Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение 3
Начало здесь
Мишель Рокбер. "Деконструкционазим" и катарские исследования
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение 1
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение 2
Об иерархии катарской Церкви
Что касается иерархии катарской Церкви, то и в этом случае деконструкционистский дискурс заявляет о недостаточности документов, как это демонстрировалось выше в вопросе о названии этой Церкви.
«Все, что мы знаем о структуре южной ереси, - пишет Жан-Луи Биже, - исходит от инквизиторов, и мы должны подходить к этому с большой осторожностью» [1]. По поводу этого подхода Жюльен Тьери делает следующий вывод: «Исходя из достаточно редких случаев, в которых встречаются иерархические термины (как «диаконы» или «епископы») для обозначения лангедокского еретика, вряд ли можно утверждать, как это часто делается, что существовали некие собственные структуры церкви добрых людей (…) Более правдоподобно, что эти иерархические титулы соответствовали простым знакам уважения со стороны диссидентских верующих, а также концепциям судей об организации ереси в антицерковь» [2]. Выделим, прежде всего, тезис о «простых знаках уважения»: непонятно почему из многих сотен совершенных, известных нам по реестрам лангедокской Инквизиции, только девятнадцать в течение более ста лет имели привилегию быть настолько уважаемыми, что их называли епископами, а сорок девять других, наверное, менее уважаемых, но, все же, больше, чем основная масса совершенных, довольствовалась тем, что их называли диаконами [3]. В любом случае, введение таких уровней уважения является все той же констатацией наличия иерархии, в связи с чем этот тезис разрушает сам себя. С другой стороны, если мы полагаем, что иерархические титулы происходят из концепции самих судей, то это приводит нас к деконструкционистскому дискурсу stricto sensu (в буквальном смысле этого слова): мол, судьи проектировали на диссидентство свои фантазии, придающие ему облик организации, и приписывающих ему наличие иерархических титулов, позаимствованных у католической Церкви, потому что эта воображаемая иерархия придавала диссидентству угрожающее измерение контр-Церкви.
Но существуют и данные, противоречащие этому дискурсу. Это иерархические титулы, которые упоминаются повсюду в источниках, но, тем не менее, они не происходят от иерархии Римской Церкви - как, например, сын или старший. Нам известна добрая дюжина сыновей, как старших, так и младших. Нам известны также некоторые персонажи, которые поднялись по иерархической лестнице, как Гвиберт де Кастр, бывший старшим сыном епископа Госсельма до того, как сам стал епископом; или Жан Камбиаир - сын епископа Гвиберта де Кастра (как предполагается, младший, а потом старший); или Раймонд Агюйе, простой совершенный в 1204 году, диакон Сабартес в 1216 году, ставший в 1226 году старшим сыном епископа Разес Бенуа де Терм, преемником которого он сделался пять или шесть лет спустя. Что до названия старший - то это буквальный перевод термина пресвитер в ранней Церкви. Им обозначали того, кто в мирные времена руководит «домом еретиков» или же в подполье группой совершенных. Этот термин упоминается как в инквизиторских источниках, особенно в приговорах Бернарда Ги [4], так и в Лионском Ритуале [5], о котором уж абсолютно нельзя сказать, что он является творением клерикального дискурса.
