Куда пропали постмодернисты? Часть I.
Часть I.
Часть II.
Автор статьи в Chicago Tribune - John Warner - автор 7 книг, в том числе недавно вышедшей "Why They Can't Write: Killing the Five-Paragraph Essay and Other Necessities" («Почему они не умеют писать: отказ от эссе из пяти абзацев и других необходимых вещей»):
"Книги Джона Барта разрывали истории.
Весной 1991 года, когда я учился на первом курсе колледжа в Университете Иллинойса, я записался на курс под названием «Постмодернистская литература». Несмотря на то, что я изучал английский язык, я не знал, о какой литературе идет речь. Все, что я знал, это то, что курс соответствует требованиям учебного процесса и проводится позже 11 часов утра, когда вероятность того, что я проснусь, была приличной.
Первой книгой, которую мы прочитали, был сборник рассказов Джона Барта «Заблудившись в комнате смеха». В его первом рассказе - «Обрамляющий сюжет» - содержались инструкции по вырезанию части правого поля книги, а затем скручиванию и вставке этой части страницы в бесконечную ленту Мёбиуса, на которой было написано: «Однажды история началась». (Прочитайте это предложение еще и еще раз, как если бы вы следовали за Мёбиусом, и вы начнете испытывать своего рода гипнотический эффект).
Здесь был тот, кто считал истории прежде всего возможностью для игры. Я никогда раньше не видел, чтобы писатель делал что-то подобное, и, честно говоря, меня это захватило. 2 апреля в возрасте 93 лет Джона Барта, автора «Заблудившись в комнате смеха» и десятков других книг, включая классику литературы - «The Sot-Weed Factor» и "Giles Goat-Boy, or, The Revised New Syllabus", не стало.
Барт придумал термин «литература истощения» как сокращенное описание трудов таких писателей, как он сам, Дональд Бартельме, Томас Пинчон, Хорхе Луис Борхес и других постмодернистов, которые использовали свои работы для исследования природы самого рассказывания историй. Какое-то время в 60-е и 70-е годы постмодернисты были гигантами. Барт получил Национальную книжную премию в 1973 году за свой роман «Химера». Пинчон получил премию в 1974 году и должен был получить Пулитцеровскую премию за «Радугу тяготения», поскольку книга была единогласно одобрена жюри, прежде чем она была отклонена более широким комитетом, в результате чего в том году награда не была присуждена.
В 60-х и 70-х годах Дональд Бартельми опубликовал сотни статей в журнале New Yorker. Несколько историй из книги Барта «Заблудившись в комнате смеха» впервые появились в журнале Esquire, а затем были собраны в книгу.
Сегодня трудно найти ДНК этих художников в художественной литературе, привлекающей широкое внимание общественности. Я говорю это не обязательно в качестве критики - хотя перечисленные мною писатели входят в число моих самых любимых авторов - но как наблюдение. Уже в начале 90-х, когда я учился в колледже, энергия постмодернистов начала угасать, о чем свидетельствует тот факт, что такой преданный и ненасытный читатель, как ваш покорный слуга, никогда не сталкивался с такого рода литературой, пока не попал на курс обучения в колледже.
Барт часто цитировал Шахерезаду, рассказчицу из «Тысячи и одной ночи», как своего главного вдохновителя. Он хотел, чтобы его работа была пронизана такой энергией, которой было бы достаточно, чтобы предотвратить собственную казнь. Такое отношение привело к появлению таких работ, как "Giles Goat-Boy" («Джайлз-козёл») 1966 года, о мальчике, которого воспитали как козла, который обнаруживает свою человечность только тогда, когда поступает в «колледж», который в книге является заменой всей планеты Земля. Пытаться объяснить сюжет книги бесполезно, потому что суть не в сюжете. «Giles Goat-Boy» - это попытка заключить в себе всё человечество, наши мифы, наши желания, наши психозы и превратить их в историю, которая захватывает читателя.
Одни называли роман гениальным, другие - мусором, но больше всего мне запомнилось то, что я никогда до этого не читал ничего подобного и, вероятно, и после этого тоже.
Покойся с миром, мистер Барт. Ваша работа - это подарок, по крайней мере, этому читателю.
С чего начинался постмодернизм.
Основное направление американской литературы, похоже, угасло.
