"Каллиопа, дерево, Кориск", Роман Шмараков
Эта книга коварна, потому что способна обмануть читателя как минимум дважды. Начав чтение, вы было подумаете, что она чересчур сложна, - а она окажется проще. Приближаясь к финалу, вы будете уверены, что она проста, - а она окажется сложнее.
Сначала вы, возможно, как и я, будете фраппированы долгими фразами. Лично меня первые две-три страницы то и дело сбивало с ног. Но я поймала ритм, ухватила кита за усы, и мы помчали.
Длинные предложения на поверку оказались не грустным многословием, а текстом с практически 3D-эфектом.
По мере углубления в текст, наслаивались ассоциации:
- благословенный век Просвещения (потому что книга представляет собой собрание писем одного книжника и латиниста по имени Квинт),
- готический роман (потому что действие происходит в замке с привидениями, вещими шкафами, загадочными гобеленами, зловещим дворецким и прочей чертовщиной),
- Джером К. Джером (потому что автор шагу не ступит без того, чтобы не отвлечься на какую-нибудь к слову пришедшуюся историю),
- Гофман (потому что таинственное, фантастическое, мистическое в «Каллиопе...» предстает законной частью физического мира; вспомнить хоть переписку с «вещим шкафом»),
- Павич (потому что все кажется бессмысленным и в финале нас даже прямо пытаются убедить, что все на самом деле бессмысленно и есть),
- рисунки Феллини (не спрашивайте меня, почему; я не знаю).
Чарующая неспешность, «бесконечная, как летний полдень» отличает все повествование. Даже в финале, когда любой другой автор, менее искушенный или менее принципиальный, ускоряясь, стремится к более-менее логическому концу, Шмараков остается невозмутимо поэтичен и рассматривает в деталях гобелен «Пастушка и пчела» сквозь маячащее на его фоне привидение барона Эренфельда:
Ну как, например, обычный писатель рассказывает о том, что герой, убегая от опасности, залезает на дерево? «Обычно я не лазаю по деревьям. Но неминуемое приближение опасности (тигра, людоеда, ожившего столового серебра) стимулировало, и я проворно вскарабкался по стволу» - как-то так. А у Шмаракова - вот:
Сигиллярии росли на нашей планете в те поры, когда лазать по ним было некому, и недостаток ангажированности дурно на них сказался. У них слишком толстый ствол, и ветви я предпочел бы находить через каждый ярд, а не ждать их, как дня рождения. Но начните пришпоривать человека кокильными вилками и опасением, что им на помощь придут вилки для оливок, и он заберется туда, где орлы не рискуют вить гнезда.
Я настоятельно не рекомендую читать эту книгу в публичном месте (в электричке, парке или на пляже), потому что через страницу вы будете распугивать окружающих приступами неконтролируемого хохота. Я пыталась например, зачитать вслух один отрывок мужу, - я не смогла. Потому что как только я открывала рот, меня душил смех.
Однако есть фрагменты, в которых автор достигает подлинно эпического размаха.
Было так, что, когда македонянин, заметив перса, шел на него с обнаженным мечом, прекрасный барс, соскучившийся по царским посещениям, прыгал из кустов на них обоих, и перс с македонянином объединяли свой воинский опыт, чтобы одолеть это ожившее сплетение солнечных пятен и теней. Было и так, что страшные змеи, столь изобильные в бальзамических лесах, прянув, неслышно вонзали зубы - и воин, разгоряченный, в одиночку убивал великого слона, пил несмешанное вино из Ганга, спускался в преисподнюю, чтобы заслужить благосклонность царя, и возвращался оттуда с великой добычей - в ту минуту, как, нагнувшись в траве над его остывающим телом, враг иль соратник снимал с него шлем и перевязь. А ученые птицы - бывало и так - повторяли в зеленой глуши человеческие слова, и одни кидались туда за помощью, а другие пускали стрелу на звук чужой речи. Все впивалось и складывалось, как атомы геометров, словно пытаясь соткать новую вселенную, движимую разными формами исступления; и даже неведомые звери, коих персидский Дарий собирал с вдумчивостью и старанием, опустошая подвластные страны, так что неприхотливые крестьяне Гиркании и Согдианы страдали бессонницей, не умея заснуть без привычного рева и урчанья за дверью, - даже эти, говорю я, звери, неведомые никому, кроме самих себя и нескольких героических песен, обремененных их участием, выползали из своих берлог, где привыкли прятаться от царской колесницы, и бросались на людей, в предсмертный миг знакомя их вкратце со своим существованием. Так совершалось все это, а олени неслись прочь, как от лесного пожара; но если кто смотрел в тот час на царский парк снаружи, ни за что ему было не догадаться, какие диковинные вещи творятся в этих угодьях: все так же горлицы ворковали, целуясь, и ветви платанов смыкались, и яблоки висели над золоченой изгородью, украшенной неподвижными львами.
Любители практической пользы от чтения, также найдут в «Каллиопе...» чем поживиться: он, в частности, доходчиво описывает изготовление боевого тарана из подручных средств.
Любители афоризмов - найдут афоризмы:
Если вам нужно заполнить ограниченное пространство в манере Берн-Джонса, нет ничего лучше хорошо промешанного мотыля, по моему убеждению.
...любой уважающий себя мужчина средних лет располагает достаточным числом вещей, которые может потерять, не обращаясь к ресурсам своих близких.
...нет ничего неприятнее, чем менять планы на ходу, как сказал один человек, который, прыгнув с мостков в реку, успел заметить в ней крокодила.
Сама я не смогла понять, почему книга названа «Каллиопа, дерево, Кориск»: из этих трех слов мне знакомо лишь «дерево», и то я не уверена. Поэтому я честно погуглила и нашла объяснение сведущего человека:
"Роман называется "Каллиопа, дерево, Кориск". Это примеры слов, соответственно, женского, среднего и мужского рода, которые приводит Аристотель в трактате "О софистических опровержениях". Тем самым автор как бы намекает нам, что содержанием романа являются слова, из которых он состоит - да обломается всякий, кто ожидает встретить текст "о чем-то". Истинным предметом текста здесь является только сам текст..." ( Александр Стекольников)
Конечно, я не согласна. У хорошего писателя не бывает книг ни о чем, а Роман Шмараков - хороший писатель. Но самый смысл его книги - он не объективный, что ли. «Анна Каренина» - обладает объективным смыслом. Ее можно не читать, она все равно будет лежать на полке кирпичом, наполненным смыслом. Смысл «Каллиопы...» рождается с мыслью читателя, как под взглядом Моне водяные лилии превращаются в «Водяные лилии». И чем талантливее, умнее читатель, тем больше смысла откроется в «Каллиопе...». Именно поэтому я и сказала в начале статьи, что книга эта - сложнее, чем кажется...
Лучше всего читать «Каллиопу...» где-нибудь на природе (самое лучшее - в собственной усадьбе). В окружении растительности и небес, мне кажется, органичнее совершится погружение в этот текст, неспешный (как рост дуба), тягучий (как мед нового урожая) и душистый (как июльский луг).
Книга, безусловно, назначена читателю искушенному, человеку начитанному. Однако если в основе вашей начитанности до сих пор остаются лишь книги Гранже и Коэльо, «Каллиопа...» вряд ли произведет должное впечатление.
Она придется по вкусу гурману - такому, который сможет оценить каждую деталь парадного обеда из 12 блюд, от складок на скатерти и хитроумной сервировки до десертной беседы под ликер и кофе с сигарами.
В этом случае я искренне рекомендую «Калиопу...» к прочтению.
И Послевкусие.