В общем, если «катарская Церковь не существовала», если она является только «фантасмагорической проекцией инквизиторов и ересиологов на диссидентство» [6], нужно объяснить, как же инквизиторы смогли представить это диссидентство, чтобы создать такую правдоподобную иллюзию. Ведь нужно было, чтобы они сами придумали очертания этой так называемой Церкви, чтобы они создали разделение на епископства и диаконства, а потом еще и сделали список епископов и диаконов, которых тщательно разделили одновременно по хронологии и территории, убедившись, что этот список связный и логичный, и, наконец, что они перепоручали то одному, то другому трибуналу эту фиктивную организационную структуру, так, что каждый инквизитор мог выделить и описать ее среди огромного количества данных, полученных во время допросов, целью которых было создать эту структуру…Но это просто уму непостижимо! [7] Возьмем, к примеру, регион Лаурагэ: сохранившиеся данные пяти тысяч расследований позволяют увидеть и понять, как функционировало религиозное сопротивление в подполье в течение десяти лет, последовавших за созданием Инквизиции; потом, как это сопротивление начало ослабевать после падения Монсегюра в 1244 году, и, наконец, как оно угасло к 1270-м годам. И переходя от одного диаконства к другому, можно идентифицировать с большой точностью совершенных, которые там прятались, диаконов, которые ими руководили, а также разветвленные сети сообщников, отвечающих главным линьяжам местной знати. Очень сложно представить себе, что инквизиторы сами сфабриковали эту подробную картину, заботясь о том, чтобы изобразить ее для нас путем поддельных признаний, сделанных с такой удивительной дотошностью и заботой о подробностях, чтобы нами «чувствовалась правда» о религиозном сопротивлении сначала в его апогее, потом в упадке, вплоть до его исчезновения, когда двое последних совершенных из Лаурагэ - Гийом Прюнель и Бернард де Тильольс отправились в Ломбардию после Великого Поста 1274 года «с маленькой книжечкой, обернутой в черную кожу» и шестьюдесятью пятью марабутинами в кармане.
И, наконец, как не процитировать одну из двух кратких биографий, которые служат razos - вступлениями к поэзии трубадура Рамона Жордана, виконта де Сен-Антонен? E fo dich per los enemics de lui qu’el era mortz; e la novella venc a la domna qu’el era mortz; et ela, de la tristesa e de la dolor gran qu’ella ac de la novella, si s’en anet ades e si se rendet en l’orden dels eretges [8] («Его враги говорили о нем, что он умер. Когда эта новость достигла ушей его дамы [виконтессы де Пенне], то она преисполнилась такой печали и столь великого страдания, что тут же пошла и отдалась ордену еретиков…»). Но перед нами литература исключительно светская, такая, которую невозможно заподозрить в причастии к клерикальному дискурсу, пытавшемуся с нуля искусственно сконструировать образ структурированной еретической Церкви. Ясно, что для автора этого razo ересь была не просто различием во мнениях, она явно воспринималась как религиозный орден, в который можно вступить.
О социальных связях катаров
Теперь поговорим о проблеме социальных связей катаров. Шарль Пейтави прекрасно определил то, что следует под этим разуметь: «Совокупность связей, возникших между верующими, и основанных, прежде всего, на чувстве принадлежности к той же общности веры и культуры» [9]. Селин Виландро изучала эти социальные связи по реестрам Жоффре д’Абли (1308-1309). Она делает осторожный вывод: «Мы не можем уверенно утверждать, что не было никакого «катарского общества», но мы отмечаем, что его достаточно трудно вычленить и обнаружить, поскольку оно слишком сильно сплетено с остальными социальными связями» [10] Она утверждает, что это могут быть «второстепенные социальные связи, «привитые» к другим социальным связям». Согласно Жану-Луи Биже, эти социальные связи основаны на модели предшествующих структур. То есть, «ересь» не создавала никаких специфических социальных связей» [11] Ту же идею мы встречаем и у Жюльена Тьери, для которого изучение еретических социальных связей - и тут он делает отсылку к Селин Виландро - приводит к заключению о том, что в этих связях было мало специфики. [12] Иначе говоря, люди, бывшие религиозными диссидентами, и которых мы называем катарами, не установили между собой, то есть между своими единомышленниками, никаких специфических отношений, связанных с их взглядами. Социальные связи в еретической среде являются просто обычными естественными связями - родственными, семейными, исходящими из определенной социальной группы, подобно любой зависимости от той или иной властной группы.
