Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение 2
Начало здесь
Мишель Рокбер. "Деконструкционазим" и катарские исследования
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение 1
Проблема с документами
О названии катарской Церкви
Начнем с того, что поставим проблему о названии катарской Церкви или, если хотите, об имени диссидентства. Для Жюльена Тьери всё просто: «Опасность для средневековой Церкви, банальность, отсутствие специфики диссидентства Добрых Людей - все это угрожает сегодня дискурсу историков. Как можно писать историю того, у чего нет имени, феномена, большая часть которого вызывает у нас сомнение?» [1] Иначе говоря, поскольку слово создает явление, если нет слова, то нет и явления, а история этого, таким образом, а fortiori (тем более) невозможна.
Но говорить о том, что катарская Церковь никак не называлась, - это неправда. Это значит просто забыть Лионский Ритуал: «Nos em vengut denant deu e denant vos e denant l’azordenament de santa gleisa [2]; Vos devetz entendre que can esz denant la gleisa de Deu [3]…» Флорентийский Ритуал на латыни вторит ему: «Quando venistis coram ecclesia Dei…; Estis coram ecclesia Ihesu Christi… [4] Те же самые выражения используются в Дублинском Ритуале, первая часть которого представляет собой фундаментальный экклезиологический трактат: «Aquesta gleisa de Dio, Aquesta sancta gleisa.» [5]
Святая Церковь, Церковь Божья, Церковь Иисуса Христа… Катарская Церковь явно не имела никаких причин для того, чтобы избирать для самоназвания наименования, которыми определяла себя Церковь Римская: убежденная в том, что именно она является истинной Церковью, она не собиралась цеплять на себя наименование, которое могло бы создать впечатление, что она является чем-то иным. А это означает, что она не называла себя никак, что она говорила о себе попросту как о Церкви. Фактически, она использовала старую типологию двух Церквей - Ecclesia Malignantium/ Ecclesia Sanctorum - только ее смысл она понимала совершенно наоборот. [6] Злобная Церковь - это другая… Члены «благой Церкви» называли себя просто li crestia в Лионском Ритуале, boni christiani, а иногда только christiani во Флорентийском Ритуале… У них не было нужды именовать себя иначе, потому что они не воспринимали себя иначе.
О названиях еретиков
Теперь посмотрим названия, которыми еретики определяли тех среди них, кто получил таинство consolament, в отличие от простых верующих. Известно, что для инквизиторов они были heretici perfecti, законченные еретики - термин, из которого историография неправомерно сделала «совершенных» - название, которое катары никогда не использовали [7]. Иногда в инквизиторских документах встречается формулировка amici Dei, в целом связанная с названием boni homines. Жюльен Тьери отклоняет ее по следующей причине: «Кроме того, что выражение «друзья Божьи» слишком редко встречается в документации, - пишет он, - оно менее уместно, чем простая фраза добрые люди, по причине ее слишком специфически религиозного характера, чтобы сформулировать адекватное наименование ереси» [8] Но я не вижу, что может помешать теми же словами выразить совершенно противоположную мысль: «Даже если выражение «друзья Божьи» слишком редкое, оно более уместно, чем простая фраза добрые люди, по причине ее специфически религиозного характера, чтобы сформулировать адекватное наименование ереси». Я даже полагаю, что эта опция подходит больше, поскольку для того, чтобы обозначить религиозных диссидентов, намного логичнее использовать название, которое само по себе несет в себе религиозный оттенок, тогда как добрые люди - и это Жюльен Тьери прекрасно проанализировал - ассоциируются с чисто светским статусом, то есть с добрыми или мудрыми людьми в общинных судах. Фактически, главной причиной отвержения наименования друзья Божьи является то, что оно неизбежно приводит - правильно или нет - к своему славянскому квази-синониму богомил, в то время как деконструкционистский дискурс постулирует, что не было никакой связи между тем, что называют, хоть и неправомерно, катаризмом, и балканским богомильством.
Пытаясь понять, почему же адепты пропагандистов тогдашнего диссидентства называли их добрыми людьми, Жюльен Тьери счел, что им дали такой титул, чтобы подчеркнуть их законный авторитет. То есть, он делает из них своего рода именитых людей, особо уважаемых лиц, равных по своей репутации общинным судьям. Но факт остается фактом: еретические добрые люди никогда не отправляли общинного правосудия, а все добрые люди - общинные судьи не были еретиками. Вот почему я очень сомневаюсь, что в обоих случаях выражение добрые люди имеет один и тот же смысл. Не говоря уже о том, что фраза bonae feminae, которое появляется в тех же инквизиторских источниках, вообще не отсылает нас ни к какому светскому статусу.
