгиня София уже после смерти своего мужа была активной меценаткой строительства костёла в имении своей дочери и зятя в Девятковичах на Слонимщине, в её честь там был установлен памятный камень.
Церковь Святой Троицы в Вольно.
О началах владения рода Слизней землями над речкой Змейкой с центром в Вольно мы уже писали в рассказе об имении Друтьковщизна . Оно, как было там упомянуто, досталось в приданное следующему после Стефана Игнатия владельцу Вольно - новогрудскому подкоморию Яну Слизню.
В 1803 году в соседнем с Вольно имением Бартники у Яна Слиизня и его жены Анели из Мацкевичей родился старший сын Рафал, который в будущем станет одной из интереснейших персон исторической и культурной жизни всей Литвы! Рафал Слизень пошёл в начальную школу в родном Вольно. Школа эта находилась при монастыре Рождества Богородицы и в ней учились дети многих дворянских семей из окрестностей. Затем Рафал продолжил образование в Полоцком иезуитском колегиуме, где был так впечатлён укладом католического ордена, что и сам одно время всерьёз хотел стать монахом. Однако, отец Рафала, Ян Слизень, решительно возражал против таких намерений сына, и тот в итоге отправился в Виленский университет на факультет моральных наук. В университете Рафала ждала насыщенная студенческая жизнь. Кроме своего основного факультета, он стал посещать ещё и школу искусств, в которой стал учиться живописи и скульптуре у именитых педагогов своего времени Яна Рустема и Казимира Ельского . Также, как и его младший брат Оттон, Рафал водил дружбу с тайными университетскими обществами филоматов и филаретов, но участие в них было у него, по всей видимости, не самым активным. Когда российские власти под руководством советника царского наместника Николая Новосильцева устраивали показательный процесс против “заговорщиков”, против Рафала не было обнаружено каких-либо компрометирующих доказательств. Благодаря этому, он смог закончить университет и отправился на службу по своей юридической специальности не куда-нибудь, а в Петербург в Министерство внутренних дел. Но и в столице Российской империи Рафал продолжил увлекаться искусством, вращался в среде художников-выходцев из Речи Посполитой, среди которых в то время был и Адам Мицкевич. С ним Рафал Слизень обменивался поэтическими эпиграммами и прочими забавными стишками. Например, однажды он отправил знаменитому уже в то время поэту такое приглашение к себе в гости(вольный перевод с польского):
“З вяршыняў творчых гор Парнасу
Сядай, Адаме, ты на санкі,
Ды едзь у іх проста да Фантанкі,
Дзе, акрамя гарбаты філіжанкі,
Ты знойдзеш карты, абаранкі,
Кубачак добрае смятанкі,
І колькі рыфмаў да каханкі ”
Тогда же в Петербурге Рафал Слизень увлёкся таким видом творчества как создание скульптурных и литых медальонов с профилями различных персон. В будущем эти медальоны станут его творческой визитной карточкой. А в то время один из первых он подарил прекрасной пианистке и будущей тёще Адама Мицкевича Марии Шимановской.
В 1830 году Рафал был вынужден прервать свою службу, поскольку пожилой отец просил его вернуться в Литву и вступить во владение приготовленным ему имением в Вольно. Для полноценной будущей помещицкой жизни ему не помешало бы обзавестись семьёй, что он и сделал уже на следующий год после приезда в родные края. Его избранницей стала Камила из рода Тышкевичей, известных графов из Логойска . В то время она считалась одной из главных красавиц Литвы и блистала на дворянских приёмах. Вероятно, они познакомились с Рафалом ещё в его студенческие годы. Камила играла роль в спектакле, который ставил в виленской школе искусств его учитель Ян Рустем. Спектакль был посвящён мифологической царице Семирамиде, и Камила играла там второстепенную роль, однако студенты говорили, что она так красива, что достойна и главной роли! Кстати, Рафал и Камила были ещё и дальними родственниками, ведь мать Камилы София происходила из параллельной ветви рода Слизней. Уже через год после свадьбы у Рафала и Камилы родился первый сын, а всего в семье в будущем родилось шестеро детей.
Рафал Слизень, переехав жить в Вольно, совершенно не собирался оставлять свою творческую деятельность. Полюбив изготовление медальонов, он делал их для многих своих друзей и знакомых. Они отливались из гипса, бронзы или золота. Например, на золотую свадьбу своих родителей в 1850 году Рафал изготовил символичный золотой медальон с их изображением.
Медальон с изображением Яна и Анели Слизней работы Рафала.
А для Виленского музея древностей, основанного кузеном его жены Евстафием Тышкевичем в 1855 году, он создал бюст своего давнего петербуржского товарища Адама Мицкевича. Кстати, в то же время скульптуре и рисунку у Рафала Слизня приезжал учиться даже знаменитый в будущем творец, профессор скульптуры Марк Антокольский .
Также в Вольно Рафал открыл для себя новую творческую деятельность - архитектуру и ландшафтный дизайн! В то время многие его соседи и знакомые дворяне вели перестройку и строительство своих усадеб, закладывали новые дворы и парки, и здесь им на помощь приходил Рафал Слизень. Ко всему, за что он брался, он всегда подходил очень творчески, наполняя своим богатым художественным опытом, полученным в лучших кругах Вильни и Петербурга, каждую деталь.
“Даже посаженные по его проекту деревья в парке были полны поэзии. Где-то вдалеке у него открывался вид на костёл, речку - практически из ничего он создавал по-настоящему прекрасный пейзаж. Соседи смогли должным образом оценить большой талант и вкус Рафала, обращались к нему за помощью и получали её. Можно смело утверждать, что Новогрудский повет имеет красивые усадьбы только благодаря Рафалу Слизню” - писал о нём его современник и известный знаток Литовского края Александр Ельский .
Говорят, что особенно Рафал Слизень любил неоготический стиль, и таким образом, он стоял у самых истоков широкого распространения этого романтического направления в Литве во 2-й половине 19 - 1-й половине 20 столетий. Скорее всего, именно он помог своему отцу в 1839 году построить красивую готическую часовенку в Бартниках в полукилометре от Вольно.