Однако давайте вспомним, что Селин Виландро не просто не изучала «все» социальные связи катаров на протяжении сотни лет инквизиторских преследований в Лангедоке, но только то, что может сообщить нам о них реестр Жоффре д’Абли. Другими словами, она изучала состояние диссидентского общества в период около 1300 года в высокогорном графстве Фуа, да и всё. Любая экстраполяция, любое обобщение, любое автоматическое и генерализированное применение выводов, к которым пришла Селин Виландро, ко всей истории Южного диссидентства, начиная с 1200 года, являются как минимум опасными. Мы не можем не считаться с фактором времени. Мы не можем серьезно предполагать, что общество, принявшее ересь, оставалось абсолютно стабильным на протяжении всего XIII столетия, особенно, когда мы знаем, какие исторические события произошли, а именно крестовый поход и Инквизиция. В противном случае, вместо работы с реальными фактами получится работа в вакууме с априорными концепциями. Или и того лучше - когда выдвигается тезис, которому априори придается ценностный статус: «Не было никакого катарского общества!». И этот тезис может быть подтвержден лишь при условии, когда не считаются с теми фактами, которые противоречат деконструкционистскому постулату. А таких фактов много - и я приведу всего лишь несколько примеров:
· Когда в таком регионе, как Лаурагэ, по крайней мере, начиная с 1234 года, возникли связи солидарности, которые преодолевали социальные барьеры. Тут можно привести сотни примеров, ну хотя бы как погонщик быков Гийом Гарнье двенадцать лет заботился о совершенной Арноде де Ламот, которая была явственно благородного происхождения. Он строил для нее хижины, рыл землянки и т.д.;
· когда около 1231 года Бертран Марти был арестован в Фанжу, верующие castrum’a решили выкупить его за взятку, и с этой целью собрали деньги и ценности;
· когда около 1233 года жена жителя Виллепинта, Раймонда Отье, бывшая совершенная, примиренная с Церковью, а затем вновь впавшая в ересь, была арестована в Рокфоре (Монтань Нуар), то ее силой освободили деревенские женщины;
· когда в 1240 или 1241 году пятьдесят человек из Сен-Мартен-Лаланда, Лапседа и Исселя - настоящий отряд - напали на аббатство Сен-Папуль, где содержался в заточении еретический диакон Гийом Виталь, с целью освободить его силой, после чего их проект выкупить его за деньги потерпел неудачу;
· когда около 1240 года верующие Лаурагэ организовали сбор зерна и денег для страдавшего от голода Монсегюра;
· что этот сбор может быть самым настоящим «налогом солидарности»; один из свидетелей даже говорил, что в Лаурагэ это воспринимали как «подать на еретиков»… [13]
Написаны уже сотни и сотни страниц на тему того, как возникали такие связи только благодаря самому факту принадлежности к ереси. И к тому же достаточно просто узнать в подробностях и понять, почему и как получилось, что эти социальные связи, столь явственные и эффективные вплоть до падения Монсегюра, понемногу распадались во второй половине XIII века. [14]
[1] J.-L. Biget, H 36/37, p.42.
[2] J. Thery, H, 36/37, p.109.
[3] См. J. Duvernoy, L’histoire des cathares, p. 347-355.
[4] Bernardum Audoyni hereticum Ancianum (Limnorch p. 68).
[5] L’Ancia (Cledat p. IX, XV, XXV).
[6] Позиция Жака Шиффоло.(Jacques Chiffoleau) в HCD, р.56.
[7] См. Anne Brenon в HCD, р. 83-84.
[8] Boutiere et Schutz. Biographies des Troubadours,р. 161.
[9] Сh. Peytavie в Heresis, 35, p.144.
[10] С. Vilandrau в Heresis, 34 (весна 2001), p. 35-66.
[11] J.-L. Biget, H 36/37, p.62.
[12] J. Thery, H, 36/37, p.82 note 17.
[13] Все ссылки находятся в томе 2 (Инквизиция) моей Эпопеи катаров.
[14] См. Collection Heresis, № 5, p.190 и далее; № 6, з.160 и далее..
