81. Трудный перелёт. Исследования человека в изолированной группе и большом коллективе.
Это была большая экспедиция. Из бухты Витязь мы добрались до острова Русский в заливе Петра Великого, где у нас была запланирована работа с моряками, примерно на неделю. А потом, вместе с присоединившимся к нам Соловенчуком, мы вылетели в Магадан. Это был самый запоминающийся полёт в моей жизни. Примерно через полчаса после вылета нас попросили пристегнуть ремни, объяснив, что самолёт входит в зону горизонтальной и вертикальной турбулентности. Ремни мы ещё успели пристегнуть. А дальше появилось ощущение, что это последний полёт в нашей жизни, потому что самолёт стремительно летел вниз. При этом полёте вниз самолёт вначале сохранял горизонтальное положение, потом его нос наклонился к земле, а скорость падения увеличилась, командир корабля объявил: «Прошу вас соблюдать спокойствие. Это не падение самолёта, это просто воздушная яма». Эта "просто воздушная яма" продолжалась ещё минут 10, потом самолёт начал взбираться вверх, но зато возникла боковая болтанка. У меня был собой мепротан (бетасерк), я проглотил сразу две таблетки и переносил это всё довольно спокойно, многих вырвало.
Благо стюардессы раздали всем ещё до входа в зону турбулентности бумажные пакеты для этой цели. Из двух часов полёта перемещения и повороты в разных направлениях продолжались час. Несмотря на все заверения командира корабля, очень многие считали, что этот полёт закончится трагически. Но я подумал, что если бы это было так, то командир вёл бы себя не так спокойно, и решил, что я могу положиться на искусство пилотов, тем более, что мастерство полярных лётчиков меня уже несколько раз поражало. Я не знаю, с какой целью второй пилот вышел из кабины, может быть он хотел успокоить пассажиров, но вышел он в неудачное время, самолёт вдруг встал в вертикальное положение, и хотя он встал в этот раз носом вверх, эта перемена положения была очень резкой, некоторые вылетели из кресел, то ли они не перестегнули ремни, то ли у них расстегнулась пряжка ремня. И когда второй пилот открыл дверь, а самолёт изменил положение с горизонтального в вертикальное, его сбило с ног и он пролетел через весь самолёт от кабины пилота до туалета, тяжело ударившись о дверь. Опытный человек, он не попытался сразу подняться, а ждал минуты затишья. И когда такая минута наступила, он успел встать и почти бегом вернуться в кабину. Больше он не пытался проверять, что делается в пассажирском салоне. Но это был очень крепкий самолёт, от него ничего не отвалилось, и когда через час мы вышли из зоны турбулентности, начался спокойный полёт, как будто бы турбулентности никогда не было. Но все пассажиры остались напряжёнными, и было видно, что они ждут следующей турбулентности. Да и командир не отдал распоряжения отстегнуть ремни. Когда мы приземлились в Магадане, экипаж приветствовали горячими аплодисментами, а люди, которые летели в этом самолёте вдруг почувствовали друг к другу большую нежность. Самолёт сел и все были живы. Тогда я летал часто, много и на большие расстояния, но такой полёт в моей жизни был один. Некоторое время люди просидели в креслах, и только потом стали подниматься. А Соловенчук сказал: «Когда едешь по тундре на вездеходе, то тряска может быть не намного меньше, но том это не вызывает беспокойства». Соловенчук был прав, я вспомнил поездку на вездеходе по болотистым пространствам тундры или по тем пространствам тундры, где были ямы в вечной мерзлоте. Из болотистых равнин вездеход выбирался с громким чавканьем, потом снова проваливался в болота, пока не выезжал на твёрдую замёрзшую поверхность. Но ямы в вечной мерзлоте были страшнее, потому что вездеход падал метра на 3 вниз, и потом медленно, ломая края ямы, выбирался наверх. И всё-таки Соловенчук был прав, это не вызывало беспокойства.