Возьмем, к примеру, типичную фразу, которая, с небольшими вариациями, постоянно возникает в реестрах Инквизиции: «Dixit quod credebat hereticos esse bonos hominess, et veraces amicos Dei…». Совершенно очевидно, что хотя эта фраза является частью предварительно заготовленного формуляра, формулировка boni hominess не является чистой выдумкой инквизиторов, а встречается в обычной речи верующих, которые так обозначали heretici perfecti. Она встречается и в других местах, а не только в заготовленных Инквизицией «допросниках», например, в Лионском Ритуале: «la us dels bos homes aquel que es après l’ancia» [9] («Тот из добрых людей, который идет после Старшего…»).
Жюльен Тьери тщательно исследовал, как лучше перевести на французский язык фразу boni hominess: как bons hommes, bonshommes, Bonshommes или Bons-Hommes? Короче говоря, следует ли это выражение писать одним словом или двумя, с черточкой или без, с заглавной буквы или с маленькой. Он предпочитает первый вариант - то есть два слова, без черточки и с маленькой буквы, потому что он не несет никакой специфики, никакого оттенка религиозного значения, и он происходит из общеупотребительного выражения, которое - и я хотел бы это подчеркнуть - служит для обозначения людей, обладающих определенным авторитетом. (Прим. пер.: выражение bons hommes можно перевести на русский как «добр-человек», а на украинский как «добродій», то есть вежливое обращение к уважаемому мужчине. Тогда как написание «Добрый Человек» несет в себе смысл некоего титула). Формулировка эта самой своей банальностью прекрасно согласуется с деконструкционистским постулатом, отвергающим любое упоминание о катарской Церкви и даже об иерархии внутри диссидентских общин. Однако она упирается в небольшое препятствие.
Речь идет о том - и в этом мы все согласны - что это наименование взято из светского словаря. Но дело в том, что как в устах тех, кто давал показания перед Инквизицией, так и под пером составителя Лионского Ритуала, оно обозначает людей совершенно определенного рода, и это абсолютно не совпадает с общинными boni hominess. Это наименование, повторимся, действительно взято из светского словаря, потому что оно естественным образом отражает авторитет и уважение. Но тогда следует писать Bonshommes или Bons-Hommes, или даже bonshommes, но точно не bons homes (то есть без кавычек, без черточки и с маленькой буквы), поскольку в противном случае это выражение будет противоречить французской грамматике. Ведь она не позволяет писать «это были добрые люди», так, как это делает Жюльен Тьерри - «ce sont des bons homes» [10]. Но исключительно «ce sont de bons homes» [11] - а это имеет совсем другой смысл - когда следует писать ce sont des bonshommes или des Bonshommes, или des Bons-Hommes. Ведь говорится по-французски «des» gosses sales, то есть чумазых детей, но «de» sales gosses, то есть гаденышей, недоумков - а ведь эти выражения тоже не имеют одного и того же смысла.
Я завершаю этот краткий обзор термина boni hominess замечанием, что эта формулировка, обозначающая как heretici perfecti, так и общинных старейшин, в обоих случаях, конечно, несет смысл «хорошие люди», но когда речь идет именно о совершенных, то она принимает особое значение. Известно, что в реестрах Жака Фурнье «добро» - «lo be» - в еретической среде означало, как правило, «благую Церковь». Вoni hominess и bonae feminae были, конечно, «хорошими людьми», но они были также и, возможно, прежде всего, мужчинами и женщинами - членами благой Церкви, людьми «Добра».
[1] J. Thery, H, 36/37, p.117.
[2] Rituel provencal, изд. Cledat, p. IX.
[3] Ibid, p. XII.
[4] Rituel cathare, изд. Thouzellier, p. 227, 247.
[5] Dublin, f 1r, 1v, 2r, 4v.
[6] См. L.E.Bosworth, The two churches typology in medievalheresiology в Heresis, 24, p.9-20.
[7] См. Roquebert, La religion cathare, Toulouse, loubatieres, 1986, p.15.
[8] J. Thery, H, 36/37, p.89.
[9] Rituel provencal, изд. Cledat, p. XI.
[10] J. Thery, H, 36/37, p.97: «Si les dissidents etaient des bons homes…».
[11] Прим. пер. Речь идет о разнице между французскими предлогами des, который ставится перед чем-то, что можно сосчитать, и de, который ставится перед абстрактным понятием или неисчислимым. То есть, Мишель Рокбер считает, что в таком виде, когда «Добрые люди» пишутся по-французски и в два слова, можно говорить только о понятии.