Мишель Рокбер. "Деконструкционазим" и катарские исследования
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение 1
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение 2
Об иерархии катарской Церкви
Что касается иерархии катарской Церкви, то и в этом случае деконструкционистский дискурс заявляет о недостаточности документов, как это демонстрировалось выше в вопросе о названии этой Церкви.
«Все, что мы знаем о структуре южной ереси, - пишет Жан-Луи Биже, - исходит от инквизиторов, и мы должны подходить к этому с большой осторожностью» [1]. По поводу этого подхода Жюльен Тьери делает следующий вывод: «Исходя из достаточно редких случаев, в которых встречаются иерархические термины (как «диаконы» или «епископы») для обозначения лангедокского еретика, вряд ли можно утверждать, как это часто делается, что существовали некие собственные структуры церкви добрых людей (…) Более правдоподобно, что эти иерархические титулы соответствовали простым знакам уважения со стороны диссидентских верующих, а также концепциям судей об организации ереси в антицерковь» [2]. Выделим, прежде всего, тезис о «простых знаках уважения»: непонятно почему из многих сотен совершенных, известных нам по реестрам лангедокской Инквизиции, только девятнадцать в течение более ста лет имели привилегию быть настолько уважаемыми, что их называли епископами, а сорок девять других, наверное, менее уважаемых, но, все же, больше, чем основная масса совершенных, довольствовалась тем, что их называли диаконами [3]. В любом случае, введение таких уровней уважения является все той же констатацией наличия иерархии, в связи с чем этот тезис разрушает сам себя. С другой стороны, если мы полагаем, что иерархические титулы происходят из концепции самих судей, то это приводит нас к деконструкционистскому дискурсу stricto sensu (в буквальном смысле этого слова): мол, судьи проектировали на диссидентство свои фантазии, придающие ему облик организации, и приписывающих ему наличие иерархических титулов, позаимствованных у католической Церкви, потому что эта воображаемая иерархия придавала диссидентству угрожающее измерение контр-Церкви.
Но существуют и данные, противоречащие этому дискурсу. Это иерархические титулы, которые упоминаются повсюду в источниках, но, тем не менее, они не происходят от иерархии Римской Церкви - как, например, сын или старший. Нам известна добрая дюжина сыновей, как старших, так и младших. Нам известны также некоторые персонажи, которые поднялись по иерархической лестнице, как Гвиберт де Кастр, бывший старшим сыном епископа Госсельма до того, как сам стал епископом; или Жан Камбиаир - сын епископа Гвиберта де Кастра (как предполагается, младший, а потом старший); или Раймонд Агюйе, простой совершенный в 1204 году, диакон Сабартес в 1216 году, ставший в 1226 году старшим сыном епископа Разес Бенуа де Терм, преемником которого он сделался пять или шесть лет спустя. Что до названия старший - то это буквальный перевод термина пресвитер в ранней Церкви. Им обозначали того, кто в мирные времена руководит «домом еретиков» или же в подполье группой совершенных. Этот термин упоминается как в инквизиторских источниках, особенно в приговорах Бернарда Ги [4], так и в Лионском Ритуале [5], о котором уж абсолютно нельзя сказать, что он является творением клерикального дискурса.