Обычно я стремился не терять времени, и если не начать, то, по крайней мере, организовать работу в день прибытия. Но на этот раз я сделал исключение. Мы ещё не отошли от напряжения полёта и даже чисто физически были измучены. Я дал группе день отдыха. Мои сотрудники, даже неутомимый Ланеев, встретили такое решение с восторгом. В Магадане я всегда стремился остановиться в номере типа люкс, поскольку только в этом случае можно было сохранить близкие к домашним условия. У меня был даже любимый люкс в старом корпусе гостиницы, хотя большинство людей предпочитало новый. Если я заранее знал время своего прибытия в Магадан, я писал директору гостиницы и просил этот люкс для меня сохранить. В этот раз никто не был заранее предупреждён о нашем прибытии, но по счастливой случайности этот люкс был свободен. У Лены была исключительная черта - куда бы мы ни прибывали и где бы ни останавливались, она совершала какие-то вроде бы незначительные и малозаметные действия, но через два часа место нашего проживания становилось нашим домом. После нескольких часов пребывания в турбулентности это было особенно приятно. Я всё-таки зашёл в институт и попросил Контримавичуса напомнить директору СВК НИИ и начальнику стационара в посёлке Стекольный о нашей предварительной договорённости, и попросил подтвердить возможность начинать работу с завтрашнего дня.
Задачей этого этапа нашей экспедиции было повторение уже проводившегося нами сравнения психофизиологической адаптации людей, работающих в крупном научном коллективе с людьми, работающими в узком окружении небольшого стационара. Такое сравнение мы уже проводили, когда сравнивали большие коллективы институтов биологии и океанологии моря с маленьким коллективом, постоянно пребывающим в бухте Витязь. Сравнение в любом случае следовало повторить, чтобы убедиться, что полученные в Южном Приморье результаты не были случайными. Но нас ещё интересовало, не влияли ли на ощущение оторванности в замкнутом коллективе особенности климата. Хотя, если такое влияние было, то в климате Южного Приморья ощущение замкнутости должно было бы быть меньше, а там мы его уже проверяли, и оно было достаточно выражено. Мы старались сравнивать коллективы, разрабатывающие одну и ту же тематику для того, чтобы свести к минимуму дополнительные факторы, которые могут обуславливать различия особенностей личности сотрудников и социального взаимодействия в группе. В данном случае в качестве широкого научного коллектива была выбрана лаборатории геофизики СВКНИИ, расположенная в Магадане, которая среди прочего занималась сейсмоэлектромагнитными исследованиями с целью предсказания землетрясений. А стационар, расположенный в посёлке Стекольный примерно в 70 км от Магадана, занимался такими же исследованиями, и разница измерений в Стекольном и в Магадане давала скорость прохождения сейсмической волны.
Нас было шесть человек, и, разбившись на две группы, мы могли закончить исследование примерно через неделю. Ланеев возглавил группу на Стекольном, а с ним были Андрей Заварзин и Саша Шатенштейн. Для Заварзина это была последняя экспедиция, через 2 месяца он должен был оформить брак с венгерской гражданкой и уехать в Венгрию.
Я, Елена Дмитриевна и Наташа Бебешева остались в институте. Такая разбивка была не случайной, в институте было большое начальство, руководитель лаборатории был доктором наук и профессором, и мне, имеющим равные регалии, было легче с ним договариваться. Как всегда, были и неожиданные результаты, собственно говоря, если бы все результаты ожидались, то не нужно было бы проводить исследования, всё было бы известно заранее.
Когда мы после разъезда всех летних экспедиций исследовали ставшую замкнутой группу постоянных сотрудников базы «Витязь», они были откровенно рады нашему приезду и даже не ворчали по поводу того, что их попросили ещё раз повторить то же исследование, потому, что они выступали в качестве испытуемых и тогда, когда мы исследовали базу «Витязь» сплошь, об этом исследовании я напишу чуть позднее. В Стекольном нашу группу встретили угрюмо, ворча по поводу того, что отрывают по пустякам от работы. Очень настороженно отнеслись к социометрии, явно не слишком веря в то, что мы в состоянии сохранить конфиденциальность. А в ходе исследования выяснилось, что усреднённый график, который строится по результатам применения ММИЛ, у них был существенно выше, чем такой же график в лаборатории геофизики в Магадане. Такое различие в высоте графика может считаться свидетельством более высоких требований к адаптационным механизмам, которые удовлетворяются, если адаптация остаётся стабильной, и невозможности соблюсти эти требования, если она становится неустойчивой.