Мишель Рокбер. "Деконструкционазим" и катарские исследования
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение
Мишель Рокбер. Деконструкционизм и катарские студии: продолжение 1
Проблема с документами
О названии катарской Церкви
Начнем с того, что поставим проблему о названии катарской Церкви или, если хотите, об имени диссидентства. Для Жюльена Тьери всё просто: «Опасность для средневековой Церкви, банальность, отсутствие специфики диссидентства Добрых Людей - все это угрожает сегодня дискурсу историков. Как можно писать историю того, у чего нет имени, феномена, большая часть которого вызывает у нас сомнение?» [1] Иначе говоря, поскольку слово создает явление, если нет слова, то нет и явления, а история этого, таким образом, а fortiori (тем более) невозможна.
Но говорить о том, что катарская Церковь никак не называлась, - это неправда. Это значит просто забыть Лионский Ритуал: «Nos em vengut denant deu e denant vos e denant l’azordenament de santa gleisa [2]; Vos devetz entendre que can esz denant la gleisa de Deu [3]…» Флорентийский Ритуал на латыни вторит ему: «Quando venistis coram ecclesia Dei…; Estis coram ecclesia Ihesu Christi… [4] Те же самые выражения используются в Дублинском Ритуале, первая часть которого представляет собой фундаментальный экклезиологический трактат: «Aquesta gleisa de Dio, Aquesta sancta gleisa.» [5]
Святая Церковь, Церковь Божья, Церковь Иисуса Христа… Катарская Церковь явно не имела никаких причин для того, чтобы избирать для самоназвания наименования, которыми определяла себя Церковь Римская: убежденная в том, что именно она является истинной Церковью, она не собиралась цеплять на себя наименование, которое могло бы создать впечатление, что она является чем-то иным. А это означает, что она не называла себя никак, что она говорила о себе попросту как о Церкви. Фактически, она использовала старую типологию двух Церквей - Ecclesia Malignantium/ Ecclesia Sanctorum - только ее смысл она понимала совершенно наоборот. [6] Злобная Церковь - это другая… Члены «благой Церкви» называли себя просто li crestia в Лионском Ритуале, boni christiani, а иногда только christiani во Флорентийском Ритуале… У них не было нужды именовать себя иначе, потому что они не воспринимали себя иначе.
О названиях еретиков
Теперь посмотрим названия, которыми еретики определяли тех среди них, кто получил таинство consolament, в отличие от простых верующих. Известно, что для инквизиторов они были heretici perfecti, законченные еретики - термин, из которого историография неправомерно сделала «совершенных» - название, которое катары никогда не использовали [7]. Иногда в инквизиторских документах встречается формулировка amici Dei, в целом связанная с названием boni homines. Жюльен Тьери отклоняет ее по следующей причине: «Кроме того, что выражение «друзья Божьи» слишком редко встречается в документации, - пишет он, - оно менее уместно, чем простая фраза добрые люди, по причине ее слишком специфически религиозного характера, чтобы сформулировать адекватное наименование ереси» [8] Но я не вижу, что может помешать теми же словами выразить совершенно противоположную мысль: «Даже если выражение «друзья Божьи» слишком редкое, оно более уместно, чем простая фраза добрые люди, по причине ее специфически религиозного характера, чтобы сформулировать адекватное наименование ереси». Я даже полагаю, что эта опция подходит больше, поскольку для того, чтобы обозначить религиозных диссидентов, намного логичнее использовать название, которое само по себе несет в себе религиозный оттенок, тогда как добрые люди - и это Жюльен Тьери прекрасно проанализировал - ассоциируются с чисто светским статусом, то есть с добрыми или мудрыми людьми в общинных судах. Фактически, главной причиной отвержения наименования друзья Божьи является то, что оно неизбежно приводит - правильно или нет - к своему славянскому квази-синониму богомил, в то время как деконструкционистский дискурс постулирует, что не было никакой связи между тем, что называют, хоть и неправомерно, катаризмом, и балканским богомильством.
Пытаясь понять, почему же адепты пропагандистов тогдашнего диссидентства называли их добрыми людьми, Жюльен Тьери счел, что им дали такой титул, чтобы подчеркнуть их законный авторитет. То есть, он делает из них своего рода именитых людей, особо уважаемых лиц, равных по своей репутации общинным судьям. Но факт остается фактом: еретические добрые люди никогда не отправляли общинного правосудия, а все добрые люди - общинные судьи не были еретиками. Вот почему я очень сомневаюсь, что в обоих случаях выражение добрые люди имеет один и тот же смысл. Не говоря уже о том, что фраза bonae feminae, которое появляется в тех же инквизиторских источниках, вообще не отсылает нас ни к какому светскому статусу.