В общем, если «катарская Церковь не существовала», если она является только «фантасмагорической проекцией инквизиторов и ересиологов на диссидентство» [6], нужно объяснить, как же инквизиторы смогли представить это диссидентство, чтобы создать такую правдоподобную иллюзию. Ведь нужно было, чтобы они сами придумали очертания этой так называемой Церкви, чтобы они создали разделение на епископства и диаконства, а потом еще и сделали список епископов и диаконов, которых тщательно разделили одновременно по хронологии и территории, убедившись, что этот список связный и логичный, и, наконец, что они перепоручали то одному, то другому трибуналу эту фиктивную организационную структуру, так, что каждый инквизитор мог выделить и описать ее среди огромного количества данных, полученных во время допросов, целью которых было создать эту структуру…Но это просто уму непостижимо! [7] Возьмем, к примеру, регион Лаурагэ: сохранившиеся данные пяти тысяч расследований позволяют увидеть и понять, как функционировало религиозное сопротивление в подполье в течение десяти лет, последовавших за созданием Инквизиции; потом, как это сопротивление начало ослабевать после падения Монсегюра в 1244 году, и, наконец, как оно угасло к 1270-м годам. И переходя от одного диаконства к другому, можно идентифицировать с большой точностью совершенных, которые там прятались, диаконов, которые ими руководили, а также разветвленные сети сообщников, отвечающих главным линьяжам местной знати. Очень сложно представить себе, что инквизиторы сами сфабриковали эту подробную картину, заботясь о том, чтобы изобразить ее для нас путем поддельных признаний, сделанных с такой удивительной дотошностью и заботой о подробностях, чтобы нами «чувствовалась правда» о религиозном сопротивлении сначала в его апогее, потом в упадке, вплоть до его исчезновения, когда двое последних совершенных из Лаурагэ - Гийом Прюнель и Бернард де Тильольс отправились в Ломбардию после Великого Поста 1274 года «с маленькой книжечкой, обернутой в черную кожу» и шестьюдесятью пятью марабутинами в кармане.
И, наконец, как не процитировать одну из двух кратких биографий, которые служат razos - вступлениями к поэзии трубадура Рамона Жордана, виконта де Сен-Антонен? E fo dich per los enemics de lui qu’el era mortz; e la novella venc a la domna qu’el era mortz; et ela, de la tristesa e de la dolor gran qu’ella ac de la novella, si s’en anet ades e si se rendet en l’orden dels eretges [8] («Его враги говорили о нем, что он умер. Когда эта новость достигла ушей его дамы [виконтессы де Пенне], то она преисполнилась такой печали и столь великого страдания, что тут же пошла и отдалась ордену еретиков…»). Но перед нами литература исключительно светская, такая, которую невозможно заподозрить в причастии к клерикальному дискурсу, пытавшемуся с нуля искусственно сконструировать образ структурированной еретической Церкви. Ясно, что для автора этого razo ересь была не просто различием во мнениях, она явно воспринималась как религиозный орден, в который можно вступить.
О социальных связях катаров
Теперь поговорим о проблеме социальных связей катаров. Шарль Пейтави прекрасно определил то, что следует под этим разуметь: «Совокупность связей, возникших между верующими, и основанных, прежде всего, на чувстве принадлежности к той же общности веры и культуры» [9]. Селин Виландро изучала эти социальные связи по реестрам Жоффре д’Абли (1308-1309). Она делает осторожный вывод: «Мы не можем уверенно утверждать, что не было никакого «катарского общества», но мы отмечаем, что его достаточно трудно вычленить и обнаружить, поскольку оно слишком сильно сплетено с остальными социальными связями» [10] Она утверждает, что это могут быть «второстепенные социальные связи, «привитые» к другим социальным связям». Согласно Жану-Луи Биже, эти социальные связи основаны на модели предшествующих структур. То есть, «ересь» не создавала никаких специфических социальных связей» [11] Ту же идею мы встречаем и у Жюльена Тьери, для которого изучение еретических социальных связей - и тут он делает отсылку к Селин Виландро - приводит к заключению о том, что в этих связях было мало специфики. [12] Иначе говоря, люди, бывшие религиозными диссидентами, и которых мы называем катарами, не установили между собой, то есть между своими единомышленниками, никаких специфических отношений, связанных с их взглядами. Социальные связи в еретической среде являются просто обычными естественными связями - родственными, семейными, исходящими из определенной социальной группы, подобно любой зависимости от той или иной властной группы.