Форму графика, которую мы получили (примерно одинаковый и высокий уровень на 7-й и 8-й точках, т.е. плато на 7-й и 8-й шкалах, и пик, хотя и небольшой на 2-й точке - 2-й шкале), принято считать признаком более высокого уровня тревоги и снижения настроения, а уровень этого графика указывал на высокую напряжённость адаптационных механизмов. Общей для группы, обследованных на Стекольном было ощущение своей особости, неповторимости, которые сочетались с тревогой по поводу того, что мир и окружение недостаточно оценит эти их качества. Поскольку это чувство (не обязательно осознаваемое) было общим, социометрия обнаруживала высокую групповую сплочённость. Контроверсивные выборы, т.е. взаимная неприязнь двух человек обнаружилась только дважды. Два конверсивных выбора на всех сотрудников стационара, которых, как мне кажется, было свыше 70 человек, что значительно реже, чем в популяции в целом.
Групповая сплочённость выражалась ещё и в том, что хотя посёлок Стекольный был в двух шагах от территории стационара, сотрудники крайне редко покидали его территорию, и чаще бывали в Магадане, чем в Стекольном.
В изолированном коллективе чаще, чем в большой группе встречалась неустойчивая адаптация, т.е. неустойчивое взаимодействием в системе человек-среда. Между тем, достоверных различий с ранее исследованной изолированной группой в другом регионе и в другой климатической зоне не было обнаружено.
Это было важное звено в цепи доказательств того обстоятельства, что для адаптации в условиях Севера основную роль играет система социального взаимодействия, а не климатические условия. Чтобы это подтвердить, по возвращении в Москву из одной из наших экспедиций мы поставили эксперимент на крысах, принадлежащих к чистой линии, т.е. имеющих одинаковую наследственность. В этом случае я должен был положиться на фармаколога доцента этой кафедры Э. Успенского. Я не ограничивал его во времени, в которое в предварительных исследованиях он был должен отладить методику, подобрать подходящую чистую линию и провести работу с крысами, для которой я не был нужен. У них было нужно выработать устойчивый условный рефлекс, а я для этого требовалось время. И за это время можно было провести давно планирувшуюся эеспедицию в Южное Приморье, где научные коллективы вели ту же деятельность, что на Колыме и Чукотке, в совершенно иных климатических условиях. Но обо всём этом я напишу в одном из следующих постов.
Благо стюардессы раздали всем ещё до входа в зону турбулентности бумажные пакеты для этой цели. Из двух часов полёта перемещения и повороты в разных направлениях продолжались час. Несмотря на все заверения командира корабля, очень многие считали, что этот полёт закончится трагически. Но я подумал, что если бы это было так, то командир вёл бы себя не так спокойно, и решил, что я могу положиться на искусство пилотов, тем более, что мастерство полярных лётчиков меня уже несколько раз поражало. Я не знаю, с какой целью второй пилот вышел из кабины, может быть он хотел успокоить пассажиров, но вышел он в неудачное время, самолёт вдруг встал в вертикальное положение, и хотя он встал в этот раз носом вверх, эта перемена положения была очень резкой, некоторые вылетели из кресел, то ли они не перестегнули ремни, то ли у них расстегнулась пряжка ремня. И когда второй пилот открыл дверь, а самолёт изменил положение с горизонтального в вертикальное, его сбило с ног и он пролетел через весь самолёт от кабины пилота до туалета, тяжело ударившись о дверь. Опытный человек, он не попытался сразу подняться, а ждал минуты затишья. И когда такая минута наступила, он успел встать и почти бегом вернуться в кабину. Больше он не пытался проверять, что делается в пассажирском салоне. Но это был очень крепкий самолёт, от него ничего не отвалилось, и когда через час мы вышли из зоны турбулентности, начался спокойный полёт, как будто бы турбулентности никогда не было. Но все пассажиры остались напряжёнными, и было видно, что