Кроме целого ряда романов, Барт был известен и благодаря своего рода манифесту постмодернистской литературы «Литература истощения», опубликованному в The Atlantic в 1967 году. «Истощение», о котором говорил Барт, заключалось в том, что более традиционные формы повествования были настолько тщательно изучены, что писатели жаждали других, более обширных подходов. Путеводными звездами Барта были Сэмюэл Беккет (на которого также претендовали и модернисты) и Хорхе Луис Борхес. Я здесь немного упрощаю, но, по сути, Барт верил в способность литературы ставить под сомнение природу самого рассказывания историй, одновременно создавая повествование.
Постмодернистские произведения насыщены аллюзиями и часто содержат метавымышленные элементы, которые каким-то образом комментируют рассказываемую историю. Навешивание ярлыков на писателей и эпохи всегда несколько произвольно, но хорошим первым пробным камнем является рассказ Борхеса «Пьер Менар, автор «Дон Кихота»», впервые опубликованный на испанском языке в 1939 году. что в конечном итоге повлияло на американских постмодернистов 60-х и 70-х годов. В «Пьере Менаре…» текст представляет собой рецензию критика на попытки главного героя буквально воссоздать весь текст «Дон Кихота», как бы создавая при этом новое оригинальное произведение. Тщеславие - это способ комментировать вопросы литературной критики и авторства через принципиально ироническую призму.
Еще одним показательным ранним примером постмодернизма является «Бледный огонь» Владимира Набокова (1962), в центре которого находится стихотворение одного автора, которое затем комментируется другим, и повествование возникает в результате сочетания этих текстов.
Ряд поверхностных (но все же полезных) различий между модернизмом и постмодернизмом.
Люди, которые знают об этом больше, чем я, содрогнутся от широких мазков, которыми я собираюсь обозначить разницу, но я никогда не преподавал литературу на продвинутом уровне, так что этих различий будет достаточно, чтобы перевести разговор на более высокую ступень, так как цели этого эссе ориентированы на обычных читателей, а не на академический дискурс.
По сути, ваши модернисты, даже те, кто занимался экспериментированием на высоком уровне, вроде Джойса, Фолкнера или Вирджинии Вульф, все еще верили, что существует некая существенная «истина», которая может быть открыта посредством создания объекта искусства. До них попытки реалистов добиться правдоподобия просто не соответствовали поставленной задаче, поэтому модернисты считали, что нужно начать экспериментировать с перспективой и языком, чтобы действительно понять, в чем дело.
Самый простой способ задуматься о том, что отличает постмодернистов от их модернистских предшественников, - это признать фундаментальную центральную роль иронии в тексте. Там, где модернисты были убеждены, что истина должна быть представлена, постмодернисты не были в этом столь уверенны. В дополнение к литературе истощения Барта я бы добавил «литературу подозрений» и одну из вещей, которую постмодернисты, заявившие о себе во весь голос после Второй мировой войны, став свидетелями зверств Холокоста и мирового разрушительного потенциала атомного, а затем и ядерного оружия, подозревали: мы все были полностью обречены.
Существует много экспериментов вокруг постмодернистской литературы, ломающихся форм, жанра допроса. Пинчон, Воннегут и Делилло возились с этим и в процессе стали крупными писателями. Их работа была явно мейнстримовой с точки зрения серьезной литературы.
В течение трех лет (1973-1975 г.) Национальная книжная премия по существу делила награду между постмодернистским романом и романом на реалистических или модернистских традициях.
Финалисты 1973 года (год, когда «Химера» разделила награду с «Августом» Джона Уильямса) представляют собой интересное сочетание различных подходов к созданию романов.
Помимо «Химеры», в шорт-листе 1973 года присутствовали явно постмодернистские произведения: Brock Brower "The Late Great Creature", Alan H. Friedman «Hermaphrodeity» и «Mumbo Jumbo» Ишмаеля Рида. Набоков тоже, но к этому времени он уже практически стал категорией имени себя. «The Prince» R.M.Koster, магический реалистический роман, возможно, относится к своего рода поджанру под более широким постмодернистским зонтиком.
Все непостмодернистские романы издаются и по сей день. Из постмодернистов все еще издаются книги Барта, Рида и Набокова - все они достигли статуса крупных писателей, а сама «Mumbo Jumbo» является главной книгой, при этом все остальные в основном исчезли.
Постмодернисты после 70-х.