Здесь стоит заметить, что 1839 год принёс определённые перемены в жизнь местечка Вольно. В этом году в Российской империи была присоединена к православной церкви церковь униатская, и, соответственно, то же самое произошло с вольнянским базилианским монастырём. По каким-то причинам новое православное церковное руководство решило кардинально изменить состав монастыря, сделав его не мужским, а женским. Поэтому в монастырский корпус был переведён состав бывшего Борисоглебского женского монастыря из города Новогрудка.
Колокол на башне-звоннице Троицкой церкви в Вольно.
А в вольнянской усадьбе в это время делал свои преобразования Рафал Слизень - было бы удивительно, если бы талантливый архитектор не отметился ими в собственном доме! Он капитально перестраивает старый усадебный дом, добавив к нему по дополнительному крылу с каждой стороны, а к внешнему виду - неоготические башенки, как будто из средневекового замка. В левом крыле нового дома, где были большие, во всю стену, окна, находились два парадных салона. Чтобы можно было устраивать в них достойные приёмы с танцами пол в них был выложен паркетом: в одном салоне “звёздами” из чёрного дуба, в другом - комбинацией из тёмного и светлого дуба. Стены в них были обиты жёлтым бархатом, и им же была обита мебель, которая также была инкрустирована бронзой. Среди салонной мебели особенно выделялся столик с мраморной крышкой, ножки которого были в виде лебединых шей и голов. Освещалось всё это великолепие светильниками с хрустальными люстрами. На стене главного салона висел гобелен с видом Венеции и ряд картин выдающихся художников того времени - Генриха Семирадского, Юлиуша Коссака, Юлиана Фалата. Также профессиональный скульптор Рафал Слизень имел в своей коллекции произведение одного из величайших скульпторов эпохи классицизма Антонио Кановы .
Усадебный дом Слизней в Вольно. Фотография 1894 года.
В других частях дома имелось несколько комнат, которые имели собственные названия - “Зелёная” и “Розовая”. Они назывались так по цвету мрамора, из которого в них были изготовлены камины. В “Зелёной” комнате на стенах висели родовые портреты семьи. Была в доме ещё одна интересная комната, которая называлась “турецкой”, потому что в ней… хранился турецкий шатёр! Возможно, это была историческая реликвия, привезённая с турецкой войны ещё Стефаном Яном Слизнем.
Рядом с усадебным домом была построена и двухэтажная каменная официна, а вокруг заложен английский парк, посреди которого стоял небольшой домик садовника.
Домик садовника в усадебном парке в Вольно.
На самом крупном пруду усадебной водной системы по указанию Рафала Слизня для пущей живописности был насыпан искусственный островок. А на соседнем пруду имелся и домик для лебедей.
Пруд с искусственным островком в усадьбе в Вольно.
Рафал Слизень заботился и о хозяйственном благосостоянии своей усадьбы. Сразу по приезду из Петербурга в 1830 году он заложил в имении спиртзавод - ещё задолго до того, как такие предприятия стали повсеместно распространены в литовских усадьбах.
Здание спиртзавода, заолженное рафалом Слизнем в 1830 году.
Рядом со спиртзаводом находился большой хозяйственный двор, многие из зданий которого Рафал проектировал лично, как например двухэтажное здание амбара с каменным фасадом, в котором он также использовал черты любимой им неоготики.
Усадебный амбар в Вольно.
При Рафале Слизне в его владениях основывались новые фольварки, которые долгие годы сохраняли пам'ять о своих владельцах одним своим названием. Буквально напротив вольнянской усадьбы на другом берегу речки Змейки был построен фольварк Камилин, названный в честь жены Рафала. Был ещё и фольварк Рафалин, который находился примерно в километре южнее усадьбы.
И жил бы Рафал Слизень в Вольно долго и счастливо, но случилось одно интересное и по сути неплохое обстоятельство. В 1857 году брат его жены Камилы Винсент Тышкевич подарил ей одну из своих усадеб под Вильно, которая называлась Любов или Любава. Эта новая усадьба чем-то так понравилась и Камиле, и Рафалу, что они стали бывать в ней всё чаще и чаще, пока наконец не поселились там насовсем. Вольно, конечно, не было ими заброшено, но теперь здесь хозяином всё больше был уже их управляющий. Когда в 1881 году Рафал Слизень отошёл в мир иной, он был похоронен именно в Любаве, в построенной по его проекту часовне-усыпальнице. Отныне она стала местом упокоения всех его потомков. О смерти Рафала всё тот же Александр Ельский напсал так: “Его ценила вся Литва как патриарха, который помнил лучшие времена, светлейшие традиции, человека возвышенных идеалов, которые делали его любимцем его окружения. Дай Бог больше таких людей краю, а ему вечный покой!”.
Рафал Слизень. Фотография 1871 года.
Так случилось, что старший сын Рафала Слизня Ян не пережил своего отца и умер за 3 года до него в возрасте только 44 лет. Его братья Вальдемар и Густав унаследовали любимое имение своих родителей в Любавино, ну а усадьба в Вольно досталась самому младшему сыну Рафала Генрику Слизню. Разные исследователи упоминают, что он был женат на дочери адъютанта зловещего Михаила Муравьёва, подавителя восстания в 1863 году. Действительно, Анна Камила Маврос была дочерью царского генерала (а в 1863 году ещё полковника) Дмитрия Мавроса, представителя рода греческого происхождения на службе у Российской империи. Однако, в отличие от зловещего виленского генерал-губернатора, он имел в армейской среде репутацию “либерала”. Он не отличался личной неприязнью к повстанцам, однако использовал восстание, чтобы хорошо обустроить свою жизнь. Во время службы он присмотрел себе неподалёку от Лиды хорошенькую усадьбу, которая принадлежала одному из замешанных в восстании шляхтичей. У последнего, естественно, в тот период были большие проблемы с властями и нужда в деньгах. Воспользовавшись моментом, Маврос купил у него усадьбу, где впоследствии поселился с семьёй на пенсии и занялся тем, что ему всегда в действительности нравилось - ведением усадебного хозяйства и коллекционированием книг и предметов искусства. Его дочь Анна Камила, выйдя замуж за Генрика Слизня, и вовсе совершенно ассимилировалась в среде литвинской шляхты, где заслужила репутацию большой патриотки. Она перешла в католическую конфессию, а доставшиеся от предков симпатии к православию также использовала на пользу Вольно. В 1898 году Анна Слизень заказала в Москве новый киот для вольнянской иконы Божией матери.