Возьмем, к примеру, типичную фразу, которая, с небольшими вариациями, постоянно возникает в реестрах Инквизиции: «Dixit quod credebat hereticos esse bonos hominess, et veraces amicos Dei…». Совершенно очевидно, что хотя эта фраза является частью предварительно заготовленного формуляра, формулировка boni hominess не является чистой выдумкой инквизиторов, а встречается в обычной речи верующих, которые так обозначали heretici perfecti. Она встречается и в других местах, а не только в заготовленных Инквизицией «допросниках», например, в Лионском Ритуале: «la us dels bos homes aquel que es après l’ancia» [9] («Тот из добрых людей, который идет после Старшего…»).
Жюльен Тьери тщательно исследовал, как лучше перевести на французский язык фразу boni hominess: как bons hommes, bonshommes, Bonshommes или Bons-Hommes? Короче говоря, следует ли это выражение писать одним словом или двумя, с черточкой или без, с заглавной буквы или с маленькой. Он предпочитает первый вариант - то есть два слова, без черточки и с маленькой буквы, потому что он не несет никакой специфики, никакого оттенка религиозного значения, и он происходит из общеупотребительного выражения, которое - и я хотел бы это подчеркнуть - служит для обозначения людей, обладающих определенным авторитетом. (Прим. пер.: выражение bons hommes можно перевести на русский как «добр-человек», а на украинский как «добродій», то есть вежливое обращение к уважаемому мужчине. Тогда как написание «Добрый Человек» несет в себе смысл некоего титула). Формулировка эта самой своей банальностью прекрасно согласуется с деконструкционистским постулатом, отвергающим любое упоминание о катарской Церкви и даже об иерархии внутри диссидентских общин. Однако она упирается в небольшое препятствие.
Речь идет о том - и в этом мы все согласны - что это наименование взято из светского словаря. Но дело в том, что как в устах тех, кто давал показания перед Инквизицией, так и под пером составителя Лионского Ритуала, оно обозначает людей совершенно определенного рода, и это абсолютно не совпадает с общинными boni hominess. Это наименование, повторимся, действительно взято из светского словаря, потому что оно естественным образом отражает авторитет и уважение. Но тогда следует писать Bonshommes или Bons-Hommes, или даже bonshommes, но точно не bons homes (то есть без кавычек, без черточки и с маленькой буквы), поскольку в противном случае это выражение будет противоречить французской грамматике. Ведь она не позволяет писать «это были добрые люди», так, как это делает Жюльен Тьерри - «ce sont des bons homes» [10]. Но исключительно «ce sont de bons homes» [11] - а это имеет совсем другой смысл - когда следует писать ce sont des bonshommes или des Bonshommes, или des Bons-Hommes. Ведь говорится по-французски «des» gosses sales, то есть чумазых детей, но «de» sales gosses, то есть гаденышей, недоумков - а ведь эти выражения тоже не имеют одного и того же смысла.
Я завершаю этот краткий обзор термина boni hominess замечанием, что эта формулировка, обозначающая как heretici perfecti, так и общинных старейшин, в обоих случаях, конечно, несет смысл «хорошие люди», но когда речь идет именно о совершенных, то она принимает особое значение. Известно, что в реестрах Жака Фурнье «добро» - «lo be» - в еретической среде означало, как правило, «благую Церковь». Вoni hominess и bonae feminae были, конечно, «хорошими людьми», но они были также и, возможно, прежде всего, мужчинами и женщинами - членами благой Церкви, людьми «Добра».
[1] J. Thery, H, 36/37, p.117.
[2] Rituel provencal, изд. Cledat, p. IX.
[3] Ibid, p. XII.
[4] Rituel cathare, изд. Thouzellier, p. 227, 247.
[5] Dublin, f 1r, 1v, 2r, 4v.
[6] См. L.E.Bosworth, The two churches typology in medievalheresiology в Heresis, 24, p.9-20.
[7] См. Roquebert, La religion cathare, Toulouse, loubatieres, 1986, p.15.
[8] J. Thery, H, 36/37, p.89.
[9] Rituel provencal, изд. Cledat, p. XI.
[10] J. Thery, H, 36/37, p.97: «Si les dissidents etaient des bons homes…».
[11] Прим. пер. Речь идет о разнице между французскими предлогами des, который ставится перед чем-то, что можно сосчитать, и de, который ставится перед абстрактным понятием или неисчислимым. То есть, Мишель Рокбер считает, что в таком виде, когда «Добрые люди» пишутся по-французски и в два слова, можно говорить только о понятии.