они ждут следующей турбулентности. Да и командир не отдал распоряжения отстегнуть ремни. Когда мы приземлились в Магадане, экипаж приветствовали горячими аплодисментами, а люди, которые летели в этом самолёте вдруг почувствовали друг к другу большую нежность. Самолёт сел и все были живы. Тогда я летал часто, много и на большие расстояния, но такой полёт в моей жизни был один. Некоторое время люди просидели в креслах, и только потом стали подниматься. А Соловенчук сказал: «Когда едешь по тундре на вездеходе, то тряска может быть не намного меньше, но том это не вызывает беспокойства». Соловенчук был прав, я вспомнил поездку на вездеходе по болотистым пространствам тундры или по тем пространствам тундры, где были ямы в вечной мерзлоте. Из болотистых равнин вездеход выбирался с громким чавканьем, потом снова проваливался в болота, пока не выезжал на твёрдую замёрзшую поверхность. Но ямы в вечной мерзлоте были страшнее, потому что вездеход падал метра на 3 вниз, и потом медленно, ломая края ямы, выбирался наверх. И всё-таки Соловенчук был прав, это не вызывало беспокойства.
Обычно я стремился не терять времени, и если не начать, то, по крайней мере, организовать работу в день прибытия. Но на этот раз я сделал исключение. Мы ещё не отошли от напряжения полёта и даже чисто физически были измучены. Я дал группе день отдыха. Мои сотрудники, даже неутомимый Ланеев, встретили такое решение с восторгом. В Магадане я всегда стремился остановиться в номере типа люкс, поскольку только в этом случае можно было сохранить близкие к домашним условия. У меня был даже любимый люкс в старом корпусе гостиницы, хотя большинство людей предпочитало новый. Если я заранее знал время своего прибытия в Магадан, я писал директору гостиницы и просил этот люкс для меня сохранить. В этот раз никто не был заранее предупреждён о нашем прибытии, но по счастливой случайности этот люкс был свободен. У Лены была исключительная черта - куда бы мы ни прибывали и где бы ни останавливались, она совершала какие-то вроде бы незначительные и малозаметные действия, но через два часа место нашего проживания становилось нашим домом. После нескольких часов пребывания в турбулентности это было особенно приятно. Я всё-таки зашёл в институт и попросил Контримавичуса напомнить директору СВК НИИ и начальнику стационара в посёлке Стекольный о нашей предварительной договорённости, и попросил подтвердить возможность начинать работу с завтрашнего дня.
Задачей этого этапа нашей экспедиции было повторение уже проводившегося нами сравнения психофизиологической адаптации людей, работающих в крупном научном коллективе с людьми, работающими в узком окружении небольшого стационара. Такое сравнение мы уже проводили, когда сравнивали большие коллективы институтов биологии и океанологии моря с маленьким коллективом, постоянно пребывающим в бухте Витязь. Сравнение в любом случае следовало повторить, чтобы убедиться, что полученные в Южном Приморье результаты не были случайными. Но нас ещё интересовало, не влияли ли на ощущение оторванности в замкнутом коллективе особенности климата. Хотя, если такое влияние было, то в климате Южного Приморья ощущение замкнутости должно было бы быть меньше, а там мы его уже проверяли, и оно было достаточно выражено. Мы старались сравнивать коллективы, разрабатывающие одну и ту же тематику для того, чтобы свести к минимуму дополнительные факторы, которые могут обуславливать различия особенностей личности сотрудников и социального взаимодействия в группе. В данном случае в качестве широкого научного коллектива была выбрана лаборатории геофизики СВКНИИ, расположенная в Магадане, которая среди прочего занималась сейсмоэлектромагнитными исследованиями с целью предсказания землетрясений. А стационар, расположенный в посёлке Стекольный примерно в 70 км от Магадана, занимался такими же исследованиями, и разница измерений в Стекольном и в Магадане давала скорость прохождения сейсмической волны.