Кстати, Троицкая церковь в Вольно к тому времени стала уже обычным приходским храмом. Женский монастырь при ней был упразднён, а монахини были присоеденены к минскому Преображенскому монастырю. Бывший монастырский корпус опустел и со временем он был совершенно разобран на кирпичи.
Церковь Святой Троицы в Вольно, фрагмент.
Несмотря на счастливый брак, детей у Генрика и Анны Слизней не было, поэтому он завещал имение в Вольно своему племяннику Вольдемару. Однако последний прожил после смерти своего дяди всего 5 лет и скончался в 1915 году в возрасте всего 38 лет.
В это время на территории Беларуси уже вовсю шла первая мировая война. В окрестностях Вольно были вырыты окопы, созданы позиции войск Российской империи. Позиционные бои в первую мировую зачастую стирали с лица земли целые местечки и города, но, к счастью, эта участь обошла Вольно стороной. Одним из самых серьёзных последствий этой войны здесь стало то, что икона Божией Матери, которая пребывала в Троицкой церкви более 150 лет, была вывезена в Россию в эвакуацию. Поскольку война закончилась уже при большевиках, вернуть икону обратно не удалось. Более того, её в принципе до сих пор не удалось нигде найти. Так Вольно лишилось одной из своих главных христианских реликвий…
Для усадьбы, пусть даже и не попавшей под обстрел, война тоже, в общем-то, не значила ничего хорошего. Её хозяйкой в тот момент осталась вдова Вольдемара Слизня Ядвига с маленькой дочерью Изой на руках. Через местечко постоянно проходили то беженцы, то солдаты сначала российской армии, а затем и немецкой. Но наибольший урон усадьбе принесло нашествие большевиков во время их наступления на Варшаву в 1920 году. Когда война с большевиками закончилась, в усадебном доме пришлось делать ремонт и вставлять выбитые бандами «передового пролетариата» окна.
Усадьба в Вольно в период первой мировой войны. Судя по форме, в гостях у Слизней офицеры российской армии.
В 1920-е-1930-е годы имение Слизней жило довольно скромно. Их и без того не самые грандиозные земельные владения сократились к тому времени почти в 2 раза, поскольку земля активно выкупалась крестьянами местечка Вольно и бывших дворовых деревень. Ядвига Слизень вынуждена была продать даже издавна принадлежавшее роду имение Бартники, поскольку постоянно в нём уже никто не жил, и средств для содержания этой усадьбы не было. Усадьбе не хватало «мужской руки» - деятельного хозяина, который мог бы на базе имения наладить прибыльный современный бизнес в новых условиях. Одним из оставшихся источников постоянного дохода оставался лес к западу Вольно, который назывался Хромуша. Простые жители местечка и окрестных деревень должны были заплатить, если хотели собирать в нём ягоды или, тем более, срубить дерево для своих нужд. В тот период у крестьян появилась сохранившаяся до сих пор легенда, будто у Ядвиги Слизень жили два специально обученных волка, которые бегали по лесу и выслеживали людей. И вероятно, ещё умели проверять, есть ли у них разрешение на посещение леса. На самом деле, за посещением леса у Ядвиги Слизень наблюдал лесник, у которого, возможно, были две большие собаки - от них и могла пойти легенда про двух панских волков.
Перед самой второй мировой войной в Вольно произошло заметное оживление, сюда приехало много новых людей, в том числе молодёжи. Дело в том, что польская армия задумала построить в окрестностях большой укреплённый район, который был призван защитить страну от справедливо ожидавшегося нападения большевиков. В Вольно и окрестности съехались военные, инженеры, а также строители, значительная часть которых состояла из молодёжных отрядов своеобразной «альтернативной армейской службы» того времени. Назывались они «Junackie hufce pracy». Буквально летом 1939 года строительство укреплённого района было закончено, и в честь этого на перекрёстке дорог между Вольно и деревней Бартники была установлена небольшая часовня с эмблемой молодёжных отрядов и статуей Девы Марии. По понятным причинам простоять она смогла совсем недолго. Построенный укрепрайон никого от большевиков не защитил, потому что обороняться на нём 17 сентября 1939 года было попросту некому…
Статуя Девы Марии была выбита из часовенки практически сразу после прихода коммунистов, но сама часовня по счастливому стечению обстоятельств дожила до наших дней! Забавно, что сегодня её «реквизировали» себе православные из прихода Троицкой церкви. Часовенку подремонтировали, установили на ней православный крест, повесили внутри иконку, а на место статуи поставили цветочный горшок. К счастью, никакая исполненная «духовности» голова пока не додумалась отбить с часовни эмблему «Junackich hufcow pracy», хотя выглядит она в сочетании в православной символикой, конечно, интересно. Но что ж, в конце концов, в этих молодёжных отрядах могли быть и православные.
Часовня в Вольно, построенная польскими молодёжными трудовыми отрядами в 1939 году.
Относительно повезло после коммунистической оккупации и Троицкой церкви. В 1939 году бравые советские солдаты, приставив к груди настоятеля револьвер, пытались выведать, где он прячет в храме золото. Обыскивали церковь сами, но золота не нашли. Несколько позже уже не менее бравые немецкие нацисты отняли у церкви на переплавку её самые крупные крупные колокола. Но несмотря на эти беды, в отличие от множества других храмов края, Троицкую церковь не разгромили и сожгли, не сделали в ней склад навоза или колхозный гараж. Это прозвучит невероятно, но в БССР её признали памятником архитектуры и оставили действовать. Правда, в условиях недружелюбной к религии советской действительности, к ней изрядно заросла народная тропа, богослужения там проводились лишь по большим праздникам, а её внешний вид поистрепался. Однако, уже в наше время храм вернулся к активной деятельности.