Дональд Антрим опубликовал в 90-х три замечательные постмодернистские работы («Elect Mr. Robinson for a Better World», «Сто братьев» и «The Verificationist»), которые были переизданы в 2010-х, но Антрим остается популярным прежде всего среди той части публики, на которую произвели впечатление «Бельэтаж» (1989) и другие книги Николсона Бейкера, который правда в дальнейшем стал эссеистом.
«Бесконечная шутка» Д.Ф. Уоллеса (1996) явно обязана постмодернистам. «Дом листьев» Марка Данилевского - загадочный роман, в котором сочетаются ужасы и метафизическое тщеславие; он стал неожиданным бестселлером в 2000 году. Книга Мариши Пессль «Некоторые вопросы теории катастроф» также играет с формой, напоминая работы ранних постмодернистов, что произвело большой фурор в 2006 году.
Garth Risk Hallberg получил аванс в размере 2 миллионов долларов за книгу «City on Fire» (2015), обширный роман о Нью-Йорке, в основное повествование которого включены «найденные» тексты. Сейчас книга известна своей неспособностью оправдать шумиху, хотя это своего рода потрясающее достижение. Просто это было не то, за что в конечном итоге ухватилось бы огромное количество читателей.
Одним из возможных исключений из моего наблюдения является "Interior Chinatown" Charles Yu, объединяющий киносценарий и метавымышленное тщеславие в исследовании расы и идентичности, поскольку его персонаж, Уиллис Ву, пытается увидеть себя парнем из кунг-фу, а не типичным азиатским мужчиной, роль, которую ему отвел мир вокруг. Ю использует всю мощь метавымышленных приемов, историю в истории, авторский комментарий и так далее, и читатели, похоже, восприняли это довольно хорошо, так что в постмодернистской металитературе нет ничего отталкивающего.
Раньше своим ученикам на вводном курсе по писательскому мастерству я читал вслух «Школу» Дональда Бартельми или его «Some of Us Had Been Threatening Our Friend Colby», и это им нравились, но у меня практически не было учеников, которые бы пытались написать история в его стиле.
Может быть, стоит спросить, что произошло, а также - что происходит?
Телеграм-канал "Интриги книги"
Часть II.
Автор статьи в Chicago Tribune - John Warner - автор 7 книг, в том числе недавно вышедшей "Why They Can't Write: Killing the Five-Paragraph Essay and Other Necessities" («Почему они не умеют писать: отказ от эссе из пяти абзацев и других необходимых вещей»):
"Книги Джона Барта разрывали истории.
Весной 1991 года, когда я учился на первом курсе колледжа в Университете Иллинойса, я записался на курс под названием «Постмодернистская литература». Несмотря на то, что я изучал английский язык, я не знал, о какой литературе идет речь. Все, что я знал, это то, что курс соответствует требованиям учебного процесса и проводится позже 11 часов утра, когда вероятность того, что я проснусь, была приличной.
Первой книгой, которую мы прочитали, был сборник рассказов Джона Барта «Заблудившись в комнате смеха». В его первом рассказе - «Обрамляющий сюжет» - содержались инструкции по вырезанию части правого поля книги, а затем скручиванию и вставке этой части страницы в бесконечную ленту Мёбиуса, на которой было написано: «Однажды история началась». (Прочитайте это предложение еще и еще раз, как если бы вы следовали за Мёбиусом, и вы начнете испытывать своего рода гипнотический эффект).
Здесь был тот, кто считал истории прежде всего возможностью для игры. Я никогда раньше не видел, чтобы писатель делал что-то подобное, и, честно говоря, меня это захватило. 2 апреля в возрасте 93 лет Джона Барта, автора «Заблудившись в комнате смеха» и десятков других книг, включая классику литературы - «The Sot-Weed Factor» и "Giles Goat-Boy, or, The Revised New Syllabus", не стало.
Барт придумал термин «литература истощения» как сокращенное описание трудов таких писателей, как он сам, Дональд Бартельме, Томас Пинчон, Хорхе Луис Борхес и других постмодернистов, которые использовали свои работы для исследования природы самого рассказывания историй. Какое-то время в 60-е и 70-е годы постмодернисты были гигантами. Барт получил Национальную книжную премию в 1973 году за свой роман «Химера». Пинчон получил премию в 1974 году и должен был получить Пулитцеровскую премию за «Радугу тяготения», поскольку книга была единогласно одобрена жюри, прежде чем она была отклонена более широким комитетом, в результате чего в том году награда не была присуждена.
В 60-х и 70-х годах Дональд Бартельми опубликовал сотни статей в журнале New Yorker. Несколько историй из книги Барта «Заблудившись в комнате смеха» впервые появились в журнале Esquire, а затем были собраны в книгу.
Сегодня трудно найти ДНК этих художников в художественной литературе, привлекающей широкое внимание общественности. Я говорю это не обязательно в качестве критики - хотя перечисленные мною писатели входят в число моих самых любимых авторов - но как наблюдение. Уже в начале 90-х, когда я учился в колледже, энергия постмодернистов начала угасать, о чем свидетельствует тот факт, что такой преданный и ненасытный читатель, как ваш покорный слуга, никогда не сталкивался с такого рода литературой, пока не попал на курс обучения в колледже.
Барт часто цитировал Шахерезаду, рассказчицу из «Тысячи и одной ночи», как своего главного вдохновителя. Он хотел, чтобы его работа была пронизана такой энергией, которой было бы достаточно, чтобы предотвратить собственную казнь. Такое отношение привело к появлению таких работ, как "Giles Goat-Boy" («Джайлз-козёл») 1966 года, о мальчике, которого воспитали как козла, который обнаруживает свою человечность только тогда, когда поступает в «колледж», который в книге является заменой всей планеты Земля. Пытаться объяснить сюжет книги бесполезно, потому что суть не в сюжете. «Giles Goat-Boy» - это попытка заключить в себе всё человечество, наши мифы, наши желания, наши психозы и превратить их в историю, которая захватывает читателя.
Одни называли роман гениальным, другие - мусором, но больше всего мне запомнилось то, что я никогда до этого не читал ничего подобного и, вероятно, и после этого тоже.
Покойся с миром, мистер Барт. Ваша работа - это подарок, по крайней мере, этому читателю.
С чего начинался постмодернизм.
Основное направление американской литературы, похоже, угасло.
Кроме целого ряда романов, Барт был известен и благодаря своего рода манифесту постмодернистской литературы «Литература истощения», опубликованному в The Atlantic в 1967 году. «Истощение», о котором говорил Барт, заключалось в том, что более традиционные формы повествования были настолько тщательно изучены, что писатели жаждали других, более обширных подходов. Путеводными звездами Барта были Сэмюэл Беккет (на которого также претендовали и модернисты) и Хорхе Луис Борхес. Я здесь немного упрощаю, но, по сути, Барт верил в способность литературы ставить под сомнение природу самого рассказывания историй, одновременно создавая повествование.
Постмодернистские произведения насыщены аллюзиями и часто содержат метавымышленные элементы, которые каким-то образом комментируют рассказываемую историю. Навешивание ярлыков на писателей и эпохи всегда несколько произвольно, но хорошим первым пробным камнем является рассказ Борхеса «Пьер Менар, автор «Дон Кихота»», впервые опубликованный на испанском языке в 1939 году. что в конечном итоге повлияло на американских постмодернистов 60-х и 70-х годов. В «Пьере Менаре…» текст представляет собой рецензию критика на попытки главного героя буквально воссоздать весь текст «Дон Кихота», как бы создавая при этом новое оригинальное произведение. Тщеславие - это способ комментировать вопросы литературной критики и авторства через принципиально ироническую призму.
Еще одним показательным ранним примером постмодернизма является «Бледный огонь» Владимира Набокова (1962), в центре которого находится стихотворение одного автора, которое затем комментируется другим, и повествование возникает в результате сочетания этих текстов.
Ряд поверхностных (но все же полезных) различий между модернизмом и постмодернизмом.
Люди, которые знают об этом больше, чем я, содрогнутся от широких мазков, которыми я собираюсь обозначить разницу, но я никогда не преподавал литературу на продвинутом уровне, так что этих различий будет достаточно, чтобы перевести разговор на более высокую ступень, так как цели этого эссе ориентированы на обычных читателей, а не на академический дискурс.
По сути, ваши модернисты, даже те, кто занимался экспериментированием на высоком уровне, вроде Джойса, Фолкнера или Вирджинии Вульф, все еще верили, что существует некая существенная «истина», которая может быть открыта посредством создания объекта искусства. До них попытки реалистов добиться правдоподобия просто не соответствовали поставленной задаче, поэтому модернисты считали, что нужно начать экспериментировать с перспективой и языком, чтобы действительно понять, в чем дело.
Самый простой способ задуматься о том, что отличает постмодернистов от их модернистских предшественников, - это признать фундаментальную центральную роль иронии в тексте. Там, где модернисты были убеждены, что истина должна быть представлена, постмодернисты не были в этом столь уверенны. В дополнение к литературе истощения Барта я бы добавил «литературу подозрений» и одну из вещей, которую постмодернисты, заявившие о себе во весь голос после Второй мировой войны, став свидетелями зверств Холокоста и мирового разрушительного потенциала атомного, а затем и ядерного оружия, подозревали: мы все были полностью обречены.
Существует много экспериментов вокруг постмодернистской литературы, ломающихся форм, жанра допроса. Пинчон, Воннегут и Делилло возились с этим и в процессе стали крупными писателями. Их работа была явно мейнстримовой с точки зрения серьезной литературы.
В течение трех лет (1973-1975 г.) Национальная книжная премия по существу делила награду между постмодернистским романом и романом на реалистических или модернистских традициях.
Финалисты 1973 года (год, когда «Химера» разделила награду с «Августом» Джона Уильямса) представляют собой интересное сочетание различных подходов к созданию романов.
Помимо «Химеры», в шорт-листе 1973 года присутствовали явно постмодернистские произведения: Brock Brower "The Late Great Creature", Alan H. Friedman «Hermaphrodeity» и «Mumbo Jumbo» Ишмаеля Рида. Набоков тоже, но к этому времени он уже практически стал категорией имени себя. «The Prince» R.M.Koster, магический реалистический роман, возможно, относится к своего рода поджанру под более широким постмодернистским зонтиком.
Все непостмодернистские романы издаются и по сей день. Из постмодернистов все еще издаются книги Барта, Рида и Набокова - все они достигли статуса крупных писателей, а сама «Mumbo Jumbo» является главной книгой, при этом все остальные в основном исчезли.
Постмодернисты после 70-х.
Дональд Антрим опубликовал в 90-х три замечательные постмодернистские работы («Elect Mr. Robinson for a Better World», «Сто братьев» и «The Verificationist»), которые были переизданы в 2010-х, но Антрим остается популярным прежде всего среди той части публики, на которую произвели впечатление «Бельэтаж» (1989) и другие книги Николсона Бейкера, который правда в дальнейшем стал эссеистом.
«Бесконечная шутка» Д.Ф. Уоллеса (1996) явно обязана постмодернистам. «Дом листьев» Марка Данилевского - загадочный роман, в котором сочетаются ужасы и метафизическое тщеславие; он стал неожиданным бестселлером в 2000 году. Книга Мариши Пессль «Некоторые вопросы теории катастроф» также играет с формой, напоминая работы ранних постмодернистов, что произвело большой фурор в 2006 году.
Garth Risk Hallberg получил аванс в размере 2 миллионов долларов за книгу «City on Fire» (2015), обширный роман о Нью-Йорке, в основное повествование которого включены «найденные» тексты. Сейчас книга известна своей неспособностью оправдать шумиху, хотя это своего рода потрясающее достижение. Просто это было не то, за что в конечном итоге ухватилось бы огромное количество читателей.
Одним из возможных исключений из моего наблюдения является "Interior Chinatown" Charles Yu, объединяющий киносценарий и метавымышленное тщеславие в исследовании расы и идентичности, поскольку его персонаж, Уиллис Ву, пытается увидеть себя парнем из кунг-фу, а не типичным азиатским мужчиной, роль, которую ему отвел мир вокруг. Ю использует всю мощь метавымышленных приемов, историю в истории, авторский комментарий и так далее, и читатели, похоже, восприняли это довольно хорошо, так что в постмодернистской металитературе нет ничего отталкивающего.
Раньше своим ученикам на вводном курсе по писательскому мастерству я читал вслух «Школу» Дональда Бартельми или его «Some of Us Had Been Threatening Our Friend Colby», и это им нравились, но у меня практически не было учеников, которые бы пытались написать история в его стиле.
Может быть, стоит спросить, что произошло, а также - что происходит?
Телеграм-канал "Интриги книги"