Нас было шесть человек, и, разбившись на две группы, мы могли закончить исследование примерно через неделю. Ланеев возглавил группу на Стекольном, а с ним были Андрей Заварзин и Саша Шатенштейн. Для Заварзина это была последняя экспедиция, через 2 месяца он должен был оформить брак с венгерской гражданкой и уехать в Венгрию.
Я, Елена Дмитриевна и Наташа Бебешева остались в институте. Такая разбивка была не случайной, в институте было большое начальство, руководитель лаборатории был доктором наук и профессором, и мне, имеющим равные регалии, было легче с ним договариваться. Как всегда, были и неожиданные результаты, собственно говоря, если бы все результаты ожидались, то не нужно было бы проводить исследования, всё было бы известно заранее.
Когда мы после разъезда всех летних экспедиций исследовали ставшую замкнутой группу постоянных сотрудников базы «Витязь», они были откровенно рады нашему приезду и даже не ворчали по поводу того, что их попросили ещё раз повторить то же исследование, потому, что они выступали в качестве испытуемых и тогда, когда мы исследовали базу «Витязь» сплошь, об этом исследовании я напишу чуть позднее. В Стекольном нашу группу встретили угрюмо, ворча по поводу того, что отрывают по пустякам от работы. Очень настороженно отнеслись к социометрии, явно не слишком веря в то, что мы в состоянии сохранить конфиденциальность. А в ходе исследования выяснилось, что усреднённый график, который строится по результатам применения ММИЛ, у них был существенно выше, чем такой же график в лаборатории геофизики в Магадане. Такое различие в высоте графика может считаться свидетельством более высоких требований к адаптационным механизмам, которые удовлетворяются, если адаптация остаётся стабильной, и невозможности соблюсти эти требования, если она становится неустойчивой.
Форму графика, которую мы получили (примерно одинаковый и высокий уровень на 7-й и 8-й точках, т.е. плато на 7-й и 8-й шкалах, и пик, хотя и небольшой на 2-й точке - 2-й шкале), принято считать признаком более высокого уровня тревоги и снижения настроения, а уровень этого графика указывал на высокую напряжённость адаптационных механизмов. Общей для группы, обследованных на Стекольном было ощущение своей особости, неповторимости, которые сочетались с тревогой по поводу того, что мир и окружение недостаточно оценит эти их качества. Поскольку это чувство (не обязательно осознаваемое) было общим, социометрия обнаруживала высокую групповую сплочённость. Контроверсивные выборы, т.е. взаимная неприязнь двух человек обнаружилась только дважды. Два конверсивных выбора на всех сотрудников стационара, которых, как мне кажется, было свыше 70 человек, что значительно реже, чем в популяции в целом.
Групповая сплочённость выражалась ещё и в том, что хотя посёлок Стекольный был в двух шагах от территории стационара, сотрудники крайне редко покидали его территорию, и чаще бывали в Магадане, чем в Стекольном.
В изолированном коллективе чаще, чем в большой группе встречалась неустойчивая адаптация, т.е. неустойчивое взаимодействием в системе человек-среда. Между тем, достоверных различий с ранее исследованной изолированной группой в другом регионе и в другой климатической зоне не было обнаружено.
Это было важное звено в цепи доказательств того обстоятельства, что для адаптации в условиях Севера основную роль играет система социального взаимодействия, а не климатические условия. Чтобы это подтвердить, по возвращении в Москву из одной из наших экспедиций мы поставили эксперимент на крысах, принадлежащих к чистой линии, т.е. имеющих одинаковую наследственность. В этом случае я должен был положиться на фармаколога доцента этой кафедры Э. Успенского. Я не ограничивал его во времени, в которое в предварительных исследованиях он был должен отладить методику, подобрать подходящую чистую линию и провести работу с крысами, для которой я не был нужен. У них было нужно выработать устойчивый условный рефлекс, а я для этого требовалось время. И за это время можно было провести давно планирувшуюся эеспедицию в Южное Приморье, где научные коллективы вели ту же деятельность, что на Колыме и Чукотке, в совершенно иных климатических условиях. Но обо всём этом я напишу в одном из следующих постов.