Троицкая церковь в Вольно на рубеже 1980-х-1990-х годов.
Не так давно для церкви по сохранившимся описаниям был даже создан список пропавшей иконы Божией Матери. Но, к сожалению, в нём теперь совсем немного черт того стиля письма, который был распространён в Великом княжестве Литовском, а гораздо больше современного и унифицированного по российским стандартам.
Современная Вольнянская икона Божией Матери.
Усадьбе в Вольно, к сожалению, не повезло совсем. Во время второй мировой войны в ней ещё жила Ядвига Слизень, которую до 1941 года коммунисты, к счастью, не успели отправить в ГУЛАГ. Нацистский режим отнёсся к ней дружелюбнее советского. От последнего Ядвига, как оказалось, абсолютно справедливо, не ожидала ничего хорошего. В 1944 году при наступлении советских войск она взяла одну из немногих уцелевших усадебных лошадей, чтобы уехать в Барановичи, а оттуда дальше на запад. Однако уже в паре километров от местечка её настигли героические советские партизаны, которые отобрали у неё лошадь и те немногочисленные вещи, которые Ядвига смогла увезти с собой. После войны один из этих героических партизан, ставший уважаемым человеком в колхозно-советском Вольно, хранил у себя женскую сумочку, награбленную у Ядвиги Слизень. Как память о доблестном подвиге. А может потому, что в БССР купить такую сумочку он уже не мог.
Усадебный дом Слизней, который некогда отстраивал исполненный творческих порывов Рафал Слизень, партизаны полностью сожгли. Позже на его месте был построен сельский дом культуры.
Дом культуры в Вольно, построенный на месте усадебного дома Слизней.
Всё то, что не доделал в разрушении бывшей усадьбы Советский Союз, довершили их верные последователи из числа современных «крепких хозяйственников». Апофеозом их деятельности можно считать снос в 2018 году единственной сохранившейся в относительно первозданном виде усадебной постройки, сохранившейся со времён Рафала Слизня - уникального в своём роде двухэтажного неоготического амбара. Огромная по площади хозпостройка, где некогда, возможно, содержался усадебный скот, были разрушены ещё раньше.
Руины постройки хозяйственного двора усадьбы Слизней в Вольно
После этого руководству «Экспериментальной базы «Вольно» (так называется местный колхоз ) остаётся только вырубить парк, снести домик садовника, спиртзавод и здание своего собственного правления, которое хоть и до неузнаваемости искорёжено перестройками в стиле «агроренессанс», но исторически является официной усадьбы Слизней. Тогда дело по уничтожению усадьбы можно будет с чистой совестью считать оконченным. И надо сказать, что со зданием своей конторы они уже успешно справляются. Со стороны заднего фасада его двор за ржавым некрашеным забором зарос кустами и крапивой, часть окон забита досками, а часть имеет полиэтиленовую плёнку вместо стекла. А исторический опыт усадьбы в Вольно свидетельствует, что выбитые окна - это верный признак и итог пребывания в этом месте советской власти.
Бывшая усадебная официна Слизней (перестроенная) со стороны главного и заднего фасада.
Александр Ходкевич (1457-1549), новогрудский воевода. Владелец Вольно в 16 столетии. Литография из книги 1892 года, выполненная со старого портрета, находящегося в основанном им Супрасльском Благовещенском монастыре .
Что интересно, сама деревня Вольно не относилась к зависимым от панского двора. Её жители платили налоги непосредственно в государственную казну. Для того, чтобы окружить себя крестьянами, работавшими на двор, Ходкевичи построили в Вольно отдельную улицу-квартал - «юридику», - на которую селили своих крепостных. А улица, на которой жили государственные крестьяне называлась «Казённой», но сами жители предпочитали называть её «Вольной». Скорее всего, так и появилось название всего местечка!
Сама усадьба в Вольно была построена с магнатским размахом! В ней, кроме самого усадебного дома, были официна, баня, конюшни, амбары, хлевы, пивоварня и сыроварня, рыбный пруд на речке Змейке и три плодовых сада. Всё это богатство после смерти Юрия Ходкевича в возрасте всего 45 лет досталось его жене Софии Олельковне-Слуцкой. Но не той, которая впоследствии станет известной православной святой, а её двоюродной бабушке. Сыновья Юрия и Софии были в то время ещё слишком малы для вступления в наследство. Но позже Вольно стал законно владеть сын Юрия Ходкевича Иероним. Он отдал имение в приданное своей дочери Софии, вышедшей замуж за подскарбия надворного литовского Павла Воловича. Следующим владельцем Вольно был их сын литовский стольник Астафий Казимир Волович (не путать с его далёким родственником литовским канцлером Астафием Воловичем). Почему-то он решил от Вольно избавиться, либо каким-то образом лишился его - здесь исторические обстоятельства пока ещё не совсем ясны.
Так или иначе в 1632 году у Вольно уже был новый владелец - новогрудский подстолий Крыштоф Каминский, шляхтич герба «Натянутый лук». Каминские происходили из Подляшья из шляхетского застенка под названием Каменки Лацкие. Крыштоф Камнский был первым из рода, который поселился в Литве, получив вышеуказанную должность. Здесь же он и женился на местной дворянке - княгине Елене Друцкой-Горской, дочери оршанского подкомория Ивана Друцкого-Горского.
Одним из самых значительных нововведений в Вольно при Каминских стало основание в местечке монастыря ещё молодого на тот момент униатского ордена базилиан. Каминские отписали в пользу нового монастыря 12 волок земли от своего не самого большого имения. Обитель была освящена в честь Рождества Богородицы. Каминские поддерживали его на протяжении всего времени своего владения усадьбой в Вольно, и то же самое считали за честь делать многие шляхтичи Новогрудчины. На него жертвовал и сын Крыштофа Самуэль, а также, к примеру, новогрудский подчаший Казимир Малявский и владелец соседнего имения Задвея Павел Макушинский. В скором времени вольнянский монастырь обзавёлся и своей собственной святыней - в центральном алтаре церкви была установлена икона Девы Марии с Младенцем, которая вскоре прослыла чудотворной. Эта икона была написана в Несвиже ещё в 16 веке и до основания монастыря в Вольно находилась в одной из церквей местечка Ляховичи. Когда же открылась обитель в Вольно, монахи постарались, чтобы икона была передана туда и сделали её главной. Со временем в монастыре была даже заведена специальная книга, в которую записывались чудеса, совершённые по молитве у этой иконы.
Тем временем у усадьбы в Вольно вновь сменились владельцы. В 1711 году Иосафат Каминский (внук Крыштофа Каминского) продаёт её роду Домасловских. Пожалуй, самое значительным событием в жизни Вольно в эту эпоху, оставившим свой след на долгие века, являлось строительство нового комплекса зданий монастыря Рождества Богородицы. Новый каменный храм, освящённый в 1768 году в честь Святой Троицы, стал одним из самых больших и красивых в окрестностях! Изящная двухбашенная базилика со множеством плавных ажурных архитектурных деталей была настоящим шедевром стиля виленского барокко! Интересной особенностью здания храма было использование в архитектуре контрфорсов у башен, что было заимствовано у древнейшего края - Троицкого костёла в Ишколди, что находился километрах в 12 от Вольно. Внутри новая церковь также выделялась пышным убранством. Над амвоном возвышалась скульптура Моисея с таблицами заповедей, которому уподоблялся священник, нёсший с этого амвона Божию заповедь прихожанам. В алтарной части было множество скульптурных групп ангелов и лепной картуш с изображением Святой Троицы и Девы Марии. В центре алтаря в каменном обрамлении всё так же находилась икона Богородицы с Младенцем. Перпендикулярно новому храму рядом находился двухэтажный монастырский корпус.
Большую помощь в строительстве нового комплекса базилианам оказал тогдашний владелец вольнянской усадьбы Михал Домасловский, который пожертвовал на это дело больше 1000 злотых.
Почему-то до сих пор никто из исследователей не пытался разгадать символику, зашифрованную на замечательном лепном панно на фасаде Троицкой церкви, которое является одной из самых примечательных отличительных внешних деталей вольнянского храма. Между тем, в этой композиции заключена ещё одна памятка о славных шляхетских родах Великого княжества Литовского.
Лепное панно на фасаде Троицкой церкви в Вольно.
В обрамлении пушек, сабель и булав здесь находятся две фигуры. Это два дворянских герба. Справа находится герб “Погоня русская”, который был символом рода князей Святополк-Четвертинских, а слева герб “Свят”, бывший символом рода Слизней. А ведь в 1771 году именно подкоморий слонимский Стефан Игнатий Слизень и его жена княгиня София Святополк-Четвертинская стали новыми владельцами усадьбы в Вольно! И хотя считается, что Троицкий храм был к тому времени уже построен, это панно красноречиво свидетельствует, что эта пара явно как-то приняла участие в его строительстве ещё до официального вступления во владение усадьбой. Кстати, княгиня София уже после смерти своего мужа была активной меценаткой строительства костёла в имении своей дочери и зятя в Девятковичах на Слонимщине, в её честь там был установлен памятный камень.
Церковь Святой Троицы в Вольно.
О началах владения рода Слизней землями над речкой Змейкой с центром в Вольно мы уже писали в рассказе об имении Друтьковщизна . Оно, как было там упомянуто, досталось в приданное следующему после Стефана Игнатия владельцу Вольно - новогрудскому подкоморию Яну Слизню.
В 1803 году в соседнем с Вольно имением Бартники у Яна Слиизня и его жены Анели из Мацкевичей родился старший сын Рафал, который в будущем станет одной из интереснейших персон исторической и культурной жизни всей Литвы! Рафал Слизень пошёл в начальную школу в родном Вольно. Школа эта находилась при монастыре Рождества Богородицы и в ней учились дети многих дворянских семей из окрестностей. Затем Рафал продолжил образование в Полоцком иезуитском колегиуме, где был так впечатлён укладом католического ордена, что и сам одно время всерьёз хотел стать монахом. Однако, отец Рафала, Ян Слизень, решительно возражал против таких намерений сына, и тот в итоге отправился в Виленский университет на факультет моральных наук. В университете Рафала ждала насыщенная студенческая жизнь. Кроме своего основного факультета, он стал посещать ещё и школу искусств, в которой стал учиться живописи и скульптуре у именитых педагогов своего времени Яна Рустема и Казимира Ельского . Также, как и его младший брат Оттон, Рафал водил дружбу с тайными университетскими обществами филоматов и филаретов, но участие в них было у него, по всей видимости, не самым активным. Когда российские власти под руководством советника царского наместника Николая Новосильцева устраивали показательный процесс против “заговорщиков”, против Рафала не было обнаружено каких-либо компрометирующих доказательств. Благодаря этому, он смог закончить университет и отправился на службу по своей юридической специальности не куда-нибудь, а в Петербург в Министерство внутренних дел. Но и в столице Российской империи Рафал продолжил увлекаться искусством, вращался в среде художников-выходцев из Речи Посполитой, среди которых в то время был и Адам Мицкевич. С ним Рафал Слизень обменивался поэтическими эпиграммами и прочими забавными стишками. Например, однажды он отправил знаменитому уже в то время поэту такое приглашение к себе в гости(вольный перевод с польского):
“З вяршыняў творчых гор Парнасу
Сядай, Адаме, ты на санкі,
Ды едзь у іх проста да Фантанкі,
Дзе, акрамя гарбаты філіжанкі,
Ты знойдзеш карты, абаранкі,
Кубачак добрае смятанкі,
І колькі рыфмаў да каханкі ”
Тогда же в Петербурге Рафал Слизень увлёкся таким видом творчества как создание скульптурных и литых медальонов с профилями различных персон. В будущем эти медальоны станут его творческой визитной карточкой. А в то время один из первых он подарил прекрасной пианистке и будущей тёще Адама Мицкевича Марии Шимановской.
В 1830 году Рафал был вынужден прервать свою службу, поскольку пожилой отец просил его вернуться в Литву и вступить во владение приготовленным ему имением в Вольно. Для полноценной будущей помещицкой жизни ему не помешало бы обзавестись семьёй, что он и сделал уже на следующий год после приезда в родные края. Его избранницей стала Камила из рода Тышкевичей, известных графов из Логойска . В то время она считалась одной из главных красавиц Литвы и блистала на дворянских приёмах. Вероятно, они познакомились с Рафалом ещё в его студенческие годы. Камила играла роль в спектакле, который ставил в виленской школе искусств его учитель Ян Рустем. Спектакль был посвящён мифологической царице Семирамиде, и Камила играла там второстепенную роль, однако студенты говорили, что она так красива, что достойна и главной роли! Кстати, Рафал и Камила были ещё и дальними родственниками, ведь мать Камилы София происходила из параллельной ветви рода Слизней. Уже через год после свадьбы у Рафала и Камилы родился первый сын, а всего в семье в будущем родилось шестеро детей.
Рафал Слизень, переехав жить в Вольно, совершенно не собирался оставлять свою творческую деятельность. Полюбив изготовление медальонов, он делал их для многих своих друзей и знакомых. Они отливались из гипса, бронзы или золота. Например, на золотую свадьбу своих родителей в 1850 году Рафал изготовил символичный золотой медальон с их изображением.
Медальон с изображением Яна и Анели Слизней работы Рафала.
А для Виленского музея древностей, основанного кузеном его жены Евстафием Тышкевичем в 1855 году, он создал бюст своего давнего петербуржского товарища Адама Мицкевича. Кстати, в то же время скульптуре и рисунку у Рафала Слизня приезжал учиться даже знаменитый в будущем творец, профессор скульптуры Марк Антокольский .
Также в Вольно Рафал открыл для себя новую творческую деятельность - архитектуру и ландшафтный дизайн! В то время многие его соседи и знакомые дворяне вели перестройку и строительство своих усадеб, закладывали новые дворы и парки, и здесь им на помощь приходил Рафал Слизень. Ко всему, за что он брался, он всегда подходил очень творчески, наполняя своим богатым художественным опытом, полученным в лучших кругах Вильни и Петербурга, каждую деталь.
“Даже посаженные по его проекту деревья в парке были полны поэзии. Где-то вдалеке у него открывался вид на костёл, речку - практически из ничего он создавал по-настоящему прекрасный пейзаж. Соседи смогли должным образом оценить большой талант и вкус Рафала, обращались к нему за помощью и получали её. Можно смело утверждать, что Новогрудский повет имеет красивые усадьбы только благодаря Рафалу Слизню” - писал о нём его современник и известный знаток Литовского края Александр Ельский .
Говорят, что особенно Рафал Слизень любил неоготический стиль, и таким образом, он стоял у самых истоков широкого распространения этого романтического направления в Литве во 2-й половине 19 - 1-й половине 20 столетий. Скорее всего, именно он помог своему отцу в 1839 году построить красивую готическую часовенку в Бартниках в полукилометре от Вольно.
Здесь стоит заметить, что 1839 год принёс определённые перемены в жизнь местечка Вольно. В этом году в Российской империи была присоединена к православной церкви церковь униатская, и, соответственно, то же самое произошло с вольнянским базилианским монастырём. По каким-то причинам новое православное церковное руководство решило кардинально изменить состав монастыря, сделав его не мужским, а женским. Поэтому в монастырский корпус был переведён состав бывшего Борисоглебского женского монастыря из города Новогрудка.
Колокол на башне-звоннице Троицкой церкви в Вольно.
А в вольнянской усадьбе в это время делал свои преобразования Рафал Слизень - было бы удивительно, если бы талантливый архитектор не отметился ими в собственном доме! Он капитально перестраивает старый усадебный дом, добавив к нему по дополнительному крылу с каждой стороны, а к внешнему виду - неоготические башенки, как будто из средневекового замка. В левом крыле нового дома, где были большие, во всю стену, окна, находились два парадных салона. Чтобы можно было устраивать в них достойные приёмы с танцами пол в них был выложен паркетом: в одном салоне “звёздами” из чёрного дуба, в другом - комбинацией из тёмного и светлого дуба. Стены в них были обиты жёлтым бархатом, и им же была обита мебель, которая также была инкрустирована бронзой. Среди салонной мебели особенно выделялся столик с мраморной крышкой, ножки которого были в виде лебединых шей и голов. Освещалось всё это великолепие светильниками с хрустальными люстрами. На стене главного салона висел гобелен с видом Венеции и ряд картин выдающихся художников того времени - Генриха Семирадского, Юлиуша Коссака, Юлиана Фалата. Также профессиональный скульптор Рафал Слизень имел в своей коллекции произведение одного из величайших скульпторов эпохи классицизма Антонио Кановы .
Усадебный дом Слизней в Вольно. Фотография 1894 года.
В других частях дома имелось несколько комнат, которые имели собственные названия - “Зелёная” и “Розовая”. Они назывались так по цвету мрамора, из которого в них были изготовлены камины. В “Зелёной” комнате на стенах висели родовые портреты семьи. Была в доме ещё одна интересная комната, которая называлась “турецкой”, потому что в ней… хранился турецкий шатёр! Возможно, это была историческая реликвия, привезённая с турецкой войны ещё Стефаном Яном Слизнем.
Рядом с усадебным домом была построена и двухэтажная каменная официна, а вокруг заложен английский парк, посреди которого стоял небольшой домик садовника.
Домик садовника в усадебном парке в Вольно.
На самом крупном пруду усадебной водной системы по указанию Рафала Слизня для пущей живописности был насыпан искусственный островок. А на соседнем пруду имелся и домик для лебедей.
Пруд с искусственным островком в усадьбе в Вольно.
Рафал Слизень заботился и о хозяйственном благосостоянии своей усадьбы. Сразу по приезду из Петербурга в 1830 году он заложил в имении спиртзавод - ещё задолго до того, как такие предприятия стали повсеместно распространены в литовских усадьбах.
Здание спиртзавода, заолженное рафалом Слизнем в 1830 году.
Рядом со спиртзаводом находился большой хозяйственный двор, многие из зданий которого Рафал проектировал лично, как например двухэтажное здание амбара с каменным фасадом, в котором он также использовал черты любимой им неоготики.
Усадебный амбар в Вольно.
При Рафале Слизне в его владениях основывались новые фольварки, которые долгие годы сохраняли пам'ять о своих владельцах одним своим названием. Буквально напротив вольнянской усадьбы на другом берегу речки Змейки был построен фольварк Камилин, названный в честь жены Рафала. Был ещё и фольварк Рафалин, который находился примерно в километре южнее усадьбы.
И жил бы Рафал Слизень в Вольно долго и счастливо, но случилось одно интересное и по сути неплохое обстоятельство. В 1857 году брат его жены Камилы Винсент Тышкевич подарил ей одну из своих усадеб под Вильно, которая называлась Любов или Любава. Эта новая усадьба чем-то так понравилась и Камиле, и Рафалу, что они стали бывать в ней всё чаще и чаще, пока наконец не поселились там насовсем. Вольно, конечно, не было ими заброшено, но теперь здесь хозяином всё больше был уже их управляющий. Когда в 1881 году Рафал Слизень отошёл в мир иной, он был похоронен именно в Любаве, в построенной по его проекту часовне-усыпальнице. Отныне она стала местом упокоения всех его потомков. О смерти Рафала всё тот же Александр Ельский напсал так: “Его ценила вся Литва как патриарха, который помнил лучшие времена, светлейшие традиции, человека возвышенных идеалов, которые делали его любимцем его окружения. Дай Бог больше таких людей краю, а ему вечный покой!”.
Рафал Слизень. Фотография 1871 года.
Так случилось, что старший сын Рафала Слизня Ян не пережил своего отца и умер за 3 года до него в возрасте только 44 лет. Его братья Вальдемар и Густав унаследовали любимое имение своих родителей в Любавино, ну а усадьба в Вольно досталась самому младшему сыну Рафала Генрику Слизню. Разные исследователи упоминают, что он был женат на дочери адъютанта зловещего Михаила Муравьёва, подавителя восстания в 1863 году. Действительно, Анна Камила Маврос была дочерью царского генерала (а в 1863 году ещё полковника) Дмитрия Мавроса, представителя рода греческого происхождения на службе у Российской империи. Однако, в отличие от зловещего виленского генерал-губернатора, он имел в армейской среде репутацию “либерала”. Он не отличался личной неприязнью к повстанцам, однако использовал восстание, чтобы хорошо обустроить свою жизнь. Во время службы он присмотрел себе неподалёку от Лиды хорошенькую усадьбу, которая принадлежала одному из замешанных в восстании шляхтичей. У последнего, естественно, в тот период были большие проблемы с властями и нужда в деньгах. Воспользовавшись моментом, Маврос купил у него усадьбу, где впоследствии поселился с семьёй на пенсии и занялся тем, что ему всегда в действительности нравилось - ведением усадебного хозяйства и коллекционированием книг и предметов искусства. Его дочь Анна Камила, выйдя замуж за Генрика Слизня, и вовсе совершенно ассимилировалась в среде литвинской шляхты, где заслужила репутацию большой патриотки. Она перешла в католическую конфессию, а доставшиеся от предков симпатии к православию также использовала на пользу Вольно. В 1898 году Анна Слизень заказала в Москве новый киот для вольнянской иконы Божией матери.
Кстати, Троицкая церковь в Вольно к тому времени стала уже обычным приходским храмом. Женский монастырь при ней был упразднён, а монахини были присоеденены к минскому Преображенскому монастырю. Бывший монастырский корпус опустел и со временем он был совершенно разобран на кирпичи.
Церковь Святой Троицы в Вольно, фрагмент.
Несмотря на счастливый брак, детей у Генрика и Анны Слизней не было, поэтому он завещал имение в Вольно своему племяннику Вольдемару. Однако последний прожил после смерти своего дяди всего 5 лет и скончался в 1915 году в возрасте всего 38 лет.
В это время на территории Беларуси уже вовсю шла первая мировая война. В окрестностях Вольно были вырыты окопы, созданы позиции войск Российской империи. Позиционные бои в первую мировую зачастую стирали с лица земли целые местечки и города, но, к счастью, эта участь обошла Вольно стороной. Одним из самых серьёзных последствий этой войны здесь стало то, что икона Божией Матери, которая пребывала в Троицкой церкви более 150 лет, была вывезена в Россию в эвакуацию. Поскольку война закончилась уже при большевиках, вернуть икону обратно не удалось. Более того, её в принципе до сих пор не удалось нигде найти. Так Вольно лишилось одной из своих главных христианских реликвий…
Для усадьбы, пусть даже и не попавшей под обстрел, война тоже, в общем-то, не значила ничего хорошего. Её хозяйкой в тот момент осталась вдова Вольдемара Слизня Ядвига с маленькой дочерью Изой на руках. Через местечко постоянно проходили то беженцы, то солдаты сначала российской армии, а затем и немецкой. Но наибольший урон усадьбе принесло нашествие большевиков во время их наступления на Варшаву в 1920 году. Когда война с большевиками закончилась, в усадебном доме пришлось делать ремонт и вставлять выбитые бандами «передового пролетариата» окна.
Усадьба в Вольно в период первой мировой войны. Судя по форме, в гостях у Слизней офицеры российской армии.
В 1920-е-1930-е годы имение Слизней жило довольно скромно. Их и без того не самые грандиозные земельные владения сократились к тому времени почти в 2 раза, поскольку земля активно выкупалась крестьянами местечка Вольно и бывших дворовых деревень. Ядвига Слизень вынуждена была продать даже издавна принадлежавшее роду имение Бартники, поскольку постоянно в нём уже никто не жил, и средств для содержания этой усадьбы не было. Усадьбе не хватало «мужской руки» - деятельного хозяина, который мог бы на базе имения наладить прибыльный современный бизнес в новых условиях. Одним из оставшихся источников постоянного дохода оставался лес к западу Вольно, который назывался Хромуша. Простые жители местечка и окрестных деревень должны были заплатить, если хотели собирать в нём ягоды или, тем более, срубить дерево для своих нужд. В тот период у крестьян появилась сохранившаяся до сих пор легенда, будто у Ядвиги Слизень жили два специально обученных волка, которые бегали по лесу и выслеживали людей. И вероятно, ещё умели проверять, есть ли у них разрешение на посещение леса. На самом деле, за посещением леса у Ядвиги Слизень наблюдал лесник, у которого, возможно, были две большие собаки - от них и могла пойти легенда про двух панских волков.
Перед самой второй мировой войной в Вольно произошло заметное оживление, сюда приехало много новых людей, в том числе молодёжи. Дело в том, что польская армия задумала построить в окрестностях большой укреплённый район, который был призван защитить страну от справедливо ожидавшегося нападения большевиков. В Вольно и окрестности съехались военные, инженеры, а также строители, значительная часть которых состояла из молодёжных отрядов своеобразной «альтернативной армейской службы» того времени. Назывались они «Junackie hufce pracy». Буквально летом 1939 года строительство укреплённого района было закончено, и в честь этого на перекрёстке дорог между Вольно и деревней Бартники была установлена небольшая часовня с эмблемой молодёжных отрядов и статуей Девы Марии. По понятным причинам простоять она смогла совсем недолго. Построенный укрепрайон никого от большевиков не защитил, потому что обороняться на нём 17 сентября 1939 года было попросту некому…
Статуя Девы Марии была выбита из часовенки практически сразу после прихода коммунистов, но сама часовня по счастливому стечению обстоятельств дожила до наших дней! Забавно, что сегодня её «реквизировали» себе православные из прихода Троицкой церкви. Часовенку подремонтировали, установили на ней православный крест, повесили внутри иконку, а на место статуи поставили цветочный горшок. К счастью, никакая исполненная «духовности» голова пока не додумалась отбить с часовни эмблему «Junackich hufcow pracy», хотя выглядит она в сочетании в православной символикой, конечно, интересно. Но что ж, в конце концов, в этих молодёжных отрядах могли быть и православные.
Часовня в Вольно, построенная польскими молодёжными трудовыми отрядами в 1939 году.
Относительно повезло после коммунистической оккупации и Троицкой церкви. В 1939 году бравые советские солдаты, приставив к груди настоятеля револьвер, пытались выведать, где он прячет в храме золото. Обыскивали церковь сами, но золота не нашли. Несколько позже уже не менее бравые немецкие нацисты отняли у церкви на переплавку её самые крупные крупные колокола. Но несмотря на эти беды, в отличие от множества других храмов края, Троицкую церковь не разгромили и сожгли, не сделали в ней склад навоза или колхозный гараж. Это прозвучит невероятно, но в БССР её признали памятником архитектуры и оставили действовать. Правда, в условиях недружелюбной к религии советской действительности, к ней изрядно заросла народная тропа, богослужения там проводились лишь по большим праздникам, а её внешний вид поистрепался. Однако, уже в наше время храм вернулся к активной деятельности.
Троицкая церковь в Вольно на рубеже 1980-х-1990-х годов.
Не так давно для церкви по сохранившимся описаниям был даже создан список пропавшей иконы Божией Матери. Но, к сожалению, в нём теперь совсем немного черт того стиля письма, который был распространён в Великом княжестве Литовском, а гораздо больше современного и унифицированного по российским стандартам.
Современная Вольнянская икона Божией Матери.
Усадьбе в Вольно, к сожалению, не повезло совсем. Во время второй мировой войны в ней ещё жила Ядвига Слизень, которую до 1941 года коммунисты, к счастью, не успели отправить в ГУЛАГ. Нацистский режим отнёсся к ней дружелюбнее советского. От последнего Ядвига, как оказалось, абсолютно справедливо, не ожидала ничего хорошего. В 1944 году при наступлении советских войск она взяла одну из немногих уцелевших усадебных лошадей, чтобы уехать в Барановичи, а оттуда дальше на запад. Однако уже в паре километров от местечка её настигли героические советские партизаны, которые отобрали у неё лошадь и те немногочисленные вещи, которые Ядвига смогла увезти с собой. После войны один из этих героических партизан, ставший уважаемым человеком в колхозно-советском Вольно, хранил у себя женскую сумочку, награбленную у Ядвиги Слизень. Как память о доблестном подвиге. А может потому, что в БССР купить такую сумочку он уже не мог.
Усадебный дом Слизней, который некогда отстраивал исполненный творческих порывов Рафал Слизень, партизаны полностью сожгли. Позже на его месте был построен сельский дом культуры.
Дом культуры в Вольно, построенный на месте усадебного дома Слизней.
Всё то, что не доделал в разрушении бывшей усадьбы Советский Союз, довершили их верные последователи из числа современных «крепких хозяйственников». Апофеозом их деятельности можно считать снос в 2018 году единственной сохранившейся в относительно первозданном виде усадебной постройки, сохранившейся со времён Рафала Слизня - уникального в своём роде двухэтажного неоготического амбара. Огромная по площади хозпостройка, где некогда, возможно, содержался усадебный скот, были разрушены ещё раньше.
Руины постройки хозяйственного двора усадьбы Слизней в Вольно
После этого руководству «Экспериментальной базы «Вольно» (так называется местный колхоз ) остаётся только вырубить парк, снести домик садовника, спиртзавод и здание своего собственного правления, которое хоть и до неузнаваемости искорёжено перестройками в стиле «агроренессанс», но исторически является официной усадьбы Слизней. Тогда дело по уничтожению усадьбы можно будет с чистой совестью считать оконченным. И надо сказать, что со зданием своей конторы они уже успешно справляются. Со стороны заднего фасада его двор за ржавым некрашеным забором зарос кустами и крапивой, часть окон забита досками, а часть имеет полиэтиленовую плёнку вместо стекла. А исторический опыт усадьбы в Вольно свидетельствует, что выбитые окна - это верный признак и итог пребывания в этом месте советской власти.
Бывшая усадебная официна Слизней (перестроенная) со стороны главного и заднего фасада.