Однако давайте вспомним, что Селин Виландро не просто не изучала «все» социальные связи катаров на протяжении сотни лет инквизиторских преследований в Лангедоке, но только то, что может сообщить нам о них реестр Жоффре д’Абли. Другими словами, она изучала состояние диссидентского общества в период около 1300 года в высокогорном графстве Фуа, да и всё. Любая экстраполяция, любое обобщение, любое автоматическое и генерализированное применение выводов, к которым пришла Селин Виландро, ко всей истории Южного диссидентства, начиная с 1200 года, являются как минимум опасными. Мы не можем не считаться с фактором времени. Мы не можем серьезно предполагать, что общество, принявшее ересь, оставалось абсолютно стабильным на протяжении всего XIII столетия, особенно, когда мы знаем, какие исторические события произошли, а именно крестовый поход и Инквизиция. В противном случае, вместо работы с реальными фактами получится работа в вакууме с априорными концепциями. Или и того лучше - когда выдвигается тезис, которому априори придается ценностный статус: «Не было никакого катарского общества!». И этот тезис может быть подтвержден лишь при условии, когда не считаются с теми фактами, которые противоречат деконструкционистскому постулату. А таких фактов много - и я приведу всего лишь несколько примеров:
· Когда в таком регионе, как Лаурагэ, по крайней мере, начиная с 1234 года, возникли связи солидарности, которые преодолевали социальные барьеры. Тут можно привести сотни примеров, ну хотя бы как погонщик быков Гийом Гарнье двенадцать лет заботился о совершенной Арноде де Ламот, которая была явственно благородного происхождения. Он строил для нее хижины, рыл землянки и т.д.;
· когда около 1231 года Бертран Марти был арестован в Фанжу, верующие castrum’a решили выкупить его за взятку, и с этой целью собрали деньги и ценности;
· когда около 1233 года жена жителя Виллепинта, Раймонда Отье, бывшая совершенная, примиренная с Церковью, а затем вновь впавшая в ересь, была арестована в Рокфоре (Монтань Нуар), то ее силой освободили деревенские женщины;
· когда в 1240 или 1241 году пятьдесят человек из Сен-Мартен-Лаланда, Лапседа и Исселя - настоящий отряд - напали на аббатство Сен-Папуль, где содержался в заточении еретический диакон Гийом Виталь, с целью освободить его силой, после чего их проект выкупить его за деньги потерпел неудачу;
· когда около 1240 года верующие Лаурагэ организовали сбор зерна и денег для страдавшего от голода Монсегюра;
· что этот сбор может быть самым настоящим «налогом солидарности»; один из свидетелей даже говорил, что в Лаурагэ это воспринимали как «подать на еретиков»… [13]
Написаны уже сотни и сотни страниц на тему того, как возникали такие связи только благодаря самому факту принадлежности к ереси. И к тому же достаточно просто узнать в подробностях и понять, почему и как получилось, что эти социальные связи, столь явственные и эффективные вплоть до падения Монсегюра, понемногу распадались во второй половине XIII века. [14]
[1] J.-L. Biget, H 36/37, p.42.
[2] J. Thery, H, 36/37, p.109.
[3] См. J. Duvernoy, L’histoire des cathares, p. 347-355.
[4] Bernardum Audoyni hereticum Ancianum (Limnorch p. 68).
[5] L’Ancia (Cledat p. IX, XV, XXV).
[6] Позиция Жака Шиффоло.(Jacques Chiffoleau) в HCD, р.56.
[7] См. Anne Brenon в HCD, р. 83-84.
[8] Boutiere et Schutz. Biographies des Troubadours,р. 161.
[9] Сh. Peytavie в Heresis, 35, p.144.
[10] С. Vilandrau в Heresis, 34 (весна 2001), p. 35-66.
[11] J.-L. Biget, H 36/37, p.62.
[12] J. Thery, H, 36/37, p.82 note 17.
[13] Все ссылки находятся в томе 2 (Инквизиция) моей Эпопеи катаров.
[14] См. Collection Heresis, № 5, p.190 и далее; № 6, з.